Лестер покачал угловатой головой.
– Не думаю, что смогу вытерпеть ее присутствие, – сказал он. – Признаться, тяжко мне оставлять бедолагу одного, только мадам дрожь на меня наводит. Ей ничего не стоит превратить меня в какого-нибудь бабуина, а потом заставить самого себя сжевать.
– Я беспокоюсь за мальчика, – сказал мистер Лидбеттер. – Если с ним что-нибудь случится, Белладонна этого не переживет.
– Не случится, – заверил людоед. – Ростом он, может, и с комарика, но голова у него на плечах есть. Уверен, он все сделает как надо.
– Надеюсь, что ты прав, Лестер, – вздохнул секретарь, потирая ноющий хвостик. – Очень надеюсь.
Лестер действительно оказался прав. С Теренсом не случилось ничего плохого, и в полдень он уже звонил в дверь Амелии Лидбеттер, жившей в небольшом доме на окраине Тодкастера.
Вначале, увидев унылые дома и мрачные улицы, где он столько страдал, Теренс почувствовал себя неуютно и одиноко. Пансион мисс Лидбеттер находился неподалеку от приюта, и стоило Теренсу подумать о Наставнице и ее нападках, восхитительные дни в замке показались ему далеким сном. Но затем он вспомнил, что вернулся не ради себя, а ради Белладонны, и, преисполнившись отваги, позвонил в дверь.
Хоть хвостика у мисс Лидбеттер не было, дамой она оказалась решительной и благоразумной. Прочитав письмо брата и напоив Теренса чаем, к которому прилагались бутерброды с селедочным паштетом, она приступила к делу.
– Тут сказано, что тебе нужен актер для спектакля в замке. Высокий, с опытом игры в исторических пьесах, все правильно?
Теренс кивнул и уточнил:
– Хорошо бы он еще говорил по-старинному, знаете, запутанно так, вставляя возвышенные слова.
– Шекспировский слог, – кивнула Амелия Лидбеттер. – Что ж, вокруг полно безработных актеров. Значит, комическое амплуа нам не подойдет. Нужен герой.
– Да. Он сыграет рыцаря в доспехах. Очень хорошая роль, можно сказать, главная.
– И наш актер должен уметь хранить тайны. Дай подумать… – Она подлила Теренсу восхитительно горячего чаю. – Есть Берт Дэнби, но он пьянчуга. Никогда не доверяй пьяницам. Есть Дэйв Люллингворт – он снимается в рекламе кошачьего корма, но Дэйв готов выложить все, что знает, первому встречному. Погоди-ка! Я знаю, кто нам подойдет. Монти Мун. Он, конечно, староват, но грим это исправит. Монти несколько лет сидит без работы, но когда-то выступал на сцене Стрэтфорда. Не поручусь, но, возможно, он даже играл призрака в «Гамлете».
Теренс ужасно обрадовался.
– То, что надо! – заявил он. Актер, исполнявший роль призрака, – на такое он и не надеялся.
Амелия позвонила мистеру Муну, который, к великому счастью, оказался дома и согласился приехать немедленно.
Монти Мун оказался высоким, бледным, сутулым, с крупной лысеющей головой и манерой вытягивать подбородок вперед, чтобы скрыть морщины и складки. Увидев Теренса, актер несколько удивился и даже заскучал, но когда заметил бумажник, как бы между прочим раскрытый на столе, в его глазах заблестел интерес.
Пять минут спустя они с головой ушли в обсуждение.
– Как я понимаю, мне предстоит сыграть роль порочного призрака-женоубийцы, который внезапно обретает плоть. Правильно?
– Совершенно верно.
– Так расскажи мне о нем подробно, милый мальчик, все детали. Я должен знать все о своем персонаже. Сколько жен я убил? Какие на мне доспехи? Где на мне кровь?
Теренс рассказал ему о сэре Саймоне все, что только мог припомнить, а мистер Мун быстро строчил в записной книжечке.
