Выбравшись на улицу пошире, заметила нескольких местных жителей. Люди никуда не спешили, а, кажется, просто вышли подышать свежим воздухом да поговорить. Максимум — сходить в ближайшую лавку. Поздоровалась с Тэмом, здешним сапожником, миновала пару домов, а возле стены третьего увидела человека, сидящего прямо на голой земле.
Такое здесь принято не было. Район пусть и небогатый, но скамейки имеются, да и в крайнем случае на ступеньку можно присесть. А этот словно не замечал, насколько неудобно устроился. Наоборот, сидел, прикрыв глаза, с блаженной улыбкой на лице и ритмично покачивался из стороны в сторону. Зрелище мне откровенно не понравилось, и я подошла поближе. Это было куда более серьёзно, чем незаконно разукрашенные стены, так что проходить мимо не было ни малейшего желания.
— Эй! — окликнула я сидящего мужчину.
Никакой реакции. Он не только не ответил, но и вообще никак не отреагировал на моё приближение. Не открыл глаз — даже ресницы не дрогнули, — и продолжил покачиваться, будто в такт ему одному слышной музыке.
— Уважаемый, вы не замёрзните? — громче спросила я, склонившись над незнакомцем.
И вновь меня будто не замечали.
— Без толку, — сообщил подошедший тем временем Тэм. — Когда он вот так вот усядется, ни на что не реагирует часа по три.
Разогнув спину, я обнаружила, что и остальные местные подошли поближе, с любопытством следя за развитием событий.
— И часто он так 'усаживается'? — осведомилась я.
— Да в последнее время частенько, — ответил Тэм. — Вчера так сидел, и третьего дня тоже…
— Третьего дня он к матери ездил, — возразила какая‑то бабка в сером переднике. — Четыре дня назад — вот тогда сидел.
Тэм почесал затылок, сдвинув набок шапку.
— Может, и четыре, — согласился он.
— Ну, понятно, — проворчала я.
Присела перед обсуждаемым парнем на корточки, бесцеремонно взяла за руку и первым делом задрала рукав, намеренная взглянуть на вены. Его поведение было вполне характерным для человека, принимающего ронаин — наркотик, который обычно вводили в организм через кровь.
Ничего не обнаружив на правой руке, я проверила левую. Однако и там не было ни синяков, ни других признаков уколов. Непонимающе нахмурившись, я приподняла парню голову — он так и не открыл глаз, даже раскачиваться по мере возможности продолжал — и посмотрела в лица. Приподняла веко, затем второе. Странно. Никаких признаков воздействия ронаина. Глазные белки не желтоватые, веки не покраснели, зрачки не крохотные, а совершенно нормального размера. Симптомов нет, а вот поведение совершенно классическое. Я попыталась растормошить сидящего, но не преуспела.
Встала и повернулась к ожидающим продолжения соседям.
— Давно это началось?
— У Мэла вроде как недавно, — не вполне уверенно протянул Тэм.
— Недавно, да, — подтвердила бабка, но меня уже интересовало другое.
— Стоп! Что значит 'у Мэла'? — быстро спросила я. — Подобное что, и с другими происходит?
— Да есть ещё пара — тройка человек, — заметил присоединившийся к нам старичок. — Вот, например, Мартин, молочницы нашей старший сын. Я его пять минут назад видел: вышел из дома Кверта, к стене прислонился, а на лице улыбка до ушей. Потом сполз по стене, да так и остался на земле сидеть. Срамота!
— Кверта, Кверта… — задумалась я. — Это Остин Кверт, который привратником в гостинице 'Лунный луч' работает?
— Тот самый, — подтвердил старичок.
— А ну‑ка пошли к нему, — решительно распорядилась я.
И первой зашагала в нужную сторону. Точного адреса я не знала, но направление себе представляла, а дальше присоединившиеся горожане не дали бы заблудиться. Пропустить представление никто не желал.
Пожалуй, в помощи спутников с указанием нужного дома потребности и не возникло бы. Место легко было определить по сидевшему у стены человеку. Молодому парню было, наверное, не более восемнадцати. Сидел он так же, как и предыдущий, закрыв глаза, блаженно улыбаясь и раскачиваясь из стороны в сторону. Только у этого ещё и пальцы рук подрагивали.
Поморщившись: никакого удовольствия такое зрелище не доставляло, я вновь присела на корточки и осмотрела Мартина на предмет симптомов приёма ронаина.
Ситуация идентична той, что я наблюдала несколько минут назад. Поведение наркомана при полном отсутствии соответствующих физиологических симптомов.
