– Покороче, нам пора ехать, – нетерпеливо перебил Сокол. – Вон какие тучи, только грозы еще нам не хватало.
– Пожалуйста, выслушайте до конца, иначе я никогда не прощу себе, что не сумел отговорить, удержать вас, – тон агента изменился. – Что там случилось с ними со всеми в этом Круме, неизвестно. Скот, который туда пригнали, потом видели в разных местах – овец, коров… Через неделю Карамель появился в селе. Среди бела дня он шел по этой вот улице к себе домой. А там были только маленькие сестры и трехлетний братишка. Он зашел в дом, потом соседи услышали крики. Кричал ребенок, жутко кричал… Соседи выбили дверь. Карамель… он был там, в комнате. А его брат – он был у него. Карамель вцепился в него, как в свою добычу, – изорвал ему все лицо, откусил нос. Когда соседи ворвались, он не перестал терзать его, как волк, как бешеная собака. Там все было красное, липкое, а он – этот мальчишка… этот проклятый навечно… он чавкал и причмокивал, сосал, как пиявка, словно это было сладко – сладко… как карамель, которую он так любил. Прибежал полицейский, прибежал начальник отряда самообороны – вот его отец, – учитель снова кивнул на хозяина кафе, – они пытались с ним справиться, связать его, но куда там – он вырвался и убежал. Его искали… Перестали искать после того, как из больницы пропало тело его трехлетнего брата…
– Как это пропало? – спросил Приходько.
– Пропало. А потом одна за другой в течение нескольких ночей пропали и все девочки, сестры. Их хотели отвезти в Шкодер, но не успели.
– А их отец, этот партийный деятель?
– Он вернулся из города, когда все уже было кончено. Он понял, что он натворил. Что люди не простят такого. Он застрелился из ружья. Знаете, для него это был самый лучший выход. Иначе бы он тоже, как они…
– Что тоже? – Приходько встал. – Слушайте, я напишу рапорт майору Баерзу о том, как вы выполняете свои обязанности перед КЕЙ ФОР.
– Вот он, – агент ткнул в хозяина кафе, – видел ИХ. Он расскажет вам.
– Ну? – Приходько смерил хозяина кафе взглядом.
Короткий переговор по-албански.
– За деньги расскажет. – Учитель кашлянул. – Десять долларов достаточно.
Сокол с грохотом отодвинул стул. На его смуглом лице было написано: все, с меня хватит этой комедии! Но Приходько решил выдержать до конца. Не то чтобы ему было интересно (он давно вышел из возраста, когда интересует ВОТ ТАКОЕ), не то чтобы оперативный опыт ему подсказывал – стоит, стоит послушать, а так… просто так. Это было что-то похожее на импульс, только вот он не понял – внутренний или внешний. Он достал из бумажника купюру и протянул ее хозяину кафе.
Тот вернулся к стойке, принес бутылку ракии, стаканы, налил всем, выпил сам. Голос у него был хриплый. Учитель Лека переводил:
– Это произошло через два месяца поздней осенью. Здесь, в селе, были мобилизованы все мужчины в отряд самообороны. Его взял с собой отец на ночное дежурство, он был старший отряда. Они ехали верхом. Было не так уж и поздно, хотя осенью рано темнеет. Они услышали рев скота и увидели у дороги несколько коров – из тех, что когда-то пригнали в Крум на пастбище. Коровы были все в мыле и мычали… А потом они с отцом увидели… Одним словом, на коров шла охота – там, в горах. Только охотились не волки, не шакалы, а… Их была целая стая. Он говорит, одна тварь на его глазах вспрыгнула корове на холку и впилась в шею, они повалили свою добычу в траву и начали пожирать живьем, растаскивая по траве кишки. Он говорит, отец заорал не своим голосом «Беги!» и хлестнул его коня плеткой. Тогда, в 72-м, здесь не было машин, только быстрый конь мог спасти…
– Детально опишите нашему водителю маршрут до Крума. – Приходько жестом оборвал обоих.
– Он говорит, их было семеро там в этой стае. Он даже кое-кого узнал, хотя ИХ уже было трудно узнать, очень трудно! – учитель Лека встал. – Я прошу вас. Вы не понимаете. Будет большая беда, если вы…
– Все собираемся и к машине. – Приходько кивнул Рае Чистяковой.
– Что они вам сказали? Почему у них такие лица? – Она вдруг не на шутку встревожилась. – Олег, ты… Митри… – Она обернулась к Соколу.
– Ничего, все пустое, – ответил тот. – Они просто не хотят, чтобы мы ехали в Крум. Боятся, что мы там обнаружим доказательства того, чем они тут все занимались во время войны, служа в банде этого мясника Печа.
