— Когда он приходит сюда, — прошептала Агнес, — у меня тоже начинают дрожать руки.
Меган, шагнув к кровати, снова обняла свекровь. Та спросила:
— Ты ведь тоже, Меган, верно?
— Что я тоже?
— Напугана. Ты дрожишь, потому что боишься его.
Меган не знала, что и сказать.
— Тебе ведь что-то угрожает, Меган, правда? Он тоже к тебе приходит?
Меган собралась было отрицательно покачать головой и уже открыла рот, чтобы произнести: «Нет, у меня все нормально», — но остановилась. Ей не хотелось лгать Агнес. Зачем несчастной женщине думать, будто страшно только ей одной?
— Я… Мне… Не знаю.
— Но ведь ты боишься, что он придет за тобой?
Меган судорожно вздохнула. Ей вспомнился Стюарт Грин и то, чем окончилась та история.
— Наверное, да.
— Не надо.
— Не надо?
— Да, не надо.
— Ладно, — кивнула Меган. — Вот что я вам скажу: я не буду бояться, если вы так говорите.
— Нет, не в том дело. — Агнес с недовольным видом отмахнулась, явно не принимая эту игру в поддавки.
— А в чем же?
— Ты молода, — сказала Агнес. — Ты сильная. Ты решительная. Тебе ведь приходилось трудно, верно?
— Как и вам.
Агнес пропустила эти слова мимо ушей.
— Ты не старуха, прикованная к постели. Тебе не нужно молить о помощи, дрожа от страха, что вот-вот с тобой покончат.
Меган молча посмотрела на свекровь. Интересно, подумала она, кто из них двоих проводит позитивную терапию, кто врач и кто пациент?
— Ты, главное, не сиди молча в темноте и не жди, что будет дальше, — настойчиво зашептала Агнес. — Не надо чувствовать себя беспомощной. Ладно? Ну, пожалуйста. Для меня. И для себя.
— Хорошо, Агнес.
— Обещаешь?
— Обещаю, — кивнула Меган.
И это были не просто слова. Терапия, не терапия, но то, что сказала Агнес, неопровержимая истина: страх — это плохо, но ощущение беспомощности еще хуже. Да и независимо от этого Меган после встречи с Лорен раздумывала, что надо сделать какой-то решительный шаг. При этом могут всплыть на поверхность детали ее прошлого, причем самые неприглядные, но, как верно сказала Агнес, это лучше, чем просто беспомощно ждать чего-то в темноте.
— Спасибо, Агнес.
Старуха заморгала, словно останавливая готовые хлынуть слезы.
— Уходишь?
— Да. Но я вернусь.
— А не можешь побыть еще чуть-чуть? — Агнес раскинула руки. — Совсем недолго. Я знаю, что тебе надо идти, но ведь несколько минут не так уж важны, правда?
— Правда. Совсем не важны, — кивнула Меган.
Глава 7
Едва Брум приступил к просмотру записей видеокамеры, запечатлевшей множество идиотов, выползавших из клуба, в поту, в клоунских шляпах, с выпивкой, ну и девочками, как ему позвонил из «Ла Крем» Руди.
— У Карлтона Флинна была постоянная девушка, — сообщил он.
— Кто такая?
— Тони Аллюр.
У Брума округлились глаза.
— Это ее настоящее имя?
— Такое же настоящее, как и все остальное, если ты понимаешь, о чем я.
— Ну да, ты у нас большой мастер слова. Когда она будет?
— Она сейчас здесь.
— Еду.
Брум не успел выключить телевизор, как в кабинет вошел Голдберг, его шеф — настоящая гора мышц.
— Это еще что такое? — Голдберг буквально навис над Брумом. От него несло пивом, потом и тунцом.
— Видеозапись из «Ла Крем» в вечер исчезновения Карлтона Флинна.
— А тебе-то она зачем?
Бруму не хотелось углубляться в подробности, но от Голдберга просто так не отделаешься. На нем была сейчас бежевая, а некогда, вероятно, белоснежная рубаха с высоким воротом. При разговоре шеф сердито похрюкивал, полагая, вероятно, что шумные звуки помогут скрыть его тупость. И пока действительно получалось.
— Ищу связь между Стюартом Грином и Карлтоном Флинном, — сказал, поднимаясь, Брум. — Оба исчезли в один и тот же день.
Голдберг глубокомысленно кивнул:
— Ну и куда ты теперь?
— Назад в «Ла Крем». У Флинна там была девчонка — стриптизерша.
— Гм… Такая же, как и у Стюарта Грина?
— Возможно.
Брум вытащил флешку. Пожалуй, стоило показать запись Эрин. У нее взгляд наметанный. Можно отвезти по пути в клуб. Брум поспешно вышел и, заворачивая за угол, оглянулся, опасаясь, что Голдберг последует за ним. Но тот стоял в кабинете, склонившись над телефоном и сжимая в ладони мембрану так, словно это способствовало более энергичной умственной деятельности.
