Диспозиция, впрочем, была ясна. Я – пленник, она тюремщица. Судя по всему – это основная роль в ее жизни. Даже не роль, а подлинная сущность. Родилась она такой.
– Ну, чего молчишь? – произнесла наконец она.
– Жду… – хрипло произнес я.
– И чего же ты ждешь?
– Чем порадуешь..
– Сейчас порадую…
Она опустила одно колено на диван рядом со мной, наклонила свое лицо над моим, а затем… Я даже не сразу сообразил, что произошло – так резко она действовала. Дикий вопль вырвался у меня непроизвольно, боль была невыносимой. Госпожа секьюрити неожиданно резко для ее комплекции захватила мою мошонку в кулак и сжала, как теннисный мячик. Вопль мой длился секунды полторы, так как рот мой накрыла чугунная ладонь.
– Больно, да? – сочувственно поинтересовалась Елена Ужасная.
Ответить я был не в состоянии – моя тюремщица не торопилась убирать ладонь с моего рта, я начал задыхаться.
– Надо потерпеть. – Она чуть ослабила зажим. – Ты ведь сильный мужчина, правда?! – И с этими словами она сдавила мои яйца еще сильнее, я выгнулся от дикой боли, попытался укусить ее ладонь, но она была начеку. – Но ты, кажется, хотел, чтобы все было по-другому?! – Она разжала кулак – и тут же «компенсировала» ударом в печень свободной рукой. На какое-то мгновение я потерял сознание, но она быстро привела меня в чувство. Да, госпожа Гордеева была мастером в этом окаянном ремесле. О, как точно охарактеризовал ее оловянноокий работодатель – тупое, злобное создание с садистскими наклонностями, по недоразумению родившееся женщиной… Впрочем, не совсем точно – не такое уж оно и тупое, вон как меня сделала, а вот насчет всего остального, похоже, правда. И судя по всему – немного сумасшедшая.
– Сейчас я уберу ладонь, и ты сможешь говорить, – спокойно сообщила мне Елена Ужасная. – Но если ты снова будешь орать, я просто раздавлю твои яйца. Понял?!
Я поспешно закивал головой, хотя в моем положении это было не так-то просто.
– И отвечать будешь только на мои вопросы! Понятно?
И я вновь нервно затряс башкой… А голос у нее был спокойный такой, будничный. Словно каждый день мужикам яйца давит. Вот они – цыганские предсказания! Все сбывается…
– Кто тебя подослал ко мне? – Она отомкнула мне рот и спокойно ждала ответа.
О боже мой, что же мне отвечать? Однако что-то отвечать придется – в мою печень снова пушечным ядром врезался Еленин кулачище. Мое молчание ей не нравилось точно так же, как и вопли.
– Подожди… – Что же я, идиот, заранее не подготовил легенду? Когда яйца в чужом кулаке, спокойно думать невозможно. – Я сейчас… – Мысли в голове окончательно спутались. – Отпусти яйца-то! Так я только орать могу, а не говорить!
– Что тебе нужно от хозяина? – задала новый вопрос Елена Ужасная, так и не получив ответа на первый.
– От хозяина? От какого? – пролепетали мои пересохшие губы. Молчать было нельзя.
– От хозяина, которого я охраняю. – Последнее слово она произнесла с особым значением. С чувством нескрываемой гордости. – Я тебя еще два дня назад на скамейке напротив офиса срисовала.
Вот это да! Ох, не зря держит у себя под боком эту дамочку господин Олигарх. Не зря… Феноменально! Да она одна целую службу безопасности заменит. Ну и глаза, недаром меня тогда так достал ее взгляд. А я ведь был в этой дурацкой бейсболке и темных очках. Да еще на приличном расстоянии…
– Я вижу, по-хорошему ты не понимаешь, – проговорила Елена Ужасная.
