Минуту спустя на столике в салоне «фердинанда» была развернута карта-схема Твери. Сметливый Зеленков довольно быстро сыскал на ней Железнодорожную — она действительно лежала на окраине.
— Вот с нее, пожалуй, и начнем, — резюмировал Петрухин.
— А почему с нее? — спросил любознательный боксер Витя.
В принципе, Дмитрий мог ответить на это: «А тебе какое дело? Тебя подрядили лишь для того, чтобы ты произвел захват. Да и еще большой вопрос: понадобишься ли ты вообще? Может статься, что вся черновая работа в итоге выпадет на долю рукопашника Сани». Он мог бы так ответить, но отлично понимал, что эти парни рискуют ничуть не меньше, чем он, а даже больше. Они рискуют и здоровьем, и, не исключено, свободой. А посему Петрухин объяснил предельно честно:
— Видишь ли, Виктор, в чем дело… Везти в Питер обоих — довольно хлопотное и рискованное дело. Придется выбрать кого-то одного. Кого — мы пока еще не знаем. Нам нужен тот, кто лично контактировал с заказчиком. Тот, кто может заказчика опознать и дать показания на очной ставке: мол-де, вот этот человек заказывал убийство предпринимателя Образцова. Понятно?
— Чего ж не понятного? Но почему все-таки мы начнем с