В пять часов вечера он впервые увидел солдат в английских мундирах, пробирающихся сквозь редкий лес. Англичане… Свобода… Дом.
Если повезет, он уже через три-четыре недели окажется дома.
Глава 19
Александра медленно спускалась по лестнице, волоча за собой шлейф платья из тяжелого светло-голубого атласа, расшитого по вырезу и широким рукавам жемчугом, бриллиантами и голубыми цирконами. Собравшиеся внизу слуги с сияющими лицами ловили каждое ее движение.
Пенроуз открыл для нее входную дверь, как делал до того сотни раз, но сегодня, провожая Алекс в собор, где должна была состояться церемония венчания он расплылся в улыбке и низко поклонился.
В близоруких глазах Филберта стояли слезы, когда Александра на прощание крепко обняла его.
– Поосторожнее, – прошептал он, – не запачкайте платье.
Он вечно донимал ее подобными наставлениями, и девушка, в свою очередь, растрогалась до слез.
Эти два старика и дядюшка Монти и были ее семьей. Мать продала дом в Моршеме, отправилась в долгое путешествие и даже не подумала приехать на свадьбу. Мэри Эллен должна была вот-вот разрешиться первым ребенком, поэтому тоже не смогла отправиться с мужем в Лондон. Зато Мелани, только недавно обнаружившая, что беременна, все-таки смогла быть подружкой Алекс, поскольку беременность еще не была заметна.
– Ты готова, дорогая? – осведомился радостный дядя Монти, предлагая ей руку.
– Постарайтесь не наступить на шлейф, – строго предупредила вдовствующая герцогиня, окидывая беднягу критическим взглядом от седоволосой макушки до начищенных черных сапог. Все последние дни она непрестанно читала наставления сэру Монтегю относительно его поведения, обязанностей на свадьбе и преимуществ трезвой жизни, третируя его так немилосердно, что совершенно запугала и уничтожила старика.
Заметив у него на щеках подозрительный – румянец, герцогиня мгновенно насторожилась.
– Сэр Монтегю! – провозгласила она, негодующе сверкая глазами. – Вы снова прикладывались к кларету?
– Конечно, нет! – возмущенно прогремел дядюшка Монти, надуваясь, словно оскорбленный петух, хотя все утро не расставался с бутылкой мадеры. – Не выношу кларет! Ни букета, ни крепости!
– Не важно, – нетерпеливо перебила его герцогиня. – Помните только, что я вам говорила: после того как проводите Александру к алтарю, вернетесь к нашей скамье, сядете рядом со мной и не пошевелитесь до окончания церемонии. Понятно? Я дам вам знак, когда нужно подняться и выступить в проход. Все остальные будут сидеть, пока мы не встанем. Я выражаюсь достаточно ясно?
– Я еще не впал в детство, мадам. В конце концов, его величество недаром произвел меня в рыцари.
– Вы долго не проживете и покроете себя позором, если совершите хотя бы одну ошибку, – предупредила досточтимая леди, натягивая поданные Пенроузом жемчужно-серые перчатки. – Я не допущу столь омерзительного проявления непочтительности, как в прошлое воскресенье! Не могла поверить, что вы способны задремать посреди проповеди, да еще отвратительно громко храпеть при этом!
Дядюшка Монти забрался в карету и с видом мученика покосился на Александру. Его взгляд красноречиво говорил: «Не знаю, девочка, как ты умудряешься жить в одном доме с этой старой гарпией!»
Александра улыбнулась. Она так же хорошо, как и он, знала, что краска, залившая его щеки, свидетельствует о почти допитой с утра бутылке мадеры.
Устроившись поудобнее на сиденьях экипажа с гербом Хоторнов на дверце, уносившего ее к будущему мужу, Александра смотрела в окно, на оживленные улицы. Мелани ехала впереди, в другой карете, с Родериком Карстерзом, согласившимся быть шафером Энтони.
Позади на несколько миль растянулась цепочка элегантных экипажей, чьи владельцы спешили увидеть самую громкую свадьбу сезона.
«Как странно, – подумала Александра, – что я так нервничала и волновалась перед первым венчанием!» Пятнадцать месяцев назад, когда она вошла в тишину гостиной, чтобы соединить свою жизнь с жизнью Джордана, ее колени подкашивались, а сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот разорвется.
Но теперь… всего через час она станет женой Энтони перед тремя тысячами приглашенных на свадьбу гостей и чувствовала себя совершенно, абсолютно, безгранично спокойной. Безмятежной. Хладнокровной. Невозмутимой.
Александра поспешно выбросила из головы нелепые мысли.
