Десять минут спустя Меган нашла позади кафе «Старбакс» место, где припарковаться. Посмотрела на часы. До встречи оставалось пятнадцать минут.
Войдя в кафе, она нашла столик в глубине зала. Слева от нее устроилась, оживленно болтая о чем-то, стайка молодых мамаш с малышами на коленях. Женщины, ошалев от бессонных ночей, в заляпанных платьях, все же были счастливы. Они толковали о новейших моделях детских стульчиков, о том, какие памперсы лучше и когда надо отнимать детей от груди. Горячо обсуждали достоинства и недостатки детских площадок с резиновым покрытием, и в каком возрасте отнимать соску, и где безопаснее всего сажать детей в машине, как застегивать ремни безопасности — спереди, сзади или сбоку. Одна мамаша хвасталась, что ее сын Тедди «такой чуткий, что заботится о других детях, хотя самому ему всего полтора года».
Меган с улыбкой подумала было, как хорошо бы оказаться в их компании. В свое время она тоже счастливо переживала пору материнства, но, как всегда бывает, теперь оглядывалась на прошлое с легкой иронией. Она наперед знала все, что будет с этими мамашами дальше, — напряженные поиски лучшего детского сада, так, словно это вопрос жизни и смерти, очереди в ожидании освободившегося места, пристраивание детей в самые престижные компании сверстников, занятия в спортивных залах, занятия лакроссом, занятия плаванием, занятия французским. И вот уже счастье оборачивается вечной спешкой, а спешка становится рутиной. Некогда всепонимающий муж постепенно превращается в зануду, потому что сексом ты уже занимаешься не так охотно, как до рождения ребенка. Те двое, что раньше только и стремились улучить момент, чтобы уединиться и побаловаться, теперь, стоит обнажиться, смотрят друг на друга едва ли не с равнодушием. Думаешь, что это не имеет значения, что это естественно и неизбежно, но на самом деле — на самом деле это притворство. В каком-то смысле любишь супруга даже больше, чем раньше, но все равно — это притворство, и ты либо не пытаешься с ним бороться, либо просто не замечаешь. Становишься наседкой, твой мир усыхает до размеров и кругозора отпрысков, и все становится таким правильным, словно застегнутым на все пуговицы, и уютным — но в то же время умопомрачительно, удушающе скучным.
— Так-так-так.
Знакомый голос заставил Меган привычно улыбнуться. Этот голос дразняще отдавал сексом, запахом виски и сигарет, памятью о полночных бдениях, когда любое слово таило в себе намек на некую двусмысленность.
— Привет, Лорен.
Лорен посмотрела на нее с кривой ухмылкой. Это была яркая блондинка с чересчур длинными волосами. Крупная, в теле, хорошо сложенная женщина, она умела подать себя. Платье у нее было размера на два меньше, чем нужно, но, как ни странно, это ей только шло. Сколько лет миновало, а Лорен все еще производила впечатление. Даже мамаши на минуту замолкли и со сдержанным неодобрением посмотрели на нее. Лорен метнула на них ответный взгляд, долженствующий показать: ей известно, что они о ней думают, и пусть они засунут эти свои мысли в одно место. Мамаши дружно отвернулись.
— Хорошо выглядишь, малышка.
Она грузно опустилась на стул. Да, семнадцать лет прошло. Когда-то Лорен была в одном лице хозяйкой-управляющей-официанткой-барменшей заведения. Она прожила трудную жизнь и не собиралась оправдываться.
— Я скучала по тебе, — сказала Меган.
— Да, я так это и поняла по твоим открыткам.
— Не надо было их посылать, прости.
Лорен отмахнулась — оставим, мол, эти сантименты. Она порылась в сумочке и вытащила пачку сигарет. У мамаш отвалились челюсти, будто в ее руках они увидели пистолет.
— Пошли отсюда.
— Пожалуй, стоило бы закурить, хотя бы для того, чтобы они смылись.
— Слушай, — перегнулась через стол Меган, — извини за вопрос, но как ты разыскала меня?
— Да брось, сладкая ты моя. — Губы Лорен снова изогнулись в ухмылке. — Мне и искать не надо было. У меня ведь повсюду есть глаза и уши, тебе это известно.
Меган собралась было задать очередной вопрос, но что-то в тоне Лорен удержало ее.
— Ты только посмотри на нее, — сказала Лорен. — Замужняя дама, дети, большой дом. Там, на стоянке, куча белых «кадиллаков». Один из них — твой?
— Нет, у меня «джи-эм-си-акадия».
Лорен кивнула, словно вполне поняла, о чем речь.
— Рада, что у тебя все получилось, хотя, знаешь, по правде говоря, мне всегда казалось, что ты из той же породы, что и я, и это на всю жизнь.