– Он не носит шлема, – закончил Теренс. – И перчаток тоже, так что, когда он хлопает себя по лбу, раздается громкий шлепок.
– Такой? – уточнил мистер Мун, широко взмахивая рукой и артистично ударяя себя по лбу.
– Почти. Немного мягче.
– Не волнуйся, мой милый мальчик. На премьере все выйдет как надо. Так, теперь звуковое оформление. Сопроводим мой выход чем-то особенным? Воем собак? Ревом бури? Петушиным криком? Все будет сделано.
Прошел еще час, прежде чем они закончили обсуждать, какие понадобятся черепа, некромантские травки и прочие штучки. Белладонна со спокойным сердцем могла указывать в списке «ничего», пока рядом был Ровер, но для спектакля чем больше бутафории, тем лучше. А когда мистер Мун узнал, что получит пятьсот фунтов сразу и еще пятьсот, если ему удастся заставить зрителей поверить, что он и есть сэр Саймон, актер пообещал прислать светотехника и помощника режиссера с фургоном, чтобы установить декорации.
– Вот увидишь, мой милый мальчик, шоу выйдет первоклассное. Исторические пьесы – мой конек. Только нарисуй мне план замка, мы проникнем туда накануне и подготовим пару спецэффектов. Хорошо бы, конечно, сделать потайную дверь, но кто работает в идеальных условиях?
Договорившись обо всем с актером, Теренс отправился поблагодарить мисс Лидбеттер. А когда вернулся попрощаться с Монти Муном, тот стоял посреди комнаты и не переставая хлопал себя по лбу, репетируя звучный шлепок. Теренс понял, что этот человек очень серьезно относится к своим обязанностям, и, довольный, заторопился назад.
Глава пятнадцатая
В воскресенье, накануне Хэллоуина, Арри-ман проснулся с головной болью. Как и Теренсу, ему приснился кошмар. Его тоже преследовали зубы. Ожерелье парило в воздухе, длиннее, чем прежде, на пять зубов. По форме и пломбам Арриман сразу же узнал свои зубы и принялся подзывать их, как коров на дойку или кур к кормушке. Но зубы не слушались и как-то надменно уплывали прочь. Арриман очнулся и был почти рад услышать приглушенные крики из супницы: «Папочка! Папочка!», которыми Кракен встречал рассвет.
Мистер Чаттерджи уже завтракал в своей бутылке, довольный и умиротворенный. Климат севера Англии был ему не по душе, и сразу после выступления ведьмы номер семь он собирался вернуться в Калькутту.
– Итак, сегодня выходной, – радостно сказал Арриман. За завтраком у него всегда поднималось настроение. – Ведьма номер семь выступит только завтра вечером. Я, пожалуй, немного займусь делом, боюсь потерять навык. А у тебя какие планы, Снивеллер?
Упырь, устало сгорбившись над тарелкой с почками, ничего не ответил. Он почти никогда не отвечал.
Арриман ушел один, погубил пару пихт, расколол надвое несколько валунов, призвал с запада бурю – словом, занялся той чистой, старомодной магией, к которой питал слабость. Он с тоской вспоминал славные деньки, когда у ворот мирно посиживал Колдовской Дозорный, в дубах не спали зеленщики, а на Восточной поляне не бухтели в бездонных дырах вздорные ведьмы.
«Наконец-то завтра все завершится, – подумал он. – Завтра я точно буду знать, кто моя невеста. Да нет, глупости. Я и так знаю».
И он пошел к мистеру Лидбеттеру попросить молока или магнезии. Даже у колдунов иногда болит живот.
Тем временем в лагере Белладонна печально сидела у костра. Арриман Ужасный для нее навсегда потерян. Еще до выступления чародейки Белладонна не очень-то верила в свою победу и лишь иногда, рядом с Теренсом, чувствовала себя сильной и уверенной. А теперь пропала и последняя надежда.
