Клем вертит в руках большую коричневую “Алексу” из мягкой кожи буйвола. Модель из разряда “увеличенный размер”. Она прикладывает “Алексу” к себе, затем вешает на плечо. Такая ей пошла бы, очень похоже на сумку преподавателя или ученого. В нее можно, наверное, уместить ноутбук и книги. Эти новые модели хотя бы не увешаны цепями и бессмысленными украшениями и побрякушками, как несколько сезонов назад. Клем снова повесила “Алексу” на плечо и выглядит с большой коричневой сумкой весьма элегантно. Она бросает взгляд на Беатрикс и Брионию и, убедившись, что они не смотрят, слегка выпячивает губы, вертясь перед зеркалом. Беатрикс приходит к выводу, что в двадцать пять она купила бы себе такую сумку. Стала бы копить на нее. А сейчас? Сейчас она, конечно же, ходит с “Эрмес Келли”, которую купила в 1956 году. Ну нет, разумеется, не с той самой, та в итоге развалилась под грузом бумажных салфеток, книжек в мягкой обложке, мятных леденцов и помады “Герлен”. А эту кто-то не стал носить и в итоге продал на аукционе всего за три тысячи фунтов, даже чуть меньше.
Бриония протягивает кредитку, чтобы расплатиться за косметичку. Клем как будто потеряла интерес к “Алексе” и поглядывает на парфюмерный отдел. Беатрикс любит пообедать пораньше, а ее любимый ресторан расположен как раз над сумками. Она направляется к лестнице, и Бриония бросается за ней вслед, на ходу заталкивая карту обратно в кошелек и стараясь ничего не выронить из расстегнутой сумки. Она вечно ухитряется измять билеты на поезд, старые чеки и купоны на бесплатный кофе. А ведь могла бы выглядеть так элегантно с этим бумажным пакетом “Малберри”, перевязанным красивой серой лентой.
– Можно, я вас догоню через минутку? – спрашивает Клем. – Хотела там попробовать один запах.
– Попробовать запах? Ах, духи! Хорошо, деточка. Заказать тебе салат или чего-нибудь выпить?
– Я выберу сама, когда приду. Я только на минутку, честное слово.
Беатрикс засекает по часам, сколько времени потребуется официантке (с виду – испанке), чтобы их заметить, а потом – чтобы наконец подойти к ним и принять заказ. Времени, как всегда, требуется очень много. И все же повар здесь восхитительный, и, когда они приходили в прошлый раз, Беатрикс заказала блюдо под названием “кризисное мороженое”, чем весьма всех рассмешила. Еще один неприлично долгий отрезок времени проходит, прежде чем официантка наконец приносит меню.
– Я хочу всё, – с тяжелым вздохом произносит Бриония.
– Держи себя в руках, детка.
– Бабуль, ну что ты! Конечно же, я не…
Возвращается Клем, слегка запыхавшаяся. Бриония морщит нос.
– Что это?
– “Ангел” Тьери Мюглера.
– Господи, детка, он такой…
Бриония корчит недовольную физиономию:
– Ужасный.
– Я знаю, – говорит Клем с улыбкой и садится за стол. – У вас уже приняли заказ?
– Нет. И я еще…
– Но если ты знаешь, что он ужасный, тогда…?
– Это я не всерьез. То есть, не совсем так. Я знаю одну женщину, которая, похоже, пользуется этими духами в качестве иронии, и решила побрызгаться ими в ее честь. Такое, скажем, серьезное выражение почтения иронии другого человека. Очень даже ничего, когда немного выветрится.
– Очень даже ничего?
– В общем, да. Такой, знаете, грубоватый. Есть в нем что-то распутное, грязное.
По Клем можно судить только о ситуации в самых маргинальных зонах модного рынка.
– Кто что заказывает? Бри, ты решила?
– Тут все такое аппетитное…
Конечно, Брионии следовало бы выбрать что-нибудь низкоуглеводное – например, пряный куриный салат с авокадо и кориандром. Но так хочется стейка с картошкой фри! Конечно, классический низкоуглеводный обед – это стейк с салатом, в последнее время Бриония часто это ест, и здесь в меню такое тоже имеется. Или – о боже! – зеленые овощи со сливочным маслом. Ну а впрочем, сколько там углеводов в картошке фри? В конце концов, картошка – это ведь овощ, а не злаки. Никому не придет в голову откармливать корову картошкой. Ничего страшного не произойдет, если съесть скромную порцию. Но как тогда быть с десертом и/или чаем с булочками? Бриония заранее приняла решение – правда, нетвердое, – что в честь особого случая позволит себе сегодня одно (всего одно, не больше) углеводное угощение. Она размышляла, что вот, к примеру, булочка со сливками и джемом замечательно подойдет к чашке вечернего чая. Так что сейчас надо все-таки заказать стейк с салатом и… Поскорее бы официант подошел к ним, пока она…
Беатрикс вытягивает шею и оглядывается по сторонам, разыскивая того, кто придет и примет у них заказ. Наконец, приметив кого-то из официантов, она принимается махать рукой так, будто хочет поймать такси. Наконец официантка подходит.
– Чем вам помочь? – почему-то спрашивает она с искренним удивлением в голосе: можно подумать, они постучались к ней в квартиру посреди ночи.
Ее акцент оказывается не испанским, а, скорее, польским. Она что, правда не понимает, зачем они ее подозвали?
– Мы хотели бы заказать ланч, – говорит Беатрикс и тут же добавляет: – Если, конечно, это не слишком необычное желание.
– Простите, вы хотели бы заказать… что? – переспрашивает официантка. – Я не понимаю.
– ЛАНЧ.
– Ах, ланч.
Только теперь она наконец достает свой блокнот и со вздохом готовится записывать.
– Мне, пожалуйста, стейк с картошкой фри, – говорит Бриония. – И домашнего хлеба.
– А мне – тост с авокадо и чили, – заказывает Клем.
– О, звучит заманчиво. Мне то же самое, пожалуйста, – говорит Беатрикс. – И бутылку “Найтимбера” на всех. Девочки, вы не против?
– Замечательно, бабуль, – говорит Клем. – Спасибо.
– И еще минеральной воды с газом, будьте добры, – просит Бриония и добавляет, спохватившись: – Ах да, и большой бокал риохи для меня.
Бриония предвкушает экстремальный шопинг. Это в последний раз, обещает она себе. Один денек – и все. В этом ведь нет ничего плохого. А завтра она станет другим человеком. Тысяча фунтов. Она потратит всего одну тысячу, не больше. Не считая косметички. Так что получается, еще одну тысячу – и все. И когда они пойдут пить вечерний чай, она съест не больше трех пирожных.
– У нас есть только средние бокалы – сто семьдесят пять миллилитров.
– Хорошо.
Тогда четыре пирожных.
– Ланч – это что, какое-то мудреное слово? – недоумевает Беатрикс, когда официантка уходит.
Кризисного мороженого в меню больше нет, поэтому напоследок Беатрикс и Клем заказывают по мятному чаю, а Бриония – еще один бокал риохи и двойную порцию шоколадного мороженого, чтобы не пить вино без ничего. Беатрикс и Клем намерены обойти магазины остальных компаний из списка Беатрикс (“Прада”, “Диор”, “LVMH”), а после – найти шумоподавляющие наушники для Беатрикс и антивозрастной крем для Клем. Бриония договаривается встретиться с ними за чаем и мчится вниз по лестнице, словно грузовое судно, которое спустили на воду в гавани, слишком мелкой и тесной для такой громадины. Она всего на несколько минут пришвартуется на первом этаже – даже глазом не успеешь моргнуть, – подзаправится топливом и устремится наверх загружать трюмы товарами высшего качества.
Многие люди просто не понимают, что, если заниматься шопингом грамотно, эффект, который он производит, можно сравнить с воздействием героина, алкоголя, курения, или литрового лотка мороженого, или целой коробки шоколадных конфет, или трех пачек печенья, съеденных разом, или двух больших упаковок сыра. Шопинг изменяет химический состав крови и заставляет испытать настоящий кайф – в самом прямом смысле этого слова. А ведь ты всего-навсего прошелся по магазинам! Вот, например, Брионии очень нужен увлажняющий крем (в отличие от Клем, она уже много лет пользуется антивозрастными кремами: не то чтобы они ей необходимы, ведь она такая толстая, что лицо у нее гладкое, как у пятнадцатилетней девочки, но, когда она похудеет, будет благодарна себе за то, что пользовалась ими), поэтому она направляется прямиком в “Крем де ла Мер” и покупает там баночку увлажняющего геля объемом шестьдесят миллилитров за сто девяносто фунтов. И если эту покупку по силе ощущений можно сравнить с освежающей пинтой пива после долгого дня, то бальзам для губ за сорок фунтов, который Бриония хватает уже перед кассой, – это рюмка водки на посошок, а “Сияющая сыворотка” за двести тридцать, заброшенная в корзинку уже практически в момент оплаты, – хорошая доза кокаина, принятая в туалетной кабинке, и… и… Твою мать. Получилось уже четыреста шестьдесят фунтов – наверное, придется начать отсчет сначала. Да, так и сделаем: тысяча фунтов – начиная с этого момента.
Вот оно, это чувство, да… О…
Глубокий вдох. Одна помада телесного цвета, чтобы начать с чистого листа. И к эскалаторам.
Бриония не покупает в “Селфриджес” одежду, для этого она чересчур толстая. Зато здесь есть для нее множество других вещей, и главная из них (и с недавних пор любимейшая) – туфли. По счастью, тридцать девятый размер всегда в наличии. Да и кроме туфель хватает всякого: сумки, шарфы, украшения – существует так много товаров, у которых вообще нет размера. Казалось бы, это должно сильно облегчить процесс покупки, но… Брионии приходится ждать около семи минут в “Марни”, пока худая и красивая (но дурно воспитанная) продавщица ходила узнать, нет ли у них сумки с цветочным принтом без вот этой странной полоски. Продавщица сообщила, что сумки без полоски нет, и спросила, не хочет ли Бриония купить вот эту – с полоской. За сто девяносто пять фунтов. Эм-м, понятно. С полоской. Нет, спасибо, тощая зараза! Вперед – к обувным галереям и в “Праду”, но лишь бы не натолкнуться там на Клем и Беатрикс. Ботильоны, ботильоны. И куда запропастилась эта их чертова продавщица? Бриония вздыхает, закатывает глаза и вздыхает снова. Продавщица откуда ни возьмись появляется:
Вот оно, это чувство, да… О…
Глубокий вдох. Одна помада телесного цвета, чтобы начать с чистого листа. И к эскалаторам.
Бриония не покупает в “Селфриджес” одежду, для этого она чересчур толстая. Зато здесь есть для нее множество других вещей, и главная из них (и с недавних пор любимейшая) – туфли. По счастью, тридцать девятый размер всегда в наличии. Да и кроме туфель хватает всякого: сумки, шарфы, украшения – существует так много товаров, у которых вообще нет размера. Казалось бы, это должно сильно облегчить процесс покупки, но… Брионии приходится ждать около семи минут в “Марни”, пока худая и красивая (но дурно воспитанная) продавщица ходила узнать, нет ли у них сумки с цветочным принтом без вот этой странной полоски. Продавщица сообщила, что сумки без полоски нет, и спросила, не хочет ли Бриония купить вот эту – с полоской. За сто девяносто пять фунтов. Эм-м, понятно. С полоской. Нет, спасибо, тощая зараза! Вперед – к обувным галереям и в “Праду”, но лишь бы не натолкнуться там на Клем и Беатрикс. Ботильоны, ботильоны. И куда запропастилась эта их чертова продавщица? Бриония вздыхает, закатывает глаза и вздыхает снова. Продавщица откуда ни возьмись появляется:
– Здравствуйте. Как у вас дела?
Это азиатка с детским голоском. Так всем рада, аж светится.
– Спасибо, хорошо.
Но уже в следующую секунду продавщица уходит поправлять туфлю на одной из полок, как будто… Словом, как будто Бриония слишком толстая и недостаточно модная и живет не просто в пригороде, а где-нибудь далеко за пределами четвертой зоны, в дремучем МУХОСРАНСКЕ, где пара “хантеров” стоит какую-то сотню фунтов и считается дорогой обувью, тогда как ботильоны “Прада” продаются за пятьсот и… Бриония вздыхает и закатывает глаза немного выразительнее, чем в прошлый раз.
– Вам помочь?
– Вообще-то да, я хотела купить вон те ботильоны.
Видала, радостная тощая козявка, ты там что-то ДУМАЕШЬ в своей крошечной голове о людях, которые сюда приходят, а люди-то эти оказываются БОГАЧАМИ, и тебе приходится выполнять их просьбы, независимо от того, толстые ли они и где именно живут. Ясно?
– Вы хотите мерить?
– Я хочу КУПИТЬ. Тридцать девятый, пожалуйста. Только побыстрее, я спешу.
– Вы хотите купить и не мерить?
– А разве в магазинах это не положено?
