Мысли Уорда, должно быть, текли примерно в том же направлении, так как, когда дорога пошла прямо и туман вдруг непривычно просветлел, он сказал что-то о земле обетованной. Дальше начинался спуск, и мы набрали скорость.
— Вот так, — заметил он с мрачным удовлетворением. — Мы одолели его.
Он дважды похлопал ладонью в перчатке по баранке.
— Не скрою, была минута… Смотрите!
Порыв ветра разорвал истончившуюся облачную пелену, и мы неожиданно оказались под ней, глядя на плоские крыши города, раскинувшегося в широкой долине, сияющей умытой дождями яркой зеленью.
— Кахамарка.
— И гасиенда «Лусинда». Вы знаете, где это?
— Нужно проехать район Баньос-дель-Инка, потом будет склон горы, изрешеченный погребальными ямами. Там придется спрашивать.
Оттуда до моря Уэдделла и того вмороженного в лед судна тысячи и тысячи миль, но теперь у меня было такое чувство, что все это часть предстоящей экспедиции.
— И что вы скажете Гомесу?
Улыбаясь, он покачал головой.
— Ничего. Думаю, говорить будет он.
— А Айрис Сандерби?
— Увидим.
Глава 3
Если вам мало-помалу сообщают различные факты биографии человека, для встречи с которым вы проехали полмира, у вас неизбежно возникает в сознании определенный его образ. Кроме того, были подозрения, что именно он организовал за нами слежку после нашего прибытия в Лиму и даже, возможно, устроил покушение на наши жизни у той расщелины на старой дороге к перевалу.
Я дважды спрашивал об этом Уорда. Первый раз — когда мы только-только вынырнули из облачного тумана на восточном склоне перевала и бросили первый взгляд на Кахамарку, раскинувшуюся далеко внизу в долине, и второй раз — когда остановились в Баньос-дель-Инка узнать дорогу, где горячие источники испускали пар около общественных бань. Оба раза он лишь слегка пожимал плечами, будто говоря «увидим», и на этом все заканчивалось.
Но если бы даже я получил от него прямой ответ, не знаю, поверил бы я ему или нет. Учитывая его незаурядные актерские способности, я вовсе не стал бы исключать возможность того, что он всю эту историю с находкой взрывателя выдумал от начала до конца, если бы не наблюдал с ужасом собственными глазами, как он планомерно выталкивал за край дороги несчастного метиса, тыча ему в лицо своим протезом, пока тот не свалился в ущелье. Я все никак не мог сложить о нем своего мнения, иногда относясь к нему как к какому-то гротескному театральному маньяку, а в другое время как к вполне приятному, хотя и слегка загадочному спутнику.
Когда я представлял себе Гомеса, подобной двоякости у меня не возникало. К тому времени, когда мы расспрашивали, как проехать в гасиенду «Лусинда», он перед моим внутренним взором уже принял облик абсолютного зла, такой же безобразно-монструозный, как горбун в «Нотр-Даме» Виктора Гюго, но без искупающего простодушия. Такое представление о нем складывалось у меня постепенно, в значительной мере в результате беседы с Родригесом в Мехико, а также от тех обрывочных сведений, которые мне иногда сообщал Уорд.
У подножья могильного холма с рядами погребальных ям, на жесткой траве луга у речки расположилась компания индейцев. Сам холм напоминал череп, скалящийся подобными черным сгнившим зубам углублениями. Уорд вылез из машины и подошел к индейцам. Они изрядно приложились к бутылке и, когда поднялись на ноги, покачивались. Мимо нас по дороге проехал грузовик. Его побитый кузов, украшенный яркими изображениями, был облеплен грязью. За ним на муле ехали двое индейцев. С их плеч свисали коричневые пончо. Соломенные шляпы, поддерживаемые кожаным ремешком под подбородком, прикрывали их головы.
— Прямо, — сказал Уорд, вернувшись на водительское место. — Через километр будет дорога налево с аркой на въезде.
Мы почти приехали, и мне было интересно посмотреть, как он себя поведет, встретившись лицом к лицу с Гомесом, что скажет ему. И Айрис Сандерби, действительно ли она с ним в гасиенде «Лусинда»?
Поравнявшись со сложенными из необожженного кирпича воротами, мы повернули и въехали под арку, на которой большими лепными буквами значилось «Г-да Лусинда». За ней шел длинный проезд с озером по одну сторону и ровным, усеянным цветами лугом по другую, с пасущимися на нем темными коровами.
— Он частично сицилиец и частично ирландец, — напомнил мне Уорд. — Не забывайте об этом. А отчасти еще бог знает каких кровей, — прибавил он ворчливо.
