Вопрос: почему зеленые не убегали?
Ответ: они убегали. Они прятались. Они воображали себя в неприступных крепостях и бункерах. Что же им мешало там отсидеться?
Страх.
Страх, господа дети, подростки и взрослые, страх, главный враг воюющего человека, да и не воюющего тоже, – вот что их подводило. Сидит бедный зеленый, дрожит и думает: они меня не найдут, они не сумеют проникнуть сквозь эти стены!
Но кто-то внутренний ехидно возражает:
– А они их взорвут!
Дрожащий бодрится:
– А я придумал их такими, что взрывы должны отскакивать и поражать нападающих!
А внутренний ехидный посмеивается:
– А они это поймут и вообразят, что отскочившая ударная волна вернется с утроенной силой!
– А у меня упятеренная защита!
– А они удесятерят!
– А я удвадцатерю!
– А они упятидесятерят!
– А я утысячерю!
– А они умиллионят!
– А я умиллиардю!
– А они уквинтиллионят!
– Что ты мелешь! – в истерике вскрикивает дрожащий. – Уквинтиллионят! Такого и слова-то нет!
– Слова нет, а ударная волна есть! – злорадничает хитрый внутренний трус.
И он побеждает: трусливая фантазия предательски показывает дрожащему, как рушатся стены от квинтиллионной ударной волны, – и они рушатся на самом деле. Дрожащий невольно представляет, что сейчас его обнаружат, – и его обнаруживают. Тут же отряд синих хватает его. По приказу Мануэля врага должны были поставить к стенке, но стенки почему-то, как правило, не оказывалось. Вроде бы в чем проблема? Нет стенки – надо ее воображелать! Но у воинов, отвыкших убивать, никак это не получалось, да и жертва, сообразив, в чем загвоздка, изо всех сил сопротивлялась, мысленно отрицая стену со страшной силой, объяснимой желанием жить, – оно ведь сильнее всех желаний. Поэтому пленников доставляли в тюрьму, построенную и поддерживаемую десятью могучими воображелателями девятого уровня.
46. Ответные действия зеленых. Настя бунтует и поет
Мне кажется, господа дети, подростки и взрослые, что у вас ощущение, будто бы я на стороне синих, а о зеленых отзываюсь с неодобрением. Уверяю вас, это не так. Конечно, есть зеленые, радеющие только о себе. Они жили в прежнем мире плохо, были голодными или бедными, униженными и оскорбленными, здешняя жизнь показалась им раем. Но и среди синих есть точно такие же эгоисты, желающие всего лишь избавиться от головной или зубной боли или вернуться к прежней деятельности – не всегда благовидной, между прочим.
Однако и среди тех, и среди других имелись люди, занимавшие зеленую или синюю позицию не из шкурных интересов, а принципиально.
Из чего исходили зеленые, в том числе Ольмек, сопротивляясь возвращению? Ольмек уже говорил об этом в споре с Мьянти, но нелишне повторить: зеленые опасались, что вернувшиеся не удержатся и всем расскажут о райской стране. И тут же со всех сторон света люди в великом множестве поплывут и полетят туда, чтобы оказаться в блаженной Бермудии, где ничего не надо делать, а только желать – и желаемое тут же тебе явится. Мечта! Но мечта опасная: тут будут наслаждаться жизнью на всем готовом, а брошенная остальная земля придет в запустение. Никто не будет производить вещи, а в результате они рано или поздно перестанут появляться здесь. Неважно, заимствуются они или копируются – заимствовать будет нечего и копировать не с чего. Успокоительные слова Мьянти, что люди не так легко снимаются с насиженных мест и повальное паломничество в Бермудию вовсе не обязательно, Ольмека не убедили: он считал, что когда появляется возможность плохое сменить на хорошее, а хорошее на лучшее, люди всегда эту возможность используют – учитывая их склонность считать, что самое лучшее не там, где они живут, а где-то в другом месте.
Короче, каких бы теорий ни придерживались зеленые, стало не до них: надо сопротивляться.
Зеленые в ЦРУ потребовали созвать общее собрание. На нем Ольмек и его сотрудники предъявили Мьянти и его сотрудникам обвинение в развязывании войны.
Последние ответили, что они войну не развязывали, она развязалась сама собой.
Ольмек напомнил, что инициаторы боевых действий – синие.
Мьянти ответил, что Мануэль из новеньких, и если уж новенький так быстро стал синим и даже возглавил отряды, значит, синяя идея правильнее. И не лучше ли зеленым вместо бесполезных дебатов просто примкнуть к синим и закончить все полюбовно?
– Полюбовно прекратить историю Бермудии? Это вы имеете в виду? – спросил Ольмек.
– Она должна закончиться, люди должны вернуться! – ответил Мьянти.
– Но тысячи, сотни тысяч других устремятся сюда!
