– Да, курды это не подарок. Но у нас слишком мало земли, чтобы делать такие широкие жесты. – Продолжал отстаивать свое ереванский гость.
– Вы должны развязать себе руки, чтобы наладить жизнь в республике. При закрытой теме границ, и Турция могла бы стать в этом деле полезным партнером. – Вяло возразил Арташес Арамович и посмотрел на часы. – Стрелки показывали четверть шестого: – Слушай, Арно, ложись спать. Уже утро. Мы и так всю ночь проболтали, а тебе к десяти в Кремль.
– Если я лягу, хоть меня палкой бей, не проснусь.
– Ты ложись, а я уж тебя разбужу, не сомневайся. И палка не понадобится. – Заверил Арташес гостя. Арно посмотрел на него и неожиданно рассмеялся.
– Чего ржешь? – Не понял Теровосян.
– Ты говоришь с сильным русским акцентом. Еще поживешь в Москве, родной язык совсем забудешь.
– Правда? За собой не замечаешь… – Виновато улыбнулся Арташес Арамович.
Уложив школьного друга в спальне, он отправился в свой кабинет и раскрыл папку. В ней находились аргументы, которые, по мнению Теровосяна, камня на камне не оставляли от выводов немецкого профессора о романе Достоевского. Теровосян полистал свои тезисы, но углубиться в них не получалось. Ночной спор утомил, да и замечание друга об его русском акценте задели Арташеса.
«Да, странная штука жизнь… – подумал он. – Вот я Арташес Теровосян – армянин. Себастьян Кох – немец. И мы оба готовы рвать волосы на голове из-за русского писателя Достоевского. Смешно? А с другой стороны, что тут смешного? Достоевский гений. А любой гений это достояние всего человечества. Прав их Шопенгауэр, который сказал, что «культура не имеет национальности».
В девять часов Арташес Арамович сварил кофе и пошел будить друга. Хозяин опасался, что это будет не просто. Но Бабаян сам проснулся. Он сразу поднялся, умылся, быстро проглотил маленький бутерброд, но кофе допить не успел. Снизу позвонил водитель. За министром дружественной Армении из Кремля прислали автомобиль.
Оставшись в одиночестве, Арташес Арамович подумал, не улечься ли самому на часок-другой. И уже постелил себе на диване в кабинете. Но лечь не дал телефонный звонок. Теровосян снял трубку и услышал приятный женский голос с милым немецким акцентом:
– Мне надо говорить с доктором Теровосяном.
– Я у телефона.
– Господин Теровосян, вас беспокоит Катрин Штольц с кафедры русской литературы из Дюссельдорфа.
– Очень приятно.
– У вас, господин Теровосян, во вторник есть первая лекция. Когда вы вылетаете?
– Милая Катрин, я еще не получил приглашения. Как я могу вылететь?
В трубке надолго замолчали.
– Вы меня слышите? – Забеспокоился Арташес Арамович.
Госпожа Штольц его слышала и молчала, потому что думала. Наконец Теровосян услыхал ее растерянный голос:
– Профессор Кох не вручил вам приглашение?
– Я не имел чести его видеть.
– Это есть очень странно. Себастьян имел намерение навестить вас в среду. У него даже в календаре имеет быть пометка. Я ничего не понимаю.
– Я тоже. – Признался армянин.
Штольц опять долго думала:
– У вас есть номер его мобильного телефона?
– Есть.
– Вы ему делали звонок?
– Нет.
– Почему?
– Не хотел быть назойливым. Не один я ждал его в Москве…
– Вы имеете ввиду невесту профессора Коха?
– Да, я имею ввиду ее…
– Вы не знаете Себастьяна. Он есть очень обязательный человек, и его личная жизнь на делах никогда не отражалась. Я вас очень прошу, господин Теровосян, сделайте ему звонок. А я, если разрешите, сделаю вам звонок позже.
