На первый взгляд все просто, и об этом давно сказано: не делай другому того, чего ты не желал бы себе.
Но!
Но откуда вы знаете, может быть, Смирнова только и ждет, чтобы вы ударили ее тетрадью по голове? Ведь тот, кого никто не бьет тетрадью по голове (заметим, тетрадью, а не кирпичом), может почувствовать себя никому не нужным. Других бьют, а его нет. Это обидно.
Видите, какие сложности?
Мы с ними еще столкнемся – на конкретных примерах.
Наука о воображелании.
Самая существенная наука Бермудии.
Сначала бермудян учат повышать уровень воображения, а потом, что гораздо сложнее, этот уровень ограничивать. Первому бермудяне учатся быстро и охотно – при наличии способностей, конечно, а второе дается с трудом.
Есть ведь такая штука – невольные мысли. Вы не хотите думать о белых слонах, а они появляются. Вы хотите о них не думать – слонов становится еще больше. Закон подлости, как говорит веселый Роджер-Обжора, да и другие бермудяне.
Некоторые невольные мысли понятны и объяснимы. Например, вы встаете утром, потягиваетесь, еле бредете умываться с желанием еще поспать и с нежеланием учиться. И невольно думаете: эх, если бы школа сгорела! При этом необязательно этого хотите. Просто так подумалось. Мимолетно. Случайно. Потом вы разомнетесь, позавтракаете, пойдете или поедете в школу, встретите верных друзей и поймете, что здесь не так уж плохо. А будь на вашем месте бермудянин, то пожара не миновать. Не желая зла, вы мысленно все-таки его конструируете хотя бы на минуту, представляя, что учительница заболела, что метро обвалилось, что на ваших глазах взорвался огромный дом, и, пока расчищают завалы, вы три дня никуда не ходите, отдыхаете. Вы так легко об этом думаете, потому что знаете – на самом деле этого, к сожалению, то есть не к сожалению, а, напротив, к счастью, не произойдет. Вы можете сколько угодно огорчаться, что нет у вас в руке пистолета, чтобы пальнуть в приставучего Петрова, но пистолета у вас не окажется, а у бермудянина – запросто. И в запальчивости он может и пальнуть, как это произошло с Ником, когда он начал стрелять в Роджера, вовсе не желая его убить.
А есть невольные мысли совсем дикие, которым человек не может найти объяснения – странные, как сны. Они вам тоже известны. Они появляются неизвестно откуда и неизвестно куда исчезают. Вот мелкий, но типичный пример: заходите вы в класс после звонка и жуете жвачку. И вдруг достаете ее изо рта и бросаете на учительский стул. Учитель входит, садится, что-то чувствует, ерзает, потом привстает, ощупывает себя – ну, и так далее. При этом самое интересное, что это ваш любимый учитель, ваш любимый предмет, вы готовились, собирались ответить, чтобы получить пятерку, а ваша жвачка все испортила, вас сдали одноклассники (или вы сами признались), вас ведут к директору, учитель при этом в недоумении, директор в недоумении, вызванные родители в недоумении и, самое главное, вы тоже в недоумении, так как абсолютно не понимаете, зачем вам в голову пришла эта идиотская идея.
А пришла она потому, что голова большая, мыслей много, встречаются и дурацкие. А есть вообще чужие. То есть такие, которые заглядывают к вам в голову случайно, на минутку и даже на секунду. И самое главное – не принять их за свои. А отличить очень просто: если мысль хорошая и умная, то она, скорее всего, ваша. Если мысль идиотская и злая, то она, скорее всего, чужая.
Вообще удивительно, до чего мы плохо и неуважительно относимся сами к себе. Ведь мы же очень разборчивы, когда заводим друзей и знакомимся, правда? У нас есть всякие выражения – «наш человек, не наш человек» и так далее. А в голову свою впускаем что попало, вот и становится она иногда похожа на мусорную яму.
Короче, вот мой совет: прежде чем начать думать какую-то мысль, подумайте, а ваша ли она? И если не ваша, если чужая, не тратьте зря время. Пусть ее тот думает, кому она нравится, если он такой злой и подлый.
36. Уроки
Первым уроком в обеих школах была самая скучная наука здоровья. Скауты и Ник невнимательно слушали Кривого Блюма, которому, похоже, самому было не очень интересно вести урок, хотя он то и дело повышал голос, требуя внимания. «Не отвлекаться, сорок четыре микроба вам в нос!» – покрикивал он, ругаясь при этом по теме. Вик очень старался усвоить все, что говорила Солнце Лучезарова, но через десять минут его стало клонить в сон, а одноклассники давно уже дремали с открытыми глазами – они это умели. И обещали научить Вика. Трудно только первые лет семь, а потом само будет получаться.
Наука будущего преподавалась наглядно. Солнце Лучезарова, сторонница теории разумного распределения, расставила на своем столе стаканчики с йогуртом и сказала печальным голосом:
– Давайте представим, что у нас ничего нет…
Ученики представили – и йогурты тут же исчезли.
– Дослушайте меня! – попросила Солнце, вернув йогурты. (Умник Жень Чжао опять попытался мысленно их убрать, но Солнце это почувствовала и удержала йогурты: уровень ее воображелания был намного выше.)
– Итак, у нас ничего нет, кроме этих йогуртов. Их шесть, а нас восемь. Надо решить, кому они достанутся, исходя не из личностей, а их качеств, – не совсем понятно, как показалось Вику, объяснила Солнце. – При этом ориентируйтесь не на ваши эгоистические побуждения, а на соображения высокой морали! – выразилась она еще туманнее.
Ученики начали рассуждать вслух – для них это было привычное дело.
Крошка Жун Фен сказала, что йогурты надо дать самым слабым, иначе они умрут. А сильные потерпят.
Умник Жень Чжао сказал, что йогурты надо дать самым умным, чтобы они придумали выход из положения. А глупые подождут – от них все равно нет толка.
Мечтатель Янг Ли сказал, что нужно дать самым талантливым.
Хозяйственная Ли Чен – что самым полезным.
Воздухоплаватель Патрик – что самым влюбленным, потому что где любовь, там жизнь.
Худышка Мойра поморщилась и сказала, что лучше уж тогда никому не давать!
Ждали, что ответит Вик. А он размышлял. Он любил логические задачи, ему нравилось решать их быстрее всех в классе. Сейчас, думая об оптимальном решении, он понял, что самое правильное – съесть йогурты кому-то одному. У него останутся силы, чтобы найти или воображелать другую пищу. Иначе все останутся голодными, ослабнут и умрут. Но он постеснялся высказать свои соображения – подумал, что его сочтут жестоким. Да еще обвинят в том, что он имеет в виду себя. Вик вспомнил учителя математики Евгения Абрамовича, который в подобных случаях говорил: «Некорректное условие!» Или: «Некорректное решение!» Или: «Мухин, ты ведешь себя некорректно!» – в то время, когда Мухин не то что некорректно, а просто нагло пихал локтем соседку Белухину, мешая ей писать.
И Вик сказал:
– Это некорректно. Почему шесть йогуртов?
– Потому что таково условие задачи, – сказала Солнце Лучезарова.
– А откуда оно взялось, это условие?
– Из допущения, что у нас ограниченное количество продуктов.
– Тогда лучше заранее подумать над тем, чтобы этого не случилось! – предложил Вик.
Всем его ответ понравился – кроме Солнца.
– Это уход от конкретной проблемы! – заявила она. – Что же касается ваших ответов, ребята, то вы не подумали вот о чем: как бы вы решили, кому именно не дать йогуртов? Ведь пришлось бы назвать самых слабых, самых глупых и самых бесталанных. Вы к этому готовы?
Ученики понурились – они к этому не были готовы.