Значит, сейчас начнется «по-плохому». А до этого, выходит, было «по-хорошему»? Гордеева снова возвысилась надо мной во весь рост. Похоже, ей доставляло немалое удовольствие находиться передо мною в таком виде. И наслаждаться моим положением… Одеваться, по крайней мере, она не спешила.
– У меня мало времени, – проговорила она, продолжая созерцать мое распластанное тело. – Очень мало времени, – голос звучал спокойно, даже как-то отстраненно. Ее неприятные маленькие глазки смотрели не мигая. И сама она точно застыла. Вот так неподвижно она простояла секунд двадцать, а затем саданула меня в пах… Носком ступни. Умело саданула, почти без размаха. И тут же по печени, и тут же под сердце… Я снова на некоторое время вырубился.
Очнулся я от очень необычного ощущения. В нос, рот и глаза мне лезли жесткие, колючие, остро и странно пахнущие волосы. О господи – Елена Ужасная рывками елозила по моей физиономии своим мокрым детородным органом, издавая какие-то странные, прерывистые горловые звуки… Так вот что значит «по-плохому»… Я начал задыхаться и вырубился в третий раз.
… – Как самочувствие? – участливо, почти ласково осведомился голос тюремщицы.
Разлеплять веки не было ни малейшего желания. Однако придется.
– Я все расскажу… – проговорил я.
Молчать было нельзя. Еще парочка таких ударов, и госпожа Гордеева попросту сделает меня инвалидом. И это уже конец… Поэтому сейчас главное – не потерять способность к сопротивлению.
– Я должен убить твоего хозяина.
– Об этом я уже догадалась. – Ее полные губы тронула ухмылка удовлетворения. – Кто заказчик?
– Откуда же я знаю… Я ведь исполнитель. Деньги-товар-деньги, понимаешь? – совершенно правдиво ответил я.
– А кто с тобой был тогда? Около офиса?
– А-а… Это «шестерка», водитель. На подхвате у меня. Он толком и не в курсе.
– Что ж, верю…
На некоторое время она замолчала, глядя на сей раз мимо меня. И на том спасибо – хоть немного отдохну…
– Почему ты такая сволочь? – неожиданно спросила она.
– Я?! – Вот теперь мне трудно было быстро найтись с ответом.
– Подлая, мерзкая сволочь, – убежденно проговорила она. – Убиваешь людей за деньги.
– Можно подумать, ты лучше, – совершенно непроизвольно вырвалось у меня. Ох, молчать мне надо было… Я вновь сжался, ожидая очередного пушечного удара.
– Да, ты прав, – неожиданно спокойно ответила она. – Бывало в моей жизни всякое… Наслышан, наверное. Но со мной ты себя не равняй… Я не убивала ради денег! Что лично тебе сделал мой хозяин?
– Да, в общем, ничего…
– Вот именно! – оборвала она меня. – Продажная ты тварь. Таких, как ты, надо казнить публично, на городской площади. А теперь быстро все о твоем… посреднике, или работодателе, или как вы там их называете, ну ты меня понял. Все, что знаешь! И быстро!
Вот так… Что-то надо говорить. Потом-то она меня прикончит. Может, еще пару раз изнасилует каким-нибудь способом – ей нравятся такие игры, это точно. А потом убьет. Но – пока я говорю, буду жив. Надеяться мне не на что, рано или поздно она поймет, что я тяну время, и тогда… Что будет тогда, мне думать не хотелось.
– Ты будешь записывать? – задал я вопрос по существу.
– Так запомню, не беспокойся. Начинай.
– Как хочешь. Значит – работодатель…
…Начать свой на ходу сочиняемый рассказ я не успел. В соседней комнате, где находился балкон, что-то тяжело грохнуло и послышался быстрый топот. Гордеева среагировала мгновенно и одним прыжком оказалась в коридоре. Ее по-прежнему нисколько не смущала собственная нагота – в ней жила звериная готовность к бою.