Арташес Абрамович не мог не согласиться с Катрин в оценке ее шефа. С профессором Кохом он не раз встречался лично, и тот всегда был пунктуален и ответственен. Теровосян обещал «сделать звонок», и как только Катрин положила трубку, позвонил Коху. Но немец не ответил. Арташес Арамович на всякий случай набрал номер еще раз. И снова безрезультатно. Тогда он решил дождаться повторного звонка из Германии, чтобы уточнить номер телефона. Возможно, он сделал ошибку в записи. Но звонок раздался в прихожей. «Неужели Арно так рано освободился», – подумал Теровосян и, поправив халат, поспешил в прихожую:
– Кто там?
– Арташес Арамович, откройте. Это лифтерша Вера. Он открыл дверь и увидел знакомую старушку с конвертом в руках:
– Проходите Вера Тихоновна. – Любезно пригласил он лифтершу.
– Нет, я только на минутку. Вам тут передали. – Она протянула Арташесу конверт и поспешила в лифт.
Теровосян вернулся в кабинет, надел очки и вскрыл депешу. Это были деловые бумаги из дюссельдорфского Университета. Он бросил конверт на стол, как был в халате, выбрался на лестничную площадку и, не вызывая лифта, спустился вниз.
– Вера Тихоновна, почему он не зашел ко мне сам?
– Кто не зашел?
– Тот, кто передал вам конверт.
– Конверт передала девушка.
– Девушка? – Изумился Арташес Арамович.
– Да, девушка. Я сама ее не видела. Это было вчера около одиннадцати. Мне сменщица Поля сказала. Девушка постеснялась так поздно вас тревожить.
Теровосян покачал головой и, уже на лифте, вернулся к себе в квартиру. Через десять минут ему позвонила госпожа Штольц.
– Не беспокойтесь, я приглашение получил. О вылете вам телеграфирую. – Сухо сообщил Арташес Арамович и положил трубку.
* * *4 Ноября 2004 года
Роберт откинулся в кресле, и смотрел на экран монитора, как художник смотрит на законченное полотно:
– Кажется, неплохо. – Прошептал он и подписался: «Роберт Красный».
Роберт Жестякин долго думал над псевдонимом. Подписывать стихи своей настоящей фамилией ему казалось вульгарным. Он стал перебирать имена известных поэтов. Почему-то пришел на ум «Петербург» Белого. Потом он вспомнил, что есть еще Саша Черный. А вот Красного поэта он не помнил. В слове «красный» было что-то эпатирующее, раздражающее слух. За ним вставали знамена большевиков, и пахло кровью. И Роберт решил стать Красным.
Она открыла своим ключом. Роберт вздрогнул, но с кресла не встал. Не дурно, если она застанет его за работой. Он так увлечен творчеством, что не замечает приход женщины. Пусть знает свое место. Он поэт, а она примитивная красивая самка, и ей вовсе не обязательно знать, что он два дня только о ней и думает.
– Так и будешь сидеть, отвернув морду. – Она стояла посередине комнаты. Ее широко расставленные длинные ноги в высоких сапожках выражали возмущение, в то время как смазливое кукольное личико не выражало ничего.
– Прости, женщина, я заработался. Снимай пальто. Я закончу строку и вернусь в этот мир… – Он снова повернулся к компьютеру, поднял голову и прикрыл глаза. Она продолжала стоять в той же позе.
– Ты уже разделась? – Он спрашивал, не отрывая глаз, как бы оставаясь над суетным течением жизни.
– И не собираюсь раздеваться. Я на минуту.
Роберт резко повернулся. Она вела себя вовсе не так, как он рассчитывал. Его пыл творца не произвел на Оксану должного впечатления. Она презрительно отвернулась:
– Ты трепло и дешевка.
– Девочка, я тебя не понимаю. – Он еще пытался разыгрывать художника, парящего на Олимпе. Но играл уже по инерции.
– Не понимаешь? Конечно, легко вешать лапшу на уши девушке, когда она у тебя в койке, а потом плюнуть, забыть и растереть…
– Ты об этом… – Роберт поднялся и жадно оглядел ее с ног до головы.
