Темные круги под глазами, набрякшие веки, недельная щетина. Митрохин пригладил темные волосы, провел ладонью по вискам. За неделю появилось несколько седых волос. Решил пока их не выдергивать – так благороднее.
– Слышь, ты идешь или не идешь? – крикнул в сторону спальни.
– Я же должна привести себя в порядок, – откликнулась Людочка.
– Есть хочу, – тихо сказал Митрохин, протопал на кухню и распахнул холодильник.
Людочка не обманула. Есть и вправду было совсем нечего. Иван Васильевич нашел два яйца и луковицу. Выпил их и закусил луком, отчего из глаз тут же полились слезы. Он услышал в прихожей шорох, обернулся. Девушка надевала шубку.
– Ты что, плачешь?
– Плачу?! – удивился Митрохин. – А! Слезы!
Да нет, это лук… Слушай, милая, ты давай поскорее, а? А то я от голода копыта отброшу. Ты не обижайся на меня. Ты же знаешь, страшнее голодного мужчины только лев, которому наступили на хвост.
– Ладно, так и быть, позабочусь о тебе, Митрохин, – Людочка запахнула шубку и повернула замок входной двери, – надеюсь, ты о моей доброте не забудешь…
– Я никогда ничего не забываю, – успокоил девушку банкир и снова откусил луковицу, – ну иди уже… Не томи голодного льва…
Он наблюдал в окно, как она вышла из подъезда, прошла мимо припаркованной возле газетного киоска «Волги», перебежала дорогу и быстро пошла вдоль домов, мимо раскоряченных черных тополей. Ему отчего-то снова стало не по себе. Засосало под ложечкой и захотелось всосать что-нибудь спиртсодержащее, чтобы избавиться от страха.
«Интересно, есть в этом доме что-нибудь выпить», – подумал Митрохин.
Осмотр шкафов ничего не дал. В прихожей, за подзеркальником он обнаружил ополовиненную бутылку шампанского. Это навело его на некоторые грустные размышления. Не иначе Людмила завела себе ухажера. Бутылку, надо думать, собиралась выбросить, но не успела и сунула за подзеркальник. Все бабы одинаковые! Митрохин приложился к бутылке, подошел к окну и едва не вскрикнул.
Люд очка беседовала с балансировщиками. Двести тридцать седьмой и Тринадцатый о чем-то расспрашивали девушку. А она деловито отвечала с улыбочкой, потом повернулась и показала пальцем на окно квартиры. Иван Васильевич едва успел отпрыгнуть.
– Вот ведь! – выдавил он и ринулся на лестницу. Бутылку из рук не выпустил. Держал ее, как утопающий спасательный круг. – Проклятье! Даже ванну принять не успел!
Надеяться оставалось только на то, что с Джоном Смитом произойдет нечто из рук вон выходящее, и ему снова улыбнется удача.
На лестнице Иван Васильевич столкнулся с соседкой. Тетка охнула и отшатнулась. Еще бы не испугаться. Видок у него сейчас не самый представительный. Грязный, порванный пиджак, рубашка не первой свежести. И несет от него, наверное, порядком, как от помойного ведра.
– У-у-у! – зачем-то закричал на нее Митрохин и ринулся вверх по лестнице, прыгая сразу через несколько ступенек. На последнем этаже уперся в металлическую решетку. Рванул на себя. Не заперта. Полез по железной лестнице, толкнул крышку люка, ведущего на крышу. Упал на мокрый от дождя рубероид. Пополз по-пластунски. Вскочил на ноги и помчался, быстро перебирая ногами. Лишь бы во втором подъезде было открыто. Крышка люка. Спустился по металлической лестнице. Несколько ступенек. Железная решетка. Заперто. Все оборвалось. Митрохин заметался в узком пространстве между железной лестницей и решеткой, не зная, что предпринять. Потом в отчаянии разбежался и ударился в решетку. Бесполезно. Снаружи навешен амбарный замок. Помял его в кулаке. Не сломать! Сколько времени потребуется Двести тридцать седьмому и Тринадцатому, чтобы его обнаружить?! Минут десять. Не больше. Недолго думая, Иван Васильевич полез обратно на крышу. Побежал по краю, заглядывая вниз. Сигануть с высоты семнадцатого этажа – безумие. Митрохин услышал, как звенит железная лестница первого подъезда. По ней уже взбирались балансировщики. Он рухнул на живот, чувствуя, что сейчас попросту рехнется от сковавшего все его существо ужаса, и перевалился через край. Приземлился на крышу балкона семнадцатого этажа и застыл, стараясь не шевелиться. Смотреть по сторонам было жутко до невозможности. От пропасти его отделял низкий железный бортик. Вверху послышалось знакомое сопение и топот шагов. Балансировщики пробежали мимо. Митрохин ощутил краткое облегчение и снова – страх! А ну как обнаружат его здесь, на этакой верхотуре. И скинут вниз… Хлопнула крышка люка. Банкир взвился пружиной, подпрыгнул, вцепился в край крыши (и откуда только силы взялись!), подтянулся, совсем как в старые времена, когда был еще молодой и спортивный. Нет, ложь, никогда он не был спортивным. Вот и сейчас – сердце заколотилось, отозвалось болью. Не берег здоровье. Жил на полную катушку. Забросил одну ногу. Далось непросто. Вытянул тело. Легкие уже буквально взрывались, а сердце колотилось о грудную клетку так, что, казалось, еще немного – и выскочит из груди. Пот застилал глаза. Стирая его ладонью на ходу, Митрохин ринулся к люку первого подъезда.
– Вот он! – послышался сзади крик.
Оглядываться было слишком страшно. Все время ожидая, что вот еще чуть-чуть, стоит только секунду промедлить, и его схватят, Митрохин рванул крышку, развернулся – иначе на лестницу было не влезть, и увидел, что балансировщики несутся к нему широкими скачками. Все в тех же джинсовых костюмах. Правда, уже не таких новых, а изрядно выпачканных и рваных. Плоские лица перекосило от ненависти.
Одного из них рвануло назад. Ноги его по инерции пробежали вперед, а руки вскинулись на уровень груди. С ужасающим воплем здоровяк рухнул на спину.
«Зацепился за антенный провод», – понял Митрохин. На одних руках, почти не касаясь ногами перекладин железной лестницы, Митрохин слетел вниз и помчался прочь.
С предательницей Людочкой он столкнулся у подъезда. Она открыла рот в изумлении. Уже не ожидала стерва, что когда-нибудь его увидит. Женщин бить нехорошо, поэтому, пробегая мимо Людочки, Иван Васильевич не смог удержаться от того, чтобы не заключить ее в жаркие объятия. Бедняжка заверещала, как заводная кукла. Грязь, стекавшая с костюма Митрохина, мигом облепила ее песцовую шубку. Митрохин отпустил Людочку, послал ей воздушный поцелуй, скривив рот в злорадной гримасе, и побежал прочь. Девушка попробовала ударить его сумочкой по затылку, но, разумеется, промахнулась.
Водитель ждал там же, где его оставил Иван Васильевич. Людочка так и не удосужилась с ним расплатиться. Поэтому он был порядком на взводе.
Митрохин запрыгнул в машину, тяжело дыша. Водитель бросил на него сердитый взгляд. Ну ладно бы пил пассажир две недели с другом в сельской местности, а потом решил домой добраться на попутке. Так ведь вернулся еще грязнее, чем уходил. Свин, а не человек!
– Проблемы у меня, мужик, – сообщил свин Митрохин срывающимся голосом, – гони скорее в офис. Там с тобой за все расплачусь. Дам тебе сверх того, что должен, три сотни баксов. Идет?
Шофер замотал головой. Предложение «подвыпившего пассажира» ему совсем не понравилось.
Решил, что тот планирует его обмануть. Странный тип, к тому же разговаривал, как законченный сумасшедший. Орал с истерикой в голосе. Может, там и офиса никакого нет. Пивная, где его друзья дожидаются. Дадут по шее и попросят за деньгами прийти в следующий раз.
Размышления шофера были прерваны самым бесцеремонным образом. Громила в джинсовом костюме нарисовался с правой стороны от машины, вырвал дверь и заревел дурным голосом.
– Поехали! Поехали! – вскричал пассажир, и шофер почти машинально нажал на газ. Машина тронулась. Джинсовый костюм вцепился в основание двери. Пыхтел и тянул руки к пассажиру. Шофер крутанул руль, великан кувыркнулся и врезался головой в газетный киоск. Послышался звон разбитого стекла. Завизжала киоскерша. Машина остановилась.
Митрохин даже в ладоши захлопал от восторга, потом лицо его задергалось, и он в беспокойстве принялся озираться.
– Скорее гони отсюда, – проговорил он, – там где-то еще один. Наверное, уже пришел в себя!
Водитель покосился сердито, но ничего не сказал.
– Давай в офис, – скомандовал Митрохин, – Каширское шоссе, дом тридцать два.
– Как я без двери тебе поеду?! – взорвался шофер. – И вообще, мне чужие проблемы ни к чему.
Вылезай из машины!
– Штука! – выдохнул пассажир. – Плачу штуку баксов. Не видишь, у меня неприятности.
Шофер оглядел удивительного чудака с сомнением.
– Я банкир! – зашелся в крике Митрохин. – А это… это бандюки! Ты же мне жизнь спасешь, если увезешь отсюда! Неужто не можешь единственный благородный поступок в жизни совершить?
– Почему единственный? – обиделся водитель. – Я раз тещу на кладбище отвез. Бесплатно.
– В последний путь, что ли?
– Ага. В последний путь. Ладно, – решился он. – За полторы штуки так и быть. Отвезу тебя в память о теще. Поедем переулками. Там гаишников меньше. И садись назад.
Митрохин рванулся через спинки передних сидений, ногой едва не заехав водителю по лицу.
– Ну ты вообще, – тот покрутил пальцем у виска, – что, обойти нельзя было?
– Поехали! – заорал Митрохин и ткнул пальцем куда-то за окно. – Бежит уже!
Упрашивать водителя не пришлось, он газанул, и «Волга» рванула с места. Из-под колес полетели ошметки грязи. Митрохин припал к стеклу. Тринадцатый несся со стороны Людочкиного дома со скоростью пули. Двести тридцать седьмой уже начал приходить в себя, сидел на асфальте и тряс ушибленной головой.
Машина вывернула на шоссе и, набирая скорость, умчалась от балансировщиков. Митрохин вздохнул с облегчением и откинулся на сиденье.
– У тебя курить есть? – спросил он водителя.
– Не курю! – буркнул тот. – Хотя сам бы сейчас не отказался… Зря я во все это влез.
– Ничего, не пожалеешь, – пообещал Иван Васильевич, – я твой вечный должник.
– Вечный?! Не, не надо, деньги лучше отдай.
– Да отдам, конечно, не вопрос. Это я фигурально. – Митрохин глянул в заднее стекло. Оторвались. Ненадолго, конечно, но все же оторвались.
Сейчас бы водки накатить, подумал Иван Васильевич и одернул себя – нельзя, напротив, надо собраться, приготовиться к решительным действиям. Это война. Либо они его, либо он их.
* * *Добрались почти без происшествий. Правда, пришлось подмазать сотрудника ГИБДД. Водитель заплатил из своих, но только после того, как Митрохин пообещал, что отдаст потом в тройном размере. Напоследок вышел неприятный инцидент, Указывающий на то, что, хотя удачи стало гораздо больше, неприятности вполне могут случиться в любой момент.
