Холмс слушал в обычной позе: он опустил веки и стиснул пальцы.
— Хотелось бы знать, профессор, — сказал сыщик, открыв глаза, — будет ли такая система кодирования иметь преимущества перед другими?
Ректора, казалось, удивил этот вопрос.
— Только одно, мистер Холмс. Все другие формы кодов, буквенные и цифровые, строятся на фундаменте, в изначальном виде широко известном: на слове, книге или числовой формуле. Как ни крутите, как ни искажайте текст, основа шифра остается общедоступной. А о линейном письме Б в целом мире знает лишь горстка ученых, причем знает очень немногое, меж тем как остальное человечество вовсе, так сказать, исключается из игры.
— Совершенно верно, — тихо сказал Холмс. — Проживает ли кто-нибудь из этих избранных в Оксфорде?
Профессор на секунду задумался.
— Сэр Артур Эванс, но он сейчас на Крите. Два его ассистента поехали с ним. Кроме них, с линейным письмом Б знаком хранитель отдела древностей из Музея Ашмола.
— И это все?
— Есть еще доктор Гросс, правда он не служит в университете. Он был помощником хранителя отдела Древнего мира в Королевском музее Берлина. Год или два назад вышел в отставку и поселился здесь, в Оксфорде.
— Пожилой джентльмен в пенсне? Тот, что живет на Бомонт-стрит? — спросил Холмс, словно из простого любопытства.
— А, так вы с ним знакомы?
— Поверхностно.
Холмс искусно скрывал свою радость оттого, что, выстрелив наугад, попал в цель. Однако я заметил, как забилась жилка на его виске. Все-таки я его близкий друг и тем более медик.
Прощаясь с профессором, мы не стали брать с него обещания хранить в тайне содержание нашей беседы. Любой, кто хотя бы немного знал Стрэкена-Дэвидсона, понимал, что в подобных просьбах нет необходимости.
6Вечером того же дня я и Холмс сидели, как обычно, перед камином на Бейкер-стрит. Но прежде чем вернуться домой, мы, по настоянию детектива, заехали в Сент-Джеймсскую библиотеку, абонентом которой он являлся. Оттуда он вышел с толстым томом под таинственным заглавием «Scripta Minoa».
После ужина, состоявшего из «холодной дичи, табака да в маринаде чеснока», {10} Холмс уселся за свой стол, положив по одну сторону от себя чистую бумагу и листы с перехваченными шифрограммами, а по другую — труд сэра Артура Эванса. Новый наконечник, надетый на перо, и подушка, прислоненная к спинке деревянного стула, свидетельствовали о том, что мой друг намерен основательно поработать, а значит, разговорам пришел конец. Чтобы скоротать остаток вечера, я взял с полки роман Вальтера Скотта и удалился в свою комнату.
Не знаю, во сколько Холмс заснул и ложился ли он вообще, но наутро я застал его за столом. Гостиная утопала в табачном дыму, как лондонские улицы в тумане. Однако вместо усталости на лице своего друга я увидел охотничий азарт.
— Мы поймали их за хвост, Ватсон! — торжествующе объявил он. — За несколько часов я изрядно освоил минойскую арифметику по рисункам Артура Эванса. Вертикальная палочка — это единица, короткое тире — два, кружок — сотня, кружок с точкой — тысяча, кружок с горизонтальной чертой — десять тысяч. В линейном письме Б восемьдесят семь расшифрованных обозначений слогов, но наш дорогой доктор Гросс использует девяносто две пары цифр. Из них пять, вне всякого сомнения, служат для передачи чисел.
На протяжении последующих двух суток Холмс, засиживаясь в гостиной до поздней ночи, работал над сообщениями, которые еще недавно казались совершенно бессмысленными. Увы, бо́льшая их часть не поддавалась расшифровке. Досадуя на тщетность своих усилий, мой друг то и дело нарушал тишину возгласами огорчения и недовольства собой. Время от времени пары цифр в шифрограммах повторялись, но что они означают, было по-прежнему неясно.
Наконец на второй день почти непрерывных бдений Холмс ударил кулаком по столу и издал громкий возглас: «Эврика! Кажется, получилось!» Он не мог пока восстановить слоги, на которых строился код. Но накануне ему удалось выявить пять пар цифр, соответствующих микенским обозначениям чисел, и этого было достаточно. Просмотрев один из документов, он раскодировал несколько цифровых цепочек: 685, 3335, 5660, 120… Хотя прочих слов Холмс не разобрал, эти числа задели какую-то струну в феноменальной памяти великого детектива. Оказалось, он видел их прежде в одном из адмиралтейских планов.
Отперев ящик стола, сыщик достал толстую папку с бумагами, вверенными ему сэром Джоном Фишером. Мой друг попросил у адмирала копии тех документов, которые могли привлечь шпиона в первую очередь. На их изучение было потрачено более суток, и вот теперь в глубине стога сена блеснула иголка.
Мы работали вместе: Холмс зачитывал цифры из бумаг военно-морского ведомства, а я молча сличал их со списком чисел из немецкой шифрограммы, которые он раскодировал в последние несколько дней. За два с лишком часа работы я не нашел ни одного совпадения. Уже бросив считать наши промахи, мы откладывали один просмотренный документ и брались за новый. Притом что слоговые обозначения, лежащие в основе немецкого шифра, были нам недоступны, оставалось надеяться лишь на древнюю систему счета, разгаданную сыщиком в результате длительного труда.
В техническом описании, за которое мы взялись, фигурировало около пятидесяти чисел. Я слушал их, затаив дыхание. Чтобы убедиться в отсутствии ошибки, я попросил Холмса зачитать цифры второй раз и снова стал водить по списку карандашом, сжимая его в дрожащих пальцах. Нет, все было верно. Нам улыбнулась удача — значения совпали от первого до последнего. Вскоре стало ясно: шифрограмма целиком представляет собой закодированную копию той адмиралтейской бумаги, что мой друг сейчас держал в руках. Зная числа, мы теперь могли расшифровать названия предметов, к коим они относились. Завладев ключом к ребусу доктора Гросса, Холмс мигом стряхнул с себя накопившуюся усталость.
— Шестьсот восемьдесят пять! — бодро выкрикивал он, стоя спиной к камину. — Три тысячи триста тридцать пять! Пять тысяч шестьсот шестьдесят! Сто двадцать!
Я смотрел на него и понимал: мой друг, непобедимый Шерлок Холмс, в который раз сотворил невозможное. Ему по плечу оказалось то, с чем не справился бы никто другой. Дочитав список, он сел и вздохнул так, словно еще не до конца поверил в собственный успех.
— Числа, Ватсон! Одни и те же и располагаются в одинаковой последовательности! Наши шансы на то, что это не простое совпадение, — тысяча против одного.
— А что представляет собой адмиралтейский документ, из которого вы зачитывали цифры?
— Расчеты конструкции нашего новейшего и самого мощного боевого крейсера «Слава». Я знал, что такие сведения обязательно их заинтересуют! — Несколько секунд Холмс молчал, затем снова заговорил: — Посмотрите на эту декларацию. Здесь приведены весовые значения при полной загрузке судна, и числа в правом столбце аналогичны шифрограмме. Все пятьдесят! Скорее всего, это один и тот же документ. Превосходно. Тогда слова, которые Хеншель передал в виде пар цифр, должны соответствовать названиям объектов из левого столбца. Взгляните-ка, вот первое: 46-24-47. Если, конечно, я не заблуждаюсь, это слово «команда» из раздела нагрузки корабля «Команда, снабжение и провизия». Понимаете? — Мой друг не стал дожидаться, когда я усвою информацию. Он был настолько увлечен, что его было не остановить. — Или вот. Напротив «3335 тонн» в адмиралтейской декларации читаем: «боеприпасы». Хеншель закодировал это как 25-80-13-35-59. Мы знаем, что в Музее Ашмола умеют передавать звуки с помощью пиктограмм линейного письма Б. Сходным образом шпионы записали цифрами слоги: бо-е-при-па-сы. Итого у нас на пять нерасшифрованных обозначений меньше! Идем далее. Цифровые символы, назовем их так, стоящие перед 5660, должны соответствовать слову «машины», а те, что перед 120, — понятию «инженерное имущество».