Его слова уточнили этнический штрих в сложившемся у меня в голове портрете этого человека. Ангел смерти. «Исчезнувшие». Убийца, сын аргентинского плейбоя и певицы из ночного клуба откуда-то из-под Катании. Господи! Что за чудовище я увижу?
Еще через несколько минут я уже пожимал его руку, совершенно ошеломленный физическим совершенством этого человека, его элегантностью, обаянием. Мужественность сквозила в каждом его движении. Он был подобен древнегреческому богу, за исключением черных волос и легкой горбинки носа, что придавало его открытому широкому лицу некоторое выражение хищности.
Он встретил нас во дворе своей гасиенды, одетый в белую рубаху, белые брюки и черные сапоги для верховой езды. В одной руке он держал кнут, в другой блокнот. Он не спросил, кто мы такие, лишь стоял, растерявшись от удивления, пока мы выбирались из нашей «тойоты». Похоже, он не знал, что сказать, а Уорд не спешил прийти ему на помощь. Потом он, задействовав свою очаровательную улыбку, пошел нам навстречу.
— Чем могу быть вам полезным?
Его английское произношение лишь слегка искажал акцент.
— Вы Марио Ангел Гомес? — бесстрастным официальным тоном спросил Уорд.
— Коннор-Гомес, да. Что вам угодно?
— Сеньора Сандерби.
Он на секунду замолчал, и я даже подумал, что он скажет, что ее тут нет.
— Вы хотите ее видеть?
— Нет, я приехал забрать ее.
— Вы приехали, чтобы ее забрать?
Он уставился на Уорда холодным взглядом своих темных, почти черных при солнечном свете глаз.
— Зачем?
Улыбка покинула его широкое лицо.
— Кто вы?
— Думаю, вы это уже знаете. Вы знали, кто мы, когда мы прилетели в Лиму, также и то, что мы из столицы выдвинулись на север по Панамериканскому шоссе.
— Так вы, значит, приехали с побережья? И как дорога?
Уорд рассказал ему о двух объездах перед Чилете и о необходимости ехать по старой дороге, что идет по склону ущелья. Он ничего не сказал о том, что на дороге позади нас был устроен завал, и о человеке, которого он согнал со скрытого туманом склона горы и скинул с дороги вниз в ущелье.
— Ваша фамилия Уорд, так?
— Айан Уорд, — кивнул он.
— И вы сюда приехали в связи с кораблем, если не ошибаюсь? Корабль для экспедиции. Это вы дали деньги на его приобретение?
— Вы прекрасно знаете, кто я.
Несколько секунд никто не нарушал молчания. Они стояли, меряя друг друга взглядами. Тишину прервал цокот копыт лошади, которую индеец вывел из конюшни в дальнем конце двора.
— А как вас зовут?
Гомес обернулся ко мне и, когда я представился, кивнул.
— Вы специалист по древесине, верно? Итак, весь экипаж корабля в сборе, за исключением норвежца. И, насколько я знаю, еще ожидается австралиец. Кроме того, нам нужен кок.
— Так вы, значит, согласны?
— С чем согласен?
— Стать штурманом.
Гомес не сразу ответил.
— Возможно.
— И вы, значит, точно знаете месторасположение судна, которое видел ее супруг? И сами его видели с воздуха?
На это он ничего не ответил, а сам задал вопрос:
— Как вы узнали, где я нахожусь?
— Послушайте, приятель, вопросы задаю я. А вы мне просто отвечайте: вы видели тот деревянный корабль там во льдах или нет?
— А я задал вам вопрос, мистер Уорд, — сказал он с нарочитой вежливостью, — откуда вы узнали, где меня можно найти?
Воцарилось молчание, пока они глядели друг другу в глаза в безмолвной схватке двух характеров. К моему удивлению, первым отступил Уорд.
— От Родригеса, — ответил он.
— Ах да, — сказал Гомес, замявшись. — Вы с ним встречались, надо полагать.
— Да, в Мехико. Я уверен, он вам об этом сообщил по телефону.
— И вы, я так понимаю, прочли его книгу?
— Конечно.
Снова молчание. Индеец с лошадью стал за спиной у Гомеса.
— Там много неточностей, — пожал он плечами. — Но чего еще можно ждать от человека вроде Родригеса. Печально, что кому-то приходится зарабатывать на жизнь, копаясь в грязи народных бедствий.
Он вновь пожал плечами.
— Все это… — он запнулся. — Все это, можно сказать, дела давно минувших дней, верно? Все это далеко в прошлом, а сейчас значение имеет будущее. Всегда нужно думать о будущем.
