— Оп-па!.. То бишь: сбили на нашей земле, а тачку нашли на Ваське?.. Вот ведь уроды! Всё, теперь я понял за Махалина. Он что, умудрился зарегистрировать КП до того, как машину обнаружили?
— Ты как всегда прозорлив, мой юный друг. Гайцы нам еще даже официального определения не отфутболили, а этот ухарь уже вовсю расстарался.
— Я так понимаю: угнали — не справились с управлением — сбили бабу — тачилу бросили?
— Может, и так… К слову, кабы этот хрюн своевременно не подал заяву об угоне, хрен бы он у меня вот так вот, на понтах да с хлопанием двери, вышел. Минимум — с подпиской.
— Логично, — согласился Кравчук. — И каковы теперь наши, не побоюсь этого слова, перспективы? Что, ставим в графе очередную «птичку», как мыслишь?
— Думаю, с «глухарьком» погодим пока.
— Отрадно слышать! — воодушевился Серёжа. — Хоть какая-то позитивная новость за последние часы. Ну-ну, развей мыслю?
— Там, в салоне, четыре комплекта пальцев. Трое — чистые, а вот четвертые принадлежат некоему Гавричкову, условно-судимому за хулиганку. Дежурная смена его с ранья на дому приняла и опросила. Пока без протокола, потому как бухой был в сосиску. Он сейчас в «обезьяннике» вымачивается.
— И чего поведал? В сосисочном состоянии?
— Говорит, что вчера вечером в «Асцелле» отмечали день рождения… — Шалимов достал из заднего кармана жеваных джинсов еще более жеваный блокнот, сверился с последними записями, — день рождения некоего Пегова, студента третьего курса Университета холодильной промышленности. По завершении празднования именинник, а также сам Гавричков и Пронин — это сосед Пегова по комнате в общежитии — вышли из «Асцеллы» и наткнулись на заведенческой стоянке на «бээмвуху». Мало того что открытую, так еще и с ключом зажигания в замке.
— М-дя… Жюль Верн и прочие фантасты — нервно курят бамбук!
— Может, и Жюль Верн. А может, и верный Жюль… В общем, бухая троица решила прокатиться до «Василеостровской». Где тачку бросила и свалила, прихватив на память магнитолу.
— А за бабу на Добролюбова что говорит?
— От наезда на женщину, понятное дело, открещивается.
— Ну это само собой. А другие красавцы?
— Именинника по горячим следам допросить не удалось — он тоже еще от вчерашнего не отошел, лыка не вязал. Похоже, там не только алкоголь, но до кучи и «колеса» были. Его из общаги в полной отключке забрали и на промывание мозгов, вкупе с желудком, отвезли в Боткина.[18] Там сейчас Гусимов сторожит.
— А третий? Который сосед?
— Пронин в общаге с тех пор так и не появлялся. Притом что, со слов Гавричкова, именно он был за рулем и он же подрезал магнитолу.
— Логично. Опоздавшему поросенку — сиська возле жопы.
— Чего сказал?
— Я говорю, что обычно: кто спрятался, тот и виноват. Вернее — на того и валят. Хотя… раз ушел в бега, значит, это «жу-жу» неспроста.
— Может, и так. Вот только Гавричков уверяет, что из кабака они свалили в двенадцатом часу. А бабу сбили в половине одиннадцатого.
— Ну мало ли что он говорит? Счастливые и пьяные часов не наблюдают.
— Может, и так, — снова повторил Шалимов. — А вообще, вечерок намедни выдался что надо. Ты за веселуху, в «Океане» устроенную, в курсе?
— Само собой. Я еще на дежурство толком заступить не успел, а ко мне уже вломился ихний чертила. Как бишь его? — Сережа нашарил под ворохом бумаг визитку и зачитал вслух: — «Купцов Леонид Николаевич. Инспектор по вопросам безопасности ОАО „Магистраль-Северо-Запад“». Хм… «инспектор», мля. Он бы еще «инструктором» обозвался. Кстати, судя по манере поведения — мужик явно из нашенских.
— «Из поляков, из славян»?
— Бэ-Эс.[19] Но не опер точно — больно морда интеллигентная. Опять же — дюже грамотный, по всему видать, что УПК не наискосок, а под лупу штудировал. В общем, типичная штабная сволочь.
— И чего хотел?
— Понятное дело чего. Предложил не терять время на изобретение отказного, который якобы его стараниями все равно не прокатит, а максимально быстро начинать возбуждаться. По горячим, вернее — по мокрым следам.
— Каков наглец! — хмыкнул Шалимов. — Ну а ты?
— А я ему говорю: мол, опоздали, мужчина. Мне незадолго до вас министр Нургалиев уже сделал предложение — заняться йогой и бальными танцами. Так что — приходите вчера, а сегодня у меня нет времени ваших водных велосипедистов по рекам и каналам отлавливать.
