На экране компьютера появился ряд прямоугольных картинок, внутри которых виднелись расплывчатые пятна.
– Сейчас, сейчас, – нудила профессор, меняя очки, – ну-кась, минуточку… э… Что это такое, а? Это что?!
Я вздрогнула. Есть фразы, которые пациент меньше всего хочет услышать от врача. Согласитесь, очень неприятно, лежа на операционном столе, уловить слова хирурга, ну вроде таких: «Оперировать не станем, так зашьем», «Где наши тампоны, вы уверены, что один не остался внутри больного?» или «Господи, что это у нее такое, никак не пойму?»
– Да, – недоуменно ворчала Ирина Петровна, – положеньице! Однако какой фортель! И не подумаешь никогда! По виду и не скажешь! Вас привезли?
– В каком смысле?
– Где сопровождающий с коляской?
– Какой?
– Инвалидной!
– С-с-сама пришла, – стала заикаться я, – ногами.
– Ногами? Не может быть.
– Чем вас так удивил факт появления женщины, стоящей на нижних конечностях? – дрожащим голосом попыталась пошутить я. – Лично меня бы насторожила больная, вошедшая на руках или приползшая на животе.
– Вы в школе учились? – перебила меня Ирина Петровна.
– Да.
– Сколько классов окончили?
– Десять, в мое время не было одиннадцатилетки, дети шли в институт после…
– Вспомогательная школа не давала права продолжать образование в вузе, – неожиданно заявила профессор.
– Какая? – насторожилась я.
– Вспомогательная, – повторила Ирина Петровна. – Ах да, вам, наверное, непонятно это слово. Ну, в общем, такое учебное заведение, в котором элементарные знания постигают люди с вашими проблемами. Вы работаете? Или получаете пенсию по инвалидности?
Ноги подогнулись в коленях, я села на кушетку.
– Со мной что-то ужасное? Рак головного мозга? Менингит?
– Нет, нет, – очень четко и громко произнесла Ирина Петровна, – полный порядок, никакой онкологии. Душенька моя, вы знаете свой адрес?
Я кивнула.
– Молодец, – умилилась Ирина Петровна, – просто отлично! Маловероятно, конечно, но, может, и телефончик выучили?
– Какой?
– Свой, конечно.
– У меня их два, один мобильный.
– Домашний помните?
– Естественно.
– Ах, какая умница, просто редкостная, удивительно талантливая девочка, – запела Ирина Петровна, путаясь в очках. – Сейчас я запишу цифирки, позвоню вашим мамочке и папочке, они вас отсюда заберут.
– Не надо! – испугалась я.
– Почему? – насторожилась профессор. – Дома с вами плохо обращаются, бьют? Морят голодом? Кстати, сейчас угостим вас чаем с пастилой. Ешьте на здоровье, бедняжечка!
Ощутив себя персонажем пьесы абсурда, я попыталась объяснить ситуацию:
– Мои родители умерли, я очень надеюсь на встречу с ними, но в отдаленном будущем. Пока, ей-богу, не готова, много дел на этом свете не завершила.
– Кто же вас сюда привел?
– Сама пришла.
– Ходите одна?
– Да.
– Ай, молодец! Ай, умница, – зашлась в восторге Ирина Петровна, – какая компенсация! Но мне не очень хочется отпускать вас вот так, без сопровождающего. Сейчас поговорю с Ритой, вызовем такси и отправим вас домой.
– Спасибо, но мне вечером на работу, и я не планировала возвращаться в квартиру.
– И где мы работаем? – засюсюкала Ирина Петровна.
– На радио.
Очки упали с носа старушки.
– Где?
– На радиостанции «Бум», я веду там музыкальную передачу. Навряд ли вы слышали ее, наша программа предназначена для молодых людей, – схамила я.
Но Ирина Петровна не заметила моего бестактного замечания.
– Ведущей? – оторопело повторила она. – Говорите о книгах? Вы читаете?
Ситуация стала казаться мне занимательной.
– Читаю, – подтвердила я, – умею писать, считаю, правда, плохо, но, учитывая мое консерваторское образование, это объяснимо.
– Вы учились в консерватории? – Старушка чуть не упала со стула.
– Да, по классу арфы, но сейчас не концертирую.
– О господи, – в изнеможении выкрикнула Ирина Петровна, – с вашим-то диагнозом!
Страх вновь схватил меня за горло, я вскочила и, тронув Ирину Петровну за плечо, приказала:
– Немедленно говорите правду! Имейте в виду, у меня двое детей, мальчик и девочка, их надо поставить на ноги. Не волнуйтесь, я сильная, выдержу любую неприятную новость. Начинайте!
– Милочка, – дрожащим голосом сообщила профессор, – вы олигофрен.
– Кто?!