Она взглянула в зеркальце. Арриман глотал маленькие белые пилюли. Он выглядел усталым и раздраженным, только это уже не ее забота. Теперь мадам Олимпия будет утешать его и поправлять непослушный колдовской завиток над дьявольски изогнутой бровью.
Печальные мысли прервал сильный грохот позади нее. Стук, хлопок – и из палатки Белладонны выползла матушка Бладворт. Мухи плотным ковриком облепили ее голову. Старая ведьма чересчур долго пробыла кофейным столиком и теперь устало и смущенно рухнула на стул, придвинутый Белладонной.
– Что произошло с принцессами? – моргая, поинтересовалась она. – Хоть последняя-то стала лебедем?
– К сожалению, она превратилась в попугая, – сказала Белладонна так мягко, как только могла. – Очень умного. Говорящего.
– И все же попугаю далеко до лебедя, – заметила старая ведьма. – Ума не приложу, почему так вышло. Подозреваю, я получила не очень высокую оценку?
– Как вам сказать… Три из десяти. На самом деле, не так уж и плохо. Я получу и того меньше.
Матушка Бладворт скинула тапочки, чтобы погреть старые кости у огня, и понуро уставилась на пламя.
– Даже если бы вам и удалось превратить их в лебедей, это ничего не меняет, – успокаивающе сказала Белладонна. – Все равно победит мадам Олимпия. Она проделала такой зловещий трюк с крысами, Симфония Смерти называется, что получила девять баллов. Ее никому не обойти.
– Симфония Смерти, говоришь? – задумчиво произнесла матушка Бладворт. – Слыхала я о такой. Очень черная магия и очень жестокая. Даже в мое время немногим ведьмам такое было под силу. Думаю, бедного Арримана она проглотит не разжевав. Мадам повезло, у него красивые зубы.
– Не говорите так! – вскричала Белладонна. – Арриман – величайший в мире колдун! Она не сможет причинить ему боль, не сможет!
– Не говорите так! – вскричала Белладонна. – Арриман – величайший в мире колдун! Она не сможет причинить ему боль, не сможет!
– Ну ладно, может, ты и права, – со вздохом отозвалась матушка Бладворт. – А что до меня, то замуж мне выходить расхотелось. Свыклась я с холостяцкой жизнью. Да и заклинание, возвращающее молодость, что-то не помогает.
Она с трудом поднялась (слышно было, как хрустнули ее кости), принесла жестяную коробку с изображением коронации Георга Шестого на крышке и принялась трясти над ней головой. Не давая упавшим мухам опомниться, она дула на них, превращая обратно в опарышей.
– Пойдем-ка завтракать, Белладонна, – позвала матушка Бладворт.
Но не успела Белладонна подняться, как примчались Этель Фидбэг и Мейбл Рэк с перекошенными от ярости лицами.
– Вы только взгляните! – Мейбл опустила на землю ведерко, в котором выносила Дорис на прогулку, и дрожащей рукой указала на трейлер чародейки.
– Чванливая, заносчивая гусыня! – бушевала Этель Фидбэг.
Белладонна подняла взгляд и нахмурилась.
– Как странно, – произнесла она.
В трейлере мадам Олимпии была небольшая плита с трубой. Поскольку она была ведьмой, дым из трубы, разумеется, шел против ветра. Но не это возмутило Этель и Мейбл. Мадам Олимпия заколдовала дым так, что из трубы он выходил в виде сизых букв «О» и «К», повторявшихся снова и снова. Буквы уплывали в темно-голубое осеннее небо.
– Что бы это значило? – удивилась Белладонна.
– Неужто не понимаешь?! – рявкнула Мейбл Рэк. – Ее новые инициалы, что же еще! Олимпия Канкер. Она оповещает нас, что победила.
– Кто сказал, что она победила? – раздался новый голос, и Белладонна мигом вскочила на ноги.
