Обложив нетерпеливого супруга изысканнейшими матами, Гордеев вынужденно изменил курс на сто восемьдесят градусов и на метро возвратился обратно в центр, где занялся приисканием альтернативного места швартовки.
Таковое сыскалось под вывеской небольшого мини-отельчика на улице Рубинштейна. Где, кстати сказать, почасово сдавались не только койки, но и девочки. Вот только в сравнении с ненасытной по части любовных утех Катериной последние оказались страшны и технически неизысканны. Так что в какой-то момент спонтанного соития Кирилл снова недобрыми словами мысленно помянул моремана. Даже и не подозревая, что классический анекдот «вернулся муж из командировки, а жена…» в буквальном смысле спас ему сегодня жизнь. Ибо…
Ибо, как следствие, Павел Тимофеевич Бажанов этой ночью так и не получил эсэмэску с загодя обговоренной фразой: «Фирма „Стикс“ благодарит вас за обращение в нашу компанию и дарит вам пятипроцентную скидку на новые заказы». Поскольку, в свою очередь, люди Файзуллина так и не дождались Гордея у адреса Катерины.
Равно как не сумели выполнить поставленную Тарасовым задачу по захвату Кирилла прокатившиеся в адрес на Комендантский бойцы под предводительством отмороженного минимум на полголовы Марчелло. Впрочем, эти в отместку хотя бы отыгрались на том же моремане. Тот попытался было качать права и вполне обоснованно интересоваться: «А почему, собственно, в моей квартире должен ночевать некий вологодский товарищ?» Мореману в двух словах и с полдюжины ударов по разным частям тела доходчиво объяснили, что в этом мире существует темы его некасаемые. А после того, как визитеры-налетчики покинули хату, растворившись в ночи, из коей до того и материализовались, уже сам морской волк устроил своей законной допрос с пристрастием и с легким рукоприкладством же.
Словом, этой ночью имело место быть немало движухи вокруг да около Гордея. Вот только персонально он, сам того не ведая, вышел сухим из воды.
Но вот надолго ли? Думается нам — едва ли. Во-первых, мифическая, несуществующая фирма «Стикс», под виртуальной вывеской коей скрывались вполне реальные киллеры из ведомства господина Файзуллина, получила серьезную предоплату за физическую ликвидацию Кирилла. А во-вторых, авторитетный череповецкий товарищ Тарас терпеть не мог, когда его распоряжения не доводились до логического завершения… Словом, с немалой долей уверенности можно говорить о том, что уготованная Кириллу Гордееву веревочка в итоге обязательно должна была свиться в петлю. А пока…
А пока — спермоопустошенный, измученный стрессами последних дней Гордей тихо и мирно посапывал в объятиях снятой на всю ночь некрасивой, но зато грудастой девахи по имени Снежана (по паспорту — Люся). Коя, отрабатывая триста баксов, угодливо предоставила ему в качестве подушки пышный бюст, а сама с нетерпением поглядывала на настенные часы. Собираясь ровно в шесть утра свалить из номера «по-английски» (то бишь не прощаясь с клиентом). А заодно, уже сугубо «по-русски», прихватить на память о проведенной ночи приятной толщины портмоне клиента.
Трасса А-114, Ленинградская область, где-то между Дыми и Астрачами, 2 октября, вск.
Представительский «хаммер» Брюнета, сопровождаемый не менее внушительным, нежели у Тараса, эскортом, возвращался в Санкт-Петербург.
Состоявшуюся в «Родничке» стрелку в целом можно было провести по разряду зачетных. Кабы не финал, оказавшийся смазанным по причине якобы внезапного непоявления Кирилла Гордеева в адресе на Комендантском.
Нет, конечно, Олег Петрович клялся и божился, что в самое ближайшее время «шутника» разыщут и доставят в офис «Магистрали» для обстоятельного разговора, но осадочек все едино оставался. Потому как — пацанская клятва, конечно, штука сильная. Вот только… «мало ли что говорит вдова, надевая черные кружевные трусы»?[27]
— Так ты считаешь, что Тарас все-таки не блефовал?
— По какому из пунктов? — уточнил Брюнет.
— Может, то была лишь тонко разыгранная театральная постановка? А на самом деле они элементарно дали возможность Гордею свалить и залечь на дно?
Виктор Альбертович задумался.
— Мне показалось, эмоции у Олега были правильные.
— В смысле эмоции правильного пацана?
— В смысле — такие сыграть-сымитировать трудно. Особенно с учетом Олежкиного минно-взрывного характера. При таком подходе, скорее, я склонен разглядеть «театр» в реакциях Бажанова.
