И вот появляется «РС». Начинает работать в области потребительского кредитования. И от 70 млн. долларов в 2001 году вырастает до 4 млрд. долларов в 2005-м! График — красота, чистая экспонента (рис. 1).
Как такое возможно? На этом примере видны все типичные для моих зверюшек черты. Сознательный и точный выбор ниши — раз. Яркая идея освоения этой ниши — два. Честный бизнес… уточняю: честный не в том смысле, что соблюдаются малейшие требования закона, а в том, что успех достигается за счет создания нужного потребителю продукта (в данном случае — кредита на покупку бытовой техники), а не за счет махинаций. Так вот, честный бизнес — три. И как следствие — феноменальный рост плюс сопротивляемость иностранной конкуренции.
Примечательно, что «РС» освоил новую нишу с помощью «высокой компьютерной технологии» — скоринга, то есть компьютерного анализа профиля потенциального клиента. По результатам скоринга принимается важнейшее в этом бизнесе решение — кому давать кредит, а кому не стоит. Правильный выбор скоринга сделал оформление кредита «РС» простым и быстрым. Это и был ключ к успеху.
Перейдем ко второму «зверю». Думаю, что слово «факторинг» говорит типичному технарю/научнику/айтишнику еще меньше, чем «скоринг». Как выяснилось, там тоже были зарыты миллиарды.
Зверюшки: «НФК»А.Ю.: Итак, «Национальная факторинговая компания» («НФК»). Тоже сумасшедший график роста (рис. 2, здесь и далее * на диаграммах указывает на оценочные данные). Факторинг — это вещь, необходимая быстро растущим фирмам, особенно небольшим.
Допустим, ты что-то продал с отсрочкой платежа. Тебе в ответ пришли векселя. Тот, кому ты продал, обязуется через 90—120 дней заплатить. А деньги нужны сейчас — если ты растущая компания. Что делать? Залезать в свой карман? Тогда росту конец. Можно взять кредит — но он не для всех хорош. Для малых фирм в российских условиях кредит практически невозможен, потому что нужно имущество, которое можно отдать под залог. А что у фирмы есть такого, что банк возьмет в качестве залога? Да и оформлять его долго, а для растущих фирм фактор времени решающий.
Итак, опять (как и в случае с «РС») ситуация на вид тупиковая. И опять эта тупиковость означает наличие пустого рынка. Тут-то на сцену и выходит факторинг. Он работает так. Полученные векселя передаются факторинговой фирме (фактору); она сразу платит 90% от общей суммы, а когда поступит платеж от вашего покупателя, заплатит и остальное, за вычетом комиссии (как правило в РФ — 4% от суммы). Да, за год комиссия набежит прилично. Тем не менее 90% от суммы вы получаете очень быстро.
Давайте посмотрим, где это сработало. Оказывается, именно здесь мы и обнаруживаем кластеры. Факторингом стали очень активно пользоваться торговые сети и их поставщики. Сети работают в современных форматах — супермаркет, гипермаркет, дискаунтер, convenience store (магазин рядом с домом, такие магазины очень популярны). Сети стали быстро расти, и возникла проблема — где брать деньги, чтобы закупать все больше товаров. Тогда сети начали требовать отсрочки платежа у производителей. А ведь уже появились наши производители, чьи товары уходят мгновенно. Среди них есть и обитатели моего зоопарка — например, комбинат «Лебедянский», который выпускает соки "Я". Этот комбинат стал клиентом «НФК». Деньги по описанной выше схеме он получает от «НФК» сразу, что позволяет ему расти. Итак, сети пользуются отсрочками платежа, комбинат — факторингом, а в результате мы получаем три экспоненты: все участники сообщества стремительно растут. Но ведь это и есть кластер (рис. 3)!
Так работает один из механизмов кластеризации, положительная обратная связь. Есть и другие — например, сознательное копирование лидера, которое мы наблюдаем в секторе потребительского кредитования: чешский конкурент «Русского стандарта», работающий в России «Хоум Кредит энд Финанс Банк» (он входит в Home Credit Group, принадлежащую Чешской Страховой компании), теперь тоже растет по экспоненте. Ну и, конечно, в процессе конкуренции имеет место взаимная «тренировка» компаний, с которой мы начали наш рассказ о кластерах.
Итак, «природная» кластеризация у нас обнаружилась, но — вдали от технологического прогресса. Однако Андрей Юданов считает, что это не повод для огорчений. За идущими процессами проглядываются очень интересные и очень естественные закономерности.