— Хм… Ты, конечно, сам решай, Серёжа. Но я тебе так скажу: в подобной ситуации все-таки лучше бы этих фулиганов речных нам первыми сыскать. Иначе…
— Иначе что?
— Если их раньше отыщут «магистральные» парни, нельзя исключать, что в какой-то момент образуются два нехороших «глухарька» — либо тупо убойных, либо без вести павших. И хорошо если на чужой земле. А ну как на нашей?
— Да ладно жути-то нагонять, — усомнился в недобрых пророчествах коллеги Кравчук. — Сейчас, слава богу, не те времена.
— Времена, согласен, не те. А вот люди… Я ведь тебе, Серый, не приказываю/навязываю, а всего лишь дружески советую. Потому как «Магистраль» — это Витька Брюнет. А Витька Брюнет…
— И чего Витька?
— А Витька таких шуточек в свой адрес не прощает и не спускает. Даром что с некоторых пор весь из себя типа законопослушный бизнесмен, туда-сюда вхожий. Да что я тебе рассказываю? Возьми на досуге книжицу константиновскую полистай.
— Это тот, который дюдюктивы пописывает?
— Он самый. Только ты не художественно-вымышленную, а документальную почитай. «Бандитский Петербург» называется. Там как раз Витьке Брюнету специальная глава отведена, в стилистике «жизни замечательных людей» писанная… Ладно, океаны и хулиганы — это всё безумно интересно, но ведь есть ещё и бараны. — Шалимов посмотрел на часы. — Думаю, что пора бы уже нашему юному юбиляру и оклематься.
Гена сел за свободный стол, пододвинул к себе телефонный аппарат и набрал номер справочного:
— День добрый… В Боткинскую я правильно попал? В смысле… Не я попал… тьфу-тьфу-тьфу, а… Ага… Старший оперуполномоченный Шалимов беспокоит, из 71-го отдела… Ну как там наш пациент?.. Да-да, Пегов. Именно этой масти… Прекрасно. То есть можно забирать?.. Благодарю покорно. А вы не могли бы попросить к трубке нашего товарища? Он там где-то рядышком ошива… хм… стережет… Конечно-конечно, я повисю… в смысле — подожду…
* * *Гордеев покинул отдел полиции подавленный и злой. Красноречивое выражение морды лица его в эту минуту буквально просилось на холст маслом: «Крови нет — менты попили».
А зол был Кирилл большею частию на себя, нежели на ментов. С этих как раз взятки гладки. Мусора — они и есть мусора. Но вот то, что он по своей воле сунулся в самое пекло, да еще и, подрастерявшись, походя, сдал все пароли-явки, — то был не просто косяк, а самый натуральный КОСЯЧИЩЕ. Второй подряд. Хреновая, честно говоря, стабильность, отнюдь не свидетельствующая о признаке мастерства. Потому — как бы при такой «стабильности» не заполучить в итоге «косяк зоновский».[20]
Разумеется, винить в происходящем следовало только себя.
Следовало — но не хотелось.
Так что сейчас Кирилл мысленно костерил Бажанова с его идиотской затеей, на которую он, Гордей, изначально подписался с крайней неохотой. Ибо на собственной шкуре успел прочувствовать, что шутки с Брюнетом — чреваты. Прочувствовал, однако «шутканул» снова. А в итоге…
«Идиот! Боже, какой идиот! Купился, как ребенок, как самый распоследний фраер!» — матерился про себя и вокруг себя Кирилл, а в мозгу меж тем угодливо всплыла картинка с самодельным плакатиком, кнопочками пришпиленная в кабинете замначальника родного местечкового полицейского отдела майора Митрохина:
«ЗДЕСЬ НИЧЕГО НЕ ВЫДАЁТСЯ! ТОЛЬКО ДОДАЁТСЯ!»
Э-эх! И почему она не «всплыла» хотя бы полчаса назад?!!!
* * *В начале восьмого во двор Асеевых вкатила служебная «магистральная» «фронтера». Отдав распоряжения Коле-Ване: «Кури пока, минут через десять обратно поедем», — Петрухин выбрался с первой парты и направился к родному «фердинанду», выставленному строго напротив подъезда, в котором проживало немногочисленное семейство потерпевшей.
Он толкнул в сторону тяжелую салонную дверь микроавтобуса и удивленно присвистнул: внушительные запасы питьевой воды, два пакета со жратвой, миниатюрный DVD-проигрыватель со стопочкой компакт-дисков, заботливо припасенные две пустые бутылки с широким горлышком[21] — похоже, мобильный наблюдательный пункт был развернут с прицелом на затянувшееся осадное положение.
— Ты чего, на всю ночь решил остаться? — забираясь внутрь, с легкой усмешкой поинтересовался Петрухин у возлежавшего в шезлонге напарника.