О боже. Она превратилась в собственную бабушку. Ну и ладно… Бриония, конечно же, примерит ботильоны в туалете и вернет их, если не подойдут. Она не настолько пьяна, чтобы забыть о том, что в ее комнате для eBay больше не осталось места для новых вещей, новых промахов, новых неудачных покупок. А когда спускаешь одним махом пятьсот фунтов, это так хорошо бьет по мозгам, что иногда бывает даже полезно сдать вещь обратно, и тогда тот же прилив удовольствия можно ощутить еще раз, но по-новому: это сродни тому, как люди идут проблеваться, выпивают стакан воды и начинают пир заново. Сама-то Бриония, разумеется, никогда не провоцировала у себя рвоту. И все-таки, как ни крути, ботильоны прекрасны. Идеальной формы и на каблуке, причем каблук не слишком высокий. И сделаны не из какого-нибудь старого клочка кожи, который валялся без дела; нет, специально для них кожу содрали с мягонького новорожденного животного, а потом проткнули сотнями серебристых гвоздиков. Ну да, каблук, пожалуй, все-таки высоковат, но тут еще и платформа, так что высокий каблук не так уж страшен. А на мыске – дырочка, через которую видны пальцы, очень в духе сезона весна-лето 2011. Возможно, не слишком удобные, но от машины до бара уж как-нибудь дойдешь.
Бриония расплачивается. Делает глубокий вдох. Безумным торнадо на шатких ногах несется вниз по лестнице: в одной руке – пакет из “Прады”, в другой – “Малберри” и “Крем де ла Мер”. Она направляется в магазин “Вивьен Вествуд”, где достает свой белый айфон и показывает продавщице фотографию журнальной страницы с безупречным шарфом из коллекции “Займись делом” со смешанным составом: шелк/шерсть. Продавщица отправляет ее в ДРУГОЙ бутик “Вивьен Вествуд”, до него тащиться черт знает как далеко, на верхний этаж, но там Брионии попадается изумительный продавец-мужчина, который при виде нее расплывается – да-да, буквально расплывается! – в счастливой улыбке.
– У вас есть такой? – спрашивает она и с дерзким видом протягивает ему телефон, на секунду почувствовав себя кем-то вроде Кейт Мосс или, может быть, стилиста Кейт Мосс, или дальнего знакомого матери стилиста Кейт Мосс, но уж точно с видом человека, живущего в Лондоне и занимающего такую должность, которая обязывает питаться одними сашими, а в обеденный перерыв ушивать себе одежду, покупать колготки и оплакивать минувшую любовь.
Продавец берет у Брионии айфон. Внимательно изучает картинку.
– Ой, – говорит он, и щеки его слегка розовеют. Совсем как в жизни, когда показываешь человеку из плоти и крови фотографию котенка. Но за этим “ой” ничего не следует. Продавец просто продолжает смотреть на экран телефона.
Если бы торнадо или огромное грузовое судно имело брови и было способно их удивленно поднять…
– Ой? – переспрашивает Бриония.
– Какой красивый, – поясняет продавец.
– Вот и я так подумала. Поэтому, собственно, я и решила, что, пожалуй…
– А я по глупости таких не заказал. Но теперь… мда.
– Мда? – опять переспрашивает Бриония.
– Теперь-то я вижу, что напрасно их не заказал. Вам бы такой очень пошел.
– Благодарю вас.
– Вам просто необходим этот шарф.
– Точно.
Он вдруг взмахивает головой, немного резковато.
– Вы ведь наверняка знаете, где находится главный магазин “Вивьен”, правда?
– Ну да, конечно… Но только…
– Я напишу вам номер телефона – на случай, если захотите сначала позвонить. Или, может, он у вас уже…?
– Не в этом телефоне, к сожалению.
Продавец походкой от бедра направляется к прилавку, достает желтую карточку и начинает выводить на ней номер черной ручкой “Муджи”. Затем протягивает карточку Брионии с таким видом, будто воспринимает ее всерьез и верит в то, что она в самом деле намерена купить этот шарф. Наверное, со стилистами и дизайнерами всегда обращаются именно так. А с Брионией такое впервые. Обычно ее разговоры в модных магазинах заканчиваются слезами, проклятьями в адрес продавцов и списанными с карты крупными суммами – от пятисот до полутора тысяч, ведь им нужно доказать, что лучше быть богатой и толстой, чем худой, но продавщицей (хотя даже сама Бриония так не считает). Она вдруг понимает, что не в состоянии сдвинуться с места. Это единственный продавец, с которым она смогла, смогла…
Но она, конечно же, не пойдет ни в какой магазин “Вивьен Вествуд”! Не больно уж он ей нужен, этот шарф. Просто ей нравится показывать людям фотографии из своего телефона и спрашивать: “У вас есть такое?” Правда, теперь придется притвориться, будто она уходит из “Селфриджес”, если она намерена продолжить это восхитительное… И, понятно, единственный способ притвориться, что уходишь из “Селфриджес”, – это действительно уйти, но она не собирается этого делать, пока не съест четырех пирожных и, возможно, еще парочки бутербродиков, которые тут подают вместе с пирожными. И пока не выпьет бокала шампанского. Или, может, двух. Если бы шарф был ей позарез нужен, она ушла бы немедленно. Полетела бы на Кондуит-стрит (адрес он там на карточке тоже написал) на волшебных крыльях, и пакеты из “Прады”, “Малберри” и “Крем де ла Мер” ничуть не мешали бы – разве что самую малость тянули бы вниз, к земле.