Зверюшки: ареал обитанияА.Ю.: Действительно, на первый взгляд такие кластеры разочаровывают. Может быть, приятнее было бы увидеть нечто подобное в авиапроме, а не вокруг розничной торговли. Но изучая эти данные, я понял, что происходящее не так уж плохо. По существу, растут две сферы. Первая — все то, что выходит непосредственно на потребителя. Вторая — все то, что касается инфраструктуры бизнеса. Большинство найденных примеров взрывного роста относятся к одной из этих групп.
«Коркунов» с его конфетами (см. врезку на стр. 25. — Л.Л.-М.), «Ральф Рингер» (обувная промышленность), «Инмарко» (производство мороженого, очень интересная компания из Сибири, почти неизвестная в Москве), ряд других — это первая группа. Вторая группа — упомянутые «РС» и «НФК»; в нее же попадают, с четкими экспонентами роста, три компании сотовой связи — «Вымпелком», «Мегафон», «МТС». Компания «СПСР-Экспресс», которая занимается экспресс-почтой, тоже здесь. Есть еще примеры, и я особо отметил бы две фирмы, создающие не информационную, а транспортную инфраструктуру, — «Алтайвагон» и «Волга-Днепр».
«Алтайвагон» производит самые обыкновенные железнодорожные вагоны. Казалось бы, какие тут могут быть прорывы? А вот пожалуйста — в 1999 году оборот был 235 млн. рублей, в 2005-м — около 7 млрд. рублей (рис. 4, сплошная линия на графике — рост экономики в целом). Причем на этом рынке работают и другие машиностроительные компании, но такого успеха не добиваются. «Волга-Днепр» (выросшая с 2001 по 2005 год впятеро, с 80 до 400 млн. долларов в год) работает в основном за рубежом, закрывая 52% мирового рынка крупногабаритных авиаперевозок. Фирма использует гигантские самолеты «Руслан», и существующего парка уже не хватает. Ульяновский авиазавод, выпускавший «Русланы», в своем нынешнем состоянии, к сожалению, не способен возобновить производство. Поэтому «Волга-Днепр», заказавшая ему десять новых машин, планирует вложить в восстановление производства целых 6 млрд. долларов.
Обе эти группы, обе линии интересны и важны, но вторая, пожалуй, интереснее. Ведь по «первой линии» в России так трудно работать потому, что у нас слабо развита инфраструктура. И начался естественный процесс ее роста. Факторинг — инфраструктура, потребкредиты — инфраструктура, бешеный подъем сотовой телефонии — инфраструктура, взлет массы оптовых торговых фирм — инфраструктура.
К сожалению, в зоопарке Юданова не представлены более знакомые компьютерщикам виды и подвиды. Возможно, где-то и в этой отрасли есть точки экспоненциального роста — но наука, похоже, пока не в курсе дела.
А.Ю.: Вы знаете, я думал перед нашей встречей — найду ли хоть что-нибудь, пусть отдаленно, но напоминающее высокотехнологический сектор? Нашел, но немного, и не столь впечатляющее. Вот фирма «Гарант», у нее — утроение числа клиентов за три года, с 2002-го по 2005-й. Это инфраструктура бизнеса, автоматизированные справочно-правовые системы. Три компании сотовой связи уже упоминались. К сожалению, надежных данных по ИКТ-отрасли очень мало. Есть высказывания в прессе по поводу высоких процентов роста ABBYY за последние четыре года. «Ланит» сообщает, что число занятых выросло за последние годы с 600 до 4000 — ну не зря же эти самые «занятые» там работают. Другими словами, есть признаки, что в компьютерных отраслях, и особенно, полагаю, в сфере программного обеспечения, идет точно такой же процесс. Тем более что многие из них прямо или косвенно тоже работают на деловую инфраструктуру. Только, к сожалению, мы не видим эти экспоненты роста в доступных для изучения источниках.
Маленькое чудо не для среднего классаВсе-таки неясно, можно ли говорить о тенденции и прогнозировать распространение этих чудес на экономику в целом. К тому же экспоненциальный рост не может быть длительным. Сценарий дальнейшего развития вряд ли кто возьмется написать. Но общую схему, которой он определяется, Юданов поясняет на очень простых картинках.
А.Ю.: Рассуждения о будущем всегда напоминают научную фантастику. Но давайте попробуем сделать обобщения. После кризиса (не кризиса 1998 года, а нашего общего, трансформационного кризиса) экономика иссушилась. Рост возможен не везде. Если ты занимаешься производством машин для производства машин для производства машин, а эти машины вообще никому не нужны, поскольку все равно будут покупать зарубежные, то тут как ни дергайся, ничего не будет. Поэтому нужно искать новые возможности, и сейчас фирмы начинают занимать те ниши, которые создала для них наша фантастическая, быстро меняющаяся экономика. Начинается сознательное, обдуманное заселение этих ниш теми, кто нацелен на поиск нового. В этих нишах мы и видим быстрый рост. Но рост был бы недолгим, если б не появлялись кластерные взаимосвязи. А как только они появляются — они поддерживают друг друга, а потом могут подключаться и другие фирмы, которые успешно прорвались на мировой рынок и заняли там свою нишу. Все эти стадии я схематически изобразил на рис. 5.