— Там много неточностей, — пожал он плечами. — Но чего еще можно ждать от человека вроде Родригеса. Печально, что кому-то приходится зарабатывать на жизнь, копаясь в грязи народных бедствий.
Он вновь пожал плечами.
— Все это… — он запнулся. — Все это, можно сказать, дела давно минувших дней, верно? Все это далеко в прошлом, а сейчас значение имеет будущее. Всегда нужно думать о будущем.
— Конечно. Раз так, давайте поговорим о том старинном корабле.
Уорд окинул взглядом дом: низкое одноэтажное здание, вытянувшееся вдоль противоположного края прямоугольного двора.
— Может, мы войдем? — кивнул он в сторону раскрытых дверей. — Нам бы не помешало почиститься с дороги. Это был длинный переезд. К тому же временами довольно утомительный.
— Не было необходимости вам сюда приезжать, — возразил Гомес, глядя на массивные золотые часы на руке.
Эти часы и золотое кольцо с печаткой на его мизинце блеснули на солнце.
— Обычно в это время я объезжаю гасиенду. Мы выращиваем люцерну, рис, крупный рогатый скот, а поскольку работники в основном индейцы, необходимо за всем присматривать.
Уорд ждал, продолжая молчать, и в конце концов Гомес сказал:
— Ну хорошо, проходите в дом.
Тон его был явно негостеприимным.
— Но когда вы примете душ, мне придется попросить вас откланяться.
— Ничего плохого в вашей просьбе я не вижу, дружище.
Они уставились друг на друга, а я стал гадать, зачем Уорд сейчас так усердствовал в своем шотландском выговоре.
— С вашей стороны было бы вежливым заранее позвонить и предупредить о визите.
Уорд кивнул, соглашаясь:
— Конечно, тогда вы могли бы приготовиться. Но раз уж мы здесь, — прибавил он, — может, пошлете кого-нибудь сообщить сеньоре Сандерби?
— Нет, — сказал он ледяным тоном. — Она моя гостья здесь. И сейчас она отдыхает.
Помолчав, он продолжил:
— Я не сомневаюсь, что она примкнет к вам в Пунта-Аренас, как и было условлено, когда будет готова.
Он жестом указал на парадный подъезд дома.
— Гардеробная — первая дверь направо. Вам бы не помешало отоспаться, судя по вашему виду, — продолжал он, направляясь к подъезду, — так что, пока вы будете освежаться, я позвоню в гостиницу в Кахамарке, владелец, мой знакомый, позаботится о вас как следует.
Уорд его поблагодарил, но заверил, что в этом нет никакой нужды.
— Как только я поговорю с Айрис Сандерби, мы уедем.
Он вдруг остановился.
— Чуть не забыл. У меня для вас небольшой презент.
Вернувшись к машине, он залез в заднюю дверь и вытащил оттуда взрыватель.
— Вот, возьмите, это ваше, — сказал он, протягивая его Гомесу.
На мгновенье, как мне показалось, в глазах Гомеса что-то промелькнуло, что-то дикое отразилось на его лице. Но это выражение было настолько мимолетным, что я не уверен, не показалось ли мне это.
— Нет, не мое, — сказал он, пристально глядя на Уорда.
— Нет-нет, конечно не ваше. Это подарок, я же сказал.
Воцарилось долгое неловкое молчание. Наконец Уорд сказал так тихо, что я едва его расслышал:
— Полагаю, теперь мы понимаем друг друга.
Он негромко хохотнул.
— Назовем это сувениром, хорошо?
Всунув взрыватель в руки Гомесу, он прошел мимо него, направляясь к открытым дверям посередине белой галереи, протянувшейся во всю длину фасада здания.
Сказав что-то индейцу, Гомес поспешил следом за Уордом. Вскоре они оба исчезли в доме. Оставшись один на солнцепеке, я вдруг почувствовал слабость в ногах. Боже, как же я устал!
Лошадь увели назад в конюшню, а я пошел к углу дома, где в пятнистой тени какого-то похожего на вишню дерева рядом с огороженной камнями клумбой экзотических цветов стояли садовые кресла с подушками, яркие на лужайке пожелтевшей от зноя грубо скошенной травы. У одного из них я перевел спинку в наклонное положение и, улегшись, закрыл глаза.
Незаметно для себя я уснул, и мне приснилось, что меня целует девушка. Прикосновения ее языка были легки, как бабочка, она ласкала меня рукой, и я внезапно проснулся совершенно возбужденным. На стуле рядом со мной сидела женщина. Против солнца ее лицо было в тени, вокруг него блестели черные волосы.
Я сел, и она убрала свою руку.
