– Подождите. Я же вам деньги за выезд заплатила, – перегородила ему дорогу Нужняк. – Раз вы ничего не сделали, возвращайте деньги!
– Вы чего, бабушка, белены объелись?! – вскипел Кузнецов. – Вы деньги за выезд заплатили. Я приехал. А то, что у вас сделка разладилась, я не виноват.
Кузнецов отставил пенсионерку в сторону, словно перегородившую дорогу старую деревянную тару, и вышел из комнаты. Митрофановна на секунду замешкалась от такой наглости, но, быстро придя в себя, бросилась следом за наглецом.
«А ведь и впрямь я ничего не знаю о своей дочери, ни где, ни с кем она живёт…»
— Маша, ты говоришь, что тебе не нужна моя квартира, – решила осторожно выведать необходимую информацию старая женщина. – Может, ты скажешь мне, твоей матери, а где ты всё-таки проживаешь и какие у тебя жилищные условия?
– Мама, разве ты не знаешь, что выпускникам детского дома государство предоставляет отдельную жилплощадь? – попыталась успокоить Царькову Мария. – И мне, в свою очередь, давали ордер на жильё.
– А сейчас? – требовала конкретики от своей дочери пенсионерка. – Сейчас у тебя есть собственное жилье?
— Нет, – призналась молодая женщина. – Но это не значит, что мне негде жить. Я же, помнишь, говорила, что была замужем и у меня есть дочка.
– Да-да, Настя, семь лет. – Царькова вспомнила недавнюю беседу с капитаном Грачёвым. – Но где же ты обычно ночуешь?
– Мама, давай не будем о таких частностях, – немного растерянно произнесла дочка. Было видно, что она уходит от ответа, потому что ей просто нечего сказать.
Она отошла к окну и стала наблюдать, что творится на улице.
«Ничего себе частности. Моя кровная дочка неизвестно где ночует, возможно, не имеет своего угла. Наверное, она оставила свою жилплощадь мужу и дочери. Может, этот полицейский прав, говоря, что Мария потеряла память. Или Света? Доченька моя, бедняжечка. Ну ничего, всё теперь у нас будет хорошо. Ведь мы с тобой нашли друг друга и теперь никогда не расстанемся».
— Ой, мама, – Мария как ошпаренная отскочила от окна, – там опять этот полицейский идёт. Посмотрел прямо на наши окна. Наверное, меня заметил. Что мне делать?
– Ну, если ты не хочешь, чтобы он тебя видел, прячься в шкаф. – Мать удивилась неподдельному ужасу в глазах дочери. – Хотя по мне, так лучше во всём объясниться.
– О чем? Он же несёт полный бред, – замотала головой Мария. – Никакая я ему не жена, и нет у нас с ним общей дочери. Я просто, видимо, очень похожа на его пропавшую жену.
– Одно лицо с портретом на фотографии, которую он приносил, – подтвердила Зинаида Фёдоровна, сама пребывающая в полной растерянности от такой ситуации и не зная, что сказать дочери. – Тебе бы самой посмотреть. Я думаю, ты бы сама удивилась такому небывалому сходству.
Мария вздрогнула от звука звонка в дверь.
– Я всё же спрячусь, – просительно посмотрела на свою мать Мария. – Подожду, пока ты его выпроводишь.
Зинаида Фёдоровна не спеша дождалась, пока дочь устроится во внутренностях шкафа, и только затем пошла отворять дверь представителю закона, который уже проявлял нетерпение повторными короткими звонками.
Грачёв и впрямь проявлял нетерпение. Ещё при подходе к подъезду он увидел идущих прочь от дома заявительницу Нужняк и представительного мужчину, в котором он узнал нотариуса «чёрных риелторов» Руслана Кузнецова. Было видно, что между ними произошла какая-то ссора. Старая женщина всё пыталась его остановить, прихватывая за рукав кашемирового пальто, а он отмахивался от неё, стряхивая её руку, словно градусник.