Не обратив ни малейшего внимания на поднос, принесенный миссис Хадсон, Холмс просидел за работой весь вечер. Ему удалось расшифровать то, что в секретных бумагах Адмиралтейства по сей день называется кодом линейного письма Б. Доктор Гросс не переводил сообщения на немецкий, а брал тот текст, который получал. Судостроительная терминология наверняка вызвала бы затруднения у пожилого знатока древних языков. Имея ранее расшифрованные обозначения масс, Холмс одно за другим восстанавливал названия соответствующих разделов нагрузки крейсера «Слава» и постепенно собрал воедино всю немецко-минойскую систему кодирования. В том, что 46-24-47 значит «команда», а 24-15-53 — «машины», он окончательно убедился благодаря повторению числа «24», в обоих случаях заменявшего слог «ма». Открытие подтвердилось в прочих терминах закодированной грузовой декларации, а позднее и в других шифрограммах. Шпионы неизменно пользовались одной и той же системой, поскольку не сомневались в ее абсолютной надежности. К утру в дополнение к уже имевшимся пяти цифровым символам было расшифровано семьдесят из восьмидесяти семи слоговых обозначений. Неизвестно, точно ли ученейший доктор Гросс копировал язык древнего царя Миноса или же позволял себе вариации, сообразуясь с нуждами своего начальства. Так или иначе, Холмс победил его, как Тесей Минотавра.
В доказательство этому следующее сообщение, переданное из Адмиралтейства, содержало уже знакомые нам пары цифр: 57-09-83-62-15 || 19-80-05. Сверив их с карандашной запиской, сделанной в музее, я вспомнил шифрограмму, которую доктор Гросс спрятал в подставке для складных стульев. На сей раз в послании говорилось не о вооружении кораблей, а о том, сколько времени потребуется, чтобы стянуть флотский резерв класса А в Чатем и другие порты устья Темзы в случае всеобщей мобилизации — то есть в преддверии войны.
7Несколько месяцев спустя жарким летним днем в далеком пыльном балканском городе Сараево боснийский студент убил двумя пистолетными выстрелами престолонаследника Австро-Венгрии эрцгерцога Франца Фердинанда и его супругу. Как справедливо говорили впоследствии, эхо от этих выстрелов разнеслось по всему миру. Признаюсь, как ни потрясло меня сараевское убийство, в тот день я не верил, будто оно положит начало жесточайшей войне, какой еще не знало человечество. Однако не приходилось сомневаться в серьезности той «слепой игры», которую вели с невидимым противником Холмс и я. Наши комнаты на Бейкер-стрит все больше напоминали поле брани. В последние мирные недели того лета мой друг не один день провел в Адмиралтействе. Группа людей, работавших вместе с ним, называлась «кабинетом № 40».
После расшифровки кода к расследованию привлекли суперинтенданта Альфреда Суэйна из Специального отделения полиции. Первоначально оно именовалось Ирландским, поскольку его создали в восьмидесятые годы прошлого века, когда в стране гремели устроенные фениями [25] взрывы. Вскоре после основания этот дивизион был брошен на подавление любых сил, представляющих угрозу безопасности государства.
