— …Утром бабе Лизе стало плохо. Схватилась за бок, упала, опрокинула кастрюлю с компотом. Я сидела рядом, пока «скорая» не приехала. В школу не пошла. Ну и вот. Бабушка позвонила тёте Маше. Это мама Евы. Ей добираться далеко, из Юрмалы. Она пока доедет. Бабушка позвонила ещё Роме Яблокову. Он тоже сказал, быстро не сможет. Тут её и увезли. Она велела выключить холодец в два часа. Ждать взрослых. Никуда не ходить. Ну и вот. А страшно же. Слышу, кто-то дверь открывает. Ну и спряталась под кровать. И тут заходит Минотавр. Настоящий. Огромный, воняет. Я его из-под кровати видела. На голове рога, а ноги всё равно в ботинках. Походил, походил, забрал деда-мороза и ушёл.
— Какого деда-мороза?
— Ну помнишь, у меня был такой, железный? Некрасивый. Я любила его.
Сима держалась героем, как тот спартанский мальчик с занозой в пятке. Не плакала. Только пальцы дрожали, мяли край юбки.
Кажется, я знаю этого Минотавра. И пора бы завязать ему рога бантиком. Чтоб не пугал маленьких.
Вдруг за нашими спинами мягкий голос сказал:
— Здравствуйте.
Мы подпрыгнули, обернулись. В дверях стоял шизоидный психопат Василь Василич. Вошёл тихо, как кот. Интересно, всё-таки, где он умудрился так загореть, если пять лет не выходил из больницы? Серафима сразу догадалась, это друг. Повторила историю похищения железного истукана, с некоторой уже театральностью. Показала, как подглядывала за чудищем и как оно ходило тут. Сказала, вообще-то страшно не было. Под кровать залезла на всякий случай.
— Значит, дед-мороз, — сказал Василь Василич.
— Ну да, — вздохнула Сима. — Он тяжёлый такой. Краска уже облезла. Всё равно жаль.
— А откуда он у вас?
Сима пожала плечиком:
— Да всегда был. В сарае валялся. Там целый сундук старинных игрушек. Бабуля говорила, ремонт в Доме с лабиринтом делали, оттуда привезли. Я деда мороза только оставила. Он полезный волшебник всё-таки, надо уважать.
— Ты молодец Сима, — сказал я. — Такими выдержанными бывают только королевы. (Сима любит истории про всякие монаршьи дела). Например, королева Елизавета однажды шла по дворцу. И вдруг её сбил с ног собственный паж. Королеву уронил, и сам сверху рухнул. Другая бы стала вопить, ругаться. А королева выбралась из-под пажа и сказала только: «Я считаю, вам нужно немедленно пойти и лечь спать». Он пьяный был сильно.
— Это как сбил, упал с потолка?
— Почему с потолка?
— Ну пажи, они же дети. Уронить с ног целую королеву, надо с какой-нибудь высоты прилететь.
— Да нет же, Сима. В жизни пажи — взрослые дядьки. Один напился, бежал по коридору, навстречу королева. Вот и столкнулись.
— Ну, потом-то ему отрубили голову?
— Нет. Даже не уволили. Королевы на дураков не сердятся.
Всех жалеющая Сима обрадовалась такому милосердию. Поболтала ещё о пустяках, совсем успокоилась, поставила греться чайник. Усадила нас дожидаться тётю Машу. Учтивая хозяйка, развлекла нас встречной историей из детской русалочьей мифологии. Цветистые детали сочиняла на ходу.
Обычный герой детских баек — абстрактная «одна девочка». В упрощённом сюжете она ведёт себя вызывающе и в финале её похищают злые силы. Чёрная-пречёрная рука или гроб на колёсах. Сегодня закручено было сложнее.