– Спасибо, – говорит она. – Я, пожалуй, в самом деле позвоню. Я встречаюсь с бабушкой и кузиной, чтобы вместе выпить чаю, а до этого еще нужно забежать в “Селин”. Там у них такая…
Продавец смотрит на нее с таким заговорщическим видом, что Бриония хихикает. Когда она в последний раз хихикала?
– Там у них такая сумка… – продолжает она.
– О боже! Вы, наверное, про их новый желтый клатч из змеиной кожи!
– Как вы догадались?
Вообще-то она имела в виду хозяйственную сумку телесного цвета, но какая разница.
– “Бостон” у вас уже наверняка есть?
– Конечно.
– О, – продавец благоговейно умолкает. Слегка закатывает глаза. Снова немного краснеет. – На “Бостон” заведен лист ожидания, и я знаю людей, которые до сих пор ждут своей очереди. Ваш какого цвета?
– Ну…
– Не отвечайте! – он несколько секунд вращает глазами, изображая ясновидящего, но, так и не угадав цвет, хмурится.
Бриония со смехом его выручает:
– Телесный!
Наверняка они бывают и телесные. Телесный цвет есть у каждой модели. Ну или какой-нибудь оттенок, который при желании сойдет за телесный – в зависимости от того, какого цвета у тебя кожа, какой цвет ты считаешь телесным или каким, по твоему мнению, ему следует быть, этому телесному.
– О боже.
Итак, в “Селин”. Клатч, о котором упомянул продавец “Вивьен Вествуд”, стоит, вообще говоря, тысячу фунтов, но Бриония его покупает, потому что, ну понятно же, его хотят буквально все, а у нее как бы есть деньги, так почему бы не купить? Бриония на секунду задумывается о банковских счетах, но мысль эта кажется такой неуместной посреди всего этого счастья и прекрасного дня, и Бриония гонит ее прочь. А еще она решает больше не думать о том, что телесная хозяйственная сумка была ей нужна для того, чтобы носить в университет книги, если, конечно, оказалось бы, что она стоит не дороже пятисот фунтов, и если бы можно было выдать ее за “вещицу из «Праймарка»”, чтобы не шокировать остальных студентов. И еще она решает не думать о том, что, честно говоря, ей некуда ходить с желтым клатчем из змеиной кожи, как бы красив он ни был. Но, выпив чаю с булочками (во время которого Бриония в конечном итоге выпивает три бокала шампанского, но, ясное дело, это маленькие бокалы), она снова воспрянула духом. А уходя из “Селфриджес”, она думает (и это ужасно смешно, но в то же время так удивительно!) – она думает о Ницше! Это в очередной раз доказывает, что, если ты весь день ходишь по магазинам, пьешь и ешь, то совсем не обязательно глупеешь и превращаешься в унылое ничтожество – наоборот, удовольствия подводят тебя к дионисийской ГРАНИ и помогают разглядеть то, чего не видят простые смертные. Ты больше не испытываешь робости. Робкие люди шныряют туда-сюда, подобно мелким зверькам, и смотрят лишь на вещи с ярлычком “РАСПРОДАЖА”, они одеваются в куртки с капюшоном, дешевые кеды и ВИСКОЗУ. Они заказывают себе одежду по каталогу и в интернет-магазине “Пикокс”. У них не хватает ни дерзости, ни денег на то, чтобы покупать себе вещи из змеиной кожи, и они слоняются тут и ЧТО-ТО ПОКУПАЮТ, хотя всем известно: половину денег, оставленных в “Селфриджес”, люди отдают за атмосферу, которую эти покупатели мелкого пошиба, по правде сказать, разрушают одним своим присутствием, а ведь когда все мы умрем, что останется, кроме атмосферы? Разве есть что-нибудь важнее, чем то, как ты себя чувствуешь? А в настоящий момент Бриония чувствует себя охренительно. Просто зашибись.