— Пфу… По мне так, сей деятель на драмтеатр всяко не тянет. Максимум — на пантомиму, — убежденно не согласился Дмитрий. — Павел Тимофеевич нонче банально обосрался по самые щиколотки. Потому и держался путано неадекватно.
— Ты просто мало с ним знаком, — не менее убежденно не согласился Брюнет. — Тимофеич, он из той породы людей, которые пугливы, лишь когда их прищемишь. За одно место. А вот все остальное время ведут себя — и дерзко, и нагло. Да чего там далеко ходить? Взять хотя бы историю с Купцовым и Яной. Ты ведь не станешь отрицать, что комбинацию Бажанов провернул тогда мегаизящную? И кабы не наш пылкий влюбленный…
— Оп-па! А ты откуда знаешь?
— Борисыч! Я тебя умоляю! — рассмеялся Брюнет. — Возможно, чисто внешне я и произвожу впечатление дебила. Но на самом деле это не совсем так… Думаешь, я не замечаю, какими глазами Николаич на Янку пялится?
— И какими же?
— Он ее глазами не просто раздевает — он ее трахает.
— Хм… Глыбко… Хорошо, что Купчина сейчас не слышит.
— А не мешало бы послушать. Ты ему как-нить, при случае, напомни, что трахать нужно все-таки не глазами, а другими… частями тела. Ладно, что-то мы куда-то не туда… Да, а, возвращаясь к разговору за Бажанова — кабы ты знал, Борисыч, сколько крови Паша мне в свое время попортил. У-у-у! Грузите лейкоциты бочками!
— Ну отныне ему по-любому станется хлопотно. Кровь портить.
— Поживем — увидим, — пробормотал Брюнет.
— Ты что же, думаешь, по итогам всей этой нездоровой кутерьмы Тарас не выпишет ему под зад коленом? За профнепригодность? Акела-то всяко промахнулся. Ежели столь неадекватного персонажа, да еще и из ближнего круга, вовремя распознать не сумел?
— Очень сомневаюсь. Что выпишет.
— Есть основания?
— Есть. Начнем с того, что еще по итогам наших разборок вокруг «Интеграла» у Тараса имелись все основания выписать Тимофеичу, как ты выражаешься, «под зад коленом».
— Вот-вот. Я до сих пор гадаю, почему он именно так и не поступил?
— А потому, что Паша мантулит на Тарасова больше десяти лет. И за эти годы за рецепты сей кухни узнал столько, что на вольные хлеба с подобными знаниями из подобных трудовых коллективов не отпускают. Скорее закатывают: либо в асфальт, либо в банки. Во втором случае — по частям.
— Тоже неплохой вариант, — цинично хохотнул Дмитрий.
— Типун тебе на язык!
— С чего вдруг такая трогательная забота о неближнем своем?
— А с того, что ежели при таких летальных раскладах менты (здесь я имею в виду, конечно, ментов грамотных) хотя бы на полштыка копнут ретроспективу наших… хм… взаимоотношений, то первым кандидатом на приземление окажется ваш покорный слуга. Кстати, именно по этой причине во время нашей летней… э-э-э-э, зачистки провинциального городка я распорядился, чтобы с Пашей обошлись максимально щадяще. Ему, если помнишь, тогда всего лишь сломали клешню и встряхнули кумпол. Хотя самое малое, чего он заслуживал по совокупности подлянок, — это с корнем оторванных яиц.
— Даже так?
— Даже. Потому — много было всякого военно-морского. Промеж мною и этим… хм… меломаном, хрен ему между…
— Кстати, что? В самом деле была такая песня?
— Ясен пень! Просто, когда сей хит по радио крутили, ты, Борисыч, еще под стол пешком ходил, — усмехнулся Виктор Альбертович и вполголоса, с душою напел: — «Еще косою острою… чего-то там не скошено… еще не вся черемуха к тебе в окошко брошена».[28] М-да… Интересно тема складывается: один мудак якобы ненароком спел, другой — якобы «нароком» подхватил…
— Во-во. Этот момент мне тоже показался мутным, — согласился Дмитрий. — Нет, я допускаю, что после того, как Бажанова сперва нахлобучили на исторической родине, а затем натянули в арбитраже, он — осерчал люто. А потому на измене вполне мог нечто «поэтическое» рыкнуть, не подумав. Равно как допускаю, что сей рык мог услышать и запомнить Гордей. Но! Чтобы по собственной инициативе и по прошествии нескольких месяцев, никого не спросясь, ни с кем не посоветовавшись, влезать в разборки крутых дяденек? Да ну, бред!
— В твоем изложении — бред, безусловно. Но как там оно на самом деле было? Гордей, судя по описаниям, парень с гонором, дерзкий. Опять же, в ходе летней зачистки ему досталось поболее, нежели Бажанову. Так что у него имелись все основания нагрянуть в нашу сторону.