— А у нас один мужчина повстречал на берегу русалку. Их часто выбрасывает на берег. В приморских городах. Их можно отличить по холодным ногам. У сухопутных женщин ноги тёплые. Но никто ж не щупает, при знакомстве. Сразу ведут в дом. И ещё, они не умеют смеяться. Под водой темно и грустно, вот и не умеют. Они выходят на сушу, чтобы научиться. Кто рассмеётся в течение года, может остаться. Кто не сможет, должен вернуться в море. В следующий раз через тысячу лет можно пробовать.
Ну и вот. Человек рассмешивший русалку, может загадать любое желание. Русалки исполняют, но только одно желание. Так вот, тот мужчина увидел девушку на пляже, растрёпанную. Привёл домой. Стал жарить яичницу на двоих и опрокинул сковороду случайно. Испачкался. А женщина засмеялась. И как раз она оказалась русалкой. Расстроенный мужчина воскликнул:
— Ах, если бы я умел готовить, как Джейми Оливер!
Русалка сразу исполнила его желание. Теперь он работает в ресторане «Пирамида». Зарплата восемьсот латов. Неплохо, я считаю. А мог загадать дворец и собственный лес с оленями, например. И денег миллиард. Помогал бы пенсионерам своего района. Или бы приют для котов построил. У нас коты зимой мёрзнут…
— А кто такой Джейми Оливер, Сима?
— Один повар. Блондин. Ничего такой. По телевизору показывали…
Не хотел бы я собственный лес с оленями. Мне лучше домик на побережье, покой и волю. Я стал прикидывать, смеялась ли Юля над моими опусами. И не заказал ли я в тот момент какую-нибудь гадость для себя. Интересно также, какие у неё ноги наощупь…
Совсем скоро прикатила тёща моей мечты, Маша Упите. Выглядела усталой. От истории о Минотавре отмахнулась, снова Сима сочиняет. Уселась пить чай и под ласковым взглядом Василь Василича тоже вдруг разболталась.
— У нас с этим Минотавром столько дурацких историй. Всё прапрадед начал, шкипер Хехт. Фантазёр был, как Сима. Повернулся на древних греках. Привёз из-за морей телегу пустых жестянок. В том числе, некий горшок, очень ценный. С его слов, внутри сердце самого Минотавра. Или целиком Минотавр, пепел, прах, дух. Неважно. Хехт заливал, кто владеет ковчегом, тот навеки будет богат и удачлив. Буквально, куда плюнет, там черешня вырастет. Народ верил, устроил охоту за артефактом. Лезут с тех пор десятками в окна, в двери, ищут мифический прах бедной коровы.
Наша родня, если смотреть со стороны, правда преуспевает. А что мы все вкалываем как французские тяжеловозы, никто не видит. Даже этот зять мой, Рома Яблоков, хоть и пройдоха, но сделал очень много. Без него наследство нашего предка пропало бы. Сам он безродный шарлатан, ради того самого ковчега с прахом задурил Евке голову. Она всё «любовь, любовь». Теперь он уважаемый бизнесмен, на её деньгах. А она…
Маша стрельнула глазом в мою сторону. И продолжила:
— Он работал у нас управляющим. Разбирался с арендаторами, тряс строителей. Дом записан на Еву, вот они и досотрудничались. После свадьбы Рома затеял ремонт в Доме, всё перевернул, ничего не нашёл. До сих пор верит, мы прячем сокровище. Мы разругались, не общаемся. Ковчега никто из нас и не видел никогда. Наврал наш прародитель…
Василь Василич так приятно слушает, будто лампа зелёная греет. Хочется мурлыкать под его взглядом. Притихла в кресле Сима, я стал клевать носом. Мария говорила всё тише и тише.
И вдруг он хлопнул в ладоши, отчего все подпрыгнули. КГБшные штучки, не иначе.
— Мотя, что же мы сидим, тебе же на смену! Мария Робертовна, нам надо бежать.
Маша выпрямилась, осмотрелась. Кажется, она не помнила как оказалась здесь и зачем.
Василь Василич встал, поклонился как граф, отъезжающий в Баден-Баден. Кивнул мне головой — на выход. Я распрощался и вышел следом.
— Ну вот что, коллега, — сказал Василь Василич, проверяя ботинком мартовскую лужу на предмет брода. Лужа была коричневой, со стеклянными льдинами. Дно в ней не прощупывалось. Василь Василич решил обогнуть препятствие через горы, стал взбираться на сугроб.
— Я называл вас коллегой, потому что оба мы, в некотором роде, кладоискатели. Нас интересуют разные виды сокровищ, но спрятаны они в одном месте. И я приглашаю вас в компанию.
В. В. одолел вершину, стал спускаться. Я полз следом.
— Мне нужна эта статуэтка. Разумеется внутри нет никакого Минотавра. И мистической силы нет. Это обычная погребальная урна с прахом одного хорошего человека. И я должен вернуть кувшин на место. Ваша юная знакомая остроумно назвала саркофаг дедом-морозом. Будем звать его так же, для удобства. Принадлежит он некому влиятельному средиземноморскому клану.
Василь Василич обернулся, посмотрел мне в глаза, будто что-то решал. Мы выбрались на расчищенный тротуар, пошли рядом.
— Собственно, вы мне не нужны. Но симпатичны. Вы рискуете благополучием ради девицы, чья ценность сводится к узкой щиколотке и синим глазам.
— Серым.
— Тем более. Ведь детей она вам не рожала? Значит, вы почти альтруист. Так вот, я намерен забрать деда мороза, а вы получите свою Ариадну. Я вам помогу, в меру сил. Хочу, чтоб остался в городе кто-то, не считающий меня упырём и расхитителем кладов. Вы человек благородный, после моего отъезда вашему слову будут верить. Поэтому давайте погуляем. Заодно разомнёмся. Возможно, нас ждут физические и моральные нагрузки.
Я здесь в роли этакого частного детектива. Будучи на Крите, познакомился с тамошними аристократами. Могучий клан, в роду и князья, и просто приличные люди. Их фамилия Чаталбаш. На языке приазовских греков это значит «рогатый». Повторяю, никакой связи с Минотавром. Предок вашей Психеи, Роберт Хехт приворовывал на югах раритеты. И уволок по незнанию урну с прахом основателя этого славного рода. Критяне сильно расстроились, их можно понять. Если бы кто украл кости вашего дедушки, как бы вам такое?
— Собственно, вы мне не нужны. Но симпатичны. Вы рискуете благополучием ради девицы, чья ценность сводится к узкой щиколотке и синим глазам.
— Серым.
— Тем более. Ведь детей она вам не рожала? Значит, вы почти альтруист. Так вот, я намерен забрать деда мороза, а вы получите свою Ариадну. Я вам помогу, в меру сил. Хочу, чтоб остался в городе кто-то, не считающий меня упырём и расхитителем кладов. Вы человек благородный, после моего отъезда вашему слову будут верить. Поэтому давайте погуляем. Заодно разомнёмся. Возможно, нас ждут физические и моральные нагрузки.
Я здесь в роли этакого частного детектива. Будучи на Крите, познакомился с тамошними аристократами. Могучий клан, в роду и князья, и просто приличные люди. Их фамилия Чаталбаш. На языке приазовских греков это значит «рогатый». Повторяю, никакой связи с Минотавром. Предок вашей Психеи, Роберт Хехт приворовывал на югах раритеты. И уволок по незнанию урну с прахом основателя этого славного рода. Критяне сильно расстроились, их можно понять. Если бы кто украл кости вашего дедушки, как бы вам такое?
Урну вывезли с Крита, когда на остров высадились османские людоеды. Шестнадцатый век, если не путаю. Основатель династии, Ставракий Чаталбаш, был единственным спасшимся. Он с урной в руках проплыл две морских мили. Возможно, этот поступок не был таки уж героическим. Хорошо запаяный дед мороз легче воды, благодаря ему, видимо, Ставракий и выплыл. Потом угнал какую-то посудину с парусом, добрался аж до Флоренции. Сошёл на берег босым, тело превратилось в сплошной солнечный ожог. Но всего за несколько лет он разбогател, построил десяток доходных домов. Урна, на которой он три столетия находилась в фамильном склепе Чаталбашей. Рядом с урнами уже самого Ставракия и его потомков. Потом её украли какие-то шакалы. И на базаре в Фессалониках перепродали собутыльникам самопровозглашённого археолога Генри Шлимана. Большая часть его находок — подделка, купленная на базарах у пройдох. Подозреваю даже, сам Шлиман мог пошутить над доверчивым товарищем, Робертом Хехтом. Подсунул ему железяку с бычьими харями, будто это гроб Минотавра. На урне маски с рогами, всё очень правдоподобно.
Наёмники клана Чаталбашей выследили и пришибли вора, потом базарных торговцев, продавших урну. А Хехта потеряли. Искали его в Бельгии, в Германии, в Штатах. А он в Риге осел. Поэтому и выжил. Отыскать его удалось по архивам КГБ, с моей скромной помощью. В начале девяностых в Латвии высадился десант смуглых парней, они перепугали потомков славного шкипера, перерыли всё и уплыли ни с чем. Отчасти потому, что не знали, как выглядит предмет поисков. Фотографий вазы нет. Нет и рисунков. Только представления о том, как она могла бы выглядеть. В погребальном деле нет такой нормы: «зарисовать урну на случай, если упрут».
Хитрый Хехт раскрасил ковчег под деда-мороза и каждый год ставил под ёлку. А на лето отправлял в ящик со старыми игрушками. Критяне вскрыли все тайники, сломали все сейфы. В их представлении урна с прахом должна выглядеть как урна с прахом, а не как славянское языческое ископаемое.
В девяностом году я сидел на Крите. Старался завербовать Гектора Чаталбаша, нынешнего главу династии. Но получилось так, что это он меня завербовал. Платить нам перестали, перекупить лично меня было не сложно. Предложение Чаталбашей казалось даром небес. Мне надлежало просто восстановить историю урны. В награду вполне приличный куш, чемоданчик с английскими фунтами. Если бы я смог вернуть артефакт, чемодан вырос бы в размерах и даже раздвоился. Когда предложение сулит счастливую пенсию в собственном домике на Крите, ему трудно не обрадоваться.
Василь Василич разулыбался, мечтательно посмотрел в хвост уходящему трамваю. Мысленно он сбегал сейчас по горячим камням в лазурь Эгейского моря. В грёзах Василь Василича сияло адриатическое утро, температура воды на побережье достигла 23-х градусов, на небе ни облачка. Лишь сделав пробный заплыв, он вернулся к рассказу:
— Сижу в этом городе уже девять лет. Я ужасно неопытный сыщик. Денег на расходы не спросил, а скупые Чаталбаши не предложили. Решили, у меня всё есть. Снимать жильё было не на что, бомжевать не хотелось. Вот и поселился в лечебнице. Я тоже обыскал Дом с лабиринтом, ничего не нашёл. Оставалось ждать, наблюдать за семьёй. Я знал, что однажды хоть часть истории покажет бочок. Других бизнес-проектов у меня, старика, не было. В России мне светит символическая пенсия, в лучшем случае. Но скорей всего, меня там посадят или просто шлёпнут.
Наследники шкипера Хехта настороже. Семейство закрыто и умеет защищаться. Только при мне с десяток флибустьеров пытали счастья. Все получили по шапке, не без моего скромного участия. Первым делом все ищут Еву. Она официальная наследница. Дедушка очень её любил и в завещании указана только она. Вы поняли, её дед по матери Роберт — праправнук того самого Хехта. И сложно поверить, будто бы она не знает, где спрятан артефакт. Но это так. Иначе господин Яблоков давно бы расковырял горшок. Охмурить юную владелицу было не трудно. Смазливый, окончил театральный вуз. Теперь вот муж и совладелец. Точней, бывший муж. Ева разочаровалась в институте брака. При всей внешней лучезарности Рома жаден, хитёр и совсем не изящен. С ним скучно. И вряд ли он держит её силой. Такую егозу поди удержи.
В девяностых Хехты получили дом в порядке денационализации. Они хотели продать наследство и уехать куда-нибудь, где купальный сезон длится дольше пяти дней в году. Но Ева — существо воздушное. У неё одни танцы в голове. Влюбилась в Яблокова, продавать имущество отказалась. Рассорилась с роднёй.
Про железного деда-мороза я услышал от тебя же, Мотя. В феврале ещё. Но катарсис случился только вчера. Удачные мысли всегда приходят сразу в несколько голов. Яблоков тоже сообразил, что за урод стоит под ёлкой. Нацепил маску Минотавра и вломился в дом. Поступок глупый, но в его духе. Решение пришло внезапно. Вдруг позвонила баба Лиза и попросила посидеть с ребёнком. Он сказал, что занят, сам напялил маску и явился. Рассчитывал, что подумают на какого-нибудь чужого психопата.
Мы с Василь Василичем прошли Задвинье, пересекли мост. Река ещё стояла, на льду грустили человечки с нано-удочками. Говорят, каждую весну с десяток рыбаков уносит в море. За ними потом гоняются на вертолётах. И каждый год война. Рыбаки отказываются бросать ящики и улов. А вертолётчики сундуки в кабину не берут. Только живых идиотов. Такая вот интересная жизнь у людей. Отсюда, с моста, и не скажешь. Сидят, безмятежные внешне. Через пару недель пригреет и начнутся настоящие забавы — катание на льдинах и эквилибристика на вертолётных стропах.
Впрочем, если смотреть снизу, два бредущих по мосту дядьки тоже не выглядят потенциальными убийцами Минотавра.
Глава десятая
Лезть в окно Василь Василич отказался. Рассудил, только время зря потратим в коридорах. Надо идти в дверь. Встреча с охраной неизбежна. Мы пристроились в хвост грузной даме, хотели проскочить в кильватере, но она прошла мимо. Пришлось увлечённо изучать югендстиль. Ходили вдоль дома задрав головы, показывали руками на фасады. В проклятую дверь никто не входил. Дошли до конца улицы. Потом вернулись. К подъезду подкатило такси. Вышел длинный господин с портфелем, направился ко входу. Василь Василич подлетел к нему быстро и бесшумно, как поезд на магнитной подушке. Длинный гражданин не успел закрыть дверь. Василь Василич встал в проёме, улыбнулся, поздоровался, придвинулся так близко, что портфелю пришлось отступить. Василь Василич заговорил с ним о погоде, как со старым знакомым. Со стороны казалось, вошли два приятеля, весёлый и растерянный. Я пристроился третьим, стал поддакивать, заявил, что того и гляди распустится вишня, такая теплынь, удивительно. Долговязый сконфузился, он нас не помнил совершенно. Попрощался, мято улыбнулся и заспешил к лифту. А мы повернули направо, в кабинет Яблокова.
Выполз охранник, похожий на мастифа. Новое лицо. Ещё никем не битое. Поинтересовался, куда мы.
— Видите ли, любезнейший, — сказал Василь Василич и подошёл вплотную. Он едва доходил стражу до плеча и выглядел подслеповатым профессором филологии. Дальше я не понял. Василь Василич будто споткнулся и припал к здоровяку. Тот ахнул и осел. И лежал потом безмятежный. Ему стало безразлично, кто и куда. Ещё одна бедная жертва моей страсти. Мне было неловко перед этим мирным бугаём. Переступая через его тушу, я шепнул «Простите». Но вряд ли он меня услышал.
Василь Василич обернулся.
— Послушай, сейчас мы войдём, поговорим, заберём своё и смоемся. Никакого больше рукоприкладства. Я объясню, что урна не волшебная. А ты выскажешь свои медицинские переживания. Я заберу урну, ты возьмёшь номер её телефона. И всё. Держи себя в руках.