– Почему вы еле тащитесь? – рявкнул Джордан кучеру фаэтона, предоставленного в его распоряжение капитаном «Фолкона» и невыносимо медленно пробиравшегося к дому на Аппер-Брук-стрит.
– Не знаю, ваша светлость. Похоже, что-то происходит возле собора.
Джордан по привычке взглянул на солнце, пытаясь определить, который час. У него уже давно не было такой роскоши, как часы, хотя раньше он владел едва ли не десятком шедевров часового искусства в золотых, украшенных драгоценными камнями корпусах. И при этом нисколько их не ценил. Он вообще принимал как должное все, что имел. Однако после почти полутора лет лишений и страданий Джордан сильно сомневался, что когда-нибудь снова обретет эту привычку.
Звуки и уличные сценки Лондона, которыми он, казалось, никогда не насытится, постепенно поблекли, отошли на задний план при мысли о том, какое потрясение ожидает родных.
Бабушка все еще жива – Джордан узнал это от капитана «Фолкона», который прочел в газете, что ее светлость собирается провести сезон в Лондоне. Если, на его счастье, она живет в своем городском доме, Джордан сначала пошлет ей записку, чтобы не испугать своим внезапным появлением. Тони, если он, конечно, в городе, несомненно, остановился в доме Джордана на Аппер-Брук-стрит, считая его своим.
Джордан не раз думал о том, что Тони, вероятно, не очень обрадуется, когда неожиданно вернувшийся кузен лишит его титула и поместий, но даже это было менее неприятным, чем неотвязные подозрения. Неужели Тони участвовал в заговоре с целью избавиться от двоюродного брата? Однако Джордан отказывался этому верить. Пока не получит веских доказательств.
Да, он гнал прочь эти мысли, терзавшие мозг днем и ночью. Но в ушах постоянно звучали слова одного из убийц, подслушанные им за мгновение до того, как он потерял сознание: «Тот парень заплатил, чтобы мы его прикончили, Джейми… а не тащили на судно…»
Джордан решительно выпрямился. Вполне возможно, что какой-то оскорбленный муж, например старик Грейнджфилд, послал по его следу наемников. Существует немало способов выяснить имя врага. Сегодня же Джордан жаждал насладиться домашним уютом и радостью возвращения.
Вспомнив о скором появлении на Аппер-Брук-стрит, Джордан страстно захотел сделать все сразу – пожать руку Хиггинсу, обнять бабушку и отереть слезы счастья с ее щек. Хлопнуть по плечу Тони и поблагодарить за прекрасное управление делами во время его отсутствия. И не важно, сколько денег успел потерять Тони – а Джордан был совершенно уверен, что кузен безнадежно запутался в бесчисленных финансовых тонкостях, – он всегда будет благодарен брату.
После этого Джордан примет ванну и переоденется. А потом… потом ему нужна Александра. Из всех неотложных дел разговор с его молодой «вдовой» беспокоил Джордана больше всего. Ее детская привязанность к нему, несомненно, доставила ей немало страданий. Она была как тростинка, когда он впервые ее увидел, – теперь, вероятно, превратилась в скелет. Господи, что за ужасную жизнь она вела с тех пор, как встретилась с ним!
Правда, Александра скорее всего изменилась… хотя он надеялся, что перемены не будут слишком заметны. Разумеется, она стала настоящей женщиной, достаточно взрослой, чтобы выполнять супружеский долг и иметь детей. Он привезет ее в Лондон и сам введет в общество. Впрочем, они не останутся в столице надолго. У него хватило времени решить, как он собирается провести остаток своих дней. Теперь Джордан знал, в чем смысл истинных ценностей и чего он хочет добиться – обрести смысл жизни, иметь настоящую семью, а не тот светский брак по расчету, в котором муж и жена каждый идут своей дорогой. Он страстно желал любви, которую Александра когда-то пыталась ему подарить, любви, давшей ему стимул бороться и выжить. В благодарность за это он станет всю жизнь баловать Алекс, лелеять и оберегать. Возможно, любовь вообще защищена от окружающего мира. Или дело в доверии? Должен ли мужчина верить, что жена не изменится и останется преданной ему независимо от того, где она и в каком окружении? Очевидно, там, где речь идет об Александре, это чистая правда. Он не ведал доверия и ничего не знал о любви, но Алекс была воплощением того и другого и когда-то сама вызвалась научить его. А теперь Джордан готов позволить ей попытаться.
Он силился представить, как она выглядит сейчас, но перед глазами неизменно вставало смеющееся лицо с огромными аквамариновыми глазами. Почти хорошенькое. Почти. Его «смешная мордашка».
Год она была в трауре, а потом под присмотром вдовствующей герцогини изучала правила этикета. Возможно, Алекс появится в обществе осенью, во время малого сезона, если, конечно, бабушка выполнила посмертное желание Джордана и решила «обтесать» ее.
