Свердлов. У кого поднимется рука…
Сталин. И еще надо будет позвонить в сумасшедший дом. Поведение товарища Ленина могло показаться кому-нибудь странным. Говорят, что в сумасшедших домах скрываются сотни моих и его двойников.
Свердлов. Дежурного МВД по городу. Центральная станция «Скорой помощи»! Говорит Смольный. Немедленно приказываю – обследовать все психиатрические пункты и больницы на предмет недавнего поступления в них Ленина Владимира Ильича, парик рыжий, щека подвязана, как при флюсе, без бороды.
Сталин. Это они до утра провозятся. Дай-ка аппарат. Девушка, управление Государственной безопасности по городу Ленинграду. Генерала Калугина попрошу. Калугин. Не спишь, бдишь? Это хорошо. Слушайте внимательно, генерал. От решения этой проблемы может зависеть вся ваша будущая карьера. Мы потеряли Ленина, Владимира Ильича на пути с явки к Смольному. Есть шансы, что он мог оказаться в сумасшедшем доме… Подождите, генерал Калугин. Нам с товарищем Свердловым и товарищем Дзержинским не нужны ваши упреки. Нам нужен Ленин. Самое позднее через час. (Вешает трубку.) Теперь нам остается только ждать.
Звонит телефон. Что-то в звонке настолько тревожное, что и Сталин, и Свердлов не решаются взять трубку.
Потом Свердлов все же берет трубку.
Свердлов. Не понял? Какая железная дорога? Какие конники? Так… так. Так, ищите!
Сталин. Что еще?
Свердлов. Неизвестно, где генерал Краснов с его конницей.
Сталин. Значит, тоже заблудился.
Свердлов. На всякий случай я пошлю два танка на шоссе. Не возражаешь?
Сталин. Я никогда не возражаю, если надо послать танки, хотя сам предпочитаю убеждать словом. Это самое главное орудие большевика.
Опять звонит телефон. Опять Свердлов берет трубку.
Свердлов. Слушаю вас, товарищ Брежнев. Все в порядке, Леонид Ильич. Вот тут рядом со мной Иосиф Виссарионович и тоже шлет вам привет. Как так умер? В пятьдесят третьем году умер?
Свердлов оборачивается к Сталину.
Сталин(берет трубку). Здравствуйте, Леонид Ильич, Сталин на проводе. Для некоторых, может быть, и умер, но сами исторические события, которые имеют место за стеной, доказывают, что я – вечно жив… Нет, никаких задержек. Советую вам снять руководителей телевидения, которые вместо штурма дворца показывают симфонические концерты и «Лебединое озеро». Штурм уже начался и проходит по плану. Владимир Ильич уже проник в Смольный… нет, он не может подойти, он сейчас проходит диспансеризацию. Все-таки возраст… да, почти сто лет! Как только очнется, мы ему передадим ваши наилучшие пожелания… Залп «Авроры» превзошел все наши ожидания. Половины Зимнего дворца как и не бывало… Нет, не беспокойтесь, Леонид Ильич, картину Репина «Три богатыря» мы вовремя эвакуировали в безопасное место. Не беспокойтесь, Леонид Ильич, отдыхайте, Леонид Ильич. Мы сразу сообщим, Леонид Ильич. (Вешает трубку.) Теперь отступать некуда.
Свердлов. Я думаю, что мне придется самому отправиться на Дворцовую площадь и возглавить колонны!
Сталин. Настоящий руководитель остается у телефона.
Свердлов(подходит к окну, отодвигает занавеску и всматривается в темную ночь). Где же эта «Аврора»? Ну, стрельни, Грушев, богом молю, стрельни!
Грохот наполняет комнату, качаются лампы, сыплется штукатурка, гаснет свет, звенят стекла.
Сталин. Это что такое?
Мигает резервный свет, который дает генератор. Сталин и Свердлов с трудом поднимаются с пола. Тут звонит телефон. Свердлов протягивает руку.
Свердлов. Смольный… да. Спасибо…
Он роняет трубку и сползает на пол.
Сталин. Что еще?
Свердлов. Грушев докладывает, что залп «Авроры» совершился.
Сталин. Это я уже понял.
Картина десятая
Гул «авроровского» выстрела еще висит в воздухе, как его подхватывает неудержимый, утробный раскатистый вопль замерзших и промокших пролетариев.
Штурм Зимнего дворца начался.
Мы снова в служебном коридоре Эрмитажа – звуки нарастающего штурма прорываются сквозь открытую дверь, ведущую на баррикаду на площадь. Тускло горят свечи.
По коридору бегут, одеваясь, приводя себя в порядок, обитатели буфета. Зося не отпускает руку Керенского. Их догоняет Пешеходов-Нетудыхата.
