Боль стала отпускать. Я снова лег, прикрыл глаза и незаметно провалился во что-то похожее на сон, где скользили смутные тени, плавали обрывки слов на фоне звуков льющейся воды. Я услышал свисток чайника и почувствовал запах кофе из чашки. Вика всегда приносила мне утром кофе…
Через грязное оконное стекло пробилось утро. Я опять увидел железную кровать с провисшей сеткой, влажные потеки на стенах, черную плесень по углам и сажу на потолке. Пискнул японский хронометр из титанового сплава. Восемь часов тридцать минут, пятое октября. Время киевское. Надо вставать, потому что сырая прохлада пробирает до костей. Умыться, почистить зубы холодной соленой водой, по вкусу напоминающей болгарскую пасту «Поморин», и ждать. Или наоборот – не ждать, а пойти навстречу?
Натянув влажную штормовку, я вышел на берег. Дождь кончился. Пенный краешек волн облизал подошвы ботинок. Подслеповато щурясь, я огляделся в обе стороны, и побрел вдоль кромки прибоя, старательно отгоняя панические мысли. Хриплыми голосами перекликались чайки. Под ногами хрустели обломки раковин. Иногда я нагибался, чтобы подобрать самые красивые экземпляры, и забрасывал их далеко в море, задумчиво покрутив в руках.
Незаметно свернул на дорогу к Азовскому берегу. Коса не широкая – пятнадцать минут, если идти не торопясь. Вскоре между деревьями показались верхушки огромных металлических емкостей, в которых рыбаки хранили запасы питьевой воды. Серебристая краска на них давно облупилась, но металл еще не проржавел. Дорога здесь сворачивала вправо и уходила к поселку, который на официальном языке назывался рыболовецким участком Керченского рыбозавода. Туда я идти не хотел…
Честно говоря, я недолюбливал окрестности пансионата «Альбатрос». Как рассказывали, он тоже был когда-то частью рыбацкого поселка, пока завод «Альбатрос» не выкупил несколько домов для отдыха своих работников. Неуютные там места. Болото какое-то смурное посреди Косы. Потом, все эти слухи о керченском десанте. Официальная версия звучит очень мягко, я проверял, но по рассказам местных жителей – это была мясорубка. И там, где сейчас болото, якобы лежат останки нескольких сотен погибших моряков. Похоронить их толком не смогли. Да и как тут похоронишь – через метр уже вода.
На Азове, как всегда, штормило. Отсюда весь Керченский пролив, он же Боспор Киммерийский, как на ладони. Если приглядеться, то можно разглядеть маяк, а в хорошую погоду даже Порт Кавказ.
Справа от пирса, на большом куске ракушечника сидела женщина. Она сидела спиной ко мне, и достаточно далеко. Я побежал. Она обернулась и помахала рукой. Некоторое время я еще бежал по инерции, не желая верить в очевидное.
– А я знала, что вы придете, – весело сказала она. Это была супруга богатого судовладельца с греческим именем Персефона.
– Простите, – пробормотал я, пряча глаза. – Как-то нелепо все получилось…
– Кажется, я понимаю ваше разочарование. И даже догадываюсь, с кем вы меня перепутали… Я тут собаку выгуливаю. Может, вы вместе с нами прогуляетесь?
Я чувствовал себя как боксер после нокдауна. Стоять мог, но соображал с трудом.
– Что-то нет настроения.
– Настроение дело поправимое, – она настойчиво подталкивала меня под локоть. – Места здесь действительно необычные. Я большую часть года провожу на Кипре и Мальте, там природа, несомненно, живописнее, но нет этой приятной дикости. Все обжито. Верите, за каждым камнем туристы…
Неподалеку резвился дог. Я вяло переставлял ноги и слушал ее щебетание о погоде, природе, птичках, соседях, греческой живописи, о существовании которой даже не подозревал, греческой архитектуре, киммерийцах и исторических несправедливостях. Иногда я важно кивал, а иногда вставлял малозначащие междометия.
– Кажется, я вас совсем заболтала, – смутилась она.
– Нисколько. Мне очень интересно.
– Не отрицайте. Я, знаете ли, благодаря отцу, с детства влюблена в греческую историю, а вы меня несколько озадачили, поэтому я нервничаю и говорю больше, чем хотелось бы. – Она замолчала, и некоторое время ковыряла песок носком сапога. – С точки зрения нормального человека ваша идея – полный бред. Хотя, в какой-то степени, изящный бред.
Я промолчал.
– Очень хочется вам чем-то помочь, но, увы, не знаю чем… Когда умирает близкий человек – это больно. Я знаю по себе. К сожалению, смерть – процесс необратимый, и с этим надо просто смириться.