Выждав паузу, Солнце улыбнулась, предчувствуя эффект, и произнесла:
– Правильное решение такое. Надо открыть эти йогурты, перелить в одну емкость и поделить поровну!
Ученики были в восторге. Так просто – а они не додумались.
Правда, некоторые мысленно не очень-то восторгались: йогурты и без того маленькие, а если их еще делить…
В школе Блюма было веселее. Он тоже поставил йогурты (в соответствии с учебной программой), которых было меньше на две штуки, чем учеников, взял в руку секундомер, велел всем отойти на сто метров, а потом крикнул:
– Внимание! Марш!
И все бросились наперегонки к йогуртам.
Блюм подбадривал:
– Быстрее! Активнее, триста пиявок вам в пятки!
В результате первыми добежали, схватили йогурты и тут же их съели Задира Майк, Роджер-Обжора (еще бы не он!), Спорщик Сэм, Ворчун Дэвид, Шутник Вацлав и, конечно же, Командир Томас. Кислому Юлу ничего не досталось. Не досталось и Нику, но тот не горевал. Кривой Блюм хотел поругать его за нерасторопность, но увидел, что у Ника в руках большой стакан с йогуртом, и Ник его преспокойно уплетает.
– Молодчина, двести двадцать мух тебе в рот! – прорычал Блюм. Но тут же поправился: – И все-таки это не дело. Тренировка – для всех тренировка!
Потом в обеих школах были уроки желанообмена и воображелания. На них не произошло ничего особенного, кто-то отличился, а кто-то получил двойки: например, Сэм-Спорщик на уроке желанообмена никак не мог угадать, что сделает Блюм, если у того из кармана стянуть шоколадку (правильный ответ был: ничего не сделает, потому что Блюм сладкого не ест и никакой шоколадки у него в кармане нет и быть не может). А Ли Чен на уроке воображелания, когда тренировались в ограничении, не смогла справиться с задачей убрать с глаз долой три пирожка с вареньем (вредные, кстати, для нее из-за склонности к полноте). Она очень старалась – и вот уже один из пирожков начал дрожать и расплываться в воздухе, готовый исчезнуть. И исчез. Но, видимо, Ли Чен так стало жаль его, что на том же месте появилось целых два. Солнце мягко упрекнула Ли Чен, та расстроилась.
– Молодчина, двести двадцать мух тебе в рот! – прорычал Блюм. Но тут же поправился: – И все-таки это не дело. Тренировка – для всех тренировка!
Потом в обеих школах были уроки желанообмена и воображелания. На них не произошло ничего особенного, кто-то отличился, а кто-то получил двойки: например, Сэм-Спорщик на уроке желанообмена никак не мог угадать, что сделает Блюм, если у того из кармана стянуть шоколадку (правильный ответ был: ничего не сделает, потому что Блюм сладкого не ест и никакой шоколадки у него в кармане нет и быть не может). А Ли Чен на уроке воображелания, когда тренировались в ограничении, не смогла справиться с задачей убрать с глаз долой три пирожка с вареньем (вредные, кстати, для нее из-за склонности к полноте). Она очень старалась – и вот уже один из пирожков начал дрожать и расплываться в воздухе, готовый исчезнуть. И исчез. Но, видимо, Ли Чен так стало жаль его, что на том же месте появилось целых два. Солнце мягко упрекнула Ли Чен, та расстроилась.
– Чтоб вы все пропали! – пожелала она злосчастным пирожкам.
Но они не только не пропали, а в силу закона подлости умножились. Получилась целая корзинка. Солнце смирилась, а ученики зато угостились отличными пирожками, которые Ли Чен умела воображелать как никто. Она и сама съела несколько штук. Немного, не больше десятка. Плакала, но ела.
Короче, все было нормально, однако и Вик, и Ник с нетерпением ждали, когда кончатся уроки: Нику хотелось играть, а Вика мучила проблема, как найти выход из Бермудии. Иначе и быть не могло: они попали сюда с этими желаниями, следовательно, не могли от них избавиться.