– Не обязательно. Мы расскажем людям, какие здесь возникают проблемы, и они крепко подумают, прежде чем захотят сюда.
– Люди сначала хотят, а потом думают! – возразил Ольмек.
Спорили три часа и в результате договорились сохранять мир хотя бы на территории ЦРУ и Белого города. Проголосовали единогласно, только где-то в углу смущенно клацнул затвор автомата. Все замерли. Подозреваемый встал и развел руки: дескать, хоть обыщите, ничего нет.
Само собой, долго ли умеючи воображелать автомат и тут же заставить его исчезнуть?
Атмосфера в ЦРУ стала нехорошей, тревожной, подозрительной.
Вдобавок ко всем неприятностям предвыборная кампания оказалась под угрозой срыва: Настя заняла категорическую позицию и была против того, чтобы ее сыновья стали соперниками на политической основе. Через Пятницу она потребовала аудиенции у короля или хотя бы Председателей.
Ольмек и Мьянти приняли ее.
– Я не все знаю о ваших порядках, – волнуясь, начала Настя, – но объясните, господа Председатели, с какой стати детей выдвигают кандидатами на такой высокий пост?
– У них замечательные способности, – объяснил Ольмек.
– Но они все-таки дети! Какие бы ни были способности, они не могут выполнять взрослую работу!
– Эта работа – представительская. Все решают Председатели и ЦРУ.
– Тогда тем более! Пусть кто-нибудь еще представительствует! А главное – они же братья! Зачем братьям становиться соперниками?
– Почему бы и нет? В спорте это часто бывает. Братья Шумахеры. Братья Кличко. Братья Знаменские. Поймите, в Бермудии сложилась очень непростая обстановка. Необходимо примирение. И то, что кандидаты не враги, а именно братья, это очень хорошо! Нам нужны миролюбивые выборы.
– Знаю я это миролюбие! Политика и миролюбие! Рассказывайте сказки! В общем, я против!
– В таком случае мы вас устраним! – не выдержал Ольмек, слишком взвинченный событиями последнего времени.
– Коллега хочет сказать, что нам придется каким-то образом нейтрализовать вас, – пояснил Мьянти.
– Да любым образом! – бушевал Ольмек. – Вы даже не представляете, какие у нас возможности! Бермудия – бездонное пространство! И у нас хватит силы держать вас в одном месте, а ваших детей – в другом! И вы их никогда не увидите! Поняли меня? Никогда!
Настя возмутилась:
– Что?! Вы мне угрожаете? Мои дети всегда будут со мной!
И тут же Вик и Ник оказались в зале.
Обоим было некогда – Ник, как всегда, играл, а Вик, как всегда, мысленно искал выход из Бермудии, оба в этот момент, увы, не думали о маме, но желание Насти увидеть их оказалось настолько сильным, что зашкалило за все возможные уровни воображелания, и Ольмек с Мьянти не сумели противодействовать.
– Так! – сказала Настя. – Вик, Ник! Прекращайте эту ерунду! Кандидатами вы не будете! И ни на шаг от меня, ясно? Только попробуйте исчезнуть: запру дома – и никаких игр, никакого компьютера, никакого телевизора – вообще ничего!
Братья очень удивились: они никогда не видели такой свою маму.
Им хотелось улизнуть, но они не сумели. Не получилось!
– Невероятный, неизвестный мне уровень воображелания! – изумленно прошептал Мьянти.
– Материнская любовь, – с отвращением объяснил Ольмек. – Ничего, уважаемый враг, Бермудия нам поможет.
И зазвучала музыка.
Это была фонограмма одной из лучших песен Насти.
Но пел эту песню другой голос.
Пел очень плохо, просто отвратительно.
– Сбиваете меня с толку? – спросила Настя. – Выключите немедленно!
Ольмек и Мьянти развели руками, но желание Насти частично исполнилось – исчез голос.
И Настя запела сама.
Растерянно оглядываясь, держа детей за руки, чтобы не пропали, она пела, все больше увлекаясь. Исчез кабинет вместе с Председателями, появился большой зал с публикой, которая слушала Настю и плакала благодарными слезами. Поэтому Настя запела вторую песню – ей и самой хотелось этого, и она не могла обмануть ожидания людей.
– Неужели тяга к искусству сильней материнской любви? – спросил Мьянти Ольмека (они сидели в зале).
– Не всегда. Просто когда дети рядом, хочется еще чего-то.
А дети были уже не рядом – Вик и Ник исчезли.
Настя этого не заметила, она продолжала петь.
Ольмек и Мьянти поняли, что им вплоть до выборов придется поддерживать в Насте то, с чем она сюда попала: желание петь и быть знаменитой.
А дети были уже не рядом – Вик и Ник исчезли.