– Я слышал эти слова столько раз, что уже сбился со счета, – усмехнулся я.
– Увы, – вздохнула она. – Люди за многие тысячелетия не смогли придумать ничего умнее. Значит, в этом есть своя логика. Представляете, что бы началось, если бы появилась возможность вернуть близкого человека?
– А в порядке исключения?
– А в порядке исключения из исключений?
Уже показались первые рыбацкие домики. По берегу стали попадаться обломки просмоленных лодок и засыпанные песком рваные нейлоновые сети. Собака отстала, и мы присели на рассохшуюся деревянную бочку.
– Представьте на секунду, что вы не найдете здесь своей жены. И что тогда?
– Буду искать, пока не найду, – ответил я.
– Через пару месяцев наступит зима. Не та, которая по телевизору, а настоящая. Шторма зимой бывают такие сильные, что волны легко перекатываются через Косу.
– Неужели? – Я улыбнулся и сделал наивное лицо.
– Я бы посоветовала взвесить свои шансы, господин адвокат. В следующий раз мы зайдем на Тузлу в апреле будущего года. Маловероятно, что кто-то окажется здесь раньше, учитывая сложные погодные условия и, мягко говоря, не слишком хорошую репутацию острова.
– О, да, – согласился я. – Кстати, ваш муж случайно не принимал участия в формировании этой репутации?
– Не исключаю такой возможности, – невозмутимо ответила она.
Приглушенно заиграла мелодия, и отошла на пару шагов, неторопливо вынув из кармана серебристую трубку спутникового телефона Global Star. Я задумчиво оторвал щепку от бочки и почистил грязь под ногтями. Закончив разговор, она перехватила мой тоскливый взгляд и протянула трубку мне.
– Всего пару минут, – пробормотал я. – Надо сказать несколько слов дочери.
Сигнал прошел почти мгновенно.
– Папка! – взвизгнула Настя. – Ты куда пропал? Мы с бабушкой так волновались!
– Доченька, у меня все в порядке, только командировка неожиданно затянулась. Может быть на месяц, а может и больше. Я часто не смогу звонить – здесь очень плохая связь. Как вы там, как бабушка?
– Ничего… – она вздохнула. – Жаль, бабушки сейчас нет, – она в магазин пошла.
– Времени мало, Настя. Как только смогу, я снова позвоню, но это может быть не скоро.
– Я поняла. Я уже взрослая. Пока, пап…
Спину пробило, словно током. Каждый вдох отдавался болью. Сейчас главное – взять себя в руки. Не хватало только банального сердечного приступа.
– Последнее предложение: мы подбросим вас до Тамани, чтобы не возникло сложностей с пограничниками, – сказала Персия, не глядя на меня. – Если надо, могу занять вам денег на дорогу.
– Не вижу в этом необходимости.
– Тогда прощайте.
– Вернее будет сказать: до свидания.
Она фыркнула, игриво взмахнув хвостом черных густых волос, и быстро пошла по берегу, сунув руки в карманы куртки. Дог оглянулся на меня и потрусил следом, высунув язык.
– Господи, – прошептал я отчаянно. – Если ты есть, не дай мне ошибиться!
Отдышавшись, я доковылял до пансионата и обнаружил на крыльце большую сумку, плотно набитую консервами. Рядом лежало верблюжье одеяло и книга. Я занес все внутрь, задвинул в угол и раскрыл плотный томик в коричневом переплете, оказавшийся сборником греческих трагедий. Толстым маркером была отмечена «Алкестида», а рядом стоял знак вопроса…
Прошел октябрь. Днем солнце еще хорошо прогревало воздух, а по ночам стало заметно холоднее. Я начал подыскивать другое жилье. Целую неделю методично обходил оба пансионата и нашел приличный вариант в «Альбатросе», с достаточно хорошо сохранившимися стенами и потолком, а главное автономным отоплением от «буржуйки». Видимо, там когда-то зимовал сторож. Я прочистил дымоход, поставил кусок фанеры вместо выбитого стекла и тщательно проконопатил все щели в раме и косяке двери. Перенес продукты, кровать, тумбочку и кое-какие полезные мелочи.
Еще неделю я готовил дрова, проклиная изготовителей ручной цепной пилы, которая, по утверждению рекламистов, необычайно удобна в обращении и просто незаменима для туристов. После того, как поленница приняла внушительный вид, я решил считать подготовку к зиме в общих чертах законченной. Правда, меня несколько смущало отсутствие теплых вещей, но в самые холодные дни можно, в конце концов, отсидеться в моей "норе". Для прогрева шести квадратных метров много дров не потребуется.