37. Если уж в Бермудии играют, то так играют…
Рыская в Интернете, Ник набрел на новейшую и сложнейшую игру «ZZZ-333», где было тридцать три уровня, а внутри каждого уровня шесть этапов. Ник показал ее новым товарищам, они тоже увлеклись. И вот полтора десятка школьников уселись перед компьютерами, не сводя с них глаз, надели наушники, чтобы ничто не мешало, и полностью погрузились в мир игры. Каждому хотелось обойти товарищей. На каком-то этапе это удавалось Юлу, или Томасу, или Нику, они тут же делились с остальными найденными способами прохождения и устремлялись дальше. Тут ведь дело было не только в соревновании, а в желании, которое овладело всеми: во что бы то ни стало дойти до конца.
Они перестали пить и есть.
Кривой Блюм, заметив это, сообщил в ЦРУ, что в школе эпидемия игромании.
Там не удивились – такие эпидемии в Бермудии вспыхивали сплошь и рядом, бороться с ними было бессмысленно, оставалось только ждать, когда они утихнут сами (никогда не проходя окончательно).
Были выделены специальные люди, которые подносили игрокам еду и питье. Один раскрывал рот, например, Вацлаву, а второй вливал туда сок или всовывал ложку с супом. Труднее было со сном. Игроки, конечно, не желали спать, но организм брал свое, глаза слипались, голова падала. Но Ник, Томас или Майк не хотели, чтобы их обогнали, пока они спят, да и просто жалко было спать. Они знали – надо преодолеть только первые позывы ко сну, потом легче. И в самом деле, смотришь: поклевал тот же Юл носом, похлопал глазами – и опять играет, свежий и бодрый, будто не сидел за компьютером целые сутки.
Возникает вопрос: неужели взрослые не могли прекратить это в приказном порядке? Уничтожить компьютеры силой воображелания, насильно уложить спать и т. п.?
Это было слишком опасно. В мальчике, который играет, сила увлечения растет по мере углубленности в игру, она увеличивает силу воображелания. А все, что может помешать игре, вызывает приступ агрессии, который может привести к непредсказуемым последствиям. Все бермудяне помнят, как Задира Майк, мальчик и без того неуравновешенный, просто стер с лица земли координатора ЦРУ, который был обеспокоен тем, что Майк, вторую неделю проходя какой-то суперсложный уровень, отказался пить и есть – отвлекало. «Стер с лица земли» – это выражение, все было проще: координатор осторожно подошел и нежно прошептал: «Майк, старина…», – а Майк только глянул на него и рявкнул: «Исчезни!»
И координатор исчез, хотя у него был восьмой уровень воображелания и соответственно сопротивляемости, а у Майка всего лишь пятый.
Координатора нашли через месяц в каком-то бункере, где он сидел с запасом продуктов, словно прячась от ядерной войны. С трудом его уговорили выйти на поверхность. Но с тех пор он никуда не выходит без помощника, которого выделило ему ЦРУ, тот предварительно осматривает окрестности в радиусе мили, возвращается и докладывает: «Майка нет!» Тогда бедняга соглашается прогуляться, но, сделав десяток шагов, останавливается как вкопанный и опять просит помощника убедиться, что Майка на горизонте не видно.
Забегая чуть вперед, скажу, что на этот раз эпидемия длилась не очень долго – двое суток. К исходу этого срока все уже изнемогли, особенно неопытный Ник. Это у себя он был король игры и хвастался тем, что может просидеть двадцать часов, не отрываясь. Тут некоторым и по двести часов приходилось играть. Ник в какой-то момент вдруг понял, что ему надоело, но он не может перестать.
– Не хочу! Сейчас брошу! – грозил Ник игре. И – не бросал.