А через секунду я смог созерцать и сам бой. С Гордеевой сшиблись двое быстрых, крепких ребят в спортивных костюмах и черных шапочках ниндзя, скрывающих лицо. Третий, менее массивный, ринулся в комнату, где располагался я. Ситуацию он оценил с одного взгляда, не выразив при этом никакого удивления, не произнес ни одного слова и бросился на помощь товарищам. А тем приходилось нелегко. Один уже отлетел, отброшенный гордеевской ручищей, и опрокинул вешалку. Второй получил удар в голову и, как говорят боксеры, «поплыл», повиснув на Елене всем телом. Третий действовал более грамотно и рационально. Воспользовавшись моментом, он что-то сунул под нос Чугунной Леди, и та, лишь дернув головой, начала медленно валиться на пол. Оклемавшиеся ребята тут же бросились к ней, на ходу доставая наручники…
– Влип ты, однако, мужик… – это было первое, что я услышал от шустрых незнакомцев. Двое по-хозяйски вошли в комнату, третий (тот, что был потоньше фигурой и поменьше ростом) остался в коридоре, наблюдая за поверженной, усыпленной и скованной наручниками Чугунной Леди. Снимать маски-шапочки или разоблачаться иным образом мои «спасители» не торопились. А впрочем – спасители ли?
– Пасматры, что эта гнида с мужиком сделала! – обратился один из вошедших к тому, что остался в коридоре. Говорил он с заметным кавказским акцентом. Третий, однако, не торопился идти любоваться. Он старался досконально удостовериться, что Гордеева «вырублена» подчистую…
Судя по всему, меня ожидало продолжение этой «ночи страсти и чудес». Очень интересное, поучительное, но с непредсказуемым финалом… И это неприятно холодило…
– Что делать-то будем, дарагой? – нагнулся ко мне первый из вошедших. Я видел только его глаза – длинные, узкие, черные.
– Может, раскуете? Мне одеться надо. – Я дернул подбородком в сторону наручников. Неудобно лежать с трусами, спущенными ниже колен, перед незнакомыми людьми…
– Что делать-то будем, дарагой? – нагнулся ко мне первый из вошедших. Я видел только его глаза – длинные, узкие, черные.
– Может, раскуете? Мне одеться надо. – Я дернул подбородком в сторону наручников. Неудобно лежать с трусами, спущенными ниже колен, перед незнакомыми людьми…
– Расковать? – переспросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Это дело нехитрое, только зачем? – Но простыню на меня он все же набросил.
Второй, тот, что говорил с кавказским акцентом, оглядывал нехитрый квартирный интерьер. Точнее – профессионально исследовал на предмет вероятных неожиданностей. Третий, удостоверившись наконец в том, что Гордеева надежно обездвижена, зашел в комнату и наклонился надо мной. Его нижнюю часть лица и волосы также скрывала черная ткань маски. А глаза у него были громадные и тоже черные. И сочувствия в них не читалось…
– Чего будем делать с ним? – спросил первый у третьего, судя по всему, старшего в этой группе…
– Пусть отдохнет пока, – ответил тот. А точнее, та, так как голос оказался женским, низким и тоже с заметным кавказским акцентом.
– Я здесь, вообще-то, уже давно отдыхаю… – попытался возразить я.
– А ты помалкивай! Говорить будешь, когда спросим, – резко оборвала меня женщина.
О господи – очередная чудовищная дама? Правда, иного экстерьера и, похоже, иного амплуа… Зачем она здесь и о чем собирается меня спрашивать? Но я, судя по поведению этих «ниндзя», интересую их меньше всего. Придется «отдыхать»…
«Спасители» действительно больше не обращали на меня внимания. Они втащили в комнату тяжелое тело голой Гордеевой и оставили в углу, рядом с батареей. Она лежала на боку, ее бугристые мужские руки были перехвачены сзади наручниками, ноги скованы и пристегнуты к рукам. Я представил, каково было ей в этой позе – так можно и спину сломать… Только, видно, не у нее.
– Ну, тварь, слышишь меня? – Женщина наклонилась над Гордеевой и хлестко похлопала ту по щекам. Однако как быстро меняются роли в этой пьесе… Драматург, надо сказать, с фантазией!