– Теренс! Как я рада, что ты вернулся! Ты не представляешь, как я соскучилась!
И хотя объятия Теренса были такими же нежными, как раньше, он не сводил серых глаз с трубы трейлера, и его губы сжались.
– Ты обойдешь ее, Белладонна! Завтра ты получишь десять баллов из десяти. Вот увидишь!
Глава шестнадцатая
В главном холле замка часы пробили одиннадцать раз. Всего час оставался до наступления Хэллоуина, праздника мертвых, когда тени предков на несколько жутких часов посещают тех, кого оставили на земле. Слабо мерцали в дюжине канделябров длинные свечи; в камине потрескивали и шипели суковатые ольховые поленья, похожие на высохшие, искалеченные руки; в стропилах завывал ветер, пугающе шевеля гобелен с пронзенным стрелами джентльменом, которого сжигают на костре.
Белладонна, дожидаясь начала выступления, побелела от страха под маской. Они с Теренсом репетировали много раз. Теренс уверял, что все необходимое будет лежать на длинном трапезном столе, покрытом бархатной скатертью. Сам он спрячется под стол и в нужный момент подаст ей Ровера. И подскажет слова, если она забудет их от волнения. Из-за высокой, расшитой ширмы, где прятались ведьмы, ей было видно, что слово он сдержал. Длинный стол со свечами, ухмыляющимся черепом и портретом сэра Саймона выглядел точь-в-точь как ужасный алтарь некроманта, описанный в книгах. И она еще сильнее устрашилась того, что ей предстояло сделать.
– Ведьма номер семь – ваш выход! – объявил мистер Лидбеттер.
Секретарь казался усталым. Его терзали сомнения. Сколько он ни пытался убедить себя, его разум упорно отказывался признать, что обман – все равно что колдовство. Как ни крути, обманывать нехорошо. А что, если Монти Мун подведет и они просто выставят Белладонну на посмешище?
Но Белладонна, пытаясь унять дрожь в коленях, уже шла к судейскому столу. Собравшись с духом, мистер Лидбеттер приказал:
– Объявите тему вашего выступления!
Белладонна обернулась и низко поклонилась судьям. Вначале голос ее дрогнул, но она храбро вскинула голову, и звонкий, чистый звук разнесся по всему холлу:
– Я ВОСКРЕШУ СЭРА САЙМОНА МОНТПЕЛЬЕ ИЗ МЕРТВЫХ!
Белладонна позволила себе бросить один-единственный тоскливый взгляд на Арримана – тот сидел со скучающим видом.
Но стоило ей договорить, как колдун вскинул голову, гневно нахмурился, и из его левого уха вырвался язычок пламени. Он не ослышался? Некромантия? Магия такой сложности, что даже он, сам Арриман Ужасный, не в силах с ней сладить? Крошечная ведьмочка, едва достающая ему до плеча. Да как она посмела?!
На мгновение показалось, Арриман закатит скандал. Но когда он уже занес кулак, чтобы в сердцах ударить по столу, любопытство взяло верх. Да, дерзость. Да, ужасная наглость. И все же не будет ничего плохого, если она хотя бы попытается. Быть может, ведьма догадалась, как сильно его душа жаждала встречи с мрачным, бьющим себя по лбу другом.
Белладонна медленно подошла к столу, покрытому бархатной скатертью, где ее дожидались свечи и череп, а Теренс незаметно для всех опустил пустой коробок Ровера в карман ее мантии. Из другого кармана она вынула булавку, уколола себе палец, и капелька крови розовой жемчужиной скатилась в горшочек с ладаном. Что-то вспыхнуло, и столб розовых, аметистовых и оранжевых завитков дыма поднялся до самого потолка.
– Слава богу, – сказал про себя Лестер, считавший, что если уж обманывать, то красиво и умело.