Потом все-таки попробовал – усилием воли оторвался, отпрыгнул от компьютера и даже пошел прочь, но тут же стремглав помчался обратно и заиграл с удвоенной энергией. Однако приступы усталости одолевали его все чаще. А потом он четко понял, что игра ему отвратительна. Но ведь пройдено только пятнадцать уровней! Он умрет, но пройдет остальные! И тут Ник понял, что умереть, пожалуй, легче, чем пройти – по крайней мере, за один присест. И он закричал: «Не хочу! Надоело!»
Его крик подхватили и другие.
Опытные координаторы поняли, что произошло, и стали потихоньку-помаленьку отклеивать игроков от столов, с которыми они, казалось, срослись. Крича, что не хотят, не могут, что надоело, они тем не менее продолжали цепляться руками и ногами.
Наконец всех оторвали, уложили на носилки, оттащили в спальни и уложили на кровати.
Игроки впали в мертвецкий сон.
38. Вик, ракета, попугай и кот
Размышления – самый интересный вид деятельности человека, который он, однако, мало ценит. Может, потому, что слишком доступный? Золота мало, поэтому оно ценится, оно недоступно. А воды много (пока), поэтому она гораздо дешевле золота. Но разве же можно сравнить настоящую ценность воды и золота? Без золота легко проживет любой, а без воды не проживет никто.
Вик был с утра до вечера занят размышлениями. Не потому, что он такой умный, хотя умный, конечно, этого у него не отнять. Просто он обречен был искать выход, а так как найти его физически не представлялось возможным, приходилось работать головой.
Целыми часами Вик неподвижно сидел и пытался понять, как и что устроено в Бермудии.
Все тут построено на желаниях, думал он.
Но не все исполняются.
Это понятно: например, если я хочу вообразить настоящую космическую ракету, то ничего не выйдет. Я не знаю, как она устроена. Я не знаю точно, как она выглядит. А главное – она мне не нужна. А раз не нужна, то и желание мое – слабенькое.
Тут Вик увидел вдалеке что-то высокое и заостренное.
Неужели ракета?
Он пошел туда.
Под ногами был гладкий асфальт. По такому хорошо бы на роликах.
И на ногах Вика появились ролики. Он покатил на них и добрался до ракеты через пять минут.
Она была очень высокой. К ней вели платформы, лестницы, трубы, провода, кабели…
Ничего не понимаю, подумал Вик.
И нарочно отошел от ракеты, не стал ею интересоваться.
Зачем же появляется тут то, что не нужно? – задал себе вопрос Вик.
И не нашел ответа.
Хорошо, подумал он, хочу мороженого.
И мороженое появилось. Но, пока оно появлялось, Вик успел подумать, что Бермудия может свредничать и вместо мороженого наложить ему в стаканчик какой-нибудь белой ерунды вроде крошек из пенопласта.
Так и вышло: появился стаканчик, наполненный крошками из пенопласта.
Хорошо, подумал Вик, хочу еще такой же стаканчик с такой же ерундой.
Но вместо этого появился стаканчик с мороженым.
Ладно, подумал Вик, пусть это исчезнет, а появится…
Появилась жердочка с цветистым и ярким попугаем.
– Попугай… – растерянно сказал Вик.
– Именно, – подтвердил попугай специфическим попугайским голосом, то есть скрипучим и противным.
– Говорящий?
– Еще как!
– А почему ты появился? Я думал про мороженое, а сначала про ракету. Про тебя я совсем не думал. Я не люблю попугаев.
– Значит, ты думал о том, что не любишь попугаев. Вот я и появился.
– Да не думал я об этом, с какой стати мне об этом думать? Я в жизни вообще никогда не думал о попугаях!
– Да? А откуда ты знаешь, что я попугай?
– Видел. По телевизору, на фотографиях, в зоопарке.
– Ну вот! А чего же ты тогда врешь, что никогда не думал про попугаев?
– Не вру! Не думал! Ну, видел, и что?