Нетудыхата. Товарищ премьер-министр, нам где отсиживаться?
Керенский. А вы где отсиживались?
Нетудыхата. Мы отсиживались вместе с Бундом. Но теперь, я полагаю, это неприлично.
Керенский. Идите, подыщите себе что-нибудь посолиднее.
Нетудыхата. А вы как же? Вы же председатель правительства? Вам пора готовиться к бегству.
Керенский. Во-первых, Зимний дворец еще не взят и неизвестно, когда его возьмут. А пока я не убежал, то я могу участвовать в обороне.
Нетудыхата. Это совершенно исключено. Всем известно, что Керенский трусливо прятался вместе с правительством, ожидая неминуемой кары.
Керенский. Может быть, я бы и следовал этому позорному сценарию, если бы не встретил эту отважную девушку.
Он не замечает, как из двери в кабинет Антипенко выдвигается оператор с кинокамерой в руке, за ним – иностранная корреспондентка.
Корреспондентка. Имею честь беседовать с премьер-министром господином Керенским?
Керенский. Простите, но меня ждут – идет бой.
Корреспондентка. Представьте меня этой отважной девушке. Прошу очень.
Керенский. Пожалуйста.
Зося. Не надо, я пошла… (Пытается вырвать руку.)
Керенский. Зося Ильинская – отважный советский человек, комсомолка, мать-одиночка, и надеюсь, когда ее дочь вырастет, она будет гордиться своей мамой – командиром батальона смерти.
Корреспондентка. Вы говорите – смерти? Вы будете погибать?
Зося. Это наш долг.
Корреспондентка. Вы есть играете в сценарий. Я хочу, чтобы вы построите ваш батальон и кричат «ура!». Пошли туда, где это красиво.
С площали от баррикад входит Симеонов. Он придерживает рукав. Кровь измазала пальцы.
Зося. Саша, что с тобой? Как так?
Симеонов. Пустяки, случайно пулей зацепило.
Керенский. Какой пулей, какой пулей, я спрашиваю? Откуда там пули? Кто им дал пули?..
Зося. Раиса Семеновна, вы где? Где лазарет?
Раиса Семеновна выглядывает из комнаты Антипенко. Она все в той же одежде сестры милосердия.
Раиса Семеновна. Что случилось? Что за крики? Я как раз ищу в аптечке аспирин… Ой, Симеонов, что вы с собой наделали? Что еще за хулиганство?
Она подхватывает Симеонова и ведет его в кабинет к Антипенко. Оператор суется туда, но Керенский прикрывает дверь.
Керенский. Наверное, это не надо снимать. У нас идет веселый праздник, мы повторяем революцию. Вы же знаете, что каждое событие повторяется дважды. Первый раз трагедией, а второй раз комедией.
Корреспондентка. Это есть комедия? Вы смешно?
Керенский. А у нас все комедии с мордобоем. Не знали?
Крики раздаются ближе, еще ближе! Отдельные выстрелы. Оттуда с улицы вбегает адмирал Гунявый. Один эполет висит на ниточке.
Гунявый. Александр Федорович, Саша! Они вот-вот баррикаду возьмут. Уже здесь! Пьяные, ужас!
Керенский. Господин морской министр. Попрошу вас привести в порядок форму.
Гунявый. Как?
Корреспондентка(вынимает заколку и прикрепляет эполет на место). Так лучше, господин генерал.
Гунявый. Адмирал я, морской министр!
Керенский. Вперед! На баррикады!
Он кидается вперед, за ним Гунявый и Зося. Замыкают процессию корреспондентка и оператор.
Несколько секунд сцена пуста – только симфония боя наполняет ее.
Потом из открытых дверей, с площади появляется Колобок. Он вбегает в кабинет Антипенко. За ним спешит перевязанный Симеонов – рука на перевязи. Затем – Раиса Семеновна.
Раиса Семеновна. Саша, Симеонов, ты же ранен, ты должен лежать! Что я скажу твоей маме?
Из дворцовых помещений осторожно выходит Коган. Он увидел Симеонова.
Коган. Это ты, Раиса?
Раиса Семеновна. А ты чего прибежал? Тебя еще не хватало. Сонечка убеждена, что ты скрываешься в безопасном месте.
Коган. Зачем мне сидеть под потолком, как муха, и ждать, когда тебя прихлопнут. Там и без меня достаточно министров-капиталистов, которые ждут, что им принесут бутерброды.
Раиса Семеновна. Ну зачем тебе, Борис, все эти игры? Неужели страна не наигралась ими в семнадцатом году?! Неужели так и будем друг друга штурмовать?
