Кардинальный шаг в развитии представлений о сущности неосознаваемых регуляторов деятельности был сделан в культурно-исторической психологии. Не излагая здесь всего массива экспериментальных и теоретических исследований этого пласта бессознательного, укажем только на те два направления, в которых велись эти исследования.
В генетическом аспекте изучение «предсознательного» было неразрывно связано с анализом проблемы развития произвольной регуляции высших форм поведения человека. «Произвольность в деятельности какой-либо функции является всегда оборотной стороной ее осознания», — . писал один из идейных вдохновителей и родоначальников этого направления Л. С. Выготский (1956). В свете изложенного выше понимания бессознательного как формы психического отражения, в которой субъект и мир представляют одно нераздельное целое, особенно очевидной становится необходимость столь жесткого увязывания Л. С. Выготским между собой произвольности и осознанности деятельности человека. Ведь произвольность всегда предполагает контроль со стороны субъекта за своим поведением при наличии намерения осуществить желаемый им акт поведения, подчинить то или иное поведение, например, запоминание своей власти. Но для такого контроля, как минимум, необходимо как бы бросить взгляд на свое собственное поведение со стороны, противопоставить себя окружающей действительности. Там, где нет произвольного контроля, там нет противопоставления себя миру, а тем самым нет осознания. Проблема произвольности — осознанности поведения была подвергнута глубокому анализу в известных работах по произвольной и непроизвольной регуляции деятельности (Запорожец, 1960; Зинченко, 1961).
В функциональном плане изучение неосознаваемых регуляторов деятельности непосредственно вписывается в проблему автоматизации различных видов внешней и внутренней деятельности. Так, А. Н. Леонтьевым проанализирован процесс превращения в ходе обучения действия, направляемого осознаваемой предвидимой целью, в операцию, условия осуществления которой только «презентируются» субъекту. В основе осознания, таким образом, лежит изменение места предметного содержания в структуре деятельности, являющееся следствием процесса автоматизации — деавтоматизации деятельности. Это положение радикально отличается от представлений о динамике осознания в классической интроспективной психологии сознания. Если интроспективный психолог ищет причину изменения состояний сознания внутри самого сознания, то для представителей деятельного подхода и «физиологии активности» ключ к изменению состояний сознания — в самом движении деятельности, ее развитии, ее автоматизации и дезавтоматизации.
В ходе процесса автоматизации происходит стирание грани между субъектом и объектом, растворение субъекта в деятельности. Н. А. Бернштейн приводит яркий пример такого слияния субъекта с миром, происходящего в процессе автоматизации деятельности, обращаясь к фрагменту из произведения Л. H. Толстого «Анна Каренина»: «Чем далее Левин косил, тем чаще и чаще чувствовал он минуты забытья, при котором уже не руки махали косой, а сама коса двигала за собой <…> полное жизни тело, и как бы по волшебству, без мысли о ней, работа, правильная и отчетливая, делалась сама собой» (Л. Н. Толстой).
В основе функционирования автоматизированных форм поведения лежат операциональные установки и стереотипы. Проведенные с позиции представлений об уровневой природе установки как механизма стабилизации деятельности исследования позволили экспериментально выявить две существенно отличающиеся неосознаваемые формы регуляции автоматизированного поведения (Михалевская, 1983). Было показано, что традиционно изучавшиеся классическим методом фиксации установки Д. Н. Узнадзе относятся к так называемым установкам на целевой признак, т. е. признак сравниваемых установочных объектов, который с самого начала осознается субъектом. Установки на целевой признак лежат в основе «сознательных операций» (А. Н. Леонтьев), которые возникли вследствие автоматизации действия. Такого рода сознательные операции возникают в ходе неоднократных повторений действия, например, при обучении вождению автомобиля, косьбе или письму. Содержание цели действия, вначале осознаваемое субъектом, занимает в строении другого, более сложного действия место условия его выполнения. Вследствие изменения места цели в структуре деятельности, сдвига цели на условие, происшедшего при автоматизации действия, данное действие превращается в сознательную операцию. По своему происхождению сознательные операции появляются вследствие автоматизации действий; по способу регуляции сознательные операции — потенциально произвольно контролируемые; по уровню отражения — вторично неосознаваемые (при появлении затруднений в ходе их осуществления могут осознаваться); по динамике протекания — гибки, лабильны. Таковы черты сознательных операций. Установки на целевой признак, регулирующие протекания сознательных операций, если говорить в терминологии Д. Н. Узнадзе, исходно принадлежат плану объективации. Иными словами, основной массив экспериментальных исследований школы Д. Н. Узнадзе посвящен изучению особенностей именно этих лишь вторично неосознаваемых установок, установок на целевой признак.
От вторично неосознаваемых установок на целевой признак принципиально отличаются операциональные установки на неосознаваемый признак (иногда говорят «иррелевантный признак»). Эти установки регулируют приспособительные операции. Приспособительные операции относятся к реактивному иерархически самому низкому уровню реагирования в структуре деятельности субъекта. Они возникают в процессе непроизвольного подражания или прилаживания, подгонки к предметным условиям ситуации, например, приспособления ребенка к языковым условиям, в результате которого усваиваются различные грамматические формы, используемые в речевом общении. Приспособительные операции характеризуются тремя следующими свойствами: по способу регуляции приспособительные операции — непроизвольны; по уровню отражения— изначально неосознаваемы; по динамике протекания— косны, ригидны.
В экспериментальном исследовании М. Б. Михалевской, А. Н. Гусева и Г. Я. Шапирштейна было выявлено, что установки, выработанные на побочный неосознаваемый признак, существенно отличаются от установок на целевой признак по выраженности иллюзии фиксированной установки. Оказалось, что установочный эффект, обусловленный установкой на неосознаваемый признак, гораздо сильнее и потому дольше сохраняется, чем эффект установки на целевой признак (Михалевская, 1983). Полученные данные представляют троякий интерес. Во-первых, четко выявлена зависимость основных свойств установки от места установочного признака в структуре деятельности. Во-вторых, показано, что за установками на целевой признак, изучаемыми в школе Д. Н. Узнадзе, стоит иная психологическая реальность, чем за установками на операциональный иррелевантный признак. Эти факты, тем самым, подтверждают положение о существовании разных установок по параметру степени осознанности того признака, на который они фиксируются, и, тем самым, переводят в плоскость экспериментальных исследований старую дискуссию о неосознаваемых и осознаваемых установках. В-третьих, в будущем выделенные установочные эффекты могут быть использованы в качестве лакмусовой бумажки того, с каким уровнем деятельности в экспериментах мы имеем дело — с действием, автоматизировавшимся в сознательную операцию, т. е. с пластом активной регуляции в деятельности, или же с приспособительной операцией, выражающей пласт реактивной адаптации субъекта к действительности.
4. Неосознаваемые резервы органов чувствПри анализе проблемы определения порогов ощущения, диапазона чувствительности человека к разным внешним раздражителям были обнаружены факты воздействия на поведение таких раздражителей, о которых он не мог дать отчета (И. М. Сеченов, Г. Т. Фехнер). Для обозначения разных аспектов этих субъективно неосознаваемых подпороговых раздражителей предложены понятия «пред- внимания» (У. Найссер) и «субсенсорная область» (Г. В. Гершуни). Процессы «предвнимания» связаны с переработкой информации за пределами произвольно контролируемой деятельности, которая, непосредственно не затрагивая цели и задачи субъекта, снабжает его полным неизбирательным отображением действительности, обеспечивая приспособительную реакцию на те или иные еще не распознанные изменения ситуации (например, так называемый феномен «шестого чувства» — что-то остановило, что-то заставило вздрогнуть и т. п.). Психофизиологической основой процессов предвнимания являются субсенсорные раздражители. Субсенсорной областью названа зона раздражителей (неслышимых звуков, невидимых световых сигналов и т. п.), вызывающих непроизвольную объективно регистрируемую реакцию и способных осознаваться при придании им сигнального значения. Изучение процессов предвнимания и субсенсорных раздражителей позволяет выявить резервные возможности органов чувств человека, зависящие от целей и смысла решаемых им задач. На примере анализа проявлений этого класса неосознаваемых психических процессов явно выступает адаптивная функция бессознательного в целенаправленной деятельности человека. Развитие представлений о природе бессознательного, специфике его проявлений, механизмах и функциях в регуляции поведения человека является необходимым условием создания целостной объективной картины психической жизни личности.