— Ну да, — согласилась Меган. — Я вроде как и сама себе удивляюсь.
— Конечно, не все девушки, что возвращаются на стезю добродетели, поступают так по собственной воле. — Лорен махнула рукой, словно сказала это между делом. Но обе знали, что это не так. — Веселые у нас бывали деньки, да?
— Что верно, то верно.
— А у меня и до сих пор бывают. Все это, — теперь она махнула в сторону мамаш, — все это, конечно, здорово, за них только порадоваться можно. Честно. Но… не знаю. Это не для меня. — Лорен пожала плечами. — Может, я слишком большая эгоистка. Или будто дозу когда-то слишком сильную хватанула, что-то вроде того. Мне нужен стимулятор.
— Дети здорово стимулируют, можешь мне поверить.
— Правда? — с явным недоверием спросила Лорен. — Что ж, рада слышать.
Меган, похоже, не знала, что еще сказать.
— Так ты по-прежнему в «Ла Крем»?
— Да. В основном за стойкой.
— А мне все же зачем позвонила?
Лорен повертела в пальцах незажженную сигарету.
Мамаши вернулись к прерванной болтовне, правда, без прежнего воодушевления.
Они то и дело искоса поглядывали на Лорен, словно в ней крылась некая зараза, запущенная в их упорядоченную жизнь в предместье с целью ее искоренения.
— Повторяю, я тебя никогда не теряла из виду. Но ни с кем на твой счет не делилась, даже в голову не пришло бы. Да та и сама это знаешь, так?
— Так.
— И сейчас ни за что не стала бы соваться. Ты исчезла, и я была бы последней, кто попытался вернуть тебя.
— Но?
— Ты попалась кое-кому на глаза. — Лорен посмотрела на нее. — Или, вернее, не ты, а Кэсси.
Меган заерзала на стуле.
— Ты ведь захаживаешь в «Ла Крем»?
Меган промолчала.
— Да любой бы тебя понял, уж поверь мне. Если бы мне каждый день приходилось сталкиваться с этими цыпочками, — Лорен ткнула пальцем в сторону мамаш, — я бы чем только не пожертвовала, лишь бы оторваться время от времени.
Меган уставилась в чашку с кофе, словно там мог скрываться ответ на эти слова. Верно, она заходила в «Ла Крем», но только однажды. Две недели назад, незадолго до годовщины своего побега, Меган отправилась в Атлантик-Сити, где проходил какой-то семинар и торговая выставка. Теперь, когда дети подросли, она решила попробовать найти работу на ниве торговли недвижимостью. Последние несколько лет Меган чем только не пыталась заняться: йогой, изготовлением керамики, в конце концов даже курсы по мемуаристике начала посещать — в ее обстоятельствах речь могла, разумеется, идти не столько о воспоминаниях, сколько о беллетристике. Любое из этих предприятий было отчаянной попыткой иллюзорной «самореализации», к которой всегда стремятся те, у кого и так все есть. На самом деле они поднимают очи горе, когда следовало бы опустить их долу, пытаются обрести просветленную духовность, в то время как — и Меган всегда это понимала — ответ скорее всего лежит в области чего-то более приземленного и простого.
Спроси ее, и она сказала бы, что ничего такого специально не задумывала, просто мгновенное побуждение, великое, понимаешь, дело. Словом, на второй вечер своего пребывания в «Тропикане», в каких-то двух кварталах от «Ла Крем» Меган натянула самое облегающее из своих платьев и отправилась в клуб.
— А ты что, видела меня там? — спросила она Лорен.
— Нет. И насколько я понимаю, ты меня не искала.
Сказано это было без всякой обиды. Действительно, Меган увидела свою давнюю приятельницу за стойкой бара, но не подошла. В просторном помещении клуба царила полутьма, чем и объяснялась его популярность. Здесь легко остаться незамеченным.
— Я ничего такого… — Меган замолчала. — Если не ты, то кто?
— Не знаю. Но это правда?
— Было дело, но только однажды, — призналась Меган.
Лорен промолчала.
— Так в чем проблема-то? Не понимаю.
— Почему ты вернулась?
— А это имеет значение?
— Для меня — нет, — сказала Лорен. — Но это стало известно одному копу. Тому самому, что разыскивал тебя все эти годы и так и не успокоился.
— И тебе кажется, он все-таки найдет меня?
— Да, — кивнула Лорен. — Думаю, это весьма вероятно.
— Таким образом, твой звонок — это предупреждение?
— Что-то вроде того.
— А не вроде?
— Не знаю точно, что произошло в тот вечер, — сказала Лорен, — и не хочу знать. Я всем довольна. Мне нравится моя жизнь. Я занимаюсь тем, что мне нравится и с кем нравится. В чужие дела не лезу, понимаешь, что я хочу сказать?