Елена дернула головой – волосы упали вперед, закрыв пол-лица.
– Не узнаешь?! – торжествующе произнесла женщина. – Как ты Лану Багидзе в петлю засунула своими клешнями, не помнишь? Сейчас вспомнишь! – Быстрым движением руки она откинула волосы с Елениного лица…
Ага… До меня начинает доходить. Судя по всему, это родственники той несчастной грузинки-свидетельницы, которую сержант Гордеева повесила в одиночной камере по просьбе господина Олигарха. Ничего не скажешь – совпадение, как в кино! Вовремя генацвале заявились… Но до чего же цыганка мою судьбу точно предсказала… А может, не предсказала, а накаркала?
Гордееву они, конечно же, прикончат – не просто так сюда пожаловали. А со мной что будет… «Не жалейте свидетелей, ибо они вас потом не пожалеют» (все тот же Козачинский и все тот же «Зеленый фургон»)…
Генацвале торжественно молчали. Пробил час возмездия. Справедливого возмездия… Елена тем временем окончательно пришла в себя. О, как изменилось выражение ее лица – губы ее побелели, подбородок дрожал, в глазах было отчаяние, и от их взгляда уже не морозило и не передергивало. От ужаса она не могла произнести ни слова… Такой эту жуткую даму-тюремщицу я видел впервые. И ничто ей уже не могло помочь. Что ж, поделом…
– Припоминай, припоминай, как ты повесила мою сестру! – продолжала грузинка. Она сдернула с головы маску, и ее густые волосы цвета вороньего крыла рассыпались по хрупким плечам.
– Э, Манана! – предостерегающе крикнул ей один из соратников.
– Я хочу, чтобы эта гнида видела свою смэрть в лицо! – Грузинка метнула на него дерзкий взгляд.
– Тебя же этот видит! – Грузин ткнул пальцем в мою сторону.
– Пусть видит! – Манана была настроена решительно. – Он никому не расскажет!
– Да мы ведь даже не знаем, кто он такой!
– Мне бэзразлично, кто он такой… – Грузинку было уже не остановить.
– Слушай, валить еще одного мы не договаривались! – занял твердую позицию первый. И я был с ним вполне солидарен. Действительно – такого уговора не было!
– Ладно… – Манана немного смягчилась и тут же вновь повернулась к Гордеевой. – Слушай, ты, если хочешь легкой смэрти без мучений, быстро отвечай – кто это такой?
Могла бы у меня поинтересоваться. Я вроде как пока еще одушевленный предмет. Пока…
– Я почем знаю… – К Елене неожиданно вернулось самообладание. Или она что-то сообразила. Взгляд стал осмысленным, и губы не тряслись. – Около двери моей крутился, я его и затащила узнать, кто такой и чего надо.
Ну и Елена… Правильно, не надо этим детям гор лишнего болтать.
– Это так? – Манана тут же переадресовала вопрос мне.
– В общем… Да.
– Ну… И зачем же ты у ее двери ошивался? – снова спросила у меня грузинка.
– Да так, взломать хотел, я не знал, что она дома, – неожиданно для самого себя произнес я.
– Ты что, вор? – вступил в беседу второй генацвале, готовясь меня зауважать.
– Пачэму вор, навэрно, простой грабитель… – Первый грузин упорно держал мою «линию», и я был ему искренне признателен. – Ну и что? Эта гнида затащила мужика к себе и издевается. Что вы, не знаете ее, что ли?!
– Что скажешь?! – Манана изо всей силы пнула Гордееву ногой в низ живота.
– А чего говорить? Сами все видите… – отрешенно пробормотала Елена.
– Ладно, – приняла наконец решение Манана. – Мы сейчас тут посоветуемся… кое с кем. Насчет тебя! – Она выбросила руку в мою сторону. – А ты, – черные глаза сверкнули на Гордееву так, что у той снова задергались губы, – молись… Если умеешь. Пошли, – повернулась она к своим.