Хозяйственные заботы немного отвлекали. К тому же, вместо прогулок по пляжу я стал делать марш-броски, доводя организм до полного изнеможения, что не только способствовало нормальному сну, но и резко снижало потребность в курении. В одну из таких пробежек я встретил Вику. Она сидела на том же самом камне у пирса. Я сначала решил, что вернулась яхта, но, подбежав поближе, узнал бирюзовое бикини и светлые полотняные шорты жены. Она обернулась и бросилась мне навстречу. Мы с хохотом повалились на песок, целовались, говорили друг другу какие-то пустяки и снова целовались. Одуревший от счастья, я боялся хоть на секунду выпустить ее из своих объятий. А потом я проснулся.
Хозяйственные заботы немного отвлекали. К тому же, вместо прогулок по пляжу я стал делать марш-броски, доводя организм до полного изнеможения, что не только способствовало нормальному сну, но и резко снижало потребность в курении. В одну из таких пробежек я встретил Вику. Она сидела на том же самом камне у пирса. Я сначала решил, что вернулась яхта, но, подбежав поближе, узнал бирюзовое бикини и светлые полотняные шорты жены. Она обернулась и бросилась мне навстречу. Мы с хохотом повалились на песок, целовались, говорили друг другу какие-то пустяки и снова целовались. Одуревший от счастья, я боялся хоть на секунду выпустить ее из своих объятий. А потом я проснулся.
Уже рассвело. Над берегом стоял густой туман. Ежась от холода, я два часа потерянно бродил по Тузле. Потом вернулся и до вечера пролежал, глядя в потолок. Только когда стемнело, что-то поел, совершенно не ощущая вкуса. В эту ночь я снова встретил Вику.
Сны были странные. Просыпаясь, я все помнил до мельчайших подробностей. Постепенно такая параллельная жизнь стала вытеснять туманную, холодную и сырую реальность. Там были Вика и вечное лето. Там я был счастлив…
К концу декабря на Косу обрушился первый серьезный шторм. Ветер пригибал к земле заросли маслин и посыпал их снежной крупой. Стихия бушевала почти двое суток. Я не высовывался. Впрочем, последний месяц я и так вел жизнь затворника. Выходил для пополнения запаса дров, либо размяться перед сном, пробежав пару-тройку километров.
В голове все окончательно запуталось. Засыпал один, просыпался с Викой. Засыпал с Викой, а просыпался один…
Видимо, я просто переутомился. Мы наконец-то вырвались в отпуск. Вволю загорали, до посинения купались в море, наслаждались тишиной, лакомились жареными на углях мидиями и любили друг друга. Мешали только мои ночные кошмары. Каждое утро я просыпался в холодном поту и первым делом проверял – на месте ли Вика. Обнаружив ее, мирно спящую, еще долго не мог прийти в себя. Я крепился, старался загнать внутрь свое беспокойство, отшучивался, но, в конце концов, не выдержал и все ей рассказал. С самого начала.
– И давно это началось? – спросила она после некоторого раздумья.
– С того момента, как мы сюда приехали, – ответил я.
Ближе к вечеру она решительно заявила:
– Завтра мы уезжаем.
– С чего вдруг? – опешил я. – У нас еще неделя отпуска.
– Я боюсь. Мне очень не нравятся твои сны. Лучше бы нам вернуться…
Она улыбнулась и прикоснулась к моей щеке. Я понял, что решение уже принято. Рассеянный взгляд, плотно сжатые губы – все указывало на бесполезность дальнейших разговоров.
Ночью я долго не мог уснуть. Несколько раз вставал и выходил курить. Мысли текли спокойно и неторопливо. Я чувствовал – ответ где-то близко, но никак не мог ухватить его за кончик. В темноте комнаты отчаянно скрипнула кровать. Видимо, Вике тоже не спалось. Я взял полотенце и спустился к морю. В первые секунды обжег холод, но кожа быстро привыкла. Несколько минут я расслабленно покачался на волнах, наслаждаясь огненными дорожками светящегося планктона, и вышел на берег, расталкивая скользкие тушки медуз.
В эту ночь снов я не видел. И в следующую ночь их не было тоже…
А на крещение выпал снег. Не припорошил песок, что и раньше случалось, а действительно лег, как дома, ослепительно белым, толстым одеялом. В моей «келье», где от окна осталась только узкая полоска стекла, сразу стало светлее. Тузла преобразилась. Маслины в снегу не так экстравагантны, как пальмы, но тоже выглядят очень забавно. За неимением другого чтения, я уже проштудировал сборник греческой драмы вдоль и поперек. Эсхил, Аристофан, Еврипид… Странно, что у меня раньше до них руки не доходили. Прямо на полях «Алкестиды» кто-то приписал: «Увы, все было не совсем так». Теперь-то я понял, что имела в виду бывшая владелица этой книги. Это не стало неожиданным озарением. Если нет выхода, надо пробиваться через вход. Скоро все кончится. За мной придет Шторм. Я его уже чувствую. Я его жду. Я готов его встретить и мы еще посмотрим – кто кого…
Всю неделю я выходил на берег и подолгу стоял, слушая, как ревут невидимые отсюда корабли, перекликаясь в утреннем тумане, и отмечал про себя, что ветер с каждым днем усиливается. Я раздувал ноздри и чувствовал слабый запах. Запах смерти.
