Рассмеявшись, Айрис подняла руки вверх:
— Ну ладно, мистер Гэлвин…
Она передразнила его официальность.
— Если только ей это не навредит. Я не хотела бы, чтобы Гоу-Гоу пострадала от вашего стремления примкнуть к нам.
— Она не пострадает. Я позабочусь об этом.
Склонившись над столом, он спросил, пристально глядя на Айрис:
— Вы сказали, что есть два момента. Какой второй?
— Ее опыт в море!
— Практически нулевой. Это я сообщил вам в письме. Мы женаты меньше года, и после приобретения дома я не мог позволить ничего большего, чем старый спортивный швертбот. Она немало на нем ходила, так что корму от носа отличить может, умеет лавировать и перекидывать парус, и, хотя она коротышка, я вас уверяю, делает она это быстро и уверенно. Правда, дорогая?
Он улыбнулся ей, потом нам.
— Я это утверждаю не голословно. К тому же она, — прибавил он более серьезно, — отличный ветеринар и умеет обращаться со множеством повреждений костей и отличит опухоль от беременности.
Он снова сбился на шутливый тон.
— В общем, определяйтесь, а утром сообщите нам свое решение.
Поднявшись на ноги, он продолжил:
— А сейчас мы бы с радостью познакомились с нашими койками и повалились. Из-за погоды и каких-то проблем у экипажа самолета мы добирались сюда три дня, и теперь оба едва стоим на ногах.
Они остались ночевать на борту, так что Нильс и Айрис решили, что будем завтракать в девять, чтобы дать им возможность подольше поспать. Но когда я пришел на следующее утро, они уже были на палубе.
— Еле дождался, чтобы все тут посмотреть.
Он был бодр и весел, а его жена стояла у штурвала наверху, ярко-красная вязаная шапка с ушами совершенно изменила ее внешность.
— Уже во всем разобрался, с прямыми парусами и остальным, за исключением пары канатов за фок-мачтой. Вы ставите между мачтами генакер, да?
Я кратко ввел его в курс использования фишерманов и узких стакселей, после чего мы направились вниз завтракать. Проходя через рубку, он задержался наверху сходного трапа.
— Хорошее у вас тут оборудование. — Он кивнул на радиоприборы позади штурманского стола. — Неплохой комплект для любительской радиосети и для однополосной модуляции на высоких частотах. У кого-нибудь на борту есть разрешение?
Я помолчал в замешательстве.
— Возможно, у Айана есть.
Когда дело касалось его, то все представлялось возможным.
— Хотя я не думаю.
Энди взглянул на меня со скошенной на один бок полуулыбкой.
— Полагаю, там, куда мы направляемся, это не имеет большого значения. Никто не арестует нас за то, что у нас нет лицензии, посреди моря Уэдделла! Сегодня вечером наведу справки, позвоню кое-куда. Но оборудование что надо, глаз радуется.
На следующее утро погода выдалась хорошей, с перистыми облаками высоко в небе и слабым ветерком.
— Выйдем сразу же после завтрака, — сказал я. — Дадим вам возможность освоиться на палубе.
Трудно поверить, насколько все становилось по-другому, когда рядом был по-настоящему опытный помощник. И насчет своей жены он также был прав. Она оказалась чрезвычайно проворной, очень уверенно вела себя на палубе и быстро всему обучалась. Прежде чем ветер стал усиливаться сразу после полудня, мы испытали все паруса, и не один, а несколько раз. Мы на бегу подкрепились кофе с бутербродами в рубке, наблюдая за любыми изменениями ветра и следя за всеми встречными плавсредствами.
День заканчивался, и у меня зарождалось ощущение, что команда начинает складываться и что мы действительно способны осуществить поход среди льдов моря Уэдделла. Мы так сосредоточились на работе с парусами, что, пожалуй, совсем забыли о Карлосе, и он уже ждал нас на пристани, когда мы подходили к берегу. В руке у него была бутылка терпкого красного чилийского вина, что продавалось в баре-ресторане. Я узнал этикетку, когда он помахал ею нам, пока мы швартовались. Он дошел до залива Отуэй и был страшно горд за себя, на что, в общем, имел право, так как дорога туда и обратно составляла что-то около пятидесяти миль.
— Мне повезло, обе ночи были лунными. Россыпи сияющих звезд, спутники. Небо было невероятно ясным.
Язык его слегка заплетался.
— И птицы. Жаль, я не взял с собой ту книжку, что есть на борту. Теперь, конечно, я уже не вспомню всех подробностей.