Визит этого нотариуса в квартиру, которой хотят завладеть преступники, был явно не случайным и требовал детальной проработки. Также вызывал вопрос, что связывает заявительницу и пособника криминальных схем отбора жилья у социально незащищённых граждан. Но это потом, сейчас на первом месте для мужчины была встреча со Светланой. Ему показалось, что он даже заметил её фигурку в окне царьковской квартиры, но это произошло так быстро и неожиданно, что он и сам не понял, было ли это или ему только привиделось.
Дверь долго не открывалась, но спустя несколько минут усилий на пороге всё же появилась пенсионерка. Не дожидаясь приглашения, капитан прошёл внутрь. Его опыт подсказывал, что с этим нужно поторопиться, или дверь может закрыться, так как его визиту здесь никто не был рад.
– Разве я вас приглашала? – уже ему вдогонку только и успела отреагировать Царькова. – И собственно, чему обязана вновь?
Пожилая женщина была явно обескуражена такой бесцеремонностью полицейского.
– Где моя жена? – проигнорировал её вопросы оперативник. – И не говорите, что её опять нет. Я видел её в окне.
Не дожидаясь ответа пенсионерки, полицейский бегло осмотрел её квартиру. Его жены в ней не оказалось.
– Там в прихожей женское пальто висит, – вернувшись в комнату несолоно хлебавши и явно обозлённый результатом, буркнул Грачёв. – Явно не ваши размерчик и фасон. Светлана раньше любила такие модели носить.
Царькова почувствовала себя словно преступница, застигнутая с поличным.
«Пальто! Ну конечно! И как я не догадалась убрать одежду дочери? Значит, он понимает, что я вру и Мария спряталась в квартире. Ах! Шкаф – единственное место, где можно спрятаться. Он её сейчас там обнаружит! Вон он как посматривает в ту сторону!»
«Где Светка спряталась? Кроме этого пузатого шкафа для одежды вроде бы больше и негде».
Полицейский словно читал её мысли и медленно, но уверенно стал двигаться в направлении убежища дочери. Парализованная от волнения, Зинаида Фёдоровна могла только шептать молитву и надеяться на чудо. И чудо произошло. В квартиру вернулась Митрофановна. Пожилая женщина, не сумевшая вернуть свои деньги у нотариуса, была явно на взводе.
– А, вы уже здесь, товарищ капитан. Зря, выходит, я ходила на вас жаловаться… А где мошенница, чего-то я её не вижу. Неужто арестована?
– А ты все не уймёшься? – прервала её Царькова. – Теперь из-за квартиры готова на любую подлость. Совесть на старости лет потеряла.
– Дура ты старая. Да я спасти тебя хочу! – вспыхнула как спичка Митрофановна. – За правду я! Всегда стояла и стоять буду… Так где аферистка?
Зинаида Фёдоровна не стала больше ничего ей говорить, понимая, что все слова будут напрасны. Она демонстративно замолчала, показывая своё негативное отношение к бывшей работнице. Молчал и Грачёв, соображая, какую линию поведения избрать с заявительницей, которая будет бегать жаловаться его начальству по малейшему поводу.
«Вот пенсионерка какая! Всё не уймётся. Готова бульдозером по моей жене проехаться. Всё обвинения выдвигает. Надо её как-то угомонить, а то от неё начинает исходить очень много неприятностей».
Нужняк, видя, что все молчат, игнорируя её вопрос, в недоумении переводила взгляд с одного лица на другое и вдруг всплеснула руками, догадавшись о причине такого поведения.
– Я так и знала! Упустили? – торжествовала «провидица». – Вот ведь девка какая, всех вас вокруг пальца обвела.
– Послушайте, гражданочка, а вы не думаете о том, что можете оказаться на скамье подсудимых за ложный донос?