Коган. Надо. Если бы у Павлика Морозова папа был робот, то Павлик все равно бы на него написал. Это были правила игры. Сегодня не только повторение давно прошедшей революции, которую мы никак не можем завершить до сих пор, – это подсказка нам, что в будущем нас с тобой ждут революции.
Раиса Семеновна. Господь с тобой, только без этого!
Коган. Подросло новое поколение, которое хочет власти.
Раиса Семеновна. Но сегодня же у нас праздник!
Коган. Правильно. Как ты умеешь подбирать самые бессмысленные слова! У нас праздник непослушания.
Слышно, как на баррикаде в мегафон кричит Керенский.
Керенский. Господа защитники Эрмитажа! К вам обращается премьер-министр Временного правительства. За нами не только символ утраченной нашими отцами свободы, за нами и сокровищница мировой цивилизации. Все это под угрозой. Я знаю, как вам страшно и опасно! Как вам холодно и неуютно. Но я вам обещаю, что уже на подходе заряды для наших пушек, что пуль у нас будет в избытке.
Пока он говорит, видно, как Мальвина тянет по коридору ящик с чем-то тяжелым – патронами или снарядами. Коган бросается ей на помощь, и они уносят ящик на площадь.
Прошу в первую очередь женщин как можно лучше прятаться за баррикадами. Оказалось, что у нападающих есть боевые патроны. Под шум веселого фестиваля нашлись охотники не только покуражиться и пограбить, но и пострелять в свое удовольствие… Мы обязаны спасти Эрмитаж, мы обязаны защитить наших же отважных женщин, мы обязаны спасти завоевания свободы!
Поднимается новая волна шума – пролетариат пошел на штурм. Слышны многочисленные выстрелы!
По наступающему противнику открыть огонь. Целиться по ногам!
Баррикада огрызается. Потом бухают пушки. Совсем рядом.
Раиса Семеновна, которая выглядывает из коридора наружу, поворачивается и сообщает зрителям.
Раиса Семеновна. Это наши пушки! Сколько огня! Сколько дыма! Испугались? Побежали! Держись, пролетарская революция! Ура!
Ее крик подхватывают защитники баррикад.
Раиса Семеновна бежит в кабинет, выбегает тут же с графином и стаканом воды и спешит на баррикаду.
Оттуда вместо нее появляется Нетудыхата. Он оглядывается. Никого нет.
Он включает динамик. Последние такты бодрой музыки.
Голос диктор а. Наши камеры и микрофоны установлены на площади Зимнего дворца. Громадной бурной волной вырываются ряды возбужденных пролетариев из-под арки Генерального штаба, чтобы, рассыпавшись по площади, заполнив ее взволнованным человеческим морем, смести с лица земли жалкие, отзывающиеся еще огнем баррикады и завалы вдоль цитадели царизма и Временного правительства. Лучи прожекторов проносятся над площадью как кометы…
На секунду вход во дворец озаряется лучом прожектора. Входит Коган, он доволен.
Коган. Ну как мы им врезали! Что на это скажете, Матвей Матвеевич?
Нетудыхата. Я полагаю большой ошибкой сопротивляться. Это может плохо кончиться. Ведь вы поймите, с каждой минутой нападающие – пролетарии, дружинники, комсомольская молодежь – с каждой минутой они становятся все злее и активнее. Если сейчас ими можно управлять, то еще одна наша попытка остановить их приведет к лишней крови.
Коган. Знаете, что я вам скажу, Нетудыхата: ваше пребывание в Бунде сыграло роковую роль.
Нетудыхата. Так чего ж?
Коган. Откуда в вас эта нерешительность, эта осмотрительность, склонность к соглашательству? С кем вы, министры Временного правительства?
Нетудыхата. Я боюсь, что это зашло слишком далеко.
Музыка обрывается, и снова слышен голос диктора.
Голос диктор а. На площади царит временное затишье, сказали, что ожидают прибытия руководителей штурма – товарищей Антонова-Овсеенко, Свердлова, Сталина и других членов революционного комитета. Отсюда, от арки нам видны жалкие огоньки баррикады. По имеющимся у нас сведениям многие защитники Зимнего дворца уже осознали историческую обреченность антинародного режима и разбегаются по домам. Некоторые, наиболее ненавистные народу, сатрапы Керенского арестованы и препровождены в Петропавловскую крепость. Никто не избежит суда народа.
Нетудыхата. Расстреляют. Или самосуд… ну как же я согласился? У меня дети!
Коган. Не забывайте, господин министр Временного правительства. Мы с вами выполняли решение партии. И по какую бы сторону баррикады мы ни стояли, мы все равно остаемся солдатами партии.
Нетудыхата. Вас, может, пока и не тронут – Бунд, евреи, политика… а я ведь министр!
Снова прекращается музыка.