Впрочем, пока такое возможно лишь там, где уже есть реальные деньги. А это — что-нибудь связанное либо с энергоносителями (но ни в коем случае не сами «нефтянка» или «газпром» — там олигархи, это не бизнес в точном смысле слова, это не то, что я изучаю), либо с деньгами потребителей.
Сегодня я могу аргументированно говорить лишь о том, что именно в этом секторе произошел рывок. Там наши кластеры, и там мы уже получили нечто — маленькое, но приятное.
То есть маленькое экономическое чудо в России уже состоялось.
Хотелось бы, чтобы такие процессы роста захватывали все больше секторов. Но мы знаем, что экспоненты долго не живут. Они на что-нибудь натыкаются. Сейчас они растут за счет неисчерпанных пока ресурсов. Довольно скоро этот рост выйдет на плато — но, с другой стороны, разве это плохо? Ведь сектор разовьется — и создаст, быть может, базу для второго поколения экспонент.
Но людям подозрительны даже такие умеренно оптимистические выводы. На семинаре теоретического отдела ФИАНа[Физический институт им. Лебедева РАН. Многие физики сейчас занимаются эконофизикой и часто приглашают на свои семинары экономистов. — Л.Л.-М.] меня спросил руководитель семинара Дмитрий Чернавский: может быть, все эти фирмы, которые «на потребителя», на самом деле только на богатых работают? Я тогда не сразу сообразил, что ответ тут не просто отрицательный. Он содержательно отрицательный! Его можно обосновать экономически.
Дело в том, что у нас очень сильное неравенство в распределении доходов. Их традиционно делят на так называемые квинтили, 20-процентные доли. Самая богатая 20-процентная доля населения даже по официальной статистике получает 50% всех доходов в России (есть как бы две России: в одной живет 80% жителей, в другой — 20%, а по размерам доходов они одинаковы). Но если взять примеры фирм из моих зверюшек — никто из них не работает на верхний квинтиль. Они работают на второй квинтиль! На ту двадцатипроцентную долю населения, которая получает ровно 20% доходов.
Кто эти люди? У нас термин «средний класс» постепенно девальвируется. Выясняется, что этого среднего класса всего 14 процентов. Из него сверху нужно еще процентов 5 вычесть, остается 9 процентов, приближенных к «самым верхним». Начинаешь думать, что это просто разновидность богатых, по-другому названная. А вот второй квинтиль — это профессионалы и служаки. Недавно руководитель «Хоум Кредит энд Финанс Банк» сказал: мы не работаем на средний класс, мы работаем на тех, кто несколько беднее. И четко проаргументировал: ведь представителю среднего класса не нужно брать кредит, чтобы купить холодильник! Это же правда, согласитесь. Тот же «Коркунов» — хорошие конфеты и относительно дорогие. Но вы же понимаете, что есть еще и «Линдт», и «Ферреро», которые в три раза дороже (хотя конфеты-то у «Коркунова» по-настоящему хорошие!).
Ну а главное обобщение по поводу выбора ниш такое: сегодня наибольший эффект дает не текущая конкуренция, а конкуренция за будущее.
Модели для хайтекаКогда речь заходит о будущем и тем более о конкуренции за него, сразу приходит на ум извечная российская борьба за модернизацию и передний край прогресса. Юданов с оптимизмом относится к намеченным правительством шагам по направлению к инновационной экономике. Однако естественные, ненавязываемые сверху процессы развития вызывают у него большую симпатию.
А.Ю.: Во всех наших концепциях развития хайтека, инноваций мне не нравится только одно — их чрезмерная искусственность.
Тем не менее я думаю, что идеология технопарков, особых зон для хайтека — то есть довольно искусственных образований — в основе своей правильна. Технопарки, венчурный бизнес — это совершенно особая экономика. В нее нужно вкладывать деньги — но эффект дадут только те самые знаменитые «умные деньги». То есть не просто рубли, а рубли вместе с консультациями, со связями на рынке, с защитой интеллектуальной собственности. Из практики известно, что механизмы венчурной технологической экономики работают только на ограниченном пространстве. Не случайно Кремниевая Долина такая компактная, при том что там сидят многие тысячи фирм.
Причина проста, и эта причина — информационная. Как профессор экономической теории, я сразу вспоминаю термин «информационная асимметрия». Любой венчурный бизнес — это ситуация, в которой принципиально не хватает данных.