— Таким образом, твой звонок — это предупреждение?
— Что-то вроде того.
— А не вроде?
— Не знаю точно, что произошло в тот вечер, — сказала Лорен, — и не хочу знать. Я всем довольна. Мне нравится моя жизнь. Я занимаюсь тем, что мне нравится и с кем нравится. В чужие дела не лезу, понимаешь, что я хочу сказать?
— Да.
— К тому же я могу ошибаться. Ты ведь не хуже меня этот клуб знаешь. Темно, мало что увидишь. Да и прошло… сколько? Семнадцать лет. Так что вполне могло только показаться. Это был только миг, но, похоже, в тот самый вечер, когда ты там появилась. И если добавить к этому, что потом еще кое-кто исчез…
— Слушай, Лорен, о чем ты, в конце концов? Что ты увидела?
Лорен посмотрела прямо на нее и откашлялась.
— Не что, а кого, — сказала она, поигрывая незажженной сигаретой. — По-моему, я видела Стюарта. Стюарта Грина.
Глава 3
Детектив Брум с тяжелым вздохом подошел к проклятому дому и позвонил. Сара открыла дверь и, едва посмотрев на него, пригласила:
— Заходи.
Ощущая какую-то неловкость, Брум вытер ноги, снял старое пальто и перебросил через руку. Ничего в доме за все эти годы не переменилось. Тусклое освещение, белая кожаная кушетка, старое кресло в углу — все то же самое. И фотографии с каминной полки никуда не исчезли. Давно, по меньшей мере пять лет назад, Сара поставила у этого кресла мужнины шлепанцы. Вот их больше не видно, но само кресло — на месте. «Интересно, — подумал Брум, — садился на него кто-нибудь за эти годы?»
Все выглядело так, словно дом застыл, а стены и потолки тосковали и ждали чего-то. Впрочем, может, ему просто так показалось. Людям нужны ответы. Ясность им нужна. Может, еще и надежда, она прекрасна сама по себе — и Бруму это было хорошо известно, — но она же способна каждый божий день наносить тебе удары, и тогда это по-настоящему жестоко.
— Ты пропустил годовщину, — сказала Сара.
Брум кивнул, не зная пока, как объяснить, почему так получилось.
— Как дети?
— Все хорошо.
Дети Сары выросли — фактически взрослые люди уже. Сьюзи — третьекурсница в Бакнелле. Брендон заканчивает школу. Отца они лишились едва ли не в младенчестве, когда он исчез из этого уютного мира, и больше уже никто из близких в глаза его не видел. Брум так и не распутал это дело. Но и не оставил. Ничего личного в работу привносить нельзя. Это ему было известно. Но в этом случае иначе не получалось. Он ходил на танцевальные занятия Сьюзи. Обучал Брендона азам бейсбола. А двенадцать лет назад, к собственному стыду, слишком много выпил с Сарой и остался у нее на ночь.
— Как тебе новая работа? — спросил он.
— Нормально.
— Сестра скоро возвращается?
— Да, — вздохнула Сара.
Она все еще сохраняла привлекательность, хотя от глаз разбегались морщинки, да и у рта они за эти годы сделались заметно глубже. Возраст накладывает свой отпечаток на женщин, и Сара не была исключением.
А еще она избавилась от рака, уж двадцать лет как. Сара сказала об этом Бруму при первой же встрече, в этой самой комнате, когда он начинал расследовать дело об исчезновении ее мужа. Диагноз, по ее словам, был поставлен, когда она была беременна Сьюзи. Если бы не муж, повторяла и повторяла она, ей бы ни за что не выжить. Сара хотела, чтобы Брум это понял. Когда прозвучал приговор врачей, когда из-за химиотерапии Сару постоянно рвало, когда у нее начали выпадать волосы и красота пропала, кожа на теле сморщилась, когда у всех, включая саму Сару, исчезла всякая надежда — опять это слово! — он, и только он один, не отходил от нее ни на шаг.
Это лишний раз доказывает, сколь сложна и многолика человеческая природа.
Он все время оставался рядом. Ночами не отнимал ладоней от ее лба. Подавал лекарства, целовал в щеку, прижимал к себе, заставляя ее почувствовать, что она не одинока, что ее любят.
Она смотрела тогда Бруму прямо в глаза и рассказывала все это, поскольку хотела, чтобы он продолжил расследование, не думал, что муж просто сбежал из дома, чтобы дело это стало его личным делом, чтобы он отыскал родную душу, ведь она просто не могла жить без этого человека.
И вот сейчас, семнадцать лет спустя, успев открыть для себя некоторые тяжелые истины, Брум по-прежнему оставался рядом. А местопребывание мужа — родной души Сары — все еще оставалось загадкой.