– Да, об этом.
– Я же сказал, как только получу гонорар, тут же поедем в магазин.
– Какой еще гонорар!? За стишки, что ли? – Она презрительно скривила губки, и они создали нечто вроде бантика.
– Да, за стихи.
– Ты меня за дуру держишь?! Кто платит за стихи нормальные деньги?
– Мне платят. – Гордо возразил Роберт.
– Покажи мне этого придурка. – Оксана нагло расхохоталась ему в лицо.
– Зачем ты так говоришь? На прошлый гонорар мы прокатились в Канны. А на этот я куплю тебе машину.
– Ты там жался, как последний жмот. Потратился только на дорогу. Жили то мы в номере на халяву. Думаешь, не знаю, в чей номерок тебя пустили?!
– Да, мы жили в номере моего друга. И что тут такого?
– Ничего такого, только на халяву! – С удовольствием повторила Оксана: – И винишком кислым меня накачивал.
– Франция славится своими сухими винами. Они там классные!
– И дешевые. – Успела вставить Оксана: – Даже на шубу мне не раскошелился. А тачка это совсем другие деньги. Или думаешь, я сяду в подержанные Жигули?
Роберт никак не ожидал, что она упрекнет его поездкой. Ему казалось, что там, в отеле на берегу моря, она полностью счастлива и будет благодарна ему по гроб жизни. Она обыкновенная шлюшка, которой сто долларов за ночь красная цена. А он вывез ее на дорогой курорт, где ей прислуживали как леди. Он водил ее в ресторан, они купались ночами голые. Неужели она не понимает, как обязана ему за эти дни? За его щедрость и благородство? А оказывается, вместо этого она там думала о шубе. И угораздило же его влюбиться в нечто вовсе лишенное интеллекта. Его, тонкого знатока человеческих душ. Не даром мудрый народ придумал пословицу – «Любовь зла»… Он тяжело вздохнул:
– Хватит, Оксанка. Я куплю тебе нормальную тачку. Ты же сама хотела «Шкоду». Будет тебе «Шкода». – Роберт попытался обнять Марину, но она его отодвинула:
– На какие шиши ты ее купишь? Думаешь, я не знаю, за что ты свои бабки получал? Больше их у тебя не будет. Шкафчик опустел.
– Постой, Оксана! Ты чего-то не понимаешь. Я поэт. Я, между прочем, сегодня написал стихотворение и намеревался тебе его посвятить.
– Найди идиотку, которая будет давать за шизовые байки.
– Не получу гонорар, одолжу у брата. – Она посмотрела на любовника с некоторым сожалением. На ее кукольном личике возникло человеческое выражение. Но тут же его сменила наглая ухмылка: – На братика не рассчитывай. Сегодня Борис жив, завтра нет. Я же тебе сказала, шкафчик опустел. Вот ключи от твоей хаты, больше ты меня не увидишь. – Оксана бросила ключи на пол и пошла к двери. Роберт преградил ей дорогу:
– Оксана, какой шкафчик? О чем ты говоришь?!
– Пусти, кретин. Сам знаешь, какой. – В ее сумке раздался мелодичный перезвон мобильного. Оксана достала трубку, молча выслушала сообщение и, скривив губы бантиком, убрала телефон назад: – Так и быть, сегодня я у тебя побуду.
– Так-то лучше, дурочка! – Роберт пристроил ее пальто на вешалку и прижал девушку к себе.
– Сними с меня сапоги.
Он усадил ее на стул, стянул сапожки, и стал гладить ей колени и бедра.
– Подожди, не лапай. Я в душ схожу.
Роберт вернулся в комнату, распахнул пастель и торопливо разделся. Оксана вышла из душа лишь с крабиком часов на левом запястье и нехотя забралась под одеяло.
– Шлюха, – прошептал Роберт и впился ей в губы.
Оксана терпеливо выдержала его страстный порыв. Обнимая любовника правой рукой, изредка поглядывала на запястье левой. Ровно через полчаса она решительно встала.
– Ты куда? – Роберт попытался удержать девушку, но она отбросила его руку:
– Пойду ополоснусь. После тебя псиной пахну.
Роберта передернуло:
– Какая же ты хамка! И за что только я тебя люблю.
– Ты меня любишь? – Она обернулась, разыграв удивление.
– Не понимаешь, дура? За что бы я терпел твои жлобские выходки?
– Если любишь, давай уедем? Сегодня, сейчас же!
– Куда уедем? Спятила!?
– Хоть в ту же Францию. Я сама на дорогу бабки достану.
– Как мило! А на что жить? Пойдешь на панель? У них своих шлюх хватает.
– Если любишь, купим такси, будешь баранку крутить, а я дома сидеть. Рожу тебе сына. Или найдем богатеньких русских, пойду к ихним детям сопли вытирать. Там за это прилично платят.
– Молодец, хорошо придумала. Просто мыльная опера… Я брошу квартиру в центре Москвы, своих друзей, стихи и сяду шоферить в Марселе. Черножопых нелегалов возить! Нет, милашка, это не для меня. Я русский поэт, и кроме России мне жить негде.
– Дурак ты, а не поэт. Я тебе дала шанс. Теперь ты ноль без палочки. – Оксана повернулась и вышла. Роберт слышал, как она хлопнула дверью ванной и пустила душ.
Ее не было довольно долго. Он лежал и думал, что прекрасное тело Оксаны и ее безразличие заводит его больше, чем любая ответная страсть. Она стала для него чем-то вроде наркотика. Это была даже не любовь, а грубая физическая зависимость. Роберт улыбнулся, вспомнив предложение Оксаны сейчас же уехать за рубеж. Он ей не безразличен, как она пытается представить. Ребенка от него захотела. Он все-таки купит ей машину. Вот только заказчики почему-то молчат. Обычно каждую неделю проявлялись, а прошло уже десять дней. Все равно он найдет денег, и никуда она не денется…
Размышления поэта прервал щелчок дверного замка в прихожей.
– Оксана, ты чего, уходишь?
Никто не ответил. Он хотел встать, но не успел. В комнату вошли двое. Один, что повыше, держал в руке пистолет с глушителем. Роберт как завороженный смотрел на маленькое отверстие в стволе, направленное ему в голову и не шевелился. Он так и умер с широко раскрытыми удивленными глазами. Убийца опустил пистолет, подошел к письменному столу, пошевелил «мышкой» задремавший монитор и прочитал последнее стихотворение Роберта Красного.
– Чего там? – Спросил тот, что был пониже.
– Читай сам, если ни лень…
– «Плыву бумажным корабликом по грязному ручью жизни. А она осталась в осени».
– Уже приплыл. – Ухмыльнулся убийца и спрятал пистолет в карман.
* * *4 ноября 2004 года
Подполковник Волков мерил шагами свой кабинет от окна до двери. Начальник отдела убийств ждал Ерожина. Тимофею теперь позарез понадобились материалы следствия, которое вел частный сыщик. Сегодня он сам с оперативной группой выезжал на проишествие. В своей квартире на Ленинском проспекте выстрелом в голову был убит Роберт Аркадьевич Жестякин. Труп молодого человека обнаружил Геннадий Петрищенко, охранник из Медицинского Центра на Каширке. Обнаружил не сразу. По поручению своего шефа он приезжал на Ленинский проспект трижды. В Центре произошло ЧП с компьютерной сетью. Борис Федорович Логинов, единственный сотрудник, который мог бы разобраться в этом, исчез. Роберт состоял с Логиновым в родстве. Жестякин доводился ему двоюродным братом, и они были весьма дружны. Логинов часто ночевал на Ленинском проспекте, и если на работе возникали проблемы с электронной техникой, системного администратора искали или дома, или на Ленинском.