Настя этого не заметила, она продолжала петь.
Ольмек и Мьянти поняли, что им вплоть до выборов придется поддерживать в Насте то, с чем она сюда попала: желание петь и быть знаменитой.
Они дали задание Пятнице: пусть тот убедит Настю, что она обязалась дать ряд концертов. Звезды при всей их безалаберности народ удивительно обязательный, когда дело касается их творчества, концертов и выступлений.
Пятница обещал сделать все возможное.
– Но у нас с Олегами опять проблемы, – сказал он, сокрушенно вздыхая и при этом улыбаясь так, будто эти проблемы доставляли ему большое удовольствие.
– В чем дело?
– Они опять воюют!
47. Сговор Председателей с Олегами
Олег после матча опять раздесятерился. Началось с пустяка: разгоряченный схваткой, он захотел выпить пива. Выпил бутылку, взял еще одну. Но тут же начал урезонивать себя:
– Хватит, не время!
– Будешь ты мне указывать! – тут же возмутился находящийся в нем Олег-Выпивоха. И вышел из него, и направился в бар.
К нему тут же присоединились Гуляка и Бездельник. В баре их уже ждали сразу три Ольги.
Грубиян этого стерпеть не мог и тоже выделился. За компанию пошел с ним и Олег-Финансист-Нехороший.
– Но мы-то уж не будем делиться! – сказал один из внутренних голосов Олега, а именно Олег-Финансист-Хороший.
Но было уже поздно: Олег-Ребенок, незаметно отсоединившийся, прильнул к игральному автомату (они тут были на каждом углу).
– Кстати, надо бы узнать, как там Вик и Ник, – сказал Олег-Отец, удаляясь.
После этого Олегам – Мужу, Спортсмену и Финансисту – было уже как-то обидно находиться в одном теле, тогда как остальные гуляют сами по себе.
Они тоже захотели перекусить и, желая показать, что не боятся нехороших Олегов, зашли в тот же бар.
Немедленно возник скандал. Олег-Отец, не успевший уйти далеко, и Олег-Ребенок прибежали поддержать своих.
Кончилось это тем, что всех десятерых Олегов опять забрали, привезли в ЦРУ, где Ольмек и Мьянти решили провести с ними увещевательную беседу.
– Поймите, – сказал Мьянти, – в стране и так творится черт знает что, а тут вы со своими сварами!
– В какой стране? – спросил Олег-Отец.
– В Бермудии.
– Разве это страна? – усмехнулся Олег-Муж.
– А что же? Государство.
– Бросьте! – махнул рукой Олег-Финансист-Хороший. (Впрочем, Олег-Финансист-Нехороший тоже махнул рукой.) – Какое государство? Государство – это что?
– Извините, не первое столетие правим, разбираемся! – заносчиво сказал Ольмек.
– Не думаю! – усомнился Олег-Муж. – Государство – это правосудие, экономика, армия, а главное – финансы. У вас есть финансы?
Ольмек и Мьянти переглянулись. И поняли друг друга. И Мьянти вкрадчиво сказал:
– Вы попали в самую точку. Финансов в Бермудии нет. Может быть, отсюда все неприятности? А давайте мы поручим вам…
– Мы вас попросим! – уточнил Ольмек.
– Да. Мы попросим вас разработать финансовую систему. Хотите?
Олеги хотели. В конце концов, они попали сюда еще и потому, что Олегу не терпелось заняться работой. Следовательно, это желание требовало реализации, но до этого мешали другие желания. И вот ему, то есть им, предоставляют такую возможность.
– Когда можете начать? – спросил Ольмек.
– Да хоть сейчас!
И тут же появились компьютеры, тут же вокруг кабинета Олегов выстроились комнатки для помощников, тут же забегали курьеры и секретарши. Не менее ста человек, возглавляемые Олегами, принялись за работу.
Как только перед ними появились сводки, схемы, диаграммы и колонки цифр, Олеги стали одинаковыми – Олег-Ребенок и думать забыл про игры, Выпивоха про пиво, а Гуляка про Ольг и вообще женщин.
– Залюбуешься! – восхитился Мьянти, глядя на эту деловую суету и обращаясь к Ольмеку, но того уже не было.
48. Инициатива Мощного Удара
Ольмек откликнулся на настойчивые запросы Мощного Удара и оказался у него в бункере, который Мощный Удар себе воображелал, учитывая начавшиеся боевые действия.
– Мы так и будем терпеть эти унижения? – в лоб спросил Ольмека Мощный Удар.
– А что вы предлагаете?
– Немедленную войну до победного конца! Лучше тут останется сто человек, но те, кто хотят остаться!
– А если останутся сто человек, которые не хотят остаться?
– Почему? Победим – мы!
– Вы уверены?
– А кто же еще? – Мощный Удар даже засмеялся. Он не мог себе представить, что победит не он.