Однако хуже и вероятнее всего, Александра, сломившаяся под грузом отчаяния и тоски, вернулась в свой убогий дом в Моршеме и скрывается от людей… или… о Боже, только не это… лишилась разума после всего пережитого! Наконец фаэтон остановился перед домом, и Джордан, выйдя, задержался на ступеньках крыльца, чтобы как следует оглядеть элегантный трехэтажный особняк с изящными решетками и высокими окнами. Все казалось таким знакомым и одновременно чужим.
Он поднял тяжелый полированный молоток и постучал, готовясь увидеть Хиггинса, который, конечно, со слезами радости бросится ему на шею.
Дверь широко распахнулась, и на пороге появился незнакомый слуга.
– Что вам угодно? – осведомился он, вглядываясь в Джордана сквозь очки в проволочной оправе.
– Кто вы? – в свою очередь, недоуменно пробормотал тот.
– Я мог бы спросить то же самое у вас, сэр, – надменно ответствовал Филберт, оглядываясь в поисках Пенроуза, который, естественно, не слышал стука.
– Я Джордан Таунсенд, – резко бросил гость, зная, что лишь зря потратит время, убеждая слугу, что он. а не Тони носит титул герцога Хоторна. Протиснувшись мимо лакея, Джордан вошел в мраморный холл. – Пошлите мне Хиггинса.
– Мистера Хиггинса нет дома.
Джордан нахмурился, жалея, что Хиггинс или Рамзи не могут подготовить бабушку к его неожиданному появлению. Быстро шагнув вперед, он заглянул в большой салон справа и гостиную поменьше слева. Полно цветов, и ни одного человека. Повсюду расставлены корзины белых роз и зелени.
– Мы сегодня даем прием?
– Да, сэр.
– В честь возвращения блудного сына, как в конце концов окажется, – ухмыльнулся Джордан. – А где ваша хозяйка?
– В церкви, – объяснил Филберт, разглядывая высокого загорелого джентльмена. – А хозяин? – Тоже в церкви, конечно.
– Вне всякого сомнения, молится за мою бессмертную душу, – пошутил Джордан и, полагая, что Тони, конечно, оставит на прежнем месте Мэтисона, его камердинера, осведомился:
– Надеюсь, Мэтисон дома?
– Совершенно верно, – кивнул Филберт, с изумлением наблюдая, как неизвестный член семьи Таунсенд поднимается по лестнице и одновременно отдает приказы:
– Немедленно пошлите ко мне Мэтисона. Я буду в золотой комнате. Скажите, что мне нужно срочно принять ванну и побриться. И переодеться. Пусть принесет одежду, предпочтительно мою, но сойдут и вещи Тони и даже его собственные – словом, все, что он может стянуть.
Джордан поспешно прошел мимо хозяйских покоев, теперь, вероятно, занятых Тони, и открыл дверь в золотую спальню для гостей, далеко не столь роскошную, но в его глазах – самую прекрасную на свете. Сбросив плохо сидевший редингот, одолженный капитаном «Фолкона», Джордан швырнул его на стул, расстегнул сорочку и принялся снимать штаны, когда в комнату с видом разъяренного пингвина ворвался Мэтисон – полы черного фрака развеваются, грудь выпячена, лицо раскраснелось от негодования.
– Кажется, лакей перепутал ваше имя, сэр… Господи! – Камердинер застыл как вкопанный. – Господи Боже, ваша светлость! Господи Боже!
Джордан улыбнулся. Это больше походило на возвращение домой, как он его себе представлял.
– Уверен, Мэтисон, вы крайне благодарны Всевышнему за мое появление. Однако в данный момент я был бы так же благодарен вам всего лишь за ванну и приличную одежду.
– Конечно, ваша светлость. Сейчас же, ваша светлость. Как я счастлив, как рад уви… Господи Боже! – снова воскликнул Мэтисон, на этот раз в ужасе.
Джордан, никогда не замечавший за невозмутимым камердинером проявления каких-либо эмоций даже в самых тяжелых обстоятельствах, с некоторым изумлением увидел, как тот ринулся в коридор, исчез в хозяйской спальне и вылетел оттуда с сорочкой Тони, свисавшей с его руки, как белый флаг, сапогами и брюками для верховой езды, принадлежавшими когда-то Джордану.
– Я обнаружил их в гардеробе на прошлой неделе, – пропыхтел он. – Скорее! Вы должны немедленно ехать в церковь! Свадьба…
– Свадьба? Так вот почему все в церкви, – кивнул Джордан, собираясь отшвырнуть брюки, которые сунул ему лакей, и все-таки настоять на ванне. – Кто женится?