– Ну… э… такой человек, который в силу некоторых обстоятельств, абсолютно от него не зависящих, совершенно не способен к умственной деятельности. Поверьте, это не стыдно, это генетика!
– Я идиотка? Дебилка?
– Зачем так резко, – залебезила Ирина Петровна, – скажем по-иному, имбецил с поражением головного мозга. Вот гляньте.
Трясущейся рукой бабуся схватила мышку и пощелкала ею. На мониторе возникли новые картинки.
– Слева мозг нормальной женщины, – пустилась в объяснения Ирина Петровна, – собственно говоря, это содержимое моей головы, человека, который написал и защитил две диссертации. И что мы видим? Четкий рельеф, ярко выраженные извилины, правильные контуры. А у вас?
Стеклянная указка переместилась вправо.
– Сглаженность поверхности, – бойко вещала Ирина Петровна, – пустоты, а вот белое пятно. Знаете, о чем оно свидетельствует?
– Нет, – в полной растерянности ответила я.
– У вас отсутствует речевой центр, – сообщила врач, – просто удивительно, что вы способны издавать звуки! Поразительно! Да и ходить вы не должны. Опишу вас в своей очередной книге, редкий, уникальный случай.
Меня слегка затошнило. Так вот почему я плохо училась в школе! Теперь понятно, по какой причине всегда получала по контрольным двойки, которые после визита в школу моей мамы волшебным образом трансформировались в тройки. Ну и ну. Следовательно, нельзя обижаться на Вовку, когда он орет: «Лампа, ты дура!»
Теперь мой идиотизм подтвержден медицинским обследованием. Ох, не дай бог домашние узнают о диагнозе! Засмеют насмерть. Вот отчего мне скучно читать философские книги, вот по какой причине я никогда не могу понять, о чем толкуют гости в аналитических передачах на TV. Впрочем, и ведущие сидят иногда в студии с такими лицами, что у меня начинают в голове роиться сомнения: а они сами хорошо разбираются в озвучиваемой проблеме? Похоже, что нет, а некоторое время назад у меня сложилось впечатление: кое-кому платят за то, что они молчат и кивают с умным видом. В принципе в ряде передач ведущий совсем не нужен, гости великолепно договорятся друг с другом и без него, но как-то не принято оставлять студию без хозяина.
Однако сейчас мне стало ясно: телевизионщики-то умные, а Лампа – клиническая идиотка.
– И что, – я решила выяснить все до самого конца, – у олигофренов всегда болит голова?
– Нет.
– Почему же у меня мигрени?
– О, это уже другая проблема. Видите позвонок? Он называется Атлант, вот первый шейный позвонок.
– Прямо в черепе?
– Ах, молодец, какие умные слова знаете, – не упустила возможности похвалить кретинку Ирина Петровна, – именно у основания черепа, а он с ним сочленяется. Атлант должен стоять ровно, у вас он вдавлен внутрь и пережимает сосуд. Это ужасно!
– Почему?
– Вы можете умереть в любой момент.
Я снова рухнула на кушетку.
– Отчего?
– Дернете резко головой, слишком сильно задерете ее или упадете, стукнетесь лбом о землю, позвонок сдвинется, пережмет сосуд окончательно…
– И что?
Ирина Петровна пожала плечами:
– Экзитус леталис, смерть. Одно радует!
Я сидела не дыша. Интересно, что может радовать в данной ситуации?
– Скончаетесь быстро, – обнадежила меня профессор, – долго мучиться не станете, агония продлится минут шесть, семь, уйдете тихо, скорей всего и не поняв, что происходит! Хотите совет?
– С-с-слушшшаю.
– Носите на шее медальон, наподобие солдатского, или бирку с адресом и номером телефона.
– З-з-зачем?
– А то свезут вас в морг, свалят к неопознанным телам, – участливо сообщила Ирина Петровна, – родственники потом все башмаки истопчут и не отыщут ваш труп.
– Делать-то что? Может, мне операция поможет?
– В вашем случае медицина бессильна. Кстати, зачем вы пьете таблетки от головной боли? Они помогают?
– Не очень, – призналась я.
– И не должны! – радостно воскликнула врач. – Вся проблема в позвонке. Сегодня головой вертели?
– Вертела.
– Отсюда и мигрень.
– Мне нельзя смотреть по сторонам?
– Нежелательно, шею не следует напрягать.
– Как же жить?
– Поворачивайтесь всем телом, представьте себе, будто позвоночник – каменный монолит. Или забинтуйте шею туго-туго, перетяните как можно крепче полотняным платком, – посоветовала профессор.
– Но тогда я умру от удушья.
– Ангел, вы хотели услышать мой совет по поводу Атланта, – напомнила Ирина Петровна, – об удушье иной разговор, мы его сейчас не ведем. Кстати, вам может помочь мануальная терапия.
– Да? – с огромной надеждой спросила я.