Двадцать минут спустя, успев заглянуть на работу к Эрин, Брум уже сидел напротив Тони Аллюр в скрытой от посторонних глаз кабинке. Позади девушки, скрестив руки, стоял Руди. На вид Тони была этакая падчерица, которую в семье только шпыняли. В заведениях вроде «Ла Крем» это стандарт, в общем-то соответствующий в большинстве случаев действительности. Тони была юна, обладала точеной — разумеется, не обошлось без хирургического вмешательства — фигурой, но по грубоватому лицу было видно, что у нее уже было слишком много мужчин.
— Расскажи-ка мне про Карлтона Флинна, — попросил Брум.
— Про Карлтона? — Тони заморгала, ее ресницы были наклеены так, что походили на клешни подыхающего на солнце краба. — Ой, он был такая лапочка! Пылинки с меня сдувал. Настоящий джентльмен.
Лгунья из Тони была никакая. Глаза ее метались, и выглядела она как напуганная птичка.
— Больше ничего не хочешь сказать?
— Пожалуй, нет.
— Где вы познакомились?
— Здесь.
— Каким образом?
— Он заказал приватный танец. Это не запрещается, сами знаете.
— А потом что, он тебя к себе повел?
— Нет, нет, что вы! У нас так не делается. Все по закону. Я бы ни за что не пошла.
Тут даже Руди закатил глаза.
— Слушай, Тони… — вздохнул Брум.
— Да?
— Я не в полиции нравов служу, так что, даже если ты с обезьянами трахаешься за деньги, мне все равно…
— Что-что?
— И еще: вряд ли ты имеешь какое-то отношение к тому, что случилось с Карлтоном. Но если ты и дальше будешь мне врать…
— Я не вру!
— Если ты и дальше будешь мне врать, Тони, — Брум понял руку, заставляя ее замолчать, — я тебя прижучу и засажу, просто так, для развлечения. Я все изображу так, будто это ты его убила, поскольку, знаешь ли, мне надоело возиться с этим делом, пора его закрывать. Итак, либо ты мне говоришь правду, либо садишься, и надолго.
Разумеется, это был чистый шантаж, и Бруму стало даже немного не по себе — нехорошо запугивать девочку, у которой не хватает мозгов, чтобы самой выпутаться. Тони оглянулась на Руди. Брум подумал, может, стоит отослать его прогуляться, но тот уже кивнул ей: выкладывай, мол.
Тони опустила глаза. Плечи у нее поникли.
— Он сломал мне палец.
Она держала правую руку под столом. На руке была красная перчатка — под цвет бюстгальтера, — и когда девушка сняла ее, стало видно, что мизинец отгибается в сторону, а кость едва ли не протыкает кожу.
Брум метнул взгляд на Руди. Тот пожал плечами:
— У нас тут не пункт «скорой помощи».
У Тони скатилась по щеке слеза.
— Карлтон — гнусный тип. Ему нравится делать мне больно. Он сказал, что если я кому-нибудь проговорюсь или начну жаловаться, он убьет Ральфи.
— Это твой парень?
Девушка посмотрела на Брума так, будто у него две головы.
— Это мой пудель.
— Ты знал об этом? — Брум повернулся к Руди.
— Ты что же, думаешь, меня интересуют домашние животные девушек?
— Я не о собаке, идиот. Я спрашиваю, ты про садистские наклонности Карлтона Флинна знал?
— Слушай, если кто-нибудь обижает моих девочек, я посылаю таких куда подальше. Но только если знаю, а если не знаю, что прикажешь делать? Это как если в лесу на тебя дерево свалится, что-нибудь в этом роде. Если не слышишь, разве тебя это волнует? Так и тут. Если не знаю, стало быть, не знаю.
Философ, понимаешь. Руди — философ мужского будуара.
— Он делал тебе больно и как-нибудь иначе? — спросил Брум.
Тони крепко зажмурилась и кивнула.
— Как? Можешь описать?
— Нет.
— Получается, он тебя ненавидел.
— Да.
— А теперь он исчез.
Веки Тони с накладными ресницами широко распахнулись.
— Но вы ведь сами сказали, что я не имею к этому никакого отношения.
— Может, и так, — кивнул Брум. — Может, не ты, но те, кому ты не безразлична, кто хотел тебя оберечь.
Тони снова растерянно смотрела на него. Он пояснил:
— Приятель, родители, кто-нибудь из близких друзей.
— Вы что, смеетесь надо мной?
Увы, растерянность ее была непритворной. Никого у Тони, кроме пуделя Ральфи, не было. Тупик.
— Ты когда Флинна в последний раз видела?
— За день до того, когда он… э-э… пропал.
— И куда с ним отправилась?
