Бирон
(Biron)
Неукротимые
Со своего высокого холма замок Бирон высокомерно взирает на территории, простирающиеся между Дордонью и Ло. Он такой мощный и занимает такую внушительную площадь, что похож на укрепленную деревню. Иногда кажется, что головокружительная высота его остроконечных башен угрожает небу. Внутренний двор нельзя назвать обыкновенным двором: он носит название «Оружейная площадь». Здесь всегда жили воины, и это до сих пор очевидно – стоит только ступить на площадь.
И не столь уж важно, что, подойдя к замку поближе, вы легко разглядите на его стенах отпечатки стилей самых разных веков! От всех строений веет величием, а это именно то, что, в конечном итоге, дорого хозяевам, истинным воинам. Мужчинам этого рода всегда отводилась исключительная роль, что же касается женщин, то они, напротив, вынуждены были довольствоваться скромным местом в родовой иерархии: их использовали лишь как средство для продолжения рода. Впрочем, случаи, когда женщинам были уготованы скромные радости жизни, в древней и новой истории были крайне редки.
Погрузитесь в суровые страницы Гербовника и легко заметите, что все благородные бароны имели матерей и жен и что эти благородные мужи не рождались в своих доспехах, вооруженными до зубов и с чувством собственной исключительности. Их родили и воспитали достойные женщины! Однако ни в одной из историй замка Бирон не упоминается хоть одна сколько-нибудь интересная дама. Итак, поскольку перед нами мужской замок, обратимся к истории его отцов-основателей.
В XII веке род Гонто, происходивший от одной из ветвей рода Гуго Капета[8], обосновался в Бироне, уже тогда являвшемся довольно могущественной сеньорией, так как она была одной из четырех составных частей знаменитого Перигора[9]. Здесь Гонто задержались до XX века. Это были высокопоставленные господа, занимавшие очень высокие должности при дворе герцогов Аквитанских.
Однако в начале XIII века начался крестовый поход против альбигойцев[10]. Возглавлял орду баронов Симон де Монфор. Он осадил Бирон и даже (в 1211 году) завладел им. Истребив большинство жителей, Монфор оставил в замке одного из своих подчиненных по имени Мартен д'Альгаис, а сам продолжил наступление. Это было не самое удачное решение: оставшись один в Бироне, Альгаис пришел к выводу, что этот замок ему вполне подходит для постоянного местожительства. В надежде присвоить себе роскошное жилище, он покинул христианскую партию, чтобы присоединиться к ее противникам. Но не тут-то было! Монфор возвратился, вновь захватил замок, разрушив на сей раз крепость почти до основания, а затем приговорил схваченного предателя к смерти. Он «привязал его к хвосту лошади, которая протащила его сквозь ряды солдат, а затем, всего искалеченного, вздернул на виселице».
Как только утихли последние раскаты грома, Гонто возвратились домой и начали наводить порядок, в чем, конечно, преуспели. К XV веку появился один из самых значительных персонажей этой знатной семьи, Понс де Гонто-Бирон, который показал итальянцам, на что способны «разгневанные французишки». Это произошло в сражении при Форнуэ.
Молодой Понс следовал за королем Карлом VIII, который отправился в Италию, чтобы вновь завоевать то, что он считал «своим» – Неаполитанское королевство. Когда дело было сделано, король со своим окружением расположился под ласковым солнышком в Капуе. Однако очень скоро они получили весть о том, что мощная коалиция собирается преградить им обратный путь. Король тотчас же уехал, оставив часть своей армии Жильберу де Монпансье. Но командование второй частью – десятью тысячами человек – он доверил Понсу де Гонто. И они двинулись на север…
5 июня 1495 года, на рассвете, молодой де Гонто обрушился со своими людьми на почти сорокатысячную армию противника, расположившуюся на равнине в Форнуэ, на Таро, и совсем не ожидавшую нападения. И пока король в Новаре помогал герцогу Орлеанскому, Понс, выиграв этот поединок, сразу же попал на страницы Истории. Сейчас он покоится в часовне замка, в великолепной усыпальнице рядом со своим братом, епископом Арманом… Он был дедушкой первого из маршалов де Биронов.
Его сын Жан, губернатор Сен-Кентена, отдал жизнь за короля, так и не добравшись до самых верхних ступенек социальной лестницы. Но остановим свое внимание на Армане де Гонто, Горбуне, паже королевы Наваррской, а затем губернаторе Сен-Дени и маршале Франции, который нашел славную смерть в битве при Эпернэ и о котором хронист Брантом написал следующие строки: «Его голову снесло пушечным ядром, и смерть его была счастливой, если, конечно, верить Цезарю, который считал внезапную смерть самой лучшей из смертей».