– Абсолютно точно, – кивнула Ирина Петровна, – стопроцентно. Вам просто развернут Атлант. Значит, так, платите пятьсот рублей, забирайте снимки, а я вам абсолютно бесплатно дам телефончик настоящего кудесника, Петра Лыкова, золотые руки!
Стараясь не вертеть головой, я выползла на улицу, кое-как добрела до машины и опустилась на сиденье. Вот оно что! Смерть ходит буквально по пятам за несчастной Лампой, в любую секунду я могу отъехать к любимым родителям. Конечно, перспектива встречи с папочкой и мамочкой радует, мне нужно многое им рассказать, но как оставить домашних? Без меня они вновь станут есть пельмени и отвратительные готовые салаты, заправленные не слишком свежим майонезом. Кстати, может, кто и забыл, но я обеспеченная женщина, имею коллекцию картин, хороший дом в Алябьеве и отличную квартиру, многокомнатную, с добротной мебелью и евроремонтом.
Коллекция живописи досталась мне от родителей, сейчас полотна висят у нас дома, я не собираюсь продавать их, это память об отце. Особняк в Алябьеве был построен одним человеком для меня на месте старой дачи, опять же принадлежавшей папе. Жить бы нам теперь в кирпичных хоромах и радоваться, только с новой фазендой связана одна крайне неприятная история, о которой я уже рассказывала. Ни Кате, ни детям, ни мне не хочется теперь даже приближаться к Алябьеву. Мы, правда, пытались обжиться в шикарном здании, но не сумели. Не могу я ступить и в роскошные апартаменты, в которых Фрося когда-то обитала вместе с мужем Михаилом Громовым[5]. Где сейчас мой бывший супруг – понятия не имею, скорей всего до сих пор ходит строем по зоне, срок ему, насколько помню, дали большой. Ни жить, ни продать, ни сдать замечательную квартиру я не могу по моральным соображениям. Поэтому апартаменты стоят закрытыми, над входной дверью тревожно горит красная лампочка, предупреждающая лихих людей: осторожно, комнаты под охраной милиции.
Так обстоят дела фактически, но юридически я являюсь единоличной владелицей всего. Следовательно, надо составить завещание. Картины разделю поровну, стоимость их примерно одинакова, пусть каждый выберет себе любую по вкусу. Ох нет, насколько я знаю домашних, они схватятся все за одно полотно и поругаются. А я не хочу, чтобы у моей могилы ссорились. Значит, самолично распределю пейзажи и портреты. А как поступить с недвижимостью?
Я нащупала пачку, потом отбросила сигареты. Нет, курить мне нельзя, с таким состоянием здоровья! Хотя, наверное, уже все равно.
Я щелкнула зажигалкой. Есть некоторые абсолютно непонятные мне вещи. Ну почему ни один экстрасенс, ни одна гадалка ни разу не выиграли в «Спортлото» или не сорвали куш в другой лотерее? Неужели им трудно заглянуть в ближайшее будущее и подсмотреть результат? И с какой стати я должна отказываться от сигарет, зная о приближении конца? Кстати, курю я очень редко, делаю это совершенно неправильно, практически не затягиваясь…
Итак, как поступить с дачей и квартирой? Вот, придумала. Мы давно хотели переехать в ближайшее Подмосковье, только денег на строительство особняка нет. Пускай после моей скорой кончины Катюша продаст принадлежащее мне имущество и построит дом, на фасаде можно привинтить табличку: «Тут хотела жить счастливо до глубокой старости Евлампия Романова в окружении детей и собак. Но злая смерть нарушила ее планы».
Да, так я и поступлю, завтра же отправлюсь к нотариусу. Не надо только никому из домашних рассказывать о проблемах со здоровьем, не люблю, когда меня жалеют.
Неожиданно из глаз закапали слезы. В поисках носового платка я полезла в карман и вытащила бумажку с надписью «Петр Лыков». Это же координаты мануального терапевта, врача – золотые руки.
Я быстро набрала номер.
– Алло, – сказал густой баритон.
– Можно Лыкова?
– Я у аппарата.
– Мне посоветовала к вам обратиться Ирина Петровна.
– Хорошо, в чем ваша проблема?
– В шее есть такой позвонок, Атлант, знаете?
Петр хмыкнул.
– Мой Атлант стоит неправильно, пережимает сосуды.
– Снимки есть? – перебил меня врач.
– Да.
– Приезжайте завтра утром, пишите адрес, сеанс стоит тысячу рублей.
– Сегодня нельзя?
– Я занят.
– Я могу умереть, примите меня сейчас.
– С какой стати вам погибать? – удивился Петр.
– Атлант пережмет сосуд, и мне каюк.
– Вам сколько лет? – перебил Лыков.
– Ну… за тридцать.
– Теперь подумайте, столько времени вы живете с таким позвонком, и ничего.