Предприниматель не знает, что за сумасшедший изобретатель к нему пришел. Он не знает, как рынок примет новое изобретение.
Неизвестно, сколько времени и средств понадобится для успеха. Если такой информации нет, венчурный механизм не сработает, у него будет КПД паровоза. Вот почему сторонние источники информации необходимы. А они возникают за счет очень тесной, узкой тусовки, в которой знают, что по гамбургскому счету ценно, а что — безобразие, хоть и очень красиво упакованное.
Впрочем, инновационная экономика у нас уже существует. Это пока маломощная, но уже превратившаяся в касту сфера деятельности.
Конечно, взрывы роста будут, когда в нее по-серьезному придут западники. Но хотелось бы, чтобы еще и государство по-серьезному помогло. Хотелось бы чего-то вроде «второго пришествия голландцев», как было при Петре Первом. Главное, что нам нужно туда привлечь, — не деньги как таковые, а головы выдающихся венчурных капиталистов.
Не инновации, а инвестицииСамое интригующее в истории с экспонентами — ее человеческое измерение. Что следует из появления этих обнадеживающих признаков экономического роста для каждого из нас? Какой должна быть персональная стратегия человека, стремящегося к личному успеху? В первую очередь этот вопрос задают себе студенты. Андрей Юданов знает, как на него ответить.
А.Ю: Одна из критических слабостей нашего образования (в частности, экономического) в том, что оно не ориентировано на формирование предпринимательского духа. Я показываю материалы по взрывному росту студентам и вижу, как они шалеют, как у них глаза вылезают из орбит.
У себя в Финакадемии мы теперь учим экономической теории (пока — только ей) в формате менеджериал (managerial). В свое время Хайек объяснил простую вещь: рынок состоит из кучи непередаваемой друг другу «информации времени и места», как он ее называл. Я на своем месте знаю одно, ты на своем — другое. Предприниматель — человек, который умудряется вытащить эту скрытую информацию. Средство для этого — денежный механизм, цены. Если что-то вдруг начало хорошо продаваться, ты можешь не знать, какие обстоятельства времени и места определили большой спрос. Но этот интегрирующий способ передачи информации, через деньги и рынок, позволяет предпринимателю ориентироваться.
Австрийский экономист Израэль Кирцнер (Israel Kirtzner) приводил такую метафору: предприниматель вовлечен в текущий бизнес, он всегда занят рутиной, но если он настоящий предприниматель, он откуда-то знает, что за спиной у него пролетает стодолларовая купюра, и умудряется в нужный момент выбросить руку и поймать ее. Я считаю, что вот это надо воспитывать. Особенно для работы на нашем рынке. Сейчас российский рынок можно сравнить с куском сыра, источенного дырами. Каждая дыра — ниша для умного предпринимателя. Выигрыш-то не в том, чтобы конкурировать с другим таким же, сидя на заполненном куске сыра. Ничего ты там не высидишь. Выигрыш в том, чтобы найти новую нишу.
В теоретических учебных курсах, к примеру, часто преподают идиотские вещи: как решить, производить на предприятии 621 деталь или 622 детали? Сравнивая два показателя, ты находишь оптимум и на основе дальнейшего анализа принимаешь это эпохальное решение. Получается, что предел мечтаний предпринимателя в том, чтобы производить 622 детали! А в жизни надо смотреть не только на переменные «цена-количество». Сам продукт должен быть одной из переменных! Сегодня надо мыслить в категориях риска и неопределенности, но эти категории не входят в обычный канон, в парадигму, в которой написано предыдущее поколение наших учебников.
Не только экономистам — даже физикам не худо бы прививать элементы предпринимательского духа. Это особенно важно именно в российской экономике. Возьмите венчурное предприятие: чуть ли не главное условие, по которому ему дают (или не дают) деньги, наличие (или отсутствие) на предприятии тандема из двух человек: того, кто придумал антигравитационный двигатель, и того, кто видит, как из него сделать мотоцикл, который будут отрывать с руками, потому что он крутой. Чтобы тандем сложился, эти люди должны хорошо понимать друг друга. Поэтому прекрасно, если в математическом или физическом институте учат еще и предпринимательству — сейчас такие примеры начинают появляться.
Вот типовая проблема в инновационном венчурном бизнесе: нашелся бизнес-ангел — но он желает 50% процентов участия (паев, акций) в будущей фирме. С точки зрения изобретателя — физика, математика, — он же грабитель, ничего не создавал, а хочет 50%. Так вот, физику надо объяснить, что на рынке без этих денег он ничего не значит! Что рынок может его не принять при любых технических достоинствах самого проекта — а в это время куда более слабая работа будет иметь колоссальный успех.