На заре он слышал отдаленный шум мотора, но больше Монти Мун и его команда никак не давали о себе знать, и в душу людоеда начали закрадываться тревожные сомнения.
– Да опустится тьма! – приказала Белладонна.
Пламя свечей послушно съежилось и погасло.
На холл опустился чернильный, непроницаемый покров ночи.
Белладонна помедлила, давая зрителям, как следует почувствовать леденящую тишину и тьму. Взяла вырезанную из черепа чашу и приблизилась к магическому треугольнику, мелом начерченному под гобеленом.
– Слышите ли вы меня, о тени подземного царства? – спросила она, высоко поднимая череп.
Тени откликнулись. Послышался жуткий протяжный шепот, потом крики, скрежет и куриное клохтанье. Когда какофония достигла предела, Теренс под столом облегченно вздохнул. Мистер Мун сдержал свое слово.
Зубы Белладонны ужасно стучали. Похоже, Теренс был прав: с Ровером ее черная сила была безгранична. Она положила череп и храбро подняла над головой портрет сэра Саймона.
– Взываю к вам, тени, освободите дух этого смертного от вечной пытки! – торжественно, на распев произнесла Белладонна.
В ответ раздались крики и стенания духов. На стропилах закаркали вороны.
– Сэр Саймон Монтпелье, рыцарь Даркингтона, я требую: предстань передо мной!
Грохот и скрежет стихли. В звенящей тишине погруженного во мрак холла заколыхались белые огни. Они мерцали и плавали в воздухе, издавая удушливый запах гнили и разложения.
– Огни мертвых, – прошептала матушка Бладворт, подбирая юбку, к которой подкрался один из них.
Вдруг все огни погасли, и по холлу прокатилась волна леденящего душу холода – то был холод могилы, промозглого склепа, самой смерти.
– И как это ему удалось? – прошептал Лестер, с каждой минутой все больше проникаясь уважением к мистеру Муну. – Реактивы, надо думать.
Холодная волна схлынула. Все взгляды были прикованы к стене слева от камина: гобелен с пронзенным стрелами джентльменом, которого сжигают на костре, начал сиять и переливаться неземным свечением.
Белладонна в последний раз стиснула коробок Ровера. Она очень устала, колени дрожали, но сейчас не время поддаваться слабости. Взяв волшебную палочку, она трижды ударила ею о землю и повторила вслед за Теренсом, который все это время шептал заклинания вместе с ней, слова, что древнее самой магии:
– Аллай фортиссион! Фортиссио роа!
Свечение усилилось. Часы пробили полночь.
И с последним ударом из-за гобелена – медленно, неуверенно – показалась рука. Белая, костлявая, с длинными пальцами и изумрудным перстнем.
Несколько секунд рука не шевелилась. Затем нащупала край гобелена и, резким, яростным движением сорвав его, отбросила прочь.
Из ниши в стене выступил – изнуренный и измученный, но, несомненно, живой – рыцарь елизаветинской эпохи!
Счастливый крик Арримана взорвал ошеломленное безмолвие.
– Сэр Саймон! Неужели это ты? – Колдун оттолкнул стул так, что тот повалился на пол. И, метнувшись вперед, он заключил призрака в свои объятия.
– Вне всяких сомнений, это я, – протянул сэр Саймон тонким, дребезжащим голосом, похожим на плач гобоя. – Пред вами во плоти, порочной и нечистой, сэр Саймон Монморенси Монтпелье.
– Не верю своим глазам! Но вот же, я жму твои руки, ты больше не призрак! На левом виске пульсирует жилка! Какой великий день! О радость! О счастье!
Сэр Саймон высвободил левую руку и хлопнул себя по лбу. Шлепок вышел куда лучше, чем в бытность его привидением: громче, звонче, живее.
Арримана переполняла радость.
– Какие нам предстоят беседы! Какие тайны мы поверим друг другу! А прогулки! Радости жизни мы будем делить на двоих! Дружище, это лучший день моей жизни!