Белесый летний туман окутывал Бейкер-стрит, а фонари потрескивали и шипели, хотя день стоял в самом разгаре. С противоположного тротуара до нас доносилось стрекотание шарманки, исполнявшей «Покатай меня на карусели, милый мой дружок!», и позвякивание монет, падавших в шапку ее хозяина. Именно тогда гость из Специального отделения впервые посетил наше жилище.
Те, кто стоял на страже британской безопасности, представлялись мне громогласными решительными людьми могучего телосложения, но суперинтендант Суэйн оказался долговязым, довольно худосочным джентльменом с длинным утонченным лицом и мягким взглядом. Говорил он тихо, одет был просто и аккуратно. Незадолго до его визита инспектор Лестрейд, презрительно усмехнувшись, предуведомил нас о том, чего следует ждать от человека, который читал «Королевские идиллии» лорда Теннисона, «Агамемнона» в переводе мистера Браунинга, а то и «Лекции о новейших достижениях физической науки» Тейта или «Основы геологии» Льелла. Прежние сослуживцы добились перевода Альфреда Суэйна в Специальное отделение, желая от него избавиться. В Управлении уголовных расследований он слыл «не в меру умным». У нас в гостиной суперинтендант, казалось, забыл о своем чине и вел себя как добрый знакомый, зашедший выпить чая и поговорить о романах Джорджа Мередита, которые входили в число непостижимых увлечений Шерлока Холмса. Мой друг сразу же расположил к себе гостя, и тот, изучая его внимательными серыми глазами, неспешно, придирчиво подбирая слова, произнес:
— Мистер Холмс, я считаю необходимым напомнить о том, что вы сослужили стране огромную службу. За несколько месяцев вам удалось сделать то, на что у редких специалистов уходят годы. Благодаря вам доктор Гросс и герр Хеншель сейчас находятся там, где им и следует быть.
— Надеюсь, не в тюрьме? — встревоженно спросил Холмс. — Сэр Джон Фишер дал мне слово их не арестовывать.
Суэйн покачал головой:
— Нет, сэр. Первый морской лорд сдержал обещание, что дало нам неоценимое преимущество: теперь у нас есть возможность читать сообщения немецких шпионов. Но прежде чем сделать следующий шаг, мы должны выявить третьего участника заговора, предположительно адмиралтейского служащего. Разумеется, до некоторых пор эти трое останутся на свободе, а их хитрость обернется против наших врагов. Благодаря вам мы держим в руках орудие, которое в случае войны, вероятно, сохранит жизни сотням наших солдат и моряков, а может быть, спасет нас от поражения.
— Я рад это слышать, — сказал Холмс, нимало не тронутый лестью. — И что вы предприняли для обнаружения предателя?
— За Хеншелем и Гроссом пристально следят. Судя по всему, шпион из морского ведомства им не известен. Немец, похоже, выполняет сугубо техническую задачу — он только передает сообщения, которые ему предоставляют. В этой цепочке каждый работает словно в непроницаемом отсеке, поэтому не выдаст остальных, если попадется.
— Но вы установили связь между их действиями?
Суэйн откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди:
— Мы наблюдаем за доктором Гроссом. Телефоном он не пользуется. Отправил две телеграммы, и обе мы прочли. Они были адресованы библиотекарю Британского музея: Гросс просил подготовить к его приходу необходимые книги. Также он получает письма — за последние пять недель пришло три.
— Вы вскрыли конверты, мистер Суэйн?