— Я обещал Яне, что с ее близкими ничего не случится, — очень серьезно откомментировал усмешку Купцов.
— Я обещал Яне, что с ее близкими ничего не случится, — очень серьезно откомментировал усмешку Купцов.
— На фига самому-то сидеть? У нас в штате цельный взвод охранников?
— Я распорядился, чтобы штатные с утра выставились. А этой ночью лучше сам посижу, так мне спокойнее будет.
— Ну-ну… Думаешь, по выходе Яны из больнички зачтется? — Леонид метнул в приятеля негодующий взгляд, и Петрухин, дурачась, начал истово креститься. — Все-все, молчу! Чур меня! Сказал глупость, был как всегда неправ… Кстати, ты так и не сказал: в какую больницу ее отволокли?
— ВМА, военно-полевая хирургия.
— Ммм… Однако, тесен мир.
— В каком смысле?
— Да это я так… О своем… Ну что, дружище, «думали свежи, а это всё те же»?
— То есть?
— Похоже, версия твоей Яночки касательно «тарасовских» подтверждается.
— Моей?
— Хорошо, пусть будет нашей. Общей Яночки, — снисходительно согласился Петрухин. — К слову, о чем-то подобном я догадывался уже после утреннего посещения «Океана».
— И на чем зиждилась подобная прозорливость? — ревниво поинтересовался Леонид.
— Чего-чего делала моя прозорливость?.. А, ладно, не суть. Короче, помнишь, перед тем как граната взорвалась, эти уроды с воды в салон сперва какой-то предмет зашвырнули? Он еще аккурат на столик приземлился?
— Что-то такое влетело, да. То ли серебристого, то ли стального цвета, — подтвердил Купцов. — Правда, я так и не успел толком разглядеть.
— Я тоже. А вот утром выяснил: то была пачка сливочного масла.
— ?!!!
— Я говорю: стандартная магазинная упаковка в твердой фольге.
— Не понял? И чего? Вернее — за фига?
— Масло классическое. То бишь «Вологодское». Теперь вкурил?
— Полагаешь, это было что-то типа черной метки?
— Иных разумных объяснений придумать не могу.
— Ну… допустим. Кстати, а почему ты на сборище у Брюнета за это не рассказал?
— Не хотел раньше времени нервировать старика. Опять же, других вещественных доказательств причастности «тарасовских» у нас тогда не было.
— А теперь есть?
— Теперь есть. Накось подывысь! — С этими словами Петрухин достал из внутреннего кармана и сунул приятелю парочку отпринтованных фотоснимков. Судя по разрешению, распечатанных с «цифры» камер слежения. — Ты этого персонажа, часом, нигде не встречал?
Купцов всмотрелся в не лучшего качества изображение, задумался:
— Наверняка сказать не готов… Тем не менее очень смахивает на чертилу, что вел за нами слежку в вологодской командировке.
— Ай, маладца! Вот чуйкой чуял что это «жу-жу» — какое надо «жу-жу», — обрадовался Дмитрий, сграбастывая и убирая картинки.
— Блин! Да ты человеческим языком объяснить можешь? — недовольно пробурчал Леонид.
— Потом, дружище, все пояснения потом. А сейчас категорически нет времени. — Петрухин посмотрел на часы. — О! Аллес капут. Горю, как фашист под Курском.
— Димк, погодь… Я что-то очень важное хотел тебе сказать… Щас… Ах да, вспомнил! Комаров заблуждается — Янка, она вовсе не самая первая с корабля ушла. По крайней мере я своими глазами видел, как еще раньше с гостевой парковочки представительский «мерс» выползал.
— Даже так? Любопытно.
— Именно! Надо бы нам оперативненько выяснить, кто из приглашенных гостей в тот вечер на шестисотом прикатил.
— Да там много чего «надо бы». Выяснить. Вот только когда все успеть?
— Да куда ты все торопыжишься-то? Между прочим, я рассчитывал, что мы с тобой сейчас посидим трошки — мозговой штурмец проведем, фляжечку коньку раскатаем. В салоне как раз 0,5 «киновского» завалялась.
— Да я уж вижу, что ты по-взрослому затарился. Но — увы! — развел руками Петрухин. — Сегодня, ровно в полночь… Зловеще звучит, правда?.. В полночь, «когда силы зла властвуют безраздельно…» В общем, по результатам оперативно собранных вашим покорным слугой кино-, фото- и прочих документов, Брюнет забил Тарасу стрелку.
— Ого! Серьезный подход!
— По-другому работать не умеем, — скромно подтвердил Дмитрий. — Место встречи: мотель с игривым названием «Родничок», что в двадцати километрах от Пикалево по трассе на Вологду. Общий старт в девять вечера от офиса «Магистрали».