Этот вопрос от представителя власти, словно кинжал Брута, вонзился в сознание Митрофановны, которая всю свою жизнь отдала сотрудничеству с правоохранительной системой государства.
– Меня под суд? За ложный донос? – не веря своим ушам, уточнила пожилая женщина.
– А что вы думаете, есть такая статья в Уголовном кодексе за такие огульные, заведомо ложные обвинения, – подтвердил представитель закона.
– То-то мне ваш начальник втолковывал, что вы пережили страшнейшую психическую травму на семейной почве. Что один ребёнка воспитываете, – вспомнила Митрофановна слова подполковника, которые пришлись теперь кстати. – Что там с вашей женой случилось? Пропала или погибла, я не запомнила точно.
«Погибла?! Она сказала: погибла?» — молнией сверкнуло в голове мужчины, застилая гневом остатки разума.
– Что? – Грачёв, с трудом отдавая отчёт поступкам, выхватил из оперативной кобуры пистолет, полученный сегодня у дежурного. – Что ты сказала, ведьма старая?
– Ой! Помогите, убивают! Ой-ой! – Митрофановна, не ожидая такой реакции полицейского, на долю секунды остолбенела, а затем с криком, откинув скатерть, полезла под стол.
– Психическая травма, говоришь, у меня? – Оперативник, преследуя её, откинул край скатерти, ткнув под стол дулом табельного оружия. – Тогда меня и за убийство не осудят.
– Перестаньте. Не трогайте её! Я вас умоляю! – вступилась за Нужняк хозяйка квартиры. Однако Егор уже не слышал слов Царьковой. Кровь прилила к голове, пульсируя в висках, словно просясь наружу.
– Жена, говоришь, погибла? Ах ты жаба! – Чтобы окончательно отыграться на вздорной старухе, он передёрнул затвор, от металлического звука которого в жилах останавливалась кровь.
– Егор, оставьте, пожалуйста, в покое эту старую женщину, – неожиданно раздался голос вышедшей из шкафа Марии.
– Света?! – Грачёв мгновенно утратил интерес к сидящей под столом старухе.
Он суетливо, словно стесняясь перед Марией своих действий, спрятал пистолет обратно в кобуру.
– Вы ошиблись, меня зовут Мария, – поправила его женщина. – И я совсем не ваша жена.
«Света? Жена? При чём тут жена?» – недоумевала сидящая под столом Дарья Митрофановна. Она осторожно откинула свисающую скатерть, чтобы видеть своими глазами, что происходит на «поверхности».
Егор сделал шаг к своей жене, намагниченный невиданной силой её притяжения.
– Света, ты жива и ты рядом! Родная! – Он попытался её обнять, но женщина выскользнула из его протянутых рук.
– Я ещё раз повторяю, я вам не жена, – нахмурилась Мария. – И прошу вас не распускать свои руки.
– Неужели ты меня совершено не помнишь? – продолжал улыбаться Егор, видя перед собой свою жену и понимая, что она совсем рядом с ним и одновременно так далека от него, в своем сегодняшнем состоянии амнезии.
– Как я могу помнить того, с кем даже не была знакома? – совершенно равнодушно произнесла молодая женщина, присаживаясь на постель к матери и интересуясь её самочувствием. Митрофановна, видя, что опасность миновала, вылезла из своего укрытия.
«О-О-О, теперь всё понятно. Криминальный дуэт. Жена пенсионерок одиноких облапошивает с квартирами, а муж прикрывает их семейный бизнес. Надо бежать и начальнику отделения всё доложить. Надеюсь, он не состоит в их криминальной схеме. А если состоит? Ой-ой, тогда добегаюсь точно, стукнут бабке по голове и сошлются на естественную смерть по возрасту. Андрюшка один останется, кто его, обормота, на путь наставит? Нет, нельзя помирать, пока он не женится. Надо похитрее как-то действовать».