Говоря, он в основном обращался к Энди. Его, видимо, очаровал долговязый австралиец, который сидел за штурманским столом со сдвинутыми назад наушниками и длинными пальцами орудовал ручками управления передатчика однополосной модуляции.
— Вас интересуют птицы?
Энди слегка кивнул, не отвлекаясь от передатчика.
— Я слышал, вы были на станции Дэйвис[122].
— Ага.
— Видели там императорского пингвина?
— Нет. Там много королевских. Адели тоже.
— А императорских нет?
Карлос обернулся ко мне:
— Мы будем заходить на Южную Георгию?
— Я не знаю, — ответил я.
— Там есть несколько колоний императорских пингвинов.
Он воодушевленно обернулся к Энди:
— Они три фута ростом, клюв на уровне вашего пупа, своим крылом могут переломить человеку руку. Я в самолете про них много прочел в старой книжке про Южную Георгию. В ней говорится, что они скользят по льду на брюхе, а потом встают, оттолкнувшись клювом, как те маленькие неваляшки из рождественских хлопушек.
Карлос продолжал в том же духе, треща без умолку и беспрестанно теребя Энди вопросами, пока тот не взвился:
— Заткнись ты наконец, бога ради! Я ничего из-за тебя не слышу.
В наступившей гробовой тишине Айрис объявила нам, что ужин готов. Опять было рагу, но на этот раз с большим количеством замороженной цветной капусты и свежими водорослями, поэтому оно больше напоминало густой суп. Только мы приступили к еде, как появился Айан. Вид у него был уставший. Поздоровавшись с Гэлвинами, он уселся и больше не произнес ни слова и, даже когда Айрис предложила ему рагу, лишь отрицательно покачал головой.
Он не выказал никакого удивления внешности Гоу-Гоу, как будто знал заранее, что в ее жилах течет кровь аборигенов Австралии. Но Карлос не упустил случая: наклонившись над столом, он пялился на Гоу-Гоу с тем же дьявольским огоньком в глазах.
— Стройно-звучные напевы раз услышал я во сне[123], — процитировал он.
С едва заметной жестокой улыбкой он продолжил, медленно и четко выговаривая слова:
— Австралийской нежной девы, певшей в ясной тишине под созвучья диджериду[124]…
— Заткнись! — Энди сказал тихо, но угрожающе. — Ты напился, парень, но это тебя не оправдывает.
Вытянув шею и улыбаясь, Айан обратился к Гоу-Гоу:
— Там, позади вас, в серванте бутылка. Налейте мне, голубушка, глоток.
Потом обернулся к Карлосу:
— Неплохая пародия, молодец. Но если ты еще раз…
— Вы не любите стихи, да?
Айан уставился на него пристальным взглядом в тяжелом молчании. Затем он улыбнулся и неспешно продолжил цитату:
Как там дальше, парень?
Карлос уставился на него с благоговением, словно пудель на бульдога. А Айан продолжил:
Он обвел взглядом всех нас, сидящих за столом.
— Так что глядите, — предостерег он тихим голосом. — Нас мало, впереди неизвестность. Начнете ссориться, и мы пропадем. Так что будьте осторожны и следите за языками.
Айан залпом осушил стакан, поданный ему Гоу-Гоу, и поднялся на ноги.
— Желаю всем спокойной ночи. С Божьей помощью, выйдем послезавтра.
Он обернулся ко мне:
— Сколько времени нам понадобится, чтобы дойти до Ушуайи?
— Зависит от погодных условий, — ответил я.
— Разумеется, зависит, но ориентировочно?
— Пролив Коубёрн ведет почти точно на запад, прямо против преобладающего ветра, а впереди Тихий океан. Там могут возникнуть проблемы, штормовой ветер почти наверняка не даст нам продвигаться вперед. Даже думать страшно, что нас там ждет.
— А если сила ветра будет не больше пяти баллов и мы сможем идти вперед?
— Тогда мы должны дойти до Ушуайи за три дня. Конечно, при условии, что не возникнет никаких накладок. Это скверный район, — прибавил я. — За Ушуайей нам придется иметь дело с мысом Горн. Крайне глупо отправляться в путь из Ушуайи. Если бы мы вышли отсюда…
— Тогда мы должны дойти до Ушуайи за три дня. Конечно, при условии, что не возникнет никаких накладок. Это скверный район, — прибавил я. — За Ушуайей нам придется иметь дело с мысом Горн. Крайне глупо отправляться в путь из Ушуайи. Если бы мы вышли отсюда…
— Он настаивает на Ушуайе.
