После обеда погода испортилась. С запада, со стороны Фласса, наползли перекрученные грязно-серые облака; порывы холодного ветра пригибали высокую голубоватую траву, заставляя ее стлаться по земле и струиться, как водоросли под сильным течением.
– Тина, скоро начнется Флассов ливень! – с нотками паники в голосе крикнул Тлемлелх. – Надо где-то укрыться!
– Флассов ливень – это что?
– Он ледяной и жуткий! Я замерзну!
– Пошли туда! – показала Тина.
Трава колыхалась и металась, словно охваченная безумием. Когда она приникала к земле, вдали темнели еле различимые постройки. Поселок чливьясов. С неба начали падать тяжелые ледяные капли. Тлемлелх накинул капюшон и закутался в плащ, его зубы стучали. Автопереводчик добросовестно переводил его бормотание: он опять некстати вспомнил о том, что должен был еще три шестидневья назад уйти во Фласс; теперь стихии мстят ему за то, что он воспротивился судьбе; этот ливень – воплощение аргхмо… Лиргисо, побледневший от холода и злой, прикрикнул на него, и он замолчал. Они почти бежали, порывы ветра ударяли им в спину, пытаясь свалить с ног.
Наконец они достигли деревни. Приземистое деревянное строение – или скопление строений под общей крышей, громадной, похожей на шатер цирка. Все деревни чливьясов выглядят одинаково. Окна по случаю непогоды закрыты ставнями. В стороне ряд сараев, сложенных из тонких потемневших бревен.
– Какие строения нежилые?
– Там. – Лиргисо указал на сараи. Его оранжевый плащ из парашютной ткани хлопал на ветру, как парус.
Тучи наконец прорвало, и с неба обрушились ледяные струи. Скользя по грязи, Тина подбежала к ближайшему сараю, отодвинула засов, распахнула дверь. Оглянулась на энбоно:
– Сюда!
Ей пришлось пригнуться, чтобы не удариться о притолоку, – дверь была рассчитана на низкорослых чливьясов. Внутри царил полумрак и тяжелый, как на скотном дворе, запах. Она отступила, энбоно протиснулись следом за ней. Лиргисо предусмотрительно прикрыл дверь, за которой уже не осталось ничего, кроме хлещущих из разверстых небесных хлябей потоков воды.
– Злой Император, куда мы попали! – всхлипнул мокрый Тлемлелх.
– Куда? – повернулась к нему Тина.
– Это же шерплов хлев! Мы, Живущие-в-Прохладе… Не принято, чтобы Живущие-в-Прохладе переступали порог такого места!
– Еще один компромат, – фыркнул Лиргисо.
Они стояли в коридоре меж двух дощатых стенок с закрытыми на щеколды окошками, за которыми кто-то шумно вздыхал и возился.
– Там шерплы? – спросила Тина.
– Да! – Тлемлелх обессиленно прислонился к стенке, но тут же отпрянул, словно боялся испачкать свой до нитки промокший плащ. – Я сейчас сознание потеряю…
– Лучше завернись в спальный мешок, а то простудишься.
Опустив на пол аварийные комплекты, она шагнула к низко расположенному окошку, повернула щеколду и приоткрыла скрипнувшую ставню. Заглянула внутрь, и у нее вырвался удивленный возглас: она увидела валгрианского хавлашмыра.
– Разве это шерпл?!
Лиргисо, заинтересовавшись, тоже подошел, склонился рядом и подтвердил:
– Шерпл, кхей-саро. Это очень мило с вашей стороны – похитить меня, чтобы затащить в компанию подобной скотины!
– Если вам тут не нравится, можете переждать дождик снаружи. Тушенку из шерплов вы оба жрали с удовольствием.
– Тушенка – это еда, а шерпл – это шерпл, – слабым голосом возразил Тлемлелх.
Потом повернулся и нетвердо побрел по коридору меж дощатых стенок. Вскоре из темноты донесся грохот.
– Тина, я наступил на грабли!
«По-моему, для тебя это обычное состояние», – про себя вздохнула Тина.
Лиргисо снял плащ и держал его на весу, с шелковистой парашютной ткани капала вода. Услышав возглас Тлемлелха, он ухмыльнулся.
– Тина, я нашел более пристойное помещение!
Это было интересней, чем грабли, и Тина спросила:
– Где?
– Здесь! Идите сюда, у меня нет сил двигаться!
Пристойное помещение оказалось небольшим закутком в конце коридора, с миниатюрными, как в детском саду, деревянными лавочками – мебелью чливьясов – и кое-каким инвентарем, составленным у стены. За тупиковой стеной бушевал ливень, из щелей тянуло ледяным сквозняком.
– Сколько времени обычно продолжается Флассов ливень?
– По-разному, кхей-саро, – отозвался Лиргисо. – В это время года в Западном Обонгде они обычно долгие.
– Ясно. Тогда греемся и отдыхаем. Тлемлелх, давай сюда свой плащ.
Прислонив к стене, на некотором расстоянии друг от друга, грабли и деревянную лопату, Тина повесила на них плащ Тлемлелха. Поглядев на это, Лиргисо сделал со своим плащом то же самое, что не помешало ему съехидничать:
– Несравненный Тлемлелх, а ты можешь себе представить, для чего чливьясы используют эту лопату?
– У меня не настолько низменное воображение… – прошептал Тлемлелх, свернув слуховые отростки.
Потом, набросив на плечи развернутый спальный мешок, открыл свой рюкзак, достал расписанный цветами и завитками эмалевый флакон и залпом проглотил его содержимое. Тина, которая возилась в это время с термоплитами, не успела его остановить.
– Что ты выпил?
– Куунайгро. Это снадобье помогает забыться и дарует грезы. Оно не такое хорошее, как слиионгх, после него болит голова, но лучше уж гостить в царстве грез, чем в шерпловом хлеву!
«Наркоман несчастный… А я, значит, должна сидеть тут один на один с твоим дружком?»
Он свернулся на дощатом полу, с головой закутавшись в спальный мешок.
– Сколько же всего он с собой захватил… – с завистью заметил Лиргисо.
– А ты посмотри у него в рюкзаке – может, там и для тебя что-нибудь осталось.
Отдохнуть от их изысканного общества, хотя бы ненадолго – это именно то, в чем она больше всего сейчас нуждается!
– Ни в коем случае, кхей-саро. – Лиргисо скорчил насмешливо-расстроенную гримасу. – Я принимаю такие снадобья у себя дома, а не в первом попавшемся хлеву. Чем мы с несравненным Тлемлелхом отличаемся друг от друга, так это количеством извилин в мозгу. Я всегда подозревал, что его мозг представляет собой идеально гладкую полусферу без малейших изъянов… Зато красиво!
– Тем не менее он сумел достичь достаточно высокого положения в обществе. Ведь у вас, если я правильно поняла, все рождаются равными и дальше должны рассчитывать на свои способности?
– И на внешность, кхей-саро. Тлемлелх унаследовал крупную недвижимость и был принят в число Живущих-в-Прохладе только благодаря своей неотразимой внешности… ну и еще потому, что у него безупречный художественный вкус. Но внешность – главное, иначе бы ему никакой вкус не помог, при его-то мозгах. Не знаю, кхей-саро, способны ли вы увидеть это и оценить, но он действительно очень красив. Живое совершенство! – Лиргисо насмешливо улыбнулся и тут же добавил: – Я говорю вполне серьезно. Тлемлелх по праву считается одним из самых красивых энбоно в Могндоэфре. Даже к лучшему, что он не ушел во Фласс.
– Ты сам же его туда чуть не отправил, – напомнила Тина.
Лиргисо неопределенно пошевелил слуховыми отростками. Вряд ли он раскаивался в содеянном. Вряд ли он вообще способен в чем-то раскаиваться.
– Кхей-саро, вы позволите задать вам один вопрос? А то меня давно уже снедает неутоленное любопытство… Чем вызвана ваша трогательная забота о Тлемлелхе?
– Он помог мне, когда я попала на Лярн. Я ведь попала сюда случайно, через ту установку, которая на берегу Фласса. Тлемлелх пригласил меня к себе домой, благодаря его помощи я быстро адаптировалась. Я его должница.
– Он принимал вас за демона и рассчитывал на услугу определенного рода…
– Ну и что? Все равно он мне помог, и теперь я должна помочь ему.
– Забавные у вас представления… Логика, вывернутая наизнанку. Я видел фильмы про людей, которые действовали как вы, и меня это всякий раз поражало.
– Тебя поражает, что кто-то может поступать неэгоистично?
– То, что вы называете эгоизмом, естественное состояние, а все остальное – логические игры. Мы тоже в такие играем, но лишь на уровне умозрительных построений. Практиковать это в жизни опасно.
«У кого из нас логика вывернута наизнанку? Ну и приятное же местечко ваша страна Изумрудного солнца…»
– Кхей-саро, неужели вы думаете, что Тлемлелх кому-то будет нужен на Незе? Вряд ли представители иных рас смогут оценить его красоту, а кроме нее, у него ничего нет. Он там зачахнет, если ему не с кем будет болтать, зато Лярн отдохнет от его невыносимой болтовни.
– Ошибаешься, у него есть еще кое-что. Тлемлелх – талантливый художник, и это вторая причина, почему я ему помогаю… несмотря на его характер.
Лиргисо удовлетворенно засмеялся:
– О, вы все-таки заметили насчет характера? Сейчас он стал еще ничего, а какой был в Мигоне… Но вы тоже кое в чем ошибаетесь, великолепная кхей-саро. В его рисунках, которые так вас восхитили, нет ничего необычного. Просто вы, люди, в большинстве своем почему-то не способны рисовать, а у нас это умеет всякий малолетний энбоно.
– Уметь рисовать и быть художником – разные вещи.
– Тогда любой энбоно по вашим меркам – выдающийся художник. Конечно, у каждого свой стиль, подобно тому как почерк каждого энбоно или человека индивидуален. Мне кажется, кхей-саро, вы смотрите на меня с оскорбительным недоверием… Если вы любезно дадите мне лист бумаги и карандаш, я вам кое-что покажу.
Тина вытащила из своего аварийного комплекта блокнот и черный фломастер, найденные в кабине аэрокара. Оглянувшись на стенку, за которой шумел ливень, переключила регулятор одной из термоплит из режима «тепло» в режим «тепло/свет», и зыбкий полумрак отступил. Щели тут не такие уж маленькие, но вряд ли кто-нибудь что-то разглядит за сплошной водяной стеной. Вряд ли кто-нибудь вообще высунет нос наружу в такую погоду.
Поблагодарив, Лиргисо пристроил блокнот на колене и начал рисовать. Наброшенный на плечи спальный мешок соскользнул на пол, драгоценные камни на теле энбоно заискрились, отражая свет термоплиты. В его круглых золотистых глазах тоже вспыхнули холодные искры.
«Сейчас нарисует какую-нибудь гадость. На что угодно могу поспорить. Если угадала – вернусь на Валгру и куплю себе мороженое, сразу две порции. Настоящее, сладкое. Стив все-таки нашел кафе, где его готовят на заказ».
– Смотрите, кхей-саро. – Лиргисо уже протягивал ей блокнот.
Портрет Тлемлелха. Да, мастерски нарисовано… только было в этом портрете нечто неприятное. Ничего карикатурного, но Лиргисо изобразил Тлемлелха испуганным, ему словно нравилось особо подчеркивать детали мимики, свидетельствующие о страхе, как будто это доставляло Лиргисо удовольствие.
На следующей странице – ее портрет. Похоже… Но неужели у нее действительно такой демонический вид?.. Наверное, те из ее знакомых, которые советуют ей почаще смотреться в зеркало, в чем-то правы. Лицо на рисунке было красивым и зловещим, и это лицо ей совсем не нравилось.
– Там еще одна картинка, кхей-саро. Дальше.
Перелистнув страницу, Тина хладнокровно изучила третью картинку и спросила:
– И что это значит?
– Это я нарисовал, кхей-саро, как мы с вами могли бы заниматься любовью.
– У нас это называется порнухой.
«Выиграла. Вернусь на Валгру – куплю мороженое».
– Изумительная кхей-саро, я теперь для вас тоже художник, не так ли? Вы будете обращаться со мной соответствующим образом?
– Для меня ты прежде всего преступник, сообщник Сефаргла. Можешь нарисовать мне Сефаргла – как он сейчас выглядит?
– Могу, но потом. – Лиргисо ухмыльнулся, блеснув зубами. – Я владею большим объемом ценной для вас информации, кхей-саро, и выдавать ее буду постепенно, в порядке обмена. Иначе будет неинтересно, по крайней мере для меня… Ладно, чтобы вы не рассердились, я готов ответить на какой-нибудь вопрос попроще. Спрашивайте, великолепная кхей-саро.
«Дело кончится тем, что я тебя пришибу. Будь на моем месте самый твердолобый из тергаронских сержантов или любой рядовой полицейский с Валгры, ты бы даже пикнуть не смел. Почему все те, кого мне приходилось брать в плен, всегда так наглеют?»
– Шерплы и на Валгре тоже водятся, мы называем их хавлашмырами. Они мигрируют через проход в Яганле?
– Не мигрируют, мы сами перегоняем их на вашу территорию. У вас они ценятся, а патрону нужны деньги.
Итак, никакого браконьерства на самом деле нет, и никто не истребляет загадочных валгрианских животных – есть всего лишь нелегальная торговля домашним скотом… Как же будет разочарован инспектор Петр Валов!
Сообщив, что он не станет предпринимать попыток соблазнить ее в хлеву, поскольку у Живущих-в-Прохладе это не принято, Лиргисо завернулся в спальный мешок и уснул. Тина тоже задремала в полусидячем положении, прислонившись к придвинутому к стене рюкзаку. Проснулась она от тишины: ливень кончился.
Сквозь щели просачивались первые изумрудные лучи. Тина разбудила энбоно.
– Собирайтесь, уносим отсюда ноги! Позавтракаем потом.
– Как можно нести собственные ноги? – морщась и растирая виски, пробормотал Тлемлелх.
– Извини, я употребила идиому. Уходим. Что с тобой?
– Голова болит. После куунайгро всегда так.
Она собрала его аварийный комплект, пока он ожесточенно массировал виски и разглядывал свой плащ, все еще сырой.
– Тина, плащ испачкался. Не принято, чтобы Живущий-в-Прохладе надевал грязный плащ.
– Тогда иди без плаща.
– Это тоже не принято, я ведь не полузверь! Злой Император, я не могу больше оставаться в этом хлеву и не могу выйти наружу в таком виде…
– Тлемлелх, ты будешь молчать и делать все, что тебе скажут, – зло прошипел Лиргисо.
Он явно нервничал, его вытянутые слуховые отростки настороженно подрагивали. Тина услышала тонкие голоса, отдаленные и не очень-то внятные.
– Это чливьясы, – повернулся к ней Лиргисо. – Придется подождать, когда наступит час поклонения. Тогда мы сможем уйти, им будет не до нас. Лишь бы сюда никто не заявился.
Тина усмехнулась: оказывается, энбоно иногда умеют говорить сжато и по существу, без всяких там «изумительных кхей-саро» и длинных изящных оборотов!
– Почему им будет не до нас?
– В этот час все харлийские энбоно и кхейглы, а также их полуживотные-прислужники валяются на земле и молятся своему придуманному богу. Забавный обычай… У них считается, что отвлекаться во время великой ежедневной молитвы – непростительный грех.
– Как у меня болит голова… – тихо простонал Тлемлелх.
Где-то рядом, за дощатыми стенами, громко скрипели и хлопали дверные створки, доносились писклявые голоса чливьясов, чье-то фырканье, тяжелые шаги.
– Шерплов выгоняют на пастбище, – сказал Лиргисо. – Кхей-саро, если кто-нибудь придет сюда за лопатами для уборки, вам придется парализовать его.
– Для Живущего-в-Прохладе ты подозрительно хорошо осведомлен об этой презренной скотине, – с вызовом пробормотал Тлемлелх, сжимая ладонями голову.
– Дорогой Тлемлелх, я смотрю, доза куунайгро совсем затуманила твои несравненные мозги. – Голос Лиргисо звучал ласково и вкрадчиво, но в глазах горели бешеные огоньки.
– Мне все равно! – огрызнулся Тлемлелх. – Не могу больше, моя голова…
– Головная боль у тебя до вечера пройдет, и тогда, смею надеяться, тебе станет не все равно! Кхей-саро, я владею несколькими стадами, пастбищами в центральной части Обонгда и тремя мясоперерабатывающими заводами. Для того чтобы дела не пришли в упадок, приходится кое-что знать даже о столь низменных предметах, увы…
Лиргисо выглядел раздосадованным и почти смущенным – Тина впервые видела его таким – и, казалось, испытывал потребность оправдаться перед ней за свою осведомленность.
– Это не значит, что я излишне интересуюсь недостойными моего внимания предметами, – продолжил он, – патрон меня упаси, будь он навеки и так далее, просто я, в отличие от несравненного Тлемлелха, не люблю оставлять без контроля то, что мне принадлежит. Бизнес, как это у вас называется. Я надеюсь, кхей-саро, вы мыслите достаточно широко, чтобы это понять…
– Заткнитесь оба! – приказала Тина.
Снаружи доносилась уже другая речь – мелодичные переливчатые голоса энбоно. Лиргисо замер, его слуховые отростки завибрировали. Тлемлелх скорчился возле перегородки, обхватив голову, и ни на что больше не реагировал – видимо, куунайгро был паршивым наркотиком.
Тина приникла к щели в бревенчатой стене: отсюда можно было увидеть лужайку, покрытую то ли подстриженной, то ли скошенной голубоватой травой, часть деревянного строения напротив, два запряженных тьянгарами закрытых экипажа, возок, нагруженный корзинами с округлыми розоватыми плодами, нескольких чливьясов и группу энбоно в неброских плащах. В отличие от могндоэфрийских энбоно эти носили обувь – сандалии из переплетенных кожаных ремешков. На лицах ни следа косметики. Гребни выкрашены у одних в бежевый, у других в кирпично-красный цвет.
– Клан Учителей и Клан Обеспечивающих, – прошептал пристроившийся рядом Лиргисо.
И еще одно отличие: на их телах не было драгоценных камней, только темнели на зеленой коже пупырышки, вроде бородавок у больных озомой на Валгре.
Энбоно с бежевыми гребнями были вооружены пистолетами и ножами. Переключив переводчик на минимальную громкость, Тина прислушалась к разговору. Речь шла о том, что здешнее хозяйство надо проинспектировать, раз уж они завернули сюда, спасаясь от ливня, – тогда не придется вновь ехать в эту глухомань с ежегодной инспекцией через полтора лунных цикла, как положено по графику. Реплики шли сплошным потоком, но Тина уловила, что нижестоящие выясняют у вышестоящих, можно ли это сделать.
– Кхей-саро, дайте мне хотя бы один парализатор! – потребовал Лиргисо.
– Обойдешься.
Он схватил ее за плечо и рывком развернул к себе. Она рефлекторно ударила, в последний момент успев придержать удар. Лиргисо стукнулся спиной о дощатую перегородку.