– Послушайте, любезный, – внушительно сказал Ольмек. – Я старше вас на три с половиной тысячи лет. Я свидетель человеческой истории. Все победоносные войны кончались поражениями. Не было ни одного победившего народа, которые не оказался бы в результате побежденным.
– Ерунда! – махнул рукой Мощный Удар. – У нас тут не человечество, а Бермудия! Тут все по-другому.
Перебить синих – и дело с концом! А для начала устроить пару терактов.
– Хорошо, – неожиданно согласился Ольмек. – Но при условии: предоставьте мне план этих терактов. Они должны быть такими, чтобы их как бы совершили зеленые, но чтобы зеленые при этом оказались ни при чем.
– Это как? – озадачился Мощный Удар.
– Вот и думайте как. А пока организуйте патрулирование, чтобы не было преждевременных эксцессов.
Таким образом, все оказались при деле, и Ольмек вздохнул спокойно – вернее, не совсем спокойно: он предчувствовал, что главные испытания впереди.
49. Разведка синих школьников
Вик напомнил товарищам о том, что они хотели опросить население, чтобы понять, кто действительно хочет остаться, а кто – исчезнуть. Чувствуя себя помощниками в большом деле, они взялись за это. Сначала обошли свою часть Белого города (которая была обнесена в настоящий момент тройной защитой) и спрашивали у всех встречных и поперечных, в самом деле они хотят вернуться или им только кажется? Поголовно все ответили, что ничего им не кажется, они в самом деле хотят вернуться.
Но надо было для объективности опросить и зеленых – а как? Те сгруппировались в зеленой части Белого города, за исключением тех, кто был напуган суматохой и начавшимися решительными действиями Мануэля и исчез в неизвестном направлении. В этой части Мощный Удар недавно ввел комендантский час, военизированные патрули обходили улицы, жители попрятались по домам.
Было два варианта. Первый: запросить ЦРУ разрешение провести совместную (с зелеными школьниками) детскую миролюбивую акцию. Второй: проникнуть туда тайно. Естественно, даже без обсуждения выбрали второй вариант. ЦРУ разрешения скорее всего не даст. А если и даст, не очень-то охота встречаться с зелеными ровесниками – они и на футболе надоели. Лучше проникнуть тайно. Зеленые, люди более робкие (так как держались за свое благополучие), слишком боялись, что не сумеют выстроить сильную защиту, а раз боялись, то, следовательно, и не сумели выстроить, прорвать ее оказалось легко.
Пошли только старшие из синих школьников. Разделились на тройки: Жун Фен – Жень Чжао – Янг Ли, Ли Чен – Патрик – Мойра. Вик же мысленно позвал Ричарда Ричарда. И тот нехотя явился.
– Пожалуйста, сходите со мной к зеленым, – попросил Вик. – Вы же сам зеленый. Вы, наверно, там и живете?
– Я живу отдельно. Тебе опасно там появляться.
– Поэтому я и прошу.
– Рядом с тобой я тоже буду подвергаться опасности.
– Ну, извините, – сказал Вик. – Придется пойти одному.
– Черт бы тебя побрал! – закричал Ричард Ричард. – Я не могу допустить, чтобы тебе причинили вред! Я себе этого не прощу, я с ума сойду от чувства вины!
– Тогда пойдемте.
– А если меня ранят или убьют? Этого я себе уж точно не прощу!
– Как хотите! – пожал плечами Вик.
– Как хочу! Ты думаешь, это просто? Я не хочу с тобой идти, но у меня непреодолимое желание с тобой пойти! Хорошо, пойдем – но ненадолго! Иначе, клянусь, брошу тебя – и делай что хочешь!
Разведчики воображелали себе восемь раций, настроили на одну волну, договорились о позывных во избежание перехвата.
Вышли вечером, в сумерки.
Осторожно крались по одинаковым зеленовато-белым улицам, обходя патрули.
Сначала никто не встречался, некого было спросить.
Но вот троице Ли Чен – Патрик – Мойра попался бермудянин по прозвищу Куда Глаза Глядят. Его судьба была особенной: однажды он крепко поссорился с женой, поставил в океанский катер два ящика виски (взяв их из собственного магазина, которым владел) и поплыл куда глаза глядят. Он плыл и пил сначала от злости на жену, потом от радости, что никто его не пилит, а потом от страха, потому что начался шторм. Его пригнало в бермудийские воды, где выпивка кончилась. Ему было так плохо, что он сказал: «Да лучше пропасть, чем…» – и, не договорив, пропал. А поскольку последним его желанием, помимо пропасть, было еще и сделаться опять пьяным, то он им и сделался. И жил в Бермудии, не просыхая, не трезвея, вот уже лет двадцать, при этом не пил ни капли – не было необходимости.