Поджав губы, я запрокинула голову, и тут мои брови поползли вверх. Ибо я почувствовала энергетические колебания, сопутствующие тёмной магии. И исходили они из дома, у стены которого я стояла.
Спешно извлекла из сумки 'зеркало', с которого уже успела стереть полученную в борделе диаграмму. Направила на закрытое окно первого этажа. Слева направо сразу же побежала новая кривая. Уткнулась в проявившееся с правой стороны изображение человеческого мозга. Я удовлетворённо кивнула — злое такое было удовлетворение, — поскольку на сей раз хорошо знала, что означает отмеченный на диаграмме участок. Да и всё остальное было теперь понятно.
Об одной такой истории мне уже доводилось слышать, хотя широкой огласки она не получила, а преступнику удалось избежать наказания. Некий тёмный маг умел оказывать на мозг то же воздействие, что и ронаин. То есть благодаря его работе, человек находился 'под кайфом' без того, чтобы принимать какие‑либо наркотики. Вместо того чтобы применить свой дар, к примеру, в работе анестезиолога, тот тёмный предпочёл подсаживать людей на 'безвредное' воздействие — естественно, за материальное вознаграждение. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: сейчас мы имеем дело с тем же самым явлением.
Удостоверившись в том, что изображение на 'зеркале' будет сохранено, и, следовательно, сможет впоследствии послужить уликой, я прикинула, насколько опасно провести задержание в одиночку. По всему выходило, что не слишком. Кверт, вероятнее всего, работает один. Сам он ни физической силой, ни особой ловкостью не отличается. Да и свидетелей уже собралось порядочно. На всякий случай я всё‑таки приготовила самозарядный арбалет — руки пока предпочитала не занимать, но удостоверилась в том, что в случае необходимости извлечь его и выстрелить будет секундным делом.
Собиралась войти в дом, но тут мне повезло. Дверь отворилась. Первым наружу вышел, пошатываясь, очередной счастливо улыбающийся мужчина. А вот следом, чуть — чуть поддержав клиента на ступеньках, на порог вышел и сам хозяин дома. На вид — невысокий безобидный дядечка лет сорока, обременённый десятком лишних килограммов.
Когда производишь задержание в одиночку, главный козырь — внезапность. Поэтому Кверт не успел сообразить, что происходит, а на его запястьях уже защёлкнулись наручники.
— Господин Остин Кверт, вы арестованы по обвинению в злоупотреблении магией тёмных. — Давно заученные слова отскакивали от зубов. — Вы имеете право хранить молчание. Арест произведён сержантом Рейс, второй округ тельрейской стражи, в присутствии свидетелей.
Свидетели громко зашушукались. Причём перешёптывания доносились теперь с разных сторон, в том числе и сверху: некоторые обитатели близлежащих домов высунулись из окон.
— О каком злоупотреблении вы говорите? — попытался изобразить недоумение Кверт.
— Воздействие на мозг жертвы с целью вызова состояния, аналогичного наркотическому опьянению, — лишённым эмоций голосом отчеканила я.
— А почему вы решили, что я причастен к чему‑либо подобному?
Я продемонстрировала ему 'зеркало'.
— Полагаю, вам известно, что любой эксперт без труда определит, вами ли было произведено зафиксированное здесь воздействие. Если окажется, что оно произведено не вами, мы тотчас же отпустим вас и непременно принесём свои извинения, — пообещала я.
— Ну хорошо. — Кверт понял, что откреститься не удастся, и подошёл к делу с совершенно другой стороны. — Допустим, я действительно применил магию тёмных. И что в этом преступного?
— То же самое, что и в распространении наркотических средств, — отрезала я.
Число зрителей быстро возрастало.
— Вовсе нет, — протянул Кверт довольным тоном человека, уверенного, что вот — вот разгромит оппонента в пух и прах. — Я не распространяю наркотики. Моё воздействие не наносит вреда здоровью. Можно сказать, я предоставляю своим клиентам плюсы наркотического опьянения, полностью освобождая их от минусов. Можно считать, что я спасаю их тем самым от использования настоящих наркотических средств, вроде ронаина. При этом они приходят ко мне по доброй воле. Как с медицинской, так и с юридической точки зрения моё воздействие совершенно легитимно.
А он хорошо подготовился. Впрочем, мы с такими, хорошо подготовленными, в участке имеем дело чуть ли не ежедневно.
— Чрезвычайно спорный вопрос, — возразила я. — Вы забыли о привыкании и социальной составляющей.