Самое важное и вместе с тем очевидное, к чему мы приходим при анализе сферы бессознательного с позиций деятельностного подхода в культурно-исторической психологии, заключается в том, что три пути к изучению психики человека вовсе не представляют собой трех параллельных прямых, которым не суждено пересечься в пространстве научного мышления современной психологической науки. Сегодня совершенно ясно, что благодаря взаимопроникновению подходов, связанных с исследованием бессознательного, деятельности и установки, каждый из них в буквальном смысле слова обретает свое второе дыхание. Деятельностный подход, если он и дальше будет настороженно относиться к богатейшей феноменологии бессознательного, окажется не в состоянии объяснить многие факты, касающиеся закономерностей развития и функционирования мотивационно-смысловой сферы личности, познавательных процессов, различных автоматизированных видов поведения. Ведь старый образ, олицетворяющий сознание с верхушкой айсберга, в процессе психической регуляции деятельности, — это не только красивая метафора. Он наглядно отражает реальное соотношение осознаваемого и неосознаваемого уровней психики в регуляции деятельности, в жизни человека. Вот поэтому исследования познания, личности, динамики межличностных отношений, оставляющие за бортом неосознаваемый уровень регуляции деятельности, являются по меньшей мере однобокими.
В свою очередь, только выявив функциональное значение бессознательного и установки в процессе регуляции деятельности, мы сможем глубже проникнуть в природу этих проявлений психической реальности. Именно анализируя бессознательное и его функцию в деятельности человека, мы приходим к позитивной характеристике бессознательного как уровня психического отражения, в котором субъект и мир представлены как одно неразделимое целое. Установка же выступает как форма выражения в деятельности человека того или иного содержания — личностного смысла или значения, которое может быть как осознанным, так и неосознанным. Функция установки в регуляции деятельности — это обеспечение целенаправленного и устойчивого характера протекания деятельности личности.
Анализ бессознательного с позиций теории деятельности позволяет, во-первых, наметить те проблемы и направления, в русле которых изучались явления выделенных нами классов (проблема передачи и усвоения опыта; проблема детерминации деятельности; проблемы произвольной регуляции высших форм поведения и автоматизации различных видов внешней и внутренней деятельности; проблема поиска диапазона чувствительности), во-вторых, вычленить в пестром потоке этих явлений четыре качественно различных класса (надындивидуальные надсознательные явления, неосознаваемые мотивы и смысловые установки личности, неосознаваемые механизмы регуляции способов деятельности, неосознаваемые резервы органов чувств) и обозначить генезис и функцию явлений разных классов в деятельности субъекта. Необходимость содержательной характеристики бессознательного как формы психического отражения, в которой субъект и мир представляют одно неразрывное целое, а также подобной классификации неосознаваемых явлений состоит в том, что нередко встречающееся противопоставление всех трех разнородных явлений уживается с полной утратой их специфики, что существенно затрудняет продвижение на нелегком пути их изучения. Между тем лишь выявление общих черт и специфики этих «утаенных» планов сознания (Л. С. Выготский) позволит найти адекватные методы их исследования, раскрыть их функцию в регуляции деятельности и тем самым не только дополнить, но и изменить существующую картину представлений о деятельности, сознании и личности в культурно-исторической неклассической психологии.
ЛитератураАвтономова Н. С. О некоторых философско-методологических проблемах психологической концепции Жака Лакана // Бессознательное: природа, функции, методы исследования. Т. I. Тбилиси, «Мецниереба», 1978.
Асмолов А. Г. Деятельность и установка, М., 1979.
Асмолов А. Г. Основные принципы психологического анализа и теории деятельности // Вопросы психологии. 1982. № 2.
Асмолов А. Г. О предмете психологии личности // Вопросы психологии. 1983. № 3.
Бассин Ф. В. Проблема «бессознательного», М., 1968.
Бассин Ф. В. У пределов распознанного: к проблеме предречевой формы мышления // Бессознательное: природа, функции, методы исследования. Т. III. Тбилиси, «Мецниереба», 1978.
Бассин Ф. В. О современном кризисе психоанализа // Шерток Л. Непознанное в психике человека, М., 1982.
Бассина Е. З., Насиновская Е. Е. Роль идентификации в формировании альтруистических установок личности // Вестник Моск. ун-та. Сер. 14, Психология. 1977. № 4.
Бернштейн Н. А. Очерки по физиологии движений и физиологии активности, М., 1966.
Вернадский В. И. Размышления натуралиста, М., 1977.
Выготский Л. С. Избранные психологические произведения, М., 1956.