Шторм приближался. Он рыскал из стороны в сторону, порой достаточно сильно отклоняясь от курса. Он искал меня. А когда нашел, то обрушился всей своей мощью.
Прятаться было бесполезно. Я просто стоял, до тех пор, пока это было возможно. Пока сильный порыв не опрокинул на спину и не искупал в налетевшей волне. Брюки и ботинки насквозь промокли, но я уже не обращал внимания. Я носился по берегу, размахивая штормовкой, что-то яростно кричал, падал, снова поднимался и снова падал. Я даже не успел ничего почувствовать. Я только увидел высоко в небе пенный гребень огромной волны и понял, что проходит последняя секунда моей жизни…
Береговая охрана Республики Кипр нашла меня в море, неподалеку от города Лимасол, привязанным к надувному матрасу, и тут же доставила в ближайший госпиталь. Личность мою установили по документам – они не слишком пострадали от воды. Когда очнулся, первым делом пришлось объясняться с полицией, которой очень хотелось понять, как я оказался в территориальных водах Кипра. Впрочем, я и сам хотел бы это выяснить…
Меня разместили вполне пристойно, по разряду потерпевших кораблекрушение, поэтому лечение и отправку на родину взвалили на себя добрые киприоты – есть у них, оказывается, такая статья в Морском Кодексе. А когда мне разрешили посещения, появилась Вика. Лечащий врач подробно проинструктировал ее на счет амнезии, а мне оставалось только твердо придерживаться этой версии. За неделю я выведал подробности своей биографии. Все, в общем-то, не выходило за пределы допустимых отклонений. Правда, я почему-то оказался бухгалтером. Это меня расстроило, но не так сильно, как известие о нашем с Викой разводе. Оказывается, мы уже три года не живем вместе. Она замужем за хорошим человеком. Настя, естественно, с ними. Впрочем, расстались мирно, сохранив дружеские отношения.
Исчез я три месяца назад, никого не предупредив. Через пару дней начали искать, даже подали заявление в розыск. Получив известие из посольства, Вика тут же вылетела на Кипр. Не сказать, что ее новый муж был этому рад, но и активно возражать не стал.
С тех пор прошло уже полтора года. Своей жизнью я доволен. Вику и Настю вижу регулярно. Мы даже иногда выбираемся вместе на пикники. А недавно я поймал себя на мысли: не сделать ли предложение своей бывшей жене? Со стороны это будет выглядеть весьма странно, но мне плевать. Мало ли что там было в прошлом. И время идет, и я изменился. Последствия амнезии, как ни крути. События я не тороплю, но чувствую, что шанс есть. Мне об этом бывшая теща по секрету сообщила, а ей Викина подруга. Естественно, тоже по секрету. Вика, мол, и сама сейчас удивляется, – а почему собственно мы расстались?
Летом я побывал в Крыму. Никакой визы для этого не понадобилось. Прокатился из Ялты до Феодосии. Там ходит красавец-катер на воздушной подушке. Прогулялся по набережной, сходил в музей Айвазовского и посетил домик Грина. Потом не удержался и рванул в Керчь. Сам город почти не изменился. Я поднялся на гору Митридат, съездил, наконец, в Аджимушкай. А вот на Тузлу попасть не удалось. Более того, местные жители о ней ничего не слышали. Все пожимали плечами и спрашивали: «А где это?». Тогда я разыскал в музее специалиста-краеведа. Он и рассказал, что в пятидесятых годах прошлого века Тузлу смыло во время очень сильного шторма. Причем, вместе с рыбаками. Еще смыло несколько деревень на Тамани. Было много жертв. Говорят, такие шторма на Черном море бывают раз в двести лет…
Я тоже погиб на Тузле. И не очень понимаю, как получил свой второй шанс. Знаю только, что к этому имеет отношение черноволосая, смуглая ионийка с красивым именем Персия. Перед поездкой в Крым, курьер FedEx вручил мне бандероль без обратного адреса, в которой я обнаружил разбухший от воды томик античных трагедий – Эсхил, Еврипид и Аристофан. Похоже, тот самый. На нем даже след от маркера сохранился. Я пока поставил его на полку. Пусть стоит. А читать буду потом – долгими зимними вечерами…