— Их содержимое не осталось для нас секретом, — уклончиво ответил гость. — Однако, кроме Хеншеля и Гросса, есть третье звено. Среди служащих Адмиралтейства насчитывается двадцать четыре человека, от простых клерков до высших чинов, которые могли бы вынести чертежи крейсера «Слава» из здания и скопировать их. Мы следим за этими людьми на протяжении нескольких недель, но никто из них не вступал в видимые сношения с мистером Хеншелем или доктором Гроссом. Между тем обстановка в мире накалилась, и немецкие шифрограммы передаются почти каждую ночь. Мы не думаем, что Хеншель отправляет сообщения из своей квартиры. Но место, откуда поступает сигнал, явно находится вблизи Ширнесса, а принимают его, несомненно, на германском военном или рыболовецком судне в Северном море. — Суэйн извлек из кармана блокнот, в котором было записано содержание посланий, перехваченных и расшифрованных за последние недели. — Подробный отчет о вооружении крейсеров серии «Неутомимый». Конструкция противоминных орудий калибром четыре и шесть дюймов. Корабль его величества «Принсесс Роял»: расположение частей из никелированной стали, схема бронирования. Сравнительные показатели массы и производительности котлов, выпущенных фирмами «Ярроуз-Лимитед» и «Бэбкок и Уилкокс» для крейсеров «Несгибаемый» и «Неукротимый» соответственно. Насколько я понимаю, джентльмены, котел от «Ярроуза» легче и позволяет увеличить толщину брони с шести дюймов до семи без потери скоростных качеств судна. — Помолчав несколько секунд, Суэйн пояснил: — Такого рода технические сведения поступают к нашим противникам. В недавних шифрограммах содержались отчеты об учениях и полигонах, самоходных минах, управлении огнем и сигналах. Сообщения прошлой недели явно представляют собой ответы на принятые Хеншелем вопросы. Какие флотские подразделения заходили в залив Ферт-оф-Форт с начала мая? Только ли Первая и Восьмая флотилии эскадренных миноносцев? Проводились ли мобилизационные учения во флоте или в войсках береговой охраны? Сколько резервистов класса А призывается ежегодно для боевой подготовки? Сейчас, в пору подготовки к войне, эти сведения чрезвычайно ценны для Германии, — подытожил свою речь гость, подняв глаза от блокнота.
Холмс подошел к окну и отодвинул тюлевую занавеску. Сквозь легкий летний туман была видна другая сторона улицы, где шарманщик продолжал наигрывать свои бравурные мелодии. Мой друг удовлетворенно кивнул: враг не следовал по пятам за суперинтендантом Специального отделения.
— Расскажите мне о докторе Гроссе, мистер Суэйн.
Этот вопрос, казалось, несколько смутил нашего посетителя.
— О нем известно немногое, сэр. В молодые годы он был археологом, участвовал в троянской экспедиции Шлимана. Позднее занимал должность помощника хранителя в отделе Древнего мира Берлинского королевского музея. Два года назад вышел в отставку, поселился на Бомонт-стрит и с тех пор ведет тихую жизнь: выходит из дому лишь затем, чтобы посетить Музей Ашмола или поработать в одной из библиотек, обедает в клубе Оксфордского общества, членом которого является. Этим и ограничивается круг его общения. Вечера Гросс проводит дома. На протяжении последних пяти недель он по понедельникам ездил в Лондон: ночевал в гостинице Чаринг-Кросса и после завтрака отправлялся в Британский музей.
— Кто наблюдал за ним?
— Весь день, мистер Холмс, Гросс работал в Северной библиотеке, где компанию ему составлял я — разумеется, занимая место поодаль. Разговаривал он только со служителями, уходил в половине шестого. Ужинал рано в итальянском кафе в Хоборне: там его поджидал мой коллега. Доктор Гросс ни с кем из посетителей в беседы не вступал и к восьми часам вечера, сразу после ужина, возвращался в гостиницу. Так что шпион из Адмиралтейства, кем бы он ни был, не переписывается с Гроссом и не общается с ним — ни лично, ни посредством телефона или телеграфа. Мы следим за стариком всегда, когда это возможно. Секретных почтовых ящиков, кроме полости в подставке для складных стульев, не обнаружено. Этот тайник доктор Гросс использует исключительно для передачи зашифрованных сообщений Хеншелю. Не исключено, что немец, хотя и состоит в заговоре, кода не знает и содержание посланий, которые он отправляет с помощью телеграфного сигнала, ему неизвестно.