— Вы только загляните в лоцию. Скажите ему…
— Я ему говорил. Я тоже умею читать карты. И он умеет.
— И тем не менее он настаивает?
— Да. Я позвонил ему, как только приехал в Монтевидео. Я подумал, что оттуда будет надежнее. Он отказался это обсуждать. Он либо присоединится к нам в Ушуайе, либо не пойдет с нами вообще.
Он замолчал, окинув нас взглядом.
— Итак, послезавтра, если ни у кого нет серьезных возражений…
— Это воскресенье, — заметила Айрис.
— Да, воскресенье. А какая разница? Даже Католическая церковь разрешает проводить футбольные матчи после полудня, при условии, разумеется, что утром вы усердно помолились.
Он перевел взгляд на меня:
— Если мы выйдем, скажем, в шесть ноль-ноль, тогда предположительное время прибытия в Ушуайю — шесть утра в среду, резонно?
— Если все пойдет путем.
— Конечно, — кивнул он.
Он по очереди взглянул на каждого из нас и, не услышав возражений, подытожил:
— Отлично! Значит, в воскресенье. Пит сообщит вам точное время отплытия завтра, когда мы узнаем прогноз погоды.
Вопрос, когда Марио приезжает в Ушуайю, задал Карлос.
— В среду на следующей неделе, — ответил Айан. — Я сказал ему, чтобы не позже, и он согласился.
Потом, расслабленно улыбнувшись, он добавил:
— И небольшой подарок небес, чтобы нас приободрить, — я связывался с нашей антарктической станцией в море Уэдделла, и прогноз по льдам по-прежнему хороший. Лед может вскрыться рано.
Глава 3
Ушуайя находится у самой границы Аргентины с Чили. Думаю, можно только в Африке найти более странные, непонятно чем продиктованные границы между двумя государствами, нежели очертания аргентинской территории на Огненной Земле. Патагония заканчивается на самом кончике северной стороны входа в Магелланов пролив, затем, перескочив узкую полосу Южной Атлантики, вновь появляется на южной стороне входа в пролив, но не совсем там, где можно было бы этого ожидать. Стоит ли удивляться в таком случае постоянным трениям между двумя странами, соседствующими в самой южной части южноамериканского материка. В Ушуайе, как и в Пунта-Аренас, расквартированы солидные армейские и военно-морские контингенты. Также там есть аэродром с единственной взлетно-посадочной полосой, ориентированной в меридиональном направлении. Таким образом, взлеты и посадки осуществляются под прямым углом к преобладающему ветру, что существенно увеличивает вероятность аварий.
Мы прибыли в Ушуайю вскоре после полудня во вторник. Этот переход в двести восемьдесят три морские мили в общей сложности явился для нас удачно завершившимся испытанием в реальных условиях. Нам повезло с погодой: в воскресенье дул легкий западный ветер, и мы шли в крутом и даже полном бакштаге правым галсом до самого пролива Коубёрн, в который попали сразу после полуночи. К этому времени ветер полностью утих, и дальше мы шли на моторе.
Коубёрн и Бигл соединяет последовательность проливов: Брекнок, Агирре, Бёрнт, Балленас, он же Уэйлбоут, и Обрайен. Все они запутанные и требуют от штурмана предельной бдительности. Слава богу, ночь выдалась исключительно ясной, с усеянным звездами небом, а когда вышла луна, стало так светло, что отпала нужда в радиолокации. Длинные протоки и горы вокруг напомнили мне о тех двух неделях, что я провел в плавании у западного побережья Шотландии со школьным другом.
Вскоре после рассвета снова подул ветер с запада, и мы быстро проскользнули между островами у края Тихого океана. Проход был четко обозначен светящимися бакенами, расставленными на почти равном расстоянии друг от друга, и при той видимости, которая нам сопутствовала, плавание было нетрудным. С парусами также не было много работы, поскольку ветер дул с постоянной силой в пять баллов справа и сзади. К вечеру понедельника мы подошли к проливу Бигл. Ветер стал переменным, небо затянули тучи, стали налетать внезапные порывы с дождем, снегом и градом. Так что всю эту трудную ночь я либо стоял на вахте, либо меня беспрестанно поднимали, а на рассвете, когда мы уже углубились в пролив и ветер дул в корму, мы все собрались на палубе и в первый раз подняли наши прямые паруса. И это тут же дало результат, да еще какой — скорость возросла до более десяти узлов, и на треть меньше с вращающимся гребным винтом, приводящим в движение генератор.