Интересно, что его сын Шарль-Арман также был вынужден отправиться в мир иной без головы, но совсем другим способом. По словам л'Этуаля, это был «храбрый воин, более отважный, чем его меч, рисковый до крайности, счастливый во всех предприятиях, выигранных, скорее благодаря безрассудству, чем осторожности. Жадный до славы, амбициозный сверх всякой нормы, гордый и высокомерный, он был наделен особой спесью, которая, в конце концов, и принесла ему крах и несчастье». По сути, именно гордыня стала причиной его гибели.
Сослужив прекрасную службу Генриху IV в битве при Иври, а также в сражении при Арке и в осадах Руана и Парижа, Бирон перестал обращать внимание на что-либо, кроме своих амбиций; ему уже, право, нечего было желать, разве что стать королем Франции, заменив своего господина. Он стал адмиралом Франции в 1592 году, затем – маршалом Франции в 1594 году, губернатором Бургундии в 1595 году и, наконец, герцогом и пэром три года спустя. Словом, Бирон поднялся на самую вершину. Однако он, вероятно, посчитал, что король мало сделал для него, и потому позволил себе за спиной своего благодетеля и господина включиться в секретные переговоры с Испанией и Савойей.
Он был слишком высокопоставленным сеньором, чтобы его действия остались незамеченными. Представ в Лувре перед Генрихом IV, который все еще отказывался поверить в виновность одного из своих старых товарищей, он бесстрашно отрицал очевидное. Таким образом, он лишился королевского прощения… Он был арестован и заключен в Бастилию, а потом приговорен к смертной казни. Король отказал ему в помиловании, заявив: «Было бы скорее жестокостью, нежели милостью, если бы мы сохранили жизнь этому маршалу, который так бессовестно относится к своей собственной жизни и к своему государству».
Естественно, Бирон превратно понял слова своего короля и не замедлил выразить свой протест неблагодарному монарху, который, по его мнению, был обязан ему практически всем. Единственная милость, на которую согласился Генрих IV, заключалась в том, что эшафот, обитый черной материей, установили во дворе Бастилии, а не на Гревской площади. Последняя привела приговоренного в ужас: «Гревская площадь? Вот она плата за все мои услуги – постыдно умереть перед толпой народа!» Говорят, перед тем, как погибнуть, он приказал палачу: «Пошевеливайся! Давай-ка, кончай со мной побыстрее…»
Генрих IV был слишком благороден, чтобы завладеть имуществом казненного. Он ограничился лишь тем, что уничтожил герцогство, которое опять стало маркизатом до той поры, пока в 1723 году Людовик XV не завещал его Шарлю-Арману де Гонто, старейшине маршалов Франции.
Сын последнего, который также был маршалом, сделал парижанам милый подарок в виде особняка Бирона, который сейчас известен в качестве музея Родена.
А вот еще один Бирон, причем не самый худший. Это племянник предыдущего. Его звали Арман-Луи де Гонто, герцог де Лозен, затем герцог де Бирон. Он унаследовал замок и особняк в Париже, а также сказочную репутацию коварного сердцееда. Ну, вот наконец-то и в нашей военной истории появляются юбки!
Лозен (под этим именем он более известен) был высок и хорошо сложен. Он с гордостью носил на плечах свою необыкновенно красивую голову, которую предпочитал никогда не терять – напротив, он коллекционировал разбитые сердца прекрасных дам и частенько провоцировал скандалы. Что не мешало ему быть храбрым воином! Будучи другом Лафайета[11], он отправился воевать за независимость Соединенных Штатов, возглавляя нечто вроде Иностранного Легиона, и, естественно, заслужил там почет и славу. Заговорив о нем, нельзя оставить без внимания небольшую загадку: был ли он и вправду любовником Марии-Антуанетты?
Мы знаем, что молодая королева не была избалована вниманием короля, своего супруга. Известно также, что она любила окружать себя хорошенькими сумасбродными женщинами и молодыми, благородными и очень красивыми мужчинами. Лозен входил в их число. Он также входил в круг тех, кому была оказана великая честь развлекать королеву, когда, заболев корью, она вынуждена была подолгу оставаться в своей комнате.