– Лорд Энтони, – выдохнул Мэтисон, пытаясь насильно облачить Джордана в сорочку.
Однако Джордан невозмутимо улыбнулся, стараясь не обращать внимания на чересчур взволнованного слугу.
– На ком?
– На вашей жене!
Потребовалось несколько минут, чтобы до Джордана дошел смысл слов камердинера, – его голова была слишком занята мрачными мыслями о том, что Тони, конечно, подписал брачный контракт новым титулом и взял на себя обязательства перед невестой и ее семьей, которые теперь, разумеется, не сможет выполнить.
– Двоемужество! – из последних сил прохрипел Мэтисон.
Наконец весь ужас происходящего обрушился на Джордана.
– Немедленно бегите на улицу и остановите любой экипаж, – коротко приказал он, натягивая сорочку. – На какое время назначена церемония и где?
– Через двадцать минут, в соборе Святого Павла.
Джордан вскочил в наемный экипаж, который успел выхватить посреди улицы из-под самого носа какой-то разъяренной вдовушки, и приказал кучеру гнать к собору.
– И можете потом удалиться на покой и жить в роскоши на то, что я вам заплачу, если доставите меня туда через четверть часа.
– Сомнительно, мистер, – покачал головой кучер. – Перед собором все забито экипажами – там сегодня свадьба.
Шли минуты, и сотни противоречивых мыслей и эмоций одолевали Джордана. Нетерпение и желание поскорее очутиться в соборе терзали его. Но, не в состоянии пробиться через невероятное скопление карет, Джордан откинулся на спинку сиденья и в мрачном молчании приготовился ждать.
За время своего отсутствия он иногда представлял, что, как это ни невероятно, Тони влюбился и сделал предложение. Но такая возможность казалась нереальной, поскольку кузен, так же как и сам Джордан, не горел желанием связать себя узами брака, даже светского, когда каждый супруг мог поступать как заблагорассудится.
Джордан также не исключал, что Александра тоже когда-нибудь может встретить кого-то и захотеть выйти замуж. Но не так чертовски скоро! Ведь она должна еще носить траур, не говоря уже о том, что была безумно влюблена в Джордана…
Но одного он и представить не мог даже в худших кошмарах: какие сложности вызовет его возвращение. Что некое ложно понятое чувство долга заставит Тони чувствовать себя обязанным жениться на несчастной вдове Джордана.
«Дьявол все это побери! – думал Джордан, разглядывая появившийся наконец впереди купол собора Святого Павла, – что толкнуло Тони на подобную глупость?!»
Джордан почти мгновенно нашел ответ. Жалость. Ничего, кроме жалости. Та же самая жалость, которую Джордан испытывал к жизнерадостной милой девочке, спасшей ему жизнь и глядевшей на него огромными обожающими глазами.
Жалость едва не стала причиной катастрофы, и у Джордана не было выбора, кроме как остановить венчание любой ценой, иначе Александра и Тони окажутся преступниками в глазах закона и света. Бедняжка Александра! Второй раз он лишает ее жениха! Снова разрушил ее покой!
Прежде чем экипаж успел остановиться, Джордан уже взбегал по длинному лестничному маршу, ведущему к дверям, молясь лишь о том, чтобы успеть вовремя и остановить проклятое венчание еще до начала церемонии. Но надежда увяла в ту секунду, когда он распахнул тяжелые дубовые двери и увидел стоявших у алтаря жениха и невесту. Джордан замер, бормоча цветистые ругательства, но тут же шагнул вперед. Стук каблуков выстрелами отдавался в благоговейной тишине.
Он добрался до первых рядов и остановился, выжидая подходящего момента. Только здесь и сейчас, стоя среди друзей, знакомых и родственников, которых знал много лет, он сообразил, что по нему не слишком скорбели. Если бы семья взяла на себя труд выдержать приличествующий случаю срок траура, ему не пришлось бы участвовать в мрачной драме, которая вот-вот разыграется в этой проклятой церкви. Внезапное озарение породило взрыв холодной ярости, охватившей Джордана. Однако его лицо оставалось совершенно бесстрастным. Джордан стоял неподвижно, скрестив руки на груди, однако кто-то уже успел узнать его, и по церкви пронесся шепоток, сначала тихий, но постепенно нараставший, как шум урагана.
Александра почувствовала неладное и нерешительно взглянула на Энтони, который, казалось, сосредоточился на словах архиепископа, как раз возглашавшего:
– Если кто-то из присутствующих здесь знает причину, по которой этот мужчина и эта женщина не могут соединиться в браке, пусть объявит об этом сейчас или вечно хранит молчание…