– И все же, что случилось с дверью? – с подозрением поинтересовался постовой.
– А тебе не все равно, – Митрохин смерил его презрительным взглядом, – тебе «капуста» для чего дадена? Чтобы ты забыл про нас тотчас, как ее увидел.
Подобное отношение к представителю власти стало ошибкой со стороны банкира.
– «Капусту» я могу ведь и вернуть, – обиделся постовой, – а за козла ответите…
– Какого еще козла? – не понял Митрохин.
– Капусту козлики жрут.
– Слушай, ты…
– Ты мне не «тыкай», – постовой полез в карман, намереваясь кинуть деньги в лицо нарушителю. Но тут вмешался водитель:
– Шеф, не надо конфликта. У него сегодня день рождения жены. Ну принял лишку на грудь, с кем не бывает.
– Да? – гибэдэдэшник глянул на Митрохина неодобрительно. – Ладно, езжайте, козлики. Жрите себе капусту.
– Да я тебя…
Водитель предусмотрительно схватил банкира под руку и запихнул в машину. Газанул так, что только его и видели.
– Вот негодяй! – выдавил Митрохин. – Знал бы, с кем разговаривает, подлец!
Припарковались на стоянке за домом, на специально отведенных для фирмы местах. Из будки выглянул охранник. Рука его дрогнула – привык, что Иван Васильевич всегда дает на лапу со словами «На опохмел, Федорыч». Федорычу было на самом деле всего сорок два года, но по случаю нелегкой жизни выглядел он на все шестьдесят пять. От внешнего вида банкира он пришел в совершеннейшее недоумение и вытаращился на Митрохина так, словно на нем был наряд Деда Мороза, а не выпачканная в грязи домашняя одежда. Раньше ему Ивана Васильевича в таком виде наблюдать не приходилось – хозяин офиса осенью всегда ходил в темном костюме, синем пальто, при галстуке, благоухал дорогим импортным парфюмом, и, даже будучи подшофе, внушал уважение обстоятельным внешним видом.
– Придется помучиться, Федорыч! – буркнул Митрохин и проследовал мимо. Чужой водитель, с которым он приехал, с подозрением зыркнул глазом и пошел за банкиром к офису, говоря по дороге что-то о ценах на бензин и комплектующие, которые с каждым годом все выше и выше, а между тем Он старался, доставил его в целости и сохранности…
О как, подумал Федорыч, не иначе как поприжали нашего Ивана Васильевича те, кто над олигархами сидят, да за делами их темными наблюдение ведут. Как говорят в народе, был бы олигарх, а статья найдется.
Если бы этот сорокадвухлетний старик знал, как недалек он от истины, то сильно бы, наверное, удивился. Наверху, в Надмирье, в этот час и вправду было неспокойно. Второй понял, что непредвиденную ситуацию, требующую разрешения, так просто не уладить. Он спешил по коридору, с докладом к Самому, уже представляя себе, как рассердится Первый, услышав, что многолетний механизм балансировки, всегда работающий без сбоев, подвергся по злому умыслу балансируемого человека искажению. И случилось множество непредвиденных событий. И сколько еще случится.
Страшно помыслить.
А в земном офисе Митрохина по случаю выходного было тихо. Дисциплина в отсутствие руководства порядком разладилась. На посту вместо двух охранников сидел всего один, да и тот открыл дверь только после пятого звонка. При виде шефа он заметно побледнел. Иван Васильевич заподозрил неладное и надвинулся на охранника:
– А ну дыхни!
Тот судорожно сглотнул и слабо выдохнул.
Митрохин ощутил свежие пары алкоголя.
– Уволен, – сообщил он, немного подумал и буркнул:
– С завтрашнего дня. Сегодня получишь расчет. Так, – он обернулся к водителю, – присядь на стул и подожди меня, я сейчас. Где второй? – обратился он к охраннику.
– З… за пивом побежал.