А он хорошо подготовился. Впрочем, мы с такими, хорошо подготовленными, в участке имеем дело чуть ли не ежедневно.
— Чрезвычайно спорный вопрос, — возразила я. — Вы забыли о привыкании и социальной составляющей.
— Привыкания моё воздействие не вызывает, — подозрительно быстро произнёс Кверт.
Я ухмыльнулась.
— Неужели? С физиологической точки зрения — возможно. А как насчёт психологической? Мне отлично известно, как работает такое воздействие, Кверт. — Мой голос стал холодным и жёстким. — Человек очень быстро впадает в зависимость от того состояния, в которое вы вводите его при помощи магии. Реальный мир начинает казаться ему пресным и лишённым красок. Снова и снова возвращаясь к вам, он становится всё более равнодушен к реальности. Забрасывает работу, учёбу, семью. Ест что попало, спит где придётся и думает только о том, как бы поскорее снова погрузиться в вызываемое вами состояние. Такое воздействие противозаконно, Кверт. И вы понесёте заслуженное наказание.
— Физиологической зависимости нет, — продолжил гнуть свою линию тот. — А то, о чём вы говорите… Эдакими темпами вы объявите, что искусные повара — наркоторговцы, ибо из стараниями посетители рестораций привыкают к вкусной пище. И не могут потом спокойно есть более простую еду. Человек вообще привыкает к хорошему, но это не означает, что всё хорошее противозаконно.
Я недовольно оглянулась. Кажется, вокруг нас собралось уже полрайона. Группа мальчишек пятнадцати — шестнадцати лет, возвращавшаяся откуда‑то с мячом, остановилась неподалёку от нас. Дискуссия, более подходящая для зала суда, проводилась при чрезмерном количестве посторонних ушей.
— Из‑за хорошей еды человек не теряет всё, что имел, — отрезала я. — Не отказывается от реальной жизни, не впадает нищету, не становится изгоем общества. И довольно об этом. Мы отправляемся в участок. Там вы можете повторить всё то, что так охотно высказали мне.
— Нет, так не пойдёт! — воскликнул Кверт. — Я был обвинён перед людьми и имею право перед ними же ответить! Нищета, говорите вы? Моё воздействие приводит к нищете? Нет, госпожа сержант! Оглянитесь вокруг! Эти люди уже живут в нищете. В нищете, из которой нет выхода! И именно я даю им хоть какую‑то возможность разорвать порочный круг, испытать положительные эмоции, почувствовать вкус жизни, несмотря на их плачевное положение!
Зрители (или, вернее сказать, слушатели) перешёптывались, и среди общего гула голосов я улавливала как критику в адрес задержанного, так и одобрение.
— Ерунда! — рявкнула я, отлично осознавая, что, хоть и обращаюсь к Кверту, говорю сейчас не для него, а для остальных присутствующих. — Королевство предоставляет людям возможность и достойно зарабатывать себе на жизнь, и выбиться в люди, начав с нуля. Только для этого, конечно, надо тяжело работать, а не лежать под забором. И я отлично знаю, что говорю! Я сама приехала сюда практически из деревни, не имея за душой ничего, кроме нескольких грошей и пары прихваченных с собой булок. В Тель — Рее у меня не было ни родственников, ни даже знакомых. И ничего, как видите, справилась. Главное — захотеть, и не ждать всего и сразу.
— Ну конечно, — Кверт даже не смотрел на меня, обращаясь исключительно к своим соседям, — каких ещё слов можно ожидать от стражей? И только мы с вами, простые люди, знаем, насколько в действительности тяжело пробиться человеку, родившемуся здесь! — И он указал рукой на окружающие дома. — Но правда восторжествует. Я невиновен и сумею это доказать. Остин Кверт чист перед законом! Я скоро вернусь, и если вам тяжело и тоскливо, если в жизни не остаётся надежды, если вы сталкиваетесь со стеной непонимания, я всегда рад помочь. — Говоря о стене непонимания, он перевёл взгляд на подростков, да так и продолжил говорить, глядя в их сторону. — Готов принять любого, каждый день, с четырёх до девяти часов вечера.
Это было уже чересчур. Чаша моего терпения переполнилась. Этот ублюдок пытался использовать наш разговор в рекламных целях, да ещё и перед кем рекламировал свою деятельность? Перед детьми!
Моя рука сама скользнула в кожаную кобуру, и секунду спустя самозарядный арбалет был направлен Кверту в глаз. Щёлкнул предохранитель.
— Молчать! — рявкнула я. — Ещё одно слово — и я стреляю.
Кверт поперхнулся и, заметно побледнев, замолчал.
— Идём! — велела я, всё ещё учащённо дыша от злости. — В участок! Излагать свою позицию будешь там.
— Как вы могли поступить подобным образом? — рвал и метал капитан Уилфорт. — Вы понимаете, что нарушили закон? Вы, страж, нарушили закон! Вы не имели права угрожать арестованному оружием! Не имели права направлять на него снятый с предохранителя арбалет!
— При определённых обстоятельствах мы имеем право на подобные меры.
Я отлично понимала, что оправдания не помогут: не захочет Уилфорт прислушаться к моим аргументам, да и нарушение действительно имело место. Но не отмалчиваться же. Тем более что я не считала себя виноватой. С моей точки зрения, капитан концентрировался на букве закона, забывая при этом о его подлинной сути — защите добропорядочных подданных. Я же со своей стороны, действовала именно с такой целью, хотя, возможно, и нарушила некое предписание.
— Но не при таких обстоятельствах! — рявкнул Уилфорт. — Только в случае угрозы для жизни!
— Именно такой случай и имел место, — заявила я.
— Не смешите меня, — утомлённо отмахнулся капитан. — К тому моменту вы надели на него наручники. Или, может быть, он пытался вас загрызть?
— Он рекламировал свою деятельность перед детьми, — в очередной раз повторила я, пропустив шпильку. — Это вполне можно интерпретировать как угрозу их жизням. В долгосрочной перспективе.
— Интерпретировать? — сердито фыркнул Уилфорт. — Может быть, вам стоит служить не в страже, а в суде? Подобные игры с формулировками любят именно там. А здесь работа несколько иная.
— Я отлично знаю, какая здесь работа! — начала закипать я. — И в первую очередь моя работа заключается в том, чтобы уберечь горожан, особенно детей, от преступников вроде Кверта! Я занималась своим прямым делом!
— Из рук вон плохо занимались, — отрезало начальство. — Вы нарушили закон, и дали арестованному возможность предъявлять претензии нам вместо того, чтобы отвечать на обвинения с нашей стороны.
Меня вдруг осенила страшная догадка. Подозреваю, что я даже изменилась в лице.
— Вы что, его отпустили?! — воскликнула я, начисто забыв, что передо мной — новое и малознакомое начальство, которое запросто может в любую секунду выбросить меня на улицу. Не то чтобы даже я об этом забыла, скорее, мне просто было в этот момент наплевать. — Я его обнаружила, поймала на горячем, арестовала, чтобы он не имел возможности гробить человеческие жизни, а вы просто взяли — и отпустили?!
Конечно, я с самого начала понимала, что, возможно, доказать вину Кверта не удастся. В том, чем он занимается, сомнений ни у кого не возникнет, но вот о законности этого занятия, увы, можно было спорить. Однако я рассчитывала, что дело, по меньшей мере, дойдёт до суда — а там уже, конечно, как повезёт. Многое зависело от адекватности судьи. Но чтобы арестованного выпустили из‑под стражи уже сейчас, только из‑за того, что он предъявил свои собственные обвинения, — смириться с этим было выше моих сил.
— Сержант Рейс! — рявкнул Уилфорт, как следует разозлившись. Последнее явственно следовало не столько даже из его тона, сколько из выражения лица. — Во — первых, я не отпускал арестованного и не собираюсь этого делать. В моём представлении Остин Кверт виновен в не меньшей степени, чем любой торговец риноином, и я позабочусь о том, чтобы наказание он получил соответствующее. Во — вторых, как вы позволяете себе разговаривать со старшим по званию, тем более, вашим непосредственным начальством?
Он стоял, опираясь обеими руками о высокий стол, чуть наклонившись вперёд, в мою сторону, и сверлил меня гневным взглядом.
— Приступив к работе в этом отделе, я с самого начала был неприятно удивлён распущенностью сотрудников и отсутствием дисциплины! — продолжал Уилфорт. — Вы осознаёте, сержант, что, несмотря на специфику поставленных перед вами задач, городская стража принадлежит к воинским частям королевства? А, следовательно, и требования к дисциплине здесь те же самые, равно как и спектр наказаний? Не будь вы женщиной, для первого раза уже получили бы двадцать отжиманий.
Ну что ж, господин капитан, вы сами напросились. Терпеть не могу, когда меня выделяют из команды стражей по половому признаку. Опять же и в плане физической формы причин жаловаться у меня нет. Я занимаюсь каждый день. К тому же попробуйте иметь слабые руки после того, как на протяжении нескольких лет изо дня в день тягали вёдра воды от колодца до дома.