В машине он продолжил свою мысль:
– Этот учитель не отрицает, что в селе много бывших бойцов отряда. Если мы что-то найдем в Круме, местная албанская полиция и прокуратура не смогут оставаться в стороне, начнется расследование, их всех потянут к ответу. Печ мертв, с него уже не спросишь, спросят с них – кто был в отряде, кто охранял пленных, кто транспортировал их, кто потом хоронил, прятал тела.
Приходько в этот момент увидел, как агент Лека подошел к шоферу Небойше и начал что-то сбивчиво и страстно ему втолковывать. Небойша вернулся за руль.
– Говорят, туда нет дороги, – сказал он после паузы.
– Туда есть дорога, пусть они не лгут.
Рая Чистякова достала ноутбук и открыла карту Google, увеличила, нашла снимки со спутника. Они сравнили со своей собственной картой.
– Получается, что, по официальным данным, Крум – это территория национального природного заказника, – сообщила Рая.
– А по нашим данным, это район базирования отряда Печа и место, где, возможно, проводились операции по изъятию донорских органов. – Сокол «перелистал» снимки со спутника.
Небойша обернулся к нему и вдруг что-то быстро, нервно произнес по-албански. Какое-то странное словосочетание почти целиком из шипящих.
– Замолчи, – отмахнулся Сокол. – Тебе самому-то не смешно?
– Чего это он? – нахмурился Приходько. Небойша, их переводчик, никогда не позволял себе такого.
– Говорит, что к нему обращался учитель, умолял повернуть назад. Он, мол, свой, должен понять, – Сокол поморщился, – про какую-то пиявку…
– Пиявку?
– Ну, пиявка, upir по-нашему… черт знает что…
– Учитель сказал, это как зараза. Хуже чем вирус. И человека уже не существует. Слушайте, я хочу получить деньги за поездку, – выдал Небойша.
– Сейчас?
– Да, иначе я…
– Ты что там, в кустах гашиша накурился? – грубо оборвал Сокол, прибавив ругательство, понятное русскому уху и без перевода.
– Говорят – туда ехать опасно. Заплатите мне сейчас, хотя бы за половину пути.
Приходько, удержав Сокола, уже готового взорваться, сунул Небойше деньги – на, подавись. Не хватало только собачиться сейчас между собой.
– И все же, что случилось? О чем речь идет? Вы скрываете от меня – это нечестно. – Рая Чистякова нахмурилась. – А по-моему, вид у этого учителя был искренний.
– Нет времени пересказывать все эти глупости, – отмахнулся Сокол. – Знаете, коллега, после войны мы все здесь так мечтали жить в объединенной Европе, без границ. А теперь меня это объединение, этот «микст» что-то пугает. Какие преступления стали совершаться, я в полиции уже пятнадцать лет служу – ничего подобного раньше… Что они нам рассказали… Чушь собачью! Даже соврать не смогли правдоподобно, чтобы выгородить своих сельчан. Пиявка… Upir… Это ж каменный век, Средневековье. Они до сих пор тут, в этих горах, живут по средневековому укладу. Когда здесь невеста замуж выходит, ее родня в качестве подарка жениху пулю дает. Чтоб было чем прикончить в случае ее измены, чтобы на патрон не расходоваться. А их кровная месть? Это дикий обычай. А их…
– Лучше бы к здешнему мулле заехали, – прервал его Приходько. – Право, было бы больше пользы.
Село Требиште давно исчезло за поворотом дороги. Но что-то осталось… Отголосок, эхо…
Тени стали длиннее, солнце садилось в тучу, похожую на гигантский дирижабль.
– Тут дожди если зарядят, то надолго, – сказал шофер Небойша.
Горная дорога, линия электропередачи, столб с указателем. И – черный «Мерседес», взявшийся словно ниоткуда, а за ним еще один – мимо, мимо. Какой-то местный набоб – чиновник или военный с охраной – на большой скорости с гор в направлении Шкодера. И снова столбы, столбы с указателями, эти вехи цивилизации.
И вдруг дорога, поднимавшаяся все выше, перевалив через гряду, пошла вниз, и возник перекресток. Направо уводило хоть и разбитое, но асфальтированное шоссе, туда же шла и высоковольтная линия. Налево змеилась ухабистая поросшая травой грунтовка. Видно было сразу, что по ней ездили мало.
– Сворачивай, – приказал Сокол, сверившись с картой.
Свернули налево и через два километра въехали в буковый лес. Лучи заходящего солнца сквозь кроны, тронутые желтизной. Небойша прибавил газа, то и дело поглядывая на навигатор. Дорога шла вниз. Приходько высунулся наружу и понял, что они уже едут по ущелью – буковый лес густо покрывал склоны, потом он поредел, и дорога ушла в туннель, пробитый в толще известняка, – очень короткий туннель, похожий на въездные ворота. Выехав из этих «ворот», они увидели что-то непонятное.
В склоне горы, как рана, зияли развалины. Это была старая церковь, высеченная прямо в известняке, – обвалившийся купол и маленький зал, похожий на открытую всем ветрам, всем дождям пещеру. У обочины дороги были разбросаны крупные валуны. Джип остановился – они все вышли. Валуны были нагромождены не просто кучей, складывалось впечатление, что когда-то очень давно они ПЕРЕГОРАЖИВАЛИ дорогу, как стена. Тут же был навален грудой и еще какой-то мусор. Приходько увидел старые автомобильные покрышки, сложенные вперемешку со сгнившим валежником и бревнами. Если скопище валунов было похоже на рукотворный барьер, то кучи покрышек и дров очень напоминали… кострища, которые кто-то подготовил, чтобы поджечь.
Приходько нагнулся и вытащил из мусора ржавую канистру. Она еще хранила запах бензина.
– Знаете на что это похоже? – сказала Рая Чистякова. – На рубеж обороны.
Они вошли в разрушенную церковь. Стены были густо замазаны черным. Возможно, тут когда-то были фрески, а может, и нет.
– Известняк. Тут в горах его раньше добывали, – сказал Сокол, дотрагиваясь до камня. – Значит, поблизости находится шахта или штольня. Надо узнать у кого-то из местных, не может такого быть, чтобы тут совсем никто не жил.
Мотор джипа нарушил тишину. Шофер Небойша включил магнитолу, даже громкость прибавил: бормотание какой-то далекой радиостанции, помехи, обрывок музыки – рок-н-ролл, снова помехи, щелчки, шипение, потом голоса, поющие албанскую песню, – волынка-гайда, флейта-зурна, барабан. И как будто это та же самая песня или все здешние песни похожи друг на друга? Один голос, два голоса, три-семь голосов, то сливающихся, то расходящихся октавой.
Налетел порыв ветра, и где-то там, за горой, глухо и пока еще невнятно заурчал гром. Радио умолкло. Солнечный свет стал оранжево-тусклым. Он не померк, не погас, он как-то тихо умирал, сочась сквозь листву – обтекая стволы, обволакивая ветви, делая все ясно видимым, четким, почти осязаемым и одновременно нереальным.
Это Олег Приходько по прозвищу Троянец помнил очень хорошо и очень долго – потом.
Оранжевость, яркость, распадающаяся на отдельные пятна. По лобовому стеклу и по крыше джипа забарабанили капли. Все быстрее, все громче, все чаще. И вот уже дробь превратилась в ливень. Гром прогремел ближе, но по-прежнему мягко. И молнии никакой не было перед этим – они не заметили молнии. Их взгляды приковало ДРУГОЕ.
Облупленные домишки под черепичными крышами ползли вверх уступами по склону горы среди зелени и серых камней. Разбитая, выложенная булыжником улица уводила к рыночной площади. На самом верху – развалюха с проваленной крышей и зияющими дырами окон – и ВСЕ ЭТО сквозь струи дождя, сквозь мокрую мглу, которую хотелось раздвинуть руками, откинуть прочь, чтобы убедиться… что это действительно существует – здесь. И там – в Требиште, которое они покинули… Или только здесь… Пропитанная дождем призрачная копия, слайд, вмонтированный в пейзаж, обман зрения?
Словно и не было никакой дороги в Крум…
Только вот не хватало кое-каких деталей в этой КОПИИ. Не было минарета мечети. И гнезда аиста на высоком дереве тоже не было. Там, среди сучьев, промелькнула какая-то косматая тень – точно кто-то сидел в дозоре…
Шум дождя…
Шорох шин…
Джип остановился. Включенные дворники еле справлялись с потоками воды. Сквозь лобовое стекло они увидели…
– Иншалла! – прошептал Небойша.
Вбитый в булыжную мостовую кол, почерневший от крови. Человеческий череп на его острие.
С грохотом вылетело лобовое стекло.
В шуме ливня, в мутной хляби, в реве ветра выстрелы прозвучали как беспомощные хлопки. И оборвались. Их никто не услышал. Чуть дольше слышны были крики – особенно женский, пронзительный, страшный, вибрирующий от боли.
Ливень впитал и его, как губка.
Впитал, заглушил ВСЕ.
А потом смыл следы, не оставляя доказательств.
Глава 2 Балканский циклон
Восемь месяцев спустя. Москва.
– «В столичном регионе теплая и сухая погода, установившаяся здесь в середине мая, сменится обильными осадками и усилением ветра. Их принес с собой мощный балканский циклон…»
Катя Петровская, капитан милиции, криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД Московской области, приглушила звук телевизора: прогноз погоды – это все, что она хотела узнать.
– Если польет дождь, авторалли отменят, – сказал ее шеф. – Ну не совсем, а перенесут, гаишники перед зрителями блеснуть жаждут экстримом, ради этого гонки и затеваются, а в дождь народ не соберется. И какой тогда смысл гонять – самолюбие тешить? А мы на это ралли уже три телеканала пригласили. И все коту под хвост из-за какого-то балканского циклона… черти принесли…
Катя лишь пожала плечами. А я что могу? Тема погоды в последнее время как-то уж часто, слишком часто стала всплывать в ее жизни. О погоде, например, постоянно бубнил по телефону ее муж – Вадим Кравченко, именуемый на домашнем жаргоне «Драгоценным В.А.». Видимо, когда не особо есть о чем говорить, погода и все, что с ней связано, – настоящая палочка-выручалочка. «Здесь похолодало». – «А ты плащ не взял». «Тут жара несусветная». – «Смотри не сгори на солнце». В последние месяцы их домашние разговоры звучали именно так. Драгоценный в качестве начальника личной охраны сопровождал своего работодателя Чугунова, который в связи с преклонным возрастом, ухудшением здоровья, а также свалившимся так некстати глобальным экономическим кризисом приостановил свои дела и отправился лечиться в Европу. Сначала были клиники Германии, неудачная операция, потом клиника под Парижем, восстановительный курс в Ницце. Затем Индия – какой-то раскрученный ашрам в Симле. И вот снова Германия – анализы, исследования.
Разлука что-то затянулась. И у Кати было такое ощущение, что она, эта самая разлука с Драгоценным, как этот пресловутый кризис, «еще не достигла дна».
Если они практически ни о чем не говорили, кроме погоды…
Возможно, Катя была виновата. Скорее да, чем нет.
Но все дело было в том, что чем больше они с Драгоценным беседовали по телефону о погоде в Ницце или в Мюнхене, тем быстрее Катя привыкала к мысли, что, наверное, уже ничего в их отношениях не изменится.
И вот пришел балканский циклон. Небеса разверзлись.
– Мы должны выдавать на-гора позитив, – вздохнул шеф. – Требуют это с нас, вынь да положь. А вот взял я сводку и читаю: тяжкие телесные со смертельным исходом, пьяная поножовщина, два случая уличного грабежа – отобрали у малолеток мобильники, угон бетономешкалки – не раскрыт, угон «Шевроле» в Люберцах – не раскрыт. Вон коллегия прокуратуры прошла, какие там цифры по раскрываемости приводились по тяжким и особо тяжким, по убийствам? Страшно сказать какие. И где, спрашивается, он, этот позитив? Кто кого спас? Кто кого вытащил из полыньи? И лед-то давно уже на реках Подмосковья растаял. Грохнули какого-то боевика в Назрани – что, как, все засекречено. Коллегия присяжных в Москве вынесла оправдательный вердикт… а у обвиняемого пять убийств на счету! А надо давать позитив. Я с начальником отдела убийств Колосовым планировал интервью расширенное по итогам его кавказской командировки, так задерживается он… На авторалли ГИБДД надежды были – блеснем, а теперь это вилами по воде… Какие предложения в связи с творческим кризисом?
– Можно о сотрудниках написать. Это всегда выручает, – дежурным тоном откликнулась Катя.
– А разве кто остался неохваченным из достойных?
– Можно о молодых.
– Обойдутся. Пусть служат. Слушай, Екатерина… А есть один неохваченный, о нем никто не писал, ни мы, ни «Щит и меч», ни «Петровка». Я тут был в министерстве на днях, разговорился с приятелем одним, и в разговоре фамилия Приходько всплыла. Не слышала эту фамилию?
– Нет.
– А он ведь тут начинал, в нашем главке, работал в розыске в отделе по борьбе с кражами и угонами. А потом был командирован в российское отделение международных сил КЕЙ ФОР в Косово – но это давно, почти десять лет назад. А в прошлом году был снова в командировке там, на Балканах. Олег Иванович Приходько – полковник милиции, вот я записал. Чем не достойная для хорошего очерка фигура? Тем более он наш, по сути, раз тут у нас в области начинал. Займись им, а?
– Давайте его телефон в министерстве.
– Он в госпитале сейчас.
– Раненый?
– Точно не знаю. – Шеф помолчал. – Кандидатура что надо – полковник, бывший опер, побывал в «горячей точке» в Косове, теперь вот вернулся из новой зарубежной командировки. В общем, герой. А также тема международного сотрудничества в области охраны законности и правопорядка, борьба с европейской преступностью – это чем не позитив? И в русле, так сказать, новых веяний.
– Если он в госпитале, да к тому же раненый, боюсь, что не очень к нему прорвешься.
– Я все узнаю, если понадобится, будет звонок из министерства. Не волнуйся, ты к этому Приходько попадешь. Ну что, как идея?