— Мыслишь, тут чисто по Зощенко? «Затаил в душе некоторое хамство»?
— Типа того. Опять же, чем черт не шутит, пока Бог спит?..
Фпешбэк— Да-да, я начинаю припоминать эту нашу питерскую встречу с Яной Викторовной. Признаюсь, я тогда действительно был немного… э-э… на взводе. В том числе вследствие случившихся незадолго ДО, граничащих с беспределом событий. Каких именно, надеюсь, разъяснять господину Голубкову не нужно?
— Не нужно, — ответил за шефа Петрухин. — Только, господа собравшиеся, с вашего позволения, хотелось бы внести небольшую поправочку?
— За-ради бога, — великодушно разрешил Олег Петрович.
— То были не «граничащие с беспределом», как изволил выразиться Павел Тимофеевич, события, а адекватные действия в ответ на именно что беспредел. Учиненный самим опять-таки Павлом Тимофеевичем.
— Умри, Борисыч, но лучше не скажешь! — расплылся в довольной улыбке Брюнет. Но, впрочем, тут же поскучнел лицом. — Но, если мне не изменяет память, все вопросы вокруг да около «Интеграла» мы вроде как сняли? Или я ошибаюсь?
— Не ошибаешься, — неохотно подтвердил Тарас.
— Тогда предлагаю перестать пускать ностальгическую пену и окунуться обратно в нашенские реалии. Которые, к сожалению, нездоровы. Паша! Как говорится: «Затянул песню — допевай хоть тресни».
— Я ведь уже объяснил, что конкретно этого момента не помню, — хмуро отозвался на призыв к покаянию Бажанов. — Возможно, что-то такое и процитировал. Не исключаю, что как раз эти самые строчки. Но! Процитировал всяко не в контексте некоего призыва и не в качестве руководства к действию.
— А Кирилл Гордеев за то в курсе? Что «не в качестве»?
— А я не берусь отвечать за тараканов, пасущихся в башке Кирилла. Равно как не обладаю столь извращенной фантазией — байкеры, гранаты с газом… Это все попахивает откровенной голливудчиной, причем самого паршивого пошиба. Кино из категории «Г».
— То есть при тебе никаких джихадовских планов Гордей не озвучивал и даже не намякивал? Так? — резюмировал Тарас.
— Да если бы я хоть одно слово, хотя бы намек на подобное учуял и распознал, разумеется, я бы ему тотчас мозги прополоскал. С «Тайдом» и с отбеливателем. И не только ему. Ты же помнишь, Олег… хм… не знаю, стоит ли об этом сейчас упоминать?..
— Начал «а», говори и «бэ», — отмахнулся Тарас.
— Хорошо. После той летней истории многие наши парни высказывались за достойную ответку питерским. Но я всех, которые неугомонные, собрал и доступно разжевал за линию партии. И, как мне показалось, все всё поняли.
— Но в итоге оказалось, что «показалось», — скаламбурил Петрухин. — И одна паршивая овца испортила репутацию всего стада.
— Дмитрий Борисович! Ты это… за языком следи, ладно? Чтоб невзначай обедни не испортить, — болезненно отреагировал на последнюю петрухинскую фразу Тарас.
— А что такое?
— Ты еще МЕНЯ «бараном» назови! Это к разговору за «стадо».
— Хм… Извиняйте, граждане! — Дмитрий покаянно сложил ладони на груди. — Я в ваших коллективах человек новый, в местных придворных этикетах покамест слабо разбирающийся. Хотя… Согласитесь, Олег Петрович, что один баран в этой теме все-таки присутствует? Гордеев его фамилиё. За которым, как теперь выясняется, пастух — в образе и подобии Павла Тимофеевича — недоглядел.
— Жену поучи — щи варить! — не сдержавшись, показал клыки Бажанов.
Умеряя боевой пыл собравшихся, Брюнет по-отечески потрепал Петрухина за плечо и попросил:
— В самом деле, Борисыч! Звук малость приглуши, а то слишком много шуму от тебя.
— Лучше я его полностью выключу, — с готовностью «успокоил» Дмитрий и демонстративно вернулся к поглощению шашлыка из свежезаваленного барашка.
— Хорошо, — подвел промежуточную черту Виктор Альбертович. — Будем считать, что с мотивацией худо-бедно разобрались. Людя́м и в самом деле порой свойственно ошибаться. Особенно когда их чувства задеты и оскорблены. Но меня волнует другой вопрос.
— И какой же?
— Что мы станем делать с этим, как метко выразился Дмитрий Борисович, «бараном»? Сразу озвучу свою позицию: крови не хочу, но справедливости жажду.