Мы все еще были в проливе, как раз напротив бухты Флёриэс, когда ветер начал резко усиливаться. Мы могли бы туда зайти, у нас была навигационная карта номер 559, и там провели бы спокойную ночь, стоя на якоре. Но при той скорости, на которой мы шли, и при сильном приливном течении под нами мы проскочили вход в бухту прежде, чем я успел об этом подумать. Ветер дул «прямо нам в задницу», как выразился Энди, и при близости берега с обеих сторон скорость, с которой он с завыванием мчался над проливом, казалась в два раза большей, чем в действительности. Прямые паруса были задуманы так, чтобы ими управляли с палубы, поэтому были оснащены множеством такелажа, а так как они раздулись и стали тугими, как барабаны, нам пришлось изрядно помучиться, чтобы их опустить. Это был первый раз, когда нам приходилось опускать их при сильном попутном ветре. Его сила была, надо полагать, как минимум семь баллов, порывы рвали поверхность воды, бросая ее вперед. Мы не стали возиться с опусканием реев, а подняли малый кливер и неслись в ночи со скорость четыре с половиной узла под одним этим парусом. Ранним утром ветер немного ослаб, и, когда Энди сменил меня в четыре часа, мы решили поднять мидель-кливер. Для этого нам обоим пришлось уйти на бак, но кто-то должен был стать за руль, и он позвал свою жену. После того как мы его подняли, я смог хорошенько поспать в течение трех часов.
Прошло немного времени с того момента, как я сменил Энди в восемь ноль-ноль, и непостоянство южного темперамента Карлоса вдруг проявилось во всей красе. Утро было мрачным, небо застилали черные, низко нависшие грозовые тучи. Я поднялся на крышу рубки и стоял за верхним штурвалом, когда услышал едва различимые голоса. Поначалу я подумал, что это у меня от усталости и нервного перенапряжения. Я вел корабль в опасных водах между проливами Коубёрн и Бигл всю первую половину ночи и решил, что мне уже мерещится. Однако вскоре голоса донеслись из переговорной трубы, соединенной с рубкой внизу. Мы с Энди проверяли ее перед тем, как он отправился на свою койку, и не закрыли крышкой.
Я уже было собрался закрыть трубу, как вдруг расслышал, что в рубке подо мной о чем-то спорят.
— …шпионите за мной. — То был голос Карлоса. — Зачем вы ему звонили?
— Ты сказал миссис Сандерби, что тебя послал отец.
Голос Айана звучал тихо, но, как мне показалось, в нем таилась скрытая угроза. Он совершенно пропустил вопрос парня мимо ушей.
— Это ложь.
— Я хотел пойти с вами.
— Ты не можешь, и все тут.
— Я должен, — возразил парень, вскипая.
— Почему?
Не дождавшись от Карлоса ответа, он спросил:
— Откуда ты знал, где мы? Коннор-Гомес тебе сказал?
— Si. Я приезжал на гасиенду через неделю после вас. Тогда он мне и сказал, что собирается присоединиться к Айрис Сандерби и провести ее корабль. Я сказал, что пойду с ним, но он сказал нет, он не хочет, чтобы я был с ним на корабле. Его интересует только эта женщина.
— Что ты этим хочешь сказать? Что ты имеешь в виду?
После этого надолго наступила тишина, и я уже решил, что Айан ушел спать. С тех пор как он вернулся в Пунта-Аренас, он почти не вставал с постели. Только я собрался надеть крышку на трубу, как бесплотный голос Карлоса заявил на повышенных тонах:
— Мне плевать, что он там говорит, я отправляюсь с вами.
— Только до Ушуайи — и все.
— Нет, до конца похода!
Теперь Карлос почти кричал.
— Ты сойдешь в Ушуайе, — сказал Айан по-прежнему тихим, но очень твердым голосом. — Это понятно?
— Нет, нет, я должен пойти с вами.
— Почему? — снова спросил он.
— Почему я хочу пойти?
— Да, почему? Это путешествие, скорее всего, будет трудным и некомфортным. К тому же долгим, если нам придется зимовать. Так почему же ты хочешь пойти, если тебе нужно возвращаться на учебу?
— Мне нужно. Пожалуйста, — заговорил он неожиданно умоляющим тоном. — Я должен знать.
— Что знать?
Голос Айана вдруг стал нетерпеливым от любопытства.
— Что тебе нужно знать?