Это была Айрис Сандерби. Теперь, когда мои глаза были в тени ветки, я видел ее лицо. Рот ее был приоткрыт, она часто дышала, будто только что бежала. Ее казавшаяся голой под тонким покровом шелка грудь поднималась и опускалась. Однако меня поразили ее глаза. Широко распахнутые, с расширенными зрачками, они смотрели очень сосредоточенно, на ее лице застыло выражение предельно напряженного ожидания. Но этот взгляд был направлен не на меня. Сидя неподвижно, она смотрела мимо, будто ожидая чьего-то появления из дома.
— В чем дело?
Но она, похоже, меня не услышала. Я повторил свой вопрос, на этот раз громче. Она опять не ответила, не изменилось и выражение ее лица. Она будто была погружена в некий транс, ее смуглая кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок, ноздри ее правильного носа слегка раздулись, даже линия подбородка казалась не такой решительной, как обычно.
— С вами все в порядке? — спросил я.
— Да, — сказала она с долгим выдохом, продолжая неотрывно глядеть на дом.
Услышав голоса, я обернулся. Сбоку дома были открыты окна, и в полумраке помещения я разглядел две стоящие там фигуры. Уорд что-то говорил о самолете большой дальности полета, ответы Гомеса было слышно лучше.
— Это невозможно. Пока невозможно.
Они подошли ближе к окну.
— Это совсем не то же самое. Я больше не служу в Fuerza Áérea[93]. Почему бы вашим людям…
Теперь я их видел достаточно ясно. Они стояли лицом друг к другу, не глядя на нас.
— У нас нет ничего, на чем можно проделать путь туда и обратно.
— «Геркулес»[94]. У вас на базе в Маунт-Плезант на Мальвинах есть «Геркулес».
На замечание Уорда, что «Геркулес» не обладает нужной дальностью полета, Гомес резко возразил:
— А я полагаю, что обладает. Он регулярно совершает рейсы в Южную Георгию и назад, сбрасывая там почту вашему гарнизону. Это тысяча восемьсот миль полета. Это не намного меньше, чем от Мальвинских островов до того района в море Уэдделла, где этот корабль заперт во льду. Так что в этом нет проблемы. Этот ваш транспортный самолет обладает дальностью полета в три тысячи шестьсот морских миль. Это если с минимальной загрузкой.
— Чтобы организовать поиски там, на краю света, нужен запас побольше. Климат там не совсем как в Средиземноморье.
— Почему бы тогда не дозаправиться в воздухе? Я бы так поступил.
— Конечно.
Уорд замолчал, и мне показалось, что он покачал головой.
— Нет, сделаем так, как я говорю.
Он обернулся к окну и от удивления открыл рот.
— Вы же говорили, что она отдыхает в своей комнате.
— Qué?[95]
Гомес глянул через плечо прямо на нас, и теперь его было хорошо видно. Затем он, протиснувшись мимо Уорда, ушел, и в эту секунду Айрис Сандерби схватила меня за плечо и закричала, падая на землю, увлекая меня за собой. Я повалился на нее сверху, упершись ладонью в ее грудь, едва не уткнувшись ей в лицо своим. Ее по-прежнему оцепенелый, почти стеклянный взгляд начал фокусироваться, но не на мне, а на Гомесе, и все это время она непрерывно орала.
Потом неожиданно она перестала кричать, и на ее лице возникло такое выражение… Как-то иначе, чем неприкрытой похотью, я его описать не могу. Она словно совершенно обезумела от страстного возбуждения, впав в сексуальное исступление. Ее губы растянула похожая на оскал улыбка, а на лице застыло довольное выражение, как у ребенка, дорвавшегося до клубники со сливками, и причиной этого был Гомес.
На моем плече стальной хваткой сомкнулись чьи-то пальцы, и я был отброшен с нее в сторону. Склонившись над ней, Уорд закричал полным ярости голосом:
— Тупая безмозглая сука!
Он дважды ударил ее ладонью по лицу.
— Вставайте! Возьмите себя в руки, Христа ради!
Лежа на траве, я смотрел снизу, как подошел Гомес, и Уорд, обернувшись, накинулся на него:
— Что это, мать вашу?! Чем вы ее накачали? Кокаином, надо полагать?
Он протянул к нему свой протез, и стальные пальцы ухватили Гомеса за руку.
— Как она его принимала — ела или нюхала?
Стиснув пальцы, он тряс Гомеса из стороны в сторону, побагровев от гнева.
— Или вы ей вкололи?
Сжатым кулаком другой руки он ткнул Гомеса, и тот, застигнутый врасплох, пытался вырваться.
— Если это крэк, я вас убью, мать вашу!
Гомес решительно замотал головой: