Он не ушел во Фласс из-за Тины – непостижимейшего существа среди всех, кого он когда-либо встречал. Но ей-то что: она если даже и не демон, то почти демон, а у них, как утверждает древняя мудрость, нет судьбы. Хотя, если Тлемлелх согласится на ее предложение и покинет Лярн (а он уже понял, что согласится – просто потому, что у него нет сил противиться чему бы то ни было), разве это не шанс сбежать от аргхмо? Судьба-то останется на Лярне… Впрочем, что будет, то будет. Наверняка Тлемлелх знал только одно: сам он ничего не может изменить.
Солнце почти спряталось за травяной стеной, в просвете меж двух торчащих вдали высоких руин – это было похоже на арку с обвалившимся перекрытием. На арку, уводящую к закату и смерти. Последние изумрудные лучи пронизывали заросли яхана, золотя голенастые ветвящиеся стебли. Тлемлелх подставил солнцу предплечье и тыльную сторону кисти. В топазах и аквамаринах вспыхнули теплые искры, он залюбовался своей рукой. Но тут же настроение упало: близятся сумерки.
Вчера, когда они прятались от ливня в той деревенской постройке (Тлемлелх не хотел оскорблять свои раздумья гнусным словечком «хлев»), ему удалось избегнуть ночной жути, приняв дозу куунайгро. Он знал, что потом разболится голова, но он очень нуждался в передышке. Когда он, залпом выпив снадобье, начал проваливаться в распахнувшуюся сладкую бездну, последняя мысль была: пусть теперь Лиргисо попробует его разбудить! После куунайгро не просыпаются, его даже для наркоза используют, если в запасе нет ничего другого. Тлемлелх и нуждался в наркозе, только не для тела, а для души. Но сейчас, по мере того как болотно-зеленое небо меркло, усиливалась его тревога, приправленная страхом и тоской.
Тот, кто принимает куунайгро, нередко раздражает своим поведением окружающих. Припоминая, что было днем, Тлемлелх все больше мучился: кажется, Тина и Лиргисо на него сердились… Тина – это еще ничего: несмотря на свой демонический вид, она не злая. Зато Лиргисо… Тлемлелх бросал на него украдкой беспокойные взгляды, но тот шагал с нарочито-непроницаемым лицом, и это было еще страшнее, чем если бы он откровенно проявлял недовольство.
Можно опять ускользнуть от него, как вчера. У Тлемлелха осталось еще два флакона куунайгро, на две ночи. А там они дойдут до Соосанла, угонят машину и все это закончится…
Когда Тина остановилась и объявила привал, его охватила дрожь, даже слуховые отростки завибрировали: теперь надо как можно скорее достать флакон и проглотить содержимое. Ужин – ну его во Фласс, и головную боль туда же… Головная боль не так страшна, как Лиргисо.
– Не надо, несравненный Тлемлелх. – Усыпанная сапфирами рука с блестящими синими когтями перехватила его запястье, не давая поднести флакон к губам. – Это может повредить твоему драгоценному самочувствию.
Лиргисо надавил возле того места, где бьется жилка пульса, и мгновенно занемевшие пальцы сами собой разжались. Флакон темного стекла упал обратно в рюкзак, обо что-то звякнув.
– В чем дело? – Тина повернулась к ним.
– Я не позволил ему снова принять куунайгро, кхей-саро.
Тлемлелх обреченно поглядел на мнимую арку, за которой исчезло солнце: две темные, оконтуренные остаточным светом руины – путь к смерти и покою. Ему не суждено уйти этим путем.
За ужином Тина спросила, что его беспокоит. Он сказал, что ему действует на нервы близость развалин – мало ли какие призраки здесь обитают, не говоря уже о вполне живых и голодных сулламах, лсаньягах и гойпах. Как обычно, это была правда, но не вся. Он не добавил, что Лиргисо, который сидит рядом и пьет вино из своего импровизированного бокала с таким видом, словно находится на Вершине Прохлады или на острове Креб, намного хуже, чем все призраки, сулламы, лсаньяги и гойпы, вместе взятые.
– Кто такие лсаньяги и гойпы? – бросив подозрительный взгляд на травяные заросли, поинтересовалась Тина.
– Гойпы живут стаями в подвалах развалин и в заброшенных трубах, – объяснил Лиргисо. – Они небольшие, пестро-серые и очень зубастые, кхей-саро. Боятся любого света, термоплиты отпугнут их. А лсаньяги – это наши самые крупные хищники, но водятся они только в центральной части Обонгда, вдали от Фласса. Фласс их притягивает, кхей-саро, они сразу бегут к нему и топятся. Однажды в Мигоне из частного зверинца сбежал лсаньяг – один энбоно держал его, чтобы скармливать ему провинившихся негов и чливьясов. Работавший в зверинце мерзавец-нег нарочно оставил клетку открытой, и зверь удрал. Он напрямик помчался к Флассу, словно заранее разузнал дорогу. Те, кто за ним поехал, видели с берега, как он ушел во Фласс. И так поступает каждый лсаньяг, услышавший зов Фласса.
– Блистательного Лиргисо потом оштрафовали, – не удержался Тлемлелх.
Снадобье куунайгро все еще продолжало на него действовать – или он просто не устоял перед навязчивым искушением сделать то, чего делать не стоит?
– Почему оштрафовали?
– Это был его лсаньяг. Когда он выскочил на дорогу, он до полусмерти напугал энбоно из Корпорации Сельскохозяйственных Угодий, и тот подал жалобу в Корпорацию Поддержания Порядка. Разговоров потом хватило на целых три лунных цикла!
– Значит, ты скармливал хищнику негов и чливьясов? – Серые глаза Тины смотрели на Лиргисо холодно.
– Это всего лишь полуживотные, кхей-саро. Иногда приходится кормить одних животных другими животными, это предопределенная самой природой необходимость. Неги и чливьясы почти неразумны…
– Ложь. И ты прекрасно об этом знаешь.
– Мы принадлежим к разным культурам, кхей-саро. – Лиргисо примирительно улыбнулся, но Тину его улыбка не смягчила. – Наша культура это не осуждает. Заметьте, меня оштрафовали не за то, что я посадил лсаньяга на неодобряемую вами диету, а только за то, что он удрал из клетки.
– Я никогда не полемизирую с такими, как ты. Бесполезно. Я просто сделаю все, что будет в моих силах, чтобы покончить с этой мерзостью, понял?
– Кхей-саро, я представитель своей культуры, а любая культура содержит в себе и белое, и черное, если воспользоваться этой забавной двуцветной терминологией, которую придумали люди. Лярнийская культура – не исключение. Грустно, что вы этого не понимаете…
После ужина, устроившись на спальном мешке, Тлемлелх свернул слуховые отростки и закрыл глаза. Лучше бы ему прямо сейчас умереть, не дожидаясь, когда его убьет Лиргисо. Некоторое время он слушал, как тот пытается помириться с Тиной, а она отвечает резко и односложно. Потом они замолчали. Рука Лиргисо скользнула по его бедру: тот всегда начинал с этого, чтобы Тина поскорее выключила переводчик.
– Вот этого я тебе никогда не прощу, – услышал он шепот Лиргисо. – Ты постоянно будешь расплачиваться со мной за это, несравненный Тлемлелх, и никогда не расплатишься до конца…
– Я не знал, что она так рассердится из-за полуживотных, – пробормотал Тлемлелх, еще больше сжавшись.
– Так надо было подумать! Знаешь, что ты сделал? Ты разрушил мои планы на сегодняшний вечер! – В голосе Лиргисо звучала лютая досада. – Я решил, что сегодня вечером во что бы то ни стало соблазню ее, потому что завтра мне придется ее убить, как это ни печально… А ты, несчастный болтун, все испортил!
– Зачем тебе соблазнять Тину, она же не принадлежит к нашей расе…
– Какое это имеет значение, ксенофоб безмозглый! Заниматься любовью можно с кем угодно. Я разве что с Флассом еще не пробовал совокупляться… Из-за тебя я не получил то, что хотел, – это твоя роковая ошибка, дорогой Тлемлелх!
Боль пронизывала его тело, но он молчал, поскольку Лиргисо велел молчать. Потом Лиргисо от истязаний перешел к сексу. Сегодня он действовал очень грубо, несколько раз укусил Тлемлелха. Под конец полумертвый Тлемлелх хотел только одного: умереть совсем, без остатка.
– А теперь мне нужно, чтобы ты меня внимательно выслушал. – Лиргисо не собирался оставлять его в покое. – Выпей эйамгли, это приведет твои несравненные мозги в порядок. Ладно, можешь из бокала…
После тонизирующего вина Тлемлелх почувствовал себя чуть более живым, чем до сих пор.
– Лиргисо, убей меня, – прошептал он. – Я больше не могу!
– А ты не оригинален, – насмешливо отозвался Лиргисо. – Ты не первый, кто обращается ко мне с такой просьбой… в подобной ситуации… Но я не так уж люблю убивать, дорогой Тлемлелх: убить кого-то – это значит потерять его навсегда.
– Я не могу больше…
– Хорошо, я убью тебя завтра. После Тины. Как же мне не хочется… Но придется, что еще можно сделать! Тлемлелх, мне нужен бластер. Если ты выполнишь все мои инструкции, я больше не буду тебя мучить.
– Ты правда убьешь меня?
– Тебе так хочется умереть? – Лиргисо заглянул ему в лицо, приподнявшись на локте.
– Да. – Он почувствовал, что плачет, но ему было все равно. – Я ведь должен был уйти во Фласс. Вот что бывает с теми, кто противится судьбе, если бы я знал заранее…
– Я не могу больше…
– Хорошо, я убью тебя завтра. После Тины. Как же мне не хочется… Но придется, что еще можно сделать! Тлемлелх, мне нужен бластер. Если ты выполнишь все мои инструкции, я больше не буду тебя мучить.
– Ты правда убьешь меня?
– Тебе так хочется умереть? – Лиргисо заглянул ему в лицо, приподнявшись на локте.
– Да. – Он почувствовал, что плачет, но ему было все равно. – Я ведь должен был уйти во Фласс. Вот что бывает с теми, кто противится судьбе, если бы я знал заранее…
– А я никогда не хотел умереть, – улыбнулся Лиргисо. – Я сильнее аргхмо, дорогой Тлемлелх. После вашей смерти я уничтожу черный ящик, вызову сюда машину из Могндоэфры – во время ежедневной молитвы, пока харлийское дурачье будет ползать на брюхе перед своим слабоумным богом, – и вернусь в Мигон. Представляю, как патрон обрадуется чудесному избавлению ближайшего помощника… Немного жаль вас обоих, но сентиментальное настроение никогда не мешало мне устраивать дела. Сейчас мне понадобится все твое несравненное внимание…
Тлемлелх выслушал инструкции, потом пересказал, запинаясь. Лиргисо больше не причинял ему боли и разговаривал мягко, внезапно превратившись из кошмарного изверга в приятного, дружелюбно настроенного собеседника. Лишь иногда в его золотистых глазах появлялся прежний жестокий блеск, и Тлемлелх цепенел от страха: он не хотел, чтобы произошла обратная метаморфоза. Лиргисо, заметив реакцию, насмешливо улыбался, и эта непрерывная игра выражений на его подвижном треугольном лице придавала происходящему оттенок фантасмагорически-нереального. Сон. Тлемлелх знал, что завтра ему наконец-то суждено проснуться – он умрет.
– Только не вздумай выстрелить в меня, когда получишь бластер, – предупредил Лиргисо. – Ты ведь слышал о том, что некоторые покойники, не отданные Флассу, становятся призраками или даже демонами? Я стану демоном, несравненный Тлемлелх, меня на это вполне хватит. И тогда тебе так достанется, что даже наши последние игры покажутся тебе безмятежным отдыхом. Если ты меня убьешь, я стану очень злобным демоном.
– Я сделаю все, как ты сказал, – пообещал Тлемлелх дрожащим голосом. В том, что из Лиргисо получится на редкость злобный и опасный демон, он не сомневался. – Как ты меня убьешь?
– Выстрелю в сердце, это не больно. Ты слишком красив, чтобы агонизировать у меня на глазах. А теперь спи.
И Тлемлелх сразу уснул, словно не мог не подчиниться его приказу.
– Послушай, на кого ты похож? – спросила утром Тина, слегка приподняв две темные волосяные полоски, расположенные над глазами. – Выглядишь так, как будто с бешеной собакой подрался. Я понимаю, что это ваша личная жизнь, но я бы на твоем месте воспользовалась медавтоматом!
– А что такое безумная собака?
– Животное. При наличии дурного характера – очень кусачее.
Его передернуло, когда он поглядел в зеркальце. Припухшие следы от укусов: один на левой щеке, два на шее, еще на плече, на тыльной стороне запястья… После лечения кровоподтеки поблекли, но полностью не исчезли.
За завтраком они с Лиргисо съели последние могндоэфрийские консервы и галеты.
– Тина, что будем делать? – спросил Тлемлелх. – Поститься, как принято у харлийской деревенщины в конце каждого лунного цикла, или ты украдешь для нас еду?
Тина развернула ту из двух карт, на которой были обозначены развалины Эйнгтуэфры.
– Вот здесь какой-то город или поселок, да? Тлемлелх, как он называется?
– Хэйнгр-Ассл. Харлийский городишко, наверняка отвратительный.
– Если тут все правильно с масштабом, сегодня мы должны пройти мимо него. Тогда я надену костюм нега и схожу за продуктами. Проблема в том, что нам придется на некоторое время расстаться…
– Если ты свяжешь Лиргисо и оставишь мне бластер – никаких проблем, как ты любишь иногда говорить.
Они пошли дальше, сквозь заросли сонно колышущегося яхана, петляя среди населенных древними призраками руин. Порой из развалин доносились какие-то звуки, но Тлемлелха они больше не пугали: скоро он сам станет одним из здешних призраков.
Потом пронизанную солнцем травяную чащу сменили скопления лакута, или «цветных подушек», как еще называют этот мясистый кустарник. Справа раскинулось болото. Из ароматной пены белых, розовых, пронзительно-желтых каэфрйонгов – «цветов отдыхающей вечности» – выглядывали оконца черной стоячей воды и кустики дикого венисага.
Слева открылась дорога, и опять им попался портрет Лиргисо под дощатым навесом. Хлопали на ветру истрепанные траурные ленты. На этот раз Лиргисо вместо того, чтобы скрежетать зубами, с торжеством ухмыльнулся.
– Радуешься своей популярности? – спросила Тина.
– Почему бы и нет, великолепная кхей-саро? Если я завтра умру, меня еще долго будут вспоминать во многих городах и местечках по всему Обонгду.
«Он не умрет. – Тлемлелх печально шевельнул полусвернутыми слуховыми отростками. – Это мы умрем. Наверное, он утопит наши тела в какой-нибудь трясине. Бр-р, как там, должно быть, холодно… Но ведь я этого уже не почувствую?.. Тина, Тина, ну почему ты ничего не понимаешь?!»
Пусть у Лиргисо ничего не получится, пусть все кончится так, как запланировала Тина, – но пусть это произойдет само собой, без его, Тлемлелха, участия… Чтобы у Лиргисо не было повода с ним расквитаться.
Вдали, на оккупированной «цветными подушками» равнине, темным изломанным контуром проступил Хэйнгр-Ассл. Туда же заворачивала дорога.
Справа и впереди громоздились покрытые пестрым стеноедом валуны, словно кто-то нарочно их здесь расставил, обозначив границы болота.
– В болотах водятся сулламы?
– Нет, кхей-саро, они предпочитают водоемы почище. Но бластер вы нам все-таки оставьте, сюда может забрести мигрирующий суллам.
– Лиргисо, маленькая поправка: бластер я оставлю не вам, а Тлемлелху. Где можно взять продукты?
Он начал объяснять, а Тлемлелх отошел и сел на камень, кутаясь в плащ. Все. Теперь уже ничего не изменишь. Солнечное тепло, крики птиц, густой аромат каэфрйонгов и влажные болотные испарения, голоса Тины и Лиргисо – все это куда-то проваливалось, на глазах выцветало… Он уже чувствовал себя отчасти мертвым. Не сразу он понял, что его зовут по имени.
– Тлемлелх, что с тобой?
Лиргисо, который стоял у Тины за спиной, впился в него предостерегающим взглядом.
– Я всегда боялся сулламов.
– Я же дам тебе бластер! Мне показалось… у тебя странное состояние.
«Я прощаюсь. С изумрудным солнцем, с этим прекрасным миром, с тобой, с жизнью… Потому и плачу. Но ты ничего не поймешь, как не понимала до сих пор».
– Мне нехорошо от голода, мы ведь сегодня не обедали.
– Скоро я принесу еду.
Она выложила на землю вещи из аварийного комплекта Тлемлелха, затолкала туда свернутый костюм нега. Потом достала найденную в машине клейкую ленту и связала Лиргисо руки за спиной. Тот улыбался понимающе и чуть насмешливо, словно его заставили участвовать в некой церемонии, обременительной, скучной, никому не нужной, но освященной традициями и потому обязательной. После этого Тина протянула Тлемлелху бластер:
– Вот, держи. Стреляй только в сулламов – в щель, где голова, запомнил? Если появятся какие-нибудь энбоно, чливьясы или неги, воспользуйся парализатором. Если Лиргисо попробует освободиться, лучше сразу парализуй его.
Он пробормотал, что все понял.
Тина сунула в пустую кобуру еще один парализатор, подхватила рюкзак и направилась, не оглядываясь, в ту сторону, где осталась дорога. Обогнула черный болотный зрачок, глядящий в небо, исчезла за радужным от стеноеда валуном. Тлемлелх смотрел ей вслед сквозь туман слез.
– Все когда-нибудь кончается, дорогой Тлемлелх. – Лиргисо тоже смотрел ей вслед, небрежно прислонившись к другому валуну. – Вот и наша романтическая прогулка втроем подошла к концу… А теперь возьми нож и освободи мне руки.
Глава 15
Его так скрутило, что он даже выход в Сеть забыл заблокировать.
Валов уже десять раз мог связаться с федеральной службой безопасности и вызвать группу захвата. Да что там десять – больше! Вместо этого он развернул на сорок пять градусов вращающееся кресло, составленное из переливчатых прямоугольников-модулей (выглядит хлипко и сомнительно, а на проверку вполне надежная конструкция, поудобней иной привычной мебели), и украдкой поглядывал на Стива. Тот оперся локтями о стол, уткнулся лбом в сплетенные пальцы. Гримаса – как у человека, всю ночь напролет промаявшегося зубной болью и вдобавок без гроша за душой, чтобы наутро сходить к дантисту.
– Стив… это… – не выдержал наконец Валов. – Если тебе как-то можно помочь, ты скажи…
Он не умел предлагать помощь, а если самому приходилось от кого-то принимать ее, испытывал неловкость. Он всегда предпочитал действовать по готовым инструкциям, но те имелись не на все случаи жизни.