Она тихонько присела в сторонке, решив понаблюдать за происходящим и не провоцировать своим поведением «оборотня в погонах». Но к её полной неожиданности, в этот момент в квартиру пришёл её сын. Он показался на пороге комнаты, и она вначале его не узнала. Подумала, что пришёл ещё один участник банды. Андрюшка был до неузнаваемости трезв. В какой-то форменной куртке и брюках, похожих на форменную одежду Министерства по чрезвычайным ситуациям России. Его вечно грязные и взлохмаченные волосы были вымыты, пострижены и расчёсаны на пробор. Вдобавок ко всему в руках он держал букет цветов.
– Мать, а ты чего тут? – Андрей не сразу заметил сидящую в уголке непривычно тихую маму.
Увидев её, головная боль сразу напомнила ему про тяжесть похмельного состояния, но он скрипнул зубами, прогоняя желание выпить.
– Андрейка, сынок! – вдохновилась появлением своего чада Митрофановна. – Мать убивают, а ты всё пьёшь и гуляешь, зараза такая!
– Нет, не пью я больше, – решительно мотнул головой её отпрыск. – Завязал я, баста… Вот и работу нашёл. Завтра выхожу первый день.
– Что за работа? – поинтересовалась Царькова.
– Логистиком в крупную складскую компанию. – Андрей произнёс это с неким вызовом, явно рассчитывая произвести эффект на Марию.
– Боже ты мой, радость какая, – засияла Нужняк. – Да неужто свершилось и Ты услышал мои молитвы? А чего ты с цветами? Кому? Мне?
В последнем её слове было столько радости и надежды, что вопрос прозвучал больше утверждением и уверенностью, что сын пришёл к ней.
«Неужто сынок принёс мне за все мои труды цветочков? Сколько лет я промучилась с ним, а вот и благодарности от него дождалась наконец-то».
— Вот пришел, как обещал, за ответом, – проигнорировал вопрос матери сын, обращаясь к Марии. – Вы как, Маша? Согласны стать моей женой?
– А это что ещё за обмылок? – не преминула последовать реакция Егора. – Ты чего, юноша бледный, сбрендил? Она уже замужем.
– Была. За Лошадкиным, я знаю. – Андрей держал себя в руках, пытаясь сохранить достоинство. – И про дочку знаю, но для меня это неважно.
– За каким еще Лошадкиным? – удивился Грачёв. – Я её муж.
– Да нет, вы шутите. – Андрейка подумал, что сотрудник полиции решил его разыграть. – Вы же милиционер.
– А что, милиционер не может быть мужем? – растерялся от такого аргумента капитан полиции.
– Пусть она паспорт свой покажет, вот мы и посмотрим, кто она. Кому дочь, а кому жена, – не утерпела Дарья Нужняк, осторожно подавая реплику. – Вы, который муж, попросите ее предъявить паспорт, удостоверьте нам её личность.
Мария с тревогой посмотрела в лицо представителя власти, затем перевела взгляд на Царькову.
– У меня нет паспорта, я его недавно потеряла. – Мария выглядела совершенно растерянной. – Правда, мам. Ты мне веришь?
– Ну конечно, дочь. Мне не важен твой паспорт. Я и так знаю, что ты моя родная дочь.
– А у меня есть доказательства того, что ты моя жена. – Егор достал российский паспорт. – Вот, пожалуйста, смотрите. Это её паспорт, который она оставила у нас дома два года назад.
Митрофановна первая подскочила к документу и жадно стала его рассматривать.
– Грачёва Светлана. Ну вот, а я что говорила?! Грачёва она и никакая не Мария и тем более Лошадкина. На, сама смотри!
Она передала паспорт Зинаиде Фёдоровне.
«И правда её фотографии. Какая она была смешная в 16 лет. А в 25 лет такая почти, как и сейчас, ничуть не изменилась. Грачёва Светлана. Значит, прав милиционер. Она его жена и мать его дочери. Наверное, она потеряла память, и теперь надо сделать всё, чтобы она к ней вернулась. Может, ей надо увидеть дочку? Может, сердце матери откликнется и поможет ей всё вспомнить?»
— А что? Светик тоже неплохо. Мне всё равно, как тебя зовут. Выходи за меня замуж, – раздалась неожиданная реакция «жениха».
– Ну всё, пора этот балаган прекращать. – Грачёв подскочил к Андрею и, заломив его правую руку, потащил его на выход.
– Цветы не помни, денег стоят, – больше всего переживал Андрей за сохранность букета, который оставался в его закрученной за спину руке.
Ему на выручку бросилась Митрофановна, пытаясь отбить своего сынка из рук полицейского.
– Отпусти руку, садист, ты же ему больно делаешь! – дубасила ему по плечу баба Дарья, чей материнский инстинкт был сильнее страха перед табельным оружием оперативника.
Егор, несмотря на отчаянное сопротивление матери с сыном, всё же вытолкнул семью Нужняк за дверь и наконец с полным облегчением перевёл свой дух. Теперь ему нужно было расположить к себе Светлану. Но как это было сделать в такой ситуации, он не понимал.
«Главное – её заманить к себе. Там, в своей комнате, она должна всё вспомнить. Увидит свои вещи. И главное – дочка. Не может же мать её не узнать. Есть же, наконец, материнское сердце!»
* * *Материнское сердце Митрофановны плясало от радости при виде своего перерождённого сына. Когда «оборотень в погонах» вытолкнул их из квартиры, она первым делом подумала, что Андрюшка сейчас пойдёт в винный магазин и «вмажет с горя». Но не тут-то было. Сын уселся на скамейке возле подъезда и стал оправлять потрёпанный букет цветов. Ей было странно и внове такое поведение сына, поэтому она стала молча ожидать его последующих действий, не понимая, что за всем этим может последовать. Вид у младшего Нужняка был решительный. Глаза горели желанием реванша.
«Как у его покойного отца, тогда, много лет назад, в голубятне. Неужто сын влюбился?! Вот ведь напасть какая! Эта криминальная штучка втянет его в свою преступную деятельность. А ведь он только начал человеческий облик принимать. На работу устроился. Этим, как его, логиком, что ли?»
— Сынок, а я чего-то не поняла, ты кем работать будешь? – поинтересовалась мать.
– Логистом, – буркнул Андрей.
– Это что же ты будешь делать? – пыталась понять незнакомое слово Нужняк. – Что делают эти логики? Что-то мудрёное, так для этого институтское образование, верно, надо?
– Нет, в бригаде логистов там все такие же, как и я, – усмехнулся сын, – просто там так грузчиков называют, логистами.
– Ну и ничего, у нас всякая работа почётна. – Митрофановна попыталась скрыть налёт разочарования. – Я вон тоже не балериной прыгала, и ничего.
– Логист всё равно звучит лучше, чем грузчик, – покачал головой сын. – Есть разница выйти замуж за грузчика или за логиста?
– Вот ты о чём, – поняла Митрофановна, для чего сыну понадобилось такое мудрёное слово.
– И откуда этот мент навязался? – удрученно покачал головой неудавшийся «жених». – Почему он себя её мужем называет? Она же его не признаёт!
– Муж он ей, он и паспорт её принёс, – напомнила сыну про неопровержимое доказательство их супружества Митрофановна. – Да и зачем она тебе, воровка эта? Ты у меня ещё и не такой девушкой обзаведёшься. Теперь ты не пьёшь и при работе…
– Мать, мне никто, кроме неё, не нужен, – отрицательно покачал головой Андрей. – Как ты не понимаешь? Люблю я её. Мне её скромная улыбка теперь из памяти не идёт, всегда перед глазами стоит. Я теперь к Моне Лизе ни ногой. Да и загадку её улыбки я как-то быстро разгадал, стоило мне сегодня трезвому зайти в винный.