– Значит, до завтра дотяну?
– Абсолютно точно обещать вам такого не могу, – рассмеялся Петр, – вдруг под машину угодите или кирпич на макушку свалится.
– Но такое положение Атланта ведет к быстрой гибели.
Лыков крякнул.
– Кто внушил вам такую ерунду?
– Ирина Петровна Самойленко.
– Старая обезьяна.
– Простите?
– Ирина Петровна – безмозглая мартышка. У каждого человека имеются индивидуальные особенности. Завтра в девять утра!
– Господи, я не умру?!!
– Предполагаю, что когда-нибудь с вами случится сей казус, но, надеюсь, не завтра, – отрезал Петр и бросил трубку.
Глава 10
Невероятно приободрившись, я повернула ключ и услышала тихое урчание мотора. Ну с какой стати я поверила старушке Ирине Петровне? Хотя это ведь не ее диагноз, а беспристрастный снимок, сделанный лазером.
На всякий случай я осторожно повертела головой в разные стороны. Вроде ничего, жива пока. Ладно, завтра в девять утра Лыков поставит позвонок на место, а сейчас поеду к Борискиной и попробую поговорить с девочкой. Девяносто девять процентов за то, что она просто решила подшутить над Кирюшей и на самом деле засунула ему в портфель презерватив, наполненный водой, но один шанс остается. Вдруг Римма подложила ему пакет с завтраком?
Поплутав по улицам и переулкам, я выехала в нужное место и увидела ряд совершенно одинаковых, двухэтажных, длинных домов, покрытых облупившейся штукатуркой. Номеров на них не было. Я дошла до первого подъезда. Двери здесь не было и в помине, перед глазами сразу возникла лестница, а справа от нее тянулся длинный коридор. Тут только до меня дошло, что «к. 6» означает номер не квартиры, а комнаты, люди, обитавшие в бараке, жили в огромной коммуналке.
Слегка поколебавшись, я постучала в первую дверь. Оттуда высунулась полная тетка в цветастом халате. Приглаживая рукой вздыбленные волосы, она приветливо спросила:
– Вы ко мне? Заказ принесли?
– Простите, бога ради, за беспокойство, но здесь здания стоят безо всяких опознавательных знаков, мне нужно отыскать восьмой дом.
– Разве ж это дома, – вздохнула тетка, – гнилушки картонные, по частям разваливаются. Вы ступайте вправо, за гаражи, там восьмой барак найдете. Небось к Борискиным торопитесь? Наши все уже там. Надо бы и мне, конечно, пойти, только внучок приболел, сижу, караулю младенца. Правда, у Светки тоже малыш засопливел, да она его взяла и поперла. Света просто выпить хочет! Совсем девка в алкоголичку превращается, шестнадцать лет всего…
– Отчего вы решили, что я к Борискиным иду?
– Не из наших вы, – вздохнула тетка, – мы тут все друг другу почти родственниками стали, лаемся и миримся постоянно. Вон какое несчастье приключилось! Беда горькая! Хотя Ленке наплевать, небось так до сих пор и не поняла, что случилось с Риммой.
Я прислонилась к грязной стене.
– А что произошло?
– Так вы не знаете, – покачала головой собеседница, – уж извините, я решила, что вас из школы прислали. Девочка умерла, Римма Борискина.
– Когда? – еле выдавила я из себя.
– Вроде этой ночью, – пожала плечами тетка, – за ней из башни прислали, а она… Вот как, деньги заработать решила, хозяева ее и нашли.
У меня окончательно пошла голова кругом. Плохо гнущимися пальцами я выудила из кармана куртки красное удостоверение и ткнула бабенке под нос.
– Милиция, разрешите пройду к вам. Назовите свое имя.
– Зина, – растерянно сообщила тетка и посторонилась.
Я вошла в небольшую, до отказа забитую мебелью комнатенку, села на ободранную табуретку и сказала:
– Зина, видите, я никаких бумаг сейчас не оформляю, бланк допроса свидетеля не вынимаю, у нас частная беседа. Расскажите мне откровенно, как своей подруге, все, что знаете про Римму Борискину.
Зина опустилась на стоявший рядом стул, сложила на коленях большие кисти рук и словоохотливо начала:
– А у нас тут ничего не скрыть, вся жизнь на виду. Кто к кому пошел, кто у кого ночевал, мигом известно станет. Ванна с кухней в конце коридора, толчок там же, любого гостя сразу видно. Вот Ира Маслова хотела кавалера скрыть, уж как старалась! Он к ней через окно с улицы лез, чтобы по коридору на глазах у соседей не переть. И все равно вычислили. Раиска Маркова тут же поняла: мужик у Ирки сидит, потому как она из своего шкафчика на кухне два стакана взяла и к себе понесла. А к чему ей две хлебалки, одной? То-то и оно.