Волков еще раз прошелся по кабинету, нервно посмотрел на часы и еще раз позвонил в бюро Ерожина.
– Тимофей, он уже к вам едет. – Успокоила его Надя.
– Что-то долго едет. – Пробурчал подполковник.
– Возможно, пробки. Не волнуйтесь, он с минуты на минуту объявится.
– Спасибо, Надежда Ивановна, я жду. – Волков симпатизировал жене Петра Григорьевича и, не смотря на озабоченность, тон его потеплел.
– А вы почему к нам в гости не заходите? Я всегда очень рада вас видеть.
– Зайду, Надежда Ивановна. Вместе разберемся с нашими общими баранами, и я у вас. Я тоже всегда очень рад вас видеть… – Улыбнулся Волков. Положив трубку, он так и сидел несколько мгновений с улыбкой. Между ним и Надей после их последней встречи установилось нечто вроде родственных уз. Надя, узнав о «подвигах» мужа в его прошлой жизни, уехала под Самару к Ростоцким. Дело чуть не дошло до развода. Волков прилетел к ней и уговорил вернуться в Москву. После того случая он не виделся с Ерожиными около двух месяцев. Между ним и Петром возникла некоторая неловкость. Слишком близко Тимофей столкнулся с интимными моментами в биографии подполковника. Старый эстонец послужил поводом для возобновления отношений. Теперь все позади. Они с Ерожиным выпили на «ты» и как будто забыли о прошлом. Но Тимофей понимал, что это не так. Он все помнил, все помнил и Петр. Но для откровенного разговора на эту тему еще не пришло время.
– Привет, я нарушил все возможные правила дорожного движения. – С порога заявил Ерожин.
– Петр, садись. Наше дело принимает не шуточный оборот.
– Ты про исчезнувших женишков?
– Да. У меня появился первый труп.
– И кто же это?
– Роберт Аркадьевич Жестякин.
Ерожин задумался:
– Мне эта фамилия пока ничего не говорит…
– А фамилия Логинов тебе что-нибудь говорит?
– Системный администратор Центра на Каширке?
– Да. Жестякин его двоюродный брат.
– Ах, вот в чем дело. Вали все подробно.
– Администрация центра в связи с ЧП активно искала Логинова. Мобильный он отключил, домашний телефон не отвечал. Нашли престарелую мамочку системного администратора. У нее имелся ключ от квартиры сына. Старушку привезли к Логинову. Его квартира оказалась пуста. Причем пуста в прямом смысле. Все компьютеры исчезли. Исчезла и часть ценных вещей. Вызвали милицию. Прямых улик, указывающих на ограбление, сотрудники не нашли. В доме ни следов взлома, ни беспорядка. Начальник охраны центра предложил проверить квартиру брата.
– Абрамов умный мужик. – Похвалил шефа службы безопасности Ерожин.
– Ты с ним уже встречался?
Петр Григорьевич кивнул:
– Да, в тот самый день, когда у них случилась чехарда с компьютерами. Он при мне посылал парня к брату. Я только тогда не знал, что брат Бориса Федоровича носит другую фамилию.
– Я, кажется, уже доложил, что они двоюродные братья. – Напомнил Волков.
– Да, теперь ясно. И двоюродный брат оказался нашим первым покойничком? Как его?
– Выстрелом в голову.
– Странно… – Покачал головой Ерожин.
– Что тебе странно?
– Раньше они трупов нее оставляли.
– Про раньше мы можем только гадать. Но теперь у нас есть основание открыть дело и вести официальное следствие.
– Что мне очень кстати. – Ерожин подошел к окну и задумался: – Приходит в голову, что господин Логинов и есть наша милая «невеста».
– Я тоже так сразу и подумал. Не исключено, в убийстве брата лично замешан сам Логинов. Смотри, как карта ложится… Архитектор спугивает «Невесту», тут же выходят из строя компьютеры на Каширке и исчезает Логинов.