— А при чем здесь Пикалево? И Вологда? Тарас — он же череповецкий?
— Потому что в настоящее время Тарас по своим бизнес-делам торчит в Вологде. Это раз. А Пикалево — фактически приграничье. Это, соответственно, два.
— Граница чего?
— Разжевываю: равноудаленная точка от штаб-квартир двух конкурирующих организаций — питерской и вологодской. К тому же владелец «Родничка» Теймураз батькович Мхитарян известен своей швейцарской позицией.
— Какой позицией?
— Он нейтрален, как Швейцария. А потому хранит тайну вкладов, приватных разговоров и окрестных безымянных захоронений.
На лице Купцова отобразилась тревога:
— А что, не исключается и такой вариант?
— Похоже, господин инспектор, вы позабыли главную заповедь людей творческих профессий: «какая свадьба без баяна? какая стрелка без нагана?» — наигранно-строго ответил Петрухин. — Не ссы, Купчина, все едино мы тебя с собой не берем.
— Это с каких таких щей?
— Брюнет распорядился оставить кого-то на хозяйстве. Жребий выпал на тебя.
— Какой еще жребий? — насупился Купцов.
— А я монетку кинул. Ту, что у тебя в стаканчике с карандашами хранится. Помнишь?
Памятуя о былом жульничестве, результатом которого стало… хмм… «тесно-телесное», хотя и всего на одну ночь, знакомство с юрисконсультшей «Магистрали», Леонид смущенно отвел взгляд. Не то стыдясь самого факта жульничества, не то — пряча зажегшиеся в глазах огоньки «сладострастных воспоминаний».
* * *— Поехать на этой тачке предложил Пронин. Мы с ним… короче, в общаге, в одной комнате живем. Пронин сказал, что идиотов, оставляющих на стоянке машину с ключами, надо учить. Вот мы и… Вот честное слово! Мы просто сели и за пять минут доехали до метро. И всё.
— А всё ли? — прищурился Шалимов.
В кабинете дознавателей 71-го отдела полиции продолжался допрос доставленного прямиком из больнички подозреваемого Пегова. То был субтильного сложения молодой человек с внешностью «ботаника» и прикидом «хипстера». По манере держаться, по торопливой, сбивчивой речи, равно как «лица необщему выраженью», даже непрофессионал сыска без труда определил, что молодой человек отчаянно напуган, а потому, отвечая на вопросы, ничуть не юлит, а напротив — выражает полную готовность помогать следствию. К тому же организм Пегова до предела истощился ударной дозой клистира, вкачанной ему славными продолжателями дела профессора Боткина. По этой причине подозреваемый испытывал теперь необычайную легкость не только в мыслях, но и в прочих отсеках тела.
К слову, а может быть, и стоило взять на вооружение этот некогда передовой опыт австрийских медиков, со знанием дела описанный Гашеком? И перед каждым серьезным допросом устраивать фигурантам промывание желудка? Если на клистирах держалась Австрия, то почему бы на них же не поддержать отечественный сыск?[22]
— А всё ли? — продублировал вопрос Серёжа Кравчук.
— Ну да…
— А вот Гавричков нам под протокол сознался, что…
(Брехня! Не было покамест никакого «под-протокола» с Гавричковым. Поскольку все это время тот продолжал «дозревать» в «обезьяннике».)
— Ах да! Точно! — перебивая оперативника, торопливо «вспомнил» Пегов. — Когда мы вышли из машины, Жека вернулся и магнитолу выдернул.
— Ху ис Жека?
— Женька Пронин.
— Так и говори: Евгений Пронин. У нас с тобой сейчас не «тёрки про тёлки», а официальное следственное мероприятия, — строго подпустил туману Шалимов.
— Да-да, конечно. Так вот, Же… э-э-э-э-э… Евгений Пронин взял магнитолу. Мы ему говорили: не надо. Но он все равно…
— М-да, «славная какая у вас компания», — саркастически ухмыльнулся Кравчук, пародируя Михалкова.[23] — Что и говорить: настоящие друзья!
— Вы о чем?
— Что ты, что Гавричков — всё на приятеля валите: и угнать машину он предложил, и за рулем сидел, и магнитолу взял.
— Так, значит, и женщину — Жека? — в лоб спросил Шалимов.
— Что женщину?
— Он сбил?
— Какую женщину? — мгновенно и в бесчисленный по счету раз покрылся гусиной кожицей Пегов. — Мы никого не…
— Когда грузились в тачку, никаких механических повреждений на корпусе не углядели?
— Э-э-э-э… Не знаю… Ннет… Мы ж бухие были.
— Во-от! Уже одна статья, как минимум, считай, у тебя на кармане.
— К-какая статья?
— «Управление автомобилем в состоянии алкогольного опьянения», — охотно разжевал Шалимов. — До двух лет.[24]