* * *— То есть ты, Витя, по-прежнему склоняешься к мысли, что в случае с Гордеевым имела место быть классика из серии «Услужливый дурак опаснее врага»? — взялся расставить точки над «ё» Петрухин.
— Я, Борисыч, давно приучил себя к тому, чтобы опосля первого впечатления не спешить ни к чему склоняться. Даже к сожительству.
— Мудро. Глыбко.
— Да ладно, на нобелевку едино не тянет. Опять же, ты не замечаешь, что в последнее время все мы как-то неприлично страдаем дилетантизмом?
— То есть? Разжуй, будь ласка?
— А тут и «жувать» нечего. Отчего-то, куда ни копни, за что ни возьмись — всё у нас «жигули» выходят: что в Тольятти, что на проспекте Добролюбова, — взялся вслух философствовать Брюнет. — А касаемо услужливого дурака… Помнится, лет эдак восемь назад подвизался у нас в коллективе на шестых ролях схожий даунито. Прикинь! По личной инициативе зарезал любовницу босса, узнав, что та боссу изменила. Типа, вступился за его мужское достоинство.
— Лихо. И чего потом?
— А потом, на то, чтобы убедить ментов в том, что босс не являлся заказчиком убийства, было потрачено примерно двадцать штук. Баксов.
— А что стало с даунито?
— Его зарезали бесплатно.
— Экие ты истории, да еще на ночь рассказываешь.
— Так ведь, пока до дому доберемся, все едино утро будет.
— Тоже верно. Слухай, Витя, я вот чего меркую: возможно, люди Тараса и в самом деле сейчас активно ищут, а возможно даже, и сыщут Гордея. Но ведь и нам негоже на жопе ровно сидеть? Лично я бы с большим удовольствием пообщался с сим персонажом «до», а не «после» того, как с ним проведет профилактическую беседу Олег Петрович.
— У тебя есть какие-то конкретные предложения? — оживился Голубков. — В части: где и как сыскать?
— Исходя из того, что в ДТП с Яной имели место быть тяжкие телесные, сей эпизод гайцы должны автоматически перекинуть территориальному уголовному розыску. А те, соответственно, отработать и возбудиться.
— Так-так! Ну и?
— Вот я и гадаю: а что, если ларчик открывается просто? И в данный момент Гордея не могут сыскать лишь по той причине, что он элементарно задержан по подозрению?
— Хм… Резонно… Мыслишь подключить для отработки этой версии связи Комарова в Главке? А что, нехай старик в кои-то веки тряхнет стариной?
— «Только не это, только не это, только не это, шеф!» — смешно спародировал мультяшного Джулико-Бандитто Петрухин. — Иваныч пребывает в такой стадии обветшалости организма, что его лучше лишний раз не трясти. Я имел честь наблюдать его на корпоративе.
— И?
— Похоже, мы теряем старика. Как сказал товарищ Градский, ничто на земле, а в первую очередь — алкоголизм, не проходит бесследно.
— Есть такое дело, — тяжко вздохнул Виктор Альбертович. — Ты бы видел, в каком состоянии он в четверг приперся на расширенное заседание правления. У-у-у!.. Ладно, с Комаровым будем что-то решать. Но если не он — тогда кто?
— Предлагаю вариант с Пономаренко. С коим, как выяснилось, вы, оказывается, «вась-вась».
— Да какое там «вась-вась»? Всего лишь «баксь-баксь».
— Так это еще эффективнее, дружище!
Виктор Альбертович поразмышлял немного, а потом сдался:
— Хорошо, с утреца позвони ему и озвучь проблему.
— Боюсь, может начать выкобениваться, — с сомнением покачал головой Петрухин. — Все ж таки — цельный полковник.
— Если начнет — сошлись на меня. И он сразу перестанет.
— Хм… А с вами приятно вести дела, господин директор.
— С вами тоже, господин инспектор, — расхохотался Брюнет. А в следующую секунду пихнул руку во внутренний карман, выуживая из оного разродившийся трелью навороченный понтярский «Vertu» в корпусе с платиновым напылением.
Телефонный разговор получился недолгим. Большую часть времени Виктор Альбертович внимательно слушал невидимого собеседника, изредка вбрасывая в мобильный эфир лаконичные ремарки: «да», «любопытно, очень любопытно», «а цена вопроса?», «а есть и такая возможность?», «согласен, дельно, но желательно — не запредельно», «хорошо, постоянно держи меня в курсе», «да какой там сон? в гробах отоспимся», «ОК!»…
— Это ж кому, окромя таких идиотов, как мы с тобой, не спится в ночь глухую? Да еще и в ночь с субботы на воскресенье? — заинтригованно поинтересовался Петрухин по окончании трудно поддающейся анализу, потому как в «одну калитку», телефонной беседы.