— Сначала сюда. Ему нравилось смотреть, как я танцую. Он давал деньги кому попало на приватные танцы, смотрел, как я это делаю, улыбался, а потом отводил меня к себе домой, обзывал шлюхой и делал больно.
Брум старался не выказывать никаких чувств. Люди приходят сюда, оттягиваются, он им не судья. Но в чем они не признаются, так это в том, что им всегда бывает мало. Вот и Карлтон Флинн поначалу просто заглядывал, ну, может, цеплял какую-нибудь девчонку, а потом ему захотелось большего. Так всегда и бывает. Забьешь косячок, и это только шаг к следующему. Лучше других это сформулировал дед Брума: «Если все время трахаться, нужен второй член».
— Ты и дальше собиралась с ним встречаться? — спросил Брум.
— У нас было назначено свидание на вечер, когда он… э-э… пропал.
— И что же случилось?
— Он позвонил и сказал, что задерживается, но так и не появился.
— А почему задерживается, не объяснил?
— Нет.
— А перед тем днем, не знаешь, что он делал?
Тони покачала головой. Брум почувствовал горьковатый запах дешевого одеколона.
— Что-нибудь еще про тот день можешь рассказать?
Тони снова покачала головой.
— Не понимаю, — пожал плечами Брум. — Он обижал тебя, так?
— Так.
— И был все более жестоким.
— Что-что?
— Бил все сильнее и сильнее, говорю. — Брум подавил вздох.
— А, ну да. Верно.
Брум только руками развел:
— Ну и как, по-твоему, все это должно было закончиться?
Тони заморгала, отвернулась и вроде бы даже задумалась.
— Да так же, как и всегда заканчивается. Я бы ему надоела. Другую бы себе нашел. — Она еще секунду подумала и добавила: — Или убил бы меня.
Глава 8
На стекле было крупными буквами выведено: «Адвокатская контора гарри саттона. Старая школа».
Меган осторожно побарабанила пальцами по стеклу, и изнутри донеслось раскатистое:
— Входите!
Меган потянулась к ручке двери. Несколько часов назад она позвонила домой и сказала Дейву, что вернется поздно. «Что-нибудь случилось?» — спросил он. «Да нет, не волнуйся», — ответила Меган и повесила трубку. И вот она здесь, снова в Атлантик-Сити, в месте, слишком хорошо ей знакомом.
Она открыла дверь, понимая, что теперь все может пойти по-другому. Контора по-прежнему находилась в обшарпанной комнате — все скромно, даже имя владельца со строчной буквы указано, — но он только такое написание и признавал.
— Привет, Гарри.
Привлекательным мужчиной его назвать было нельзя. Под глазами мешки, да такие, что хоть в трехнедельный круиз отправляйся, чтобы от них избавиться. Нос картошкой, как на карикатуре. Волосы — седая копна, избавиться от которой он согласился бы разве что под угрозой смерти. Но улыбка, ничего не скажешь, совершенно неотразимая. От нее-то и стало Меган теплее, она вернулась назад и сразу почувствовала себя более или менее спокойно.
— Давно не виделись, Кэсси.
Кое-кто называл Гарри уличным адвокатом, но это было не совсем верно. Сорок лет назад он окончил юридический факультет Стэнфорда и начал работать в престижной адвокатской конторе «Кромберг, Рейтер и Роузмен» с перспективой сделаться партнером. Однажды вечером несколько коллег-доброжелателей вытащили тихого, застенчивого юриста в Атлантик-Сити с его казино, девочками и прочими безобразиями. Застенчивый Гарри нырнул на глубину — и больше не выплыл. Он ушел из крупной фирмы, начертал свое имя на этой самой застекленной двери и решил сделаться представителем городского дна, состоявшего во многом из всех тех, кто здесь начинал.
Мало у кого из них сияет нимб над головой. Ни красотой они не отличаются, ни ангельским видом, ни бескорыстием — если говорить о Гарри, то он явно предпочитал грешников святым, — но окружала их некая атмосфера надежности и доброты. Гарри был из таких.
— Привет, Кэсси, — кивнул он.
Голос напряженный. Гарри уселся поудобнее.
— Как дела, Гарри?
Раньше он так не смотрел, но ведь около двух десятков лет прошло. Люди меняются. «Может, все-таки не стоило приходить сюда?» — вдруг подумала Меган.
— Да все хорошо, спасибо.
«Все хорошо, спасибо»?
Гарри закусил губу.
— Да что с тобой, Гарри?
Глаза его неожиданно наполнились слезами.
— Гарри?
— Вот черт! — пробормотал он.
— О чем ты?
— Дал же я слово держать себя в руках. Иногда, право, таким размазней становлюсь.
Меган выжидательно молчала.
— Просто… Словом, я думал, тебя уж нет на этом свете.
Она улыбнулась. Приятно было осознавать, что перед ней все тот же чувствительный малый, которого она помнила по давним временам.
— Гарри…
Он не дал ей договорить:
— После того как ты исчезла с тем корешем, сюда приходили копы.
— Ни с кем я не исчезала.
— То есть сама по себе исчезла?
— Примерно так.
— Ладно, пусть так, но все равно они хотели пообщаться с тобой. И до сих пор хотят.
— Знаю, — сказала Меган. — Потому я и здесь. Мне нужна твоя помощь.
Впервые увидев эту улыбающуюся юную пару у своего подъезда, Тони Аллюр вздохнула и покачала головой.
Настоящее ее имя было Алиса. Поначалу она и на сцене под ним выступала, представляясь «Алисой в Стране чудес», но тем, кто знал ее давно, проще было звать ее по-другому. Сейчас, по окончании рабочего дня, на ней был просторный, не бросавшийся в глаза свитер. Тонкие каблучки-гвоздики она сменила на теннисные туфли. Тщательно стерла косметику и надела большие солнечные очки. Тони казалось, что так она совершенно не похожа на стриптизершу из клуба.
Парочка выглядела так, словно только что вышла из дверей воскресной школы. Тони нахмурилась. Знала она эту публику. Добро сеют. Хотят всучить брошюру и спасти душу. Сейчас подойдут с какими-нибудь избитыми присказками вроде: «Потеряешь купальник — обретешь Иисуса». А она ответит: «А Иисус много на чай дает?»
Улыбающаяся блондинка была юна, свежа и хороша собой. Волосы забраны сзади в длинный конский хвост, как у болельщиц какой-нибудь футбольной команды. На ней были толстовка с высоким воротом, юбка, которая сгодилась бы для номера «девочка-школьница», и, наконец, короткие носочки. Ну кто такое носит на улице? На ее симпатичном спутнике с волнистыми волосами политика, оказавшегося на прогулочном судне, были спортивные брюки, голубая рубаха с высоким воротом и поверх нее — тесно облегающий свитер.
Тони была не в настроении. Сильно болел палец. Отвратительное ощущение слабости и изнеможения не проходило. Ей хотелось как можно быстрее оказаться дома и накормить Ральфи. Она все думала об этом Бруме и, разумеется, о запропастившемся куда-то Карлтоне Флинне. Когда она познакомилась с Карлтоном, на нем была темная толстовка с надписью поперек груди: «Я не гинеколог, но осмотреть готов». Все равно что написать большими буквами: «Держись подальше». Но глупышка Тони, прочитав надпись, захихикала. Теперь жалела. Кое-какие хорошие качества у нее были, но как только дело доходило до мужчин, ноги сами собой раздвигались.
Иногда — даже чаще всего — Тони чувствовала, что за ней буквально по пятам следует злосчастье, время от времени настигая ее, похлопывая по плечу, напоминая: «Я здесь, твой постоянный спутник».
А начиналось все иначе. Работа в «Ла Крем» поначалу ей нравилась. Весело, заводило, да танцевальный номер каждый вечер.
По природе Тони была, и сама себе в этом признавалась, ленива, ей быстро все надоедало.
Обычно говорят, что девушки-стриптизерши испорчены, им не хватает самоуважения, и это, в общем, правда, но главное не в этом, главное в том, что многим из них просто не хочется заниматься настоящей работой. Оно и понятно.
Взять хотя бы Бет, сестру Тони. Окончив шесть лет назад среднюю школу, она поступила на работу в Первую страховую компанию Трентона, где сидела в провонявшем потом, душном закутке, больше напоминавшем тюремную камеру, перед экраном компьютера, заводя в его память никому не нужные сведения, и так час за часом, день за днем, беспросветно и бесконечно.
В дрожь бросает.
«Нет, серьезно, — подумала Тони, — лучше уж пусть прикончат на этом самом месте».
Вот, если честно, и весь выбор: либо ты бездумно стучишь пальцами по клавиатуре в своей тесной, вонючей камере… либо танцуешь ночи напролет и пьешь шампанское.
Трудный выбор, не правда ли?
Но работа в «Ла Крем» шла не так, как хотелось поначалу. Говорили, здесь легче подцепить подходящего мужчину, чем по Интернету, но ближе всего к настоящим отношениям была ее связь с Карлтоном, и чем все обернулось? Сломанным пальцем и угрозами в адрес Ральфи.
Кое-кому действительно удавалось найти богатенького, но эти девушки были по-настоящему хороши собой, а вглядываясь в зеркало, Тони вынуждена была признать, что она не из таких. То есть не особенно хорошенькая. Все больше и больше она полагалась на косметику. Круги под глазами становились все темнее. Приходилось работать над грудью, да и ноги, хотя было ей всего двадцать три года, из-за проступавших варикозных вен теперь напоминали карту с рельефом местности.