Голос диктор а. Нам удалось пригласить к микрофону одного из руководителей штурма Зимнего дворца, известную революционерку Коллонтай. Товарищ Коллонтай, расскажите нашим слушателям об обстановке вокруг Зимнего дворца.
Голос Коллонта й. Цитадель Керенского падет с минуты на минуту. Женский батальон смерти уже позорно бежал, оставив свои позиции.
Голос диктора. Почему же заминка?
Коллонтай. Мы ждем последнего приказа из Смольного. Именно там товарищи Ленин, Сталин и Свердлов сейчас стоят… готовые нажать на кнопку! На кнопку революции.
Голос диктора. Замечательный образ! Кнопка революции! А как себя чувствует вождь революции? Владимир Ильич?
Коллонтай. Он уже взял в руки все бразды правления.
Голос диктора. Не могли бы мы присутствовать при вашей связи со Смольным? Телефон у нас в передвижке.
Снова раздается музыка. Нетудыхата идет по коридору.
Коган. Вы куда, Матвей Матвеевич?
Нетудыхата. Пора сдаваться. Финита ля комедия. Все становится слишком сложно. Как член партии я не могу противостоять решениям партии!
Коган. Остановитесь!
Нетудыхата(вырывает как знамя из кармана белый платок и бежит по коридору). Я сдаюсь! Не стреляйте! Я член партии с сорок пятого года!
Слышна некоторая пауза, грохот от падающих ящиков – это Нетудыхата перебирается через баррикаду, потом отдаленные крики. И несколько выстрелов. Отдаленный крик: «Зачем, я же свой!»
Отдельные выстрелы. По радио все еще играет музыка. С площади входит Раиса Семеновна.
Коган(который уже приблизился к дверям). Ну что? Что?
Раиса Семеновна. Борис, помоги мне принести раскладушки. Будем разворачивать лазарет прямо здесь. Боюсь, будут раненые.
Коган. А если сдаться?
Раиса Семеновна. А он бежал и кричал: «Я член партии с сорок пятого года!»
Коган. И убили?
Раиса Семеновна. И даже топтали ногами.
Они уходят в другую сторону по коридору.
Голос диктора. Произошла техническая заминка на связи со Смольным. Мы надеемся, что через несколько минут положение будет исправлено. Между тем по совету большевиков, собравшихся на площади, сейчас начнется следующий этап штурма Зимнего дворца. Мы надеемся, что в ближайшие минуты вы увидите, как юнкера будут убегать с баррикад!
Гремит музыка, выстрелы – они перекликаются с выстрелами с площади, доносящимися через дверь.
Раиса Семеновна с Коганом приносят раскладушки и начинают их раскладывать в коридоре.
Коган, пока ходил, вооружился – теперь у него за ремнем сабля.
Раиса Семеновна. Я побежала на баррикады.
Коган. Зачем?
Раиса Семеновна. Неужели тебе непонятно? Там же мальчишки и девочки. Они не знают о лазарете. Они даже не замечают, если в них попадет пуля. Это мы с тобой, старики, погнали их на улицу, потому что нашей с тобой партии захотелось опять поиграть в солдатиков. Сначала мы играем на этой площади, а потом пошлем их в какую-нибудь глухую заграницу, чтобы они играли в войну там ради наших идеологических интересов. (Уходит.)
Коган кричит вслед Раисе.
Коган. Но должны же быть разумные люди, которые занимают нейтральную позицию в ваших идиотских конфликтах!
Он раскрывает записную книжку и, найдя нужный номер, набирает его.
Телефон виден в дверях кабинета Антипенко. Он стоит там на углу стола.
Это Смольный? Скажите, вас беспокоят из Зимнего дворца. Мне нужно срочно товарища Свердлова. Нет Свердлова? Ну тогда Ленина. Какого? Владимира Ильича. Ну Сталина, наконец… но кто у вас есть? Может, у вас там Троцкий появился? Нет? А кто? Как так никого? А вы кто? Какой еще Луначарский? Что вы там делаете?.. А где Сталин, где Ленин – я спрашиваю? В стране идет вовсю революция, штурмуют Зимний дворец, а они что, все в буфете?.. Какой снаряд? Кто говорит, что снаряд «Авроры» долбанул в кабинет Свердлова? Этого быть не может, потому что «Аврора» стреляла по Зимнему дворцу. Нет, чтобы попала – этого я не слышал. А вы слышали? Погодите, не вешайте трубку, ну одну минутку. Значит, Сталин и Свердлов в больнице, а Ленин еще не приходил? Большое спасибо… (Кладет трубку на рычаг.) Это большой сумасшедший дом. Как вы прикажете проводить революцию, если революционеров почти не осталось.