Выготский Л.C, Лурия А.Р. Этюды по истории поведения, М.-Л., 1930.
Гершуни Г. В. О количественном изучении пределов действия неощущаемых звуковых раздражителей. Т. 2. Проблемы физиологической акустики. 1950.
Запорожец А. В. Развитие произвольных движений, М., 1960.
Зинченко В. П. Непроизвольное запоминание, М., 1961.
Зинченко В. П.. Деятельность и установка: нужна ли парадигма? // Бессознательное: природа, функции, методы исследования. Т. I. Тбилиси, 1978.
Леви-Брюль Л. Первобытное мышление, М., 1930.
Леклер Ж. Бессознательное: иная логика // Бессознательное: природа, функции, методы исследования. Т. III. Тбилиси, 1978.
Леонтьев А. Н. Избранные психологические произволения: в 2-х т. М., 1983.
Леонтьев А.Н., Запорожец А. В. Восстановление движений, М., 1945.
Лосский П. О., Радлов Э. Л. (ред.). Бессознательное. Новые идеи в философии. 1914. № 5.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23.
Михалевская М. Б. Экспериментальное исследование эффектов установки в русле теории деятельности // А. Н. Леонтьев и современная психология. М., 1983.
Найссер У. Познание и реальность, М., 1981.
Налимов В. В. Непрерывность против дискретности в языке и мышлении // Бессознательное: природа, функции, методы исследования. Т. III. Тбилиси, 1978.
Пиаже Ж. Речь и мышление ребенка, М.—Л., 1932.
Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии, М., 1959.
Субботский Е. В. Изучение у ребенка смысловых образований И Вестник Моск. ун-та. Сер. 14, Психология. 1977. № 1.
Узнадзе Д. Н. Психологические исследования, М., 1966.
Фрейд 3. Я и Оно, М., 1924.
Фрейд 3. О «диком» психоанализе // Фрейд 3. Методика и техника психоанализа. М., 1923.
Шерозия А. Е. Сознание, бессознательное психическое и система фундаментальных отношений личности: предпосылки общей теории // Бессознательное: природа, функции, методы исследования. Т. III. Тбилиси, 1978.
Ярошевский М. Г. Надсознательное в научном творчестве и генезис психоанализа Фрейда // Бессознательное: природа, функции, методы исследования. Т. III. Тбилиси, 1978.
A Comprehensive Dictionary of Psychological and Psychoanalytical Terms / H. B. English, A. Ch. English (Eds.). Longmann, 1958.
Выготский, Гамлет, Спиноза и неклассическая психология[32]
Сегодня, глядя в зал, я невольно вспоминаю строки Бориса Леонидовича Пастернака:
Это стихотворение называется «Гамлет» Я начал с этого не случайно, так как нахожу, что чрезвычайно важно понять, с кем идентифицируется тот или иной гений, когда идет по своему жизненному пути.
Для Л. С. Выготского в его развитии — можно об этом много спорить и говорить — всегда были две центральные фигуры. Это фигура Гамлета, к которой он в своем творчестве возвращался много раз, и фигура Бенедикта Спинозы, который перевернул мышление, складывавшееся многие столетия. По сути дела, любовь к Гамлету и Спинозе во многом определила сам стиль мышления Л. С. Выготского, в котором не только настоящее, но и будущее психологий. Что же случилось на этом веку?
Если бы мы провели простой эксперимент, спросив во многих школах России, по каким направлениям они развиваются, то услышали бы имена, прежде всего, Л. С. Выготского, Д. Б. Эльконина, В. В. Давыдова. А последние десять лет (иногда можно говорить круглыми категориями) стали десятилетием либеральной доктрины вариативного образования в школе. Доктрины, которая полностью вырастает из исследований Л. С. Выготского конца двадцатых годов. Именно культурно-историческая неклассическая психология определила логику развития либерального вариативного образования России. Именно культурно-историческая психология произвела, как сейчас предпочитают говорить, серьезнейшую модернизацию в современном мире образования: в России, Голландии, Финляндии, Бразилии, США. Иными словами, произошла смена парадигм в области образования. Почему? Ответ на этот вопрос мы находим в нескольких работах, которые в свое время прошли почти незамеченными, но сейчас все более выделяются, помогая анализу творчества Льва Семеновича Выготского. Это работы одного из последователей и учеников Выготского — Д. Б. Эльконина.