Мы знаем, что молодая королева не была избалована вниманием короля, своего супруга. Известно также, что она любила окружать себя хорошенькими сумасбродными женщинами и молодыми, благородными и очень красивыми мужчинами. Лозен входил в их число. Он также входил в круг тех, кому была оказана великая честь развлекать королеву, когда, заболев корью, она вынуждена была подолгу оставаться в своей комнате.
Летом 1775 года популярность молодого Лозена достигла своего пика. Королева постоянно желала видеть его подле себя. Поговаривают, что однажды Мария-Антуанетта восхитилась большим белым журавлиным пером, красовавшимся на головном уборе ее друга, и Лозен не замедлил подарить его ей: тем же вечером перо появилось на голове королевы. Но послушаем, что об этом говорит мадам Кампан: «Его гордость предвкушала слишком высокое вознаграждение. Подарив журавлиное перо, он подождал немного и попросил аудиенции. Королева предоставила ее ему, как, впрочем, сделала бы это и по отношению к любому другому придворному, окажись он на его месте и обладай столь же высоким рангом. Я находилась в соседней комнате: спустя некоторое время после его прихода королева распахнула дверь и произнесла громким и раздраженным голосом:
– Уходите, месье!
Господин де Лозен низко поклонился и исчез. Королева была сильно возбуждена. Она сказала мне:
– Никогда больше этот человек не появится у меня…»
В своих «Мемуарах» Лозен без колебаний сообщил, что Мария-Антуанетта питала к нему нечто гораздо большее, чем простое расположение. Но факт остается фактом: именно с этого времени для Лозена началась безрадостная пора такой же черной немилости, какой светлой и радостной была до того благосклонность. Теперь рядом с королевой был Ферзен.
Испытав немало разочарований, Лозен стал депутатом Генеральных Штатов, перешел на сторону Революции, стал генералом Рейнской армии, затем выступил против вандейцев, которых он разбил в Партенэ. Однако вскоре его обвинили в предательстве, арестовали, посадили в тюрьму и приговорили к смерти. Он поднялся на эшафот на площади Революции с той же неотразимой улыбкой, какие он расточал в салонах Трианона. Его жена, урожденная Амели де Буффлёр (он все-таки нашел время, чтобы жениться, не успев, однако, обзавестись детьми), также закончила свою жизнь под страшным топором, но следующей весной…
И еще пару слов о замке. Последний проживавший в нем Бирон, маркиз и знаменитый коллекционер, продал его на следующий же день после начала Первой мировой войны, а сам отправился в Швейцарию.
В 1978 году замок выкупил департамент, чтобы заняться его реставрацией.
ЧАСЫ РАБОТЫС 1 апреля до 30 октября с 10.00 до 18.00
С 1 ноября до 31 марта с 10.00 до 18.00
(закрыто по понедельникам и пятницам)
Бо-де-Прованс (Beaux-de-Provence) Приключение тщеславного трубадура
На высоком отроге Альпилль стоят развалины города, камни которого словно слиты воедино с камнями великолепного замка, продолжающего и прославляющего его. Все здесь покоряет своей величественностью и красотой! Представьте, живописное нагромождение белых мраморных камней и благородных серых скал, а на них под лучами щедрого солнца произрастает дурманящая зелень и полевые цветы! Словно ростра у огромного старинного военного корабля, «нос» замка венчает подобие крепкого волнореза. Покалеченный безжалостным временем и людьми, замок все еще сохраняет достаточно мощи, чтобы можно было себе представить: обитатели, которым он некогда служил пристанищем, были не какими-то мелкими сошками.
«Орлиный род, в котором никогда не было вассалов!» – так выразился Мистраль о сеньорах де Бо, которые и в самом деле на протяжении нескольких веков были лишь чуть-чуть менее могущественными, чем графы Прованские и Тулузские и, в конце концов, чем сами французские короли.
Эта легенда напоминает сказку. Семейство де Бо якобы восходило к королю-магу Балтазару, захватившему некогда побережье Септентриона[12]. Возможно, отсюда и пошел их девиз, который на первый взгляд может показаться странным: «На удачу Балтазара!» Отсюда же берет начало и их герб, представляющий собой огромную шестнадцатиконечную звезду с серебрянными лучами, чем-то напоминающую рождественскую… Вероятно, это только легенда, но сколько же в ней поэзии и красоты!
Достоверно известно, что в X веке старинный род виконтов Марсельских и Авиньонских распространил свое влияние в нижней долине Дюранса и присвоил себе имя Бау (по названию скалы). Там был воздвигнут необыкновенной красоты замок, самый чудесный, самый мощный из всех замков, какими этот род уже владел. И его мощь стала простираться все дальше и дальше по земле, которая получила название «земля де Бо». Естественно, распространение влияния не могло не встретить сопротивления и не привести к войне. После того как Раймон де Бо сочетался браком с Этьенеттой Прованской, Бо решительным образом начали отстаивать свое право на владение графством Прованским. Герберга (мать Этьенетты и графиня Прованская и Жеводанская) завещала эти владения другой своей дочери Дус (бывшей замужем за Раймоном-Беранже, графом Барселонским). Таким образом, началась война за наследство, длившаяся более ста лет! Но мы не будем останавливаться на ней, а сконцентрируемся на блестящем дворе сеньоров де Бо, окруживших себя людьми «веселой науки». При дворе Бо любой поэт и трубадур мог блеснуть талантом и стать самым лучшим украшением пира. В XII веке разгорелась ярким пламенем война с Барселоной, однако и в это тревожное время представители рода де Бо по-прежнему не могли себе отказать в удовольствии, имя которого – любовь.
В 1164 году в замок де Бо прибыл молодой человек примерно двадцати лет, одетый во все новое и с лютней через плечо. На вопросы, откуда он родом – отвечал, что из Тулузы, сын скорняка и зовут его Пейром Видалем – никто из его новых знакомых не догадывался, что перед ним один из самых знаменитых трубадуров Франции всех времен. Разумеется, в тот момент он еще не был столь знаменит. Пока это был всего лишь черноволосый и худощавый юноша с длинноватым носом (который, впрочем, совсем не портил его симпатичного лица). На его лице сияла улыбка, которую сам Пейр, лишенный излишней скромности, находил вполне подходящей для того, чтобы разбивать женские сердца. И он не ошибался! Самонадеянному пареньку удалось добиться больших побед на нелегком, но таком чудесном пути познания искусства любви.
Примерно через год никому не известный сын мастерового из Тулузы Пейр исполнил свои куплеты на одном из поэтических конкурсов. В результате он был введен в ранг самых почитаемых певцов графини Тулузской, дочери короля Франции Людовика VI и супруги графа Раймона V. Темой его песен стала красота и добродетели графини, и, остановившись в ее дворце, Пейр не увидел ничего предосудительного в том, чтобы продолжить воспевать прелести дамы, которая, достигнув сорока лет, все еще сохраняла женское очарование. Он даже сочинил специально для нее пьесу в стихах, возможно, излишне интимного характера, одна из строчек которой особенно не понравилась графу Раймону:
Благородная дама, когда я созерцаю ваше прекрасное тело, мне кажется, что я вижу сияние Господа.
Последствия не заставили себя долго ждать. Сначала граф расколол лютню о спину «мерзавца», а затем приказал страже схватить его и бросить в погреб, где ужасный палач-сарацин, весь черный и напрочь лишенный любезности, проткнул бедняге язык длинным гвоздем и свернул ему набок нос. После этого Пейра бросили в темницу. Но, по правде говоря, ему не пришлось томиться там долго. Несколько дней спустя гнев графа поостыл, и он выпустил трубадура, посоветовав ему убираться куда подальше. И Пейр поспешил последовать этому совету, тем более что в дорогу он получил увесистый кошелек, тайно протянутый ему чувствительной графиней. Вместе с деньгами он получил от нее и такие строки: «Прощай, мой возлюбленный трубадур. Да приведет тебя Небо на более гостеприимную землю, далеко от меня, увы, так далеко!»
Без колебаний наш трубадур вскочил на коня и помчался в сторону Прованса, чтобы прибыть к Бо, о которых он слышал много хорошего. Ему не терпелось увидеть красоту графини Азалаис и самому убедиться в мудрости графа Баррэ, великого политика, но также еще и поэта, посвященного в оккультные науки.
Прибывшему в Бо трубадуру устроили подобающий прием и ужин, на котором он сразу же отметил про себя, что графиня Азалаис обладает всеми достоинствами, необходимыми для того, чтобы стать его музой. Это и в самом деле была, наверное, одна из самых прекрасных женщин своего времени, и к тому же она была молода – ей было всего двадцать лет. С этого дня Пейр Видаль посвятил себя исключительно воспеванию дивной красоты дамы своего сердца. Его часто можно было увидеть у ног прекрасной владелицы замка, на мягком велюровом ковре, с лютней в руках сочиняющего баллады и рондо, полные любви, и при этом безмерно счастливого от каждой подаренной ему улыбки и от каждого слова благодарности.