– Ребята, подождите! – взмолился я. – Раскуйте, ради всего святого… Мне в туалет нужно, будьте людьми… – Лишь бы расковали, а там посмотрим…
– Потерпишь, – бросила грузинка, направляясь в кухню. – Фу, жарко здесь, однако! – Она расстегнула молнию на спортивной куртке, сняла ее и повесила на вешалку в коридоре.
– Да я сейчас всю постель уделаю, вам же будет не в кайф ее резать!..
– Слушай, э… Ну пусть идет в туалэт, а то засрот все! – снова «вступился» за меня первый грузин, хороший человек. – Он не убежит, я браслэты только отстегну, а снимать не буду…
Да-а… Номер не прошел. К тому же руки и ноги затекли так, что я еле ворочал ими и до сортира добрался с большим трудом, переступая по пять сантиметров, как стреноженная лошадь.
– Гоги, ты посмотри за ним, мало ли чего… – Манана не хотела никаких неожиданностей.
– Я тебе что, туалетный швицар? Может, бумагу ему подать?
– Делай, как говорю! Что, мне самой идти на него смотреть?
– Сиди смирно и малчы! – сказал мой конвоир по возвращении, пристегивая меня к радиатору отопления. – Тогда не будем тебя «коцать». Будешь малчать – будешь живой, обещаю…
– Обещаю здесь я! – крикнула из кухни Манана. – Эй ты, сиди там и жди, а ты, Гоги, иди сюда. Посоветоваться надо.
Я сел на пол и вытянул скованные ноги.
Так, с побегом не вышло. На успех все равно не было надежды, но хоть погиб бы в драке, по-человечески. А так – зарежут как барана. Из кухни раздавалась громкая грузинская речь и приглушенная, еле слышная русская – Манана беседовала с кем-то по мобильному телефону. Грузинский я почти забыл, но все же разобрал, что второго грузина зовут Иосиф, что в живых ни меня, ни Елену не оставят, – обсуждалось только, поджигать квартиру или нет и кто первый пойдет к «жигулю» – выходить из квартиры они собирались по очереди. В сторону закрученной в кольцо Елены я старался не смотреть: зрелище не из приятных…
– Слышь, придурок… – неожиданно услышал я ее тихий шепот. – Если жить хочешь – ключ от моих «браслетов» в левом кармане куртки, той, что Манана в коридоре повесила. Думай, как его достать. Не достанешь – тебя зарежут вместе со мной. Я их хорошо знаю… Думай по-быстрому!
Ну и Елена! Вот это глаза – даром что маленькие, а все заметила. Как же я ошибался в ней! Свой страх она просто сыграла. Ну и самообладание!
– Не тяни резину! – Ее шепот звучал как приказ. – Давай еще спектакль! А то поздно будет…
Она права. Не придумав ничего нового, я с трудом встал на ноги и заныл дурным голосом:
– Ребята, меня тут снова прохватило… Извините!
Сволочь Манана! Она опять снарядила Гоги меня конвоировать, и его доброта иссякла, он пару раз крепко приложил мне ботинком по ногам. Куртка висела рядом с туалетом, но и Гоги стоял здесь же… Ни одна дельная мысль не посетила мою голову в ту минуту, пока я сидел на толчке, имитируя подходящие звуки, и тут в ушах сама прозвучала его реплика насчет бумаги…
Я высунулся из туалета, не натянув трусы, и заорал:
– Гоги, дорогой, помоги, ради бога, бумага кончилась, вон там рулон! – И я, подняв скованные руки на уровень левого кармана куртки, указал за его спину. Гоги непроизвольно обернулся…
Получив от оскорбленного конвоира ногой по моим многострадальным яйцам, я натянул трусы на «неподтертый» зад и был водворен в комнату еще одним пинком, завалившим меня прямо на Елену. Пристегивать меня, засранца, к радиатору Гоги на этот раз побрезговал…