— Ну что ж, прекрасно, — произнес он, с трудом поднимая на нее глаза. — То есть я хочу сказать, прекрасно, что сестра приезжает. Я знаю, как ты любишь, когда она тебя навещает.
— Ну да, просто слов нет, — едва слышно пробормотала Сара. — Слушай, Брум…
— Да?
— Что-то ты крутишь.
Он опустил голову.
— Просто хочу быть вежливым.
— Ничего подобного. Ты никогда не стараешься быть просто вежливым. И никогда не крутишь.
— И то правда.
— В таком случае?…
Несмотря на все усилия — веселая желтая краска, свежие цветы, — Брум видел вокруг лишь следы запустения. Годы безвестности тяжело подействовали на семью. Детям пришлось нелегко. Сьюзи дважды задерживали за вождение машины в нетрезвом состоянии. У Брендона возникли проблемы с наркотиками. Бруму пришлось выручать обоих. А дом выглядел так, будто их отец исчез только вчера — застыл в ожидании его возвращения.
— Ты нашел?… — У Сары расширились глаза, словно от внезапного открытия.
— Нет.
— Тогда… что?
— Может, и ничего.
— И все же?
Брум сидел, уперев локти в колени, обхватив голову ладонями. Он глубоко вздохнул и посмотрел прямо в умоляющие глаза Сары.
— Еще один из местных пропал. Может, ты уже видела это в новостях. Его зовут Карлтон Флинн.
— Говоря «пропал»… — Сара растерянно посмотрела на Брума.
— Точь-в-точь, как… — Брум замолчал. — Жил себе и жил, и вдруг — нет его. Исчез с концами.
Сара старалась переварить услышанное.
— Но… ведь ты еще тогда мне это говорил… люди пропадают.
Брум кивнул.
— Иногда по собственной воле, — продолжила Сара. — Иногда нет. Но такое случается.
— Верно.
— Получается, семнадцать лет назад исчез мой муж, а теперь кто-то еще, этот самый Карлтон Флинн. Ну и что? Связь-то какая? Не вижу.
— Может, и никакой, — согласился Брум.
— Тогда?… — Сара придвинулась к нему.
— Понимаешь, именно из-за этого я и пропустил годовщину.
— Как тебя прикажешь понимать?
Брум не нашелся, что сказать. В частности, потому, что еще мало знал наверняка. Он разрабатывал версию, что крутилась у него в голове и не давала спать ночью, но на данный момент это было все.
— Карлтон Флинн исчез в этот день, — сказал он.
— В какой этот?
— Затем я и пришел. Это был день годовщины. Восемнадцатое февраля. Семнадцать лет, день в день, как исчез навеки твой муж.
— Семнадцать, день в день. — Казалось, Сара застыла на мгновение. — Ну и что из этого? Семнадцать лет. Может, это просто совпадение? Если бы пять или двадцать — другое дело. Но семнадцать?
Брум промолчал, предоставляя Саре возможность додумать самой.
— Ты хочешь сказать, что посмотрел другие дела об исчезновениях? Нет ли какой закономерности? — спросила наконец она.
— Ну да.
— И что же?
— Достоверно известно, что восемнадцатого февраля исчезли только двое — твой муж и Карлтон Флинн.
— Достоверно? — повторила Сара.
Брум глубоко вздохнул.
— В прошлом году, четырнадцатого марта, мы получили сообщение об исчезновении некоего Стивена Кларксона, тоже из местных. А за три года до этого, двадцать седьмого февраля, — еще одного.
— И никто не нашелся?
— Никто.
— Тогда, выходит, дата здесь ни при чем. — Сара судорожно сглотнула. — Может, дело в месяце — февраль или март?
— Не думаю. Или, вернее, не думал раньше. Видишь ли, еще двое — Питер Берман и Грег Вагман — могли исчезнуть задолго до того, как попытались увязать эти дела. Один — рыбак, другой — дальнобойщик. Оба одинокие, родственников немного. Если такие парни не появляются дома в течение двадцати четырех часов — кто это заметит? С тобой, конечно, дело другое. Но если человек — холостяк, или разведен, или разъезжает подолгу…
— …тогда сообщение о пропаже может поступить через несколько дней или недель, — закончила за него Сара.
— А то и позже.
— Выходит, эти двое тоже могли исчезнуть восемнадцатого февраля?
— Не все так просто, — покачал головой Брум.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что чем дольше я этим занимаюсь, тем труднее становится уловить закономерность. Вагман, например, он из Буффало — не местный. Никто не знает, откуда и когда он исчез, но мне удалось проследить его передвижения вплоть до Атлантик-Сити, где он был в феврале.
Сара задумалась.
— Ты назвал пятерых, включая Стюарта, кто исчез за последние семнадцать лет. Есть и другие?