– Ясно, терять вам обоим уже нечего, можно резать правду-матку, – Митрохин мрачно усмехнулся, – звони Сергею, пусть трубит общий сбор.
Все здесь, и как можно скорее.
Раньше вместо офиса в этом помещении располагалась жилконтора. По этому случаю здесь имелось целых два туалета, один из которых по велению Митрохина перестроили в душевую. Иван Васильевич прошел в свой кабинет, чувствуя, что снова обретает уверенность в собственных силах. То ли родные стены ему помогали, то ли ссора с проклятым гибэдэдэшником, то ли жалкое положение Джона Смита, вызывающее необратимые изменения к лучшему в делах его балансового двойника из России. Появилась уверенность и спокойствие.
Война – значит, война! А на войне раненых не считают.
В одном из стенных шкафов висело два выходных костюма, дюжина рубашек и множество шелковых галстуков. После недолгих раздумий Митрохин выбрал зеленый костюм «Roy Robsoh» (черный выглядел слишком траурно), светлую рубашку и красный в черную полоску галстук. Одежду повесил отдельно. Затем прошел в душевую, где с наслаждением вымылся.
Уже через полчаса Иван Васильевич нарисовался на пороге своего кабинета в обновленном виде.
В этом холеном представителе российской финансовой элиты сложно было признать склонного к алкоголизму преподавателя бизнес-теории для ПТУ, каким Митрохин выглядел совсем недавно.
– Мне это… ехать пора уже, – поднялся со своего места водитель, несколько сконфуженный произошедшей с его недавним пассажиром метаморфозой.
– Скоро поедешь, – властно объявил Митрохин и увидел, что второй охранник успел присоединиться к первому. Вид парень имел бледный, зато морду красную, как спелый помидор. Большую, мясистую, наглую морду.
– Явился субчик, – хмыкнул Иван Васильевич, – и пиво принес?
– Я только, э-э…
– Пришел, а теперь пойдешь обратно. Купи еды, и побольше. Может, оставлю на работе. Понял?
Охранник торопливо закивал.
– А я, можно я тоже? – вскинулся другой.
– Ты что, обалдел?! – Митрохин смерил его презрительным взглядом. – А офис кто будет охранять? Пушкин?! Александр Сергеевич…
Охранник заметно сник. Второй любитель пива открыл дверь и выбежал на улицу.
– Так, – банкир обернулся к водителю, – теперь с тобой. Денег у меня наличных в офисе нет.
Но есть вот это. – Он продемонстрировал водителю карточку и прочитал:
– «Cirrus/Maestro». – Сбербанковская. Самое надежное вложение денег в нашей стране. Но я тебе этого не говорил. Кстати, ты знаешь, что такое Cirrus?
– Ну, – замялся водитель, – наверное, нет.
– Цирус – это совокупительный орган у простейших, – широко улыбнулся Митрохин и тут же помрачнел:
– Но ты не думай, это не значит, что тебе х… Деньги я тебе обязательно отдам. Митрохин свое слово держит.
– А еще цирус по-английски – это перистые облака, – влез охранник.
– Ты что, знаешь английский? – обернулся к нему Митрохин.
– Ага, – кивнул охранник, – меня вообще-то с третьего курса иняза отчислили.
– А за что? – заинтересовался Иван Васильевич.
– С деканом подрался…
– Ну тогда ты правильно сделал, что в охранники пошел, – кивнул Митрохин, – драчливый и тупой – самое то, что нужно.
Парень покраснел и заметно обиделся.
– Ладно, беру тебя за такие ценные профессиональные качества обратно, – сообщил Митрохин, – но чтобы на работе больше ни-ни. Дай-ка сюда пиво. Что за марка? – Иван Васильевич покрутил в руках бутылку:
– Оболонь. Эх вы, дебилы. Опять поддерживаете хохлятского производителя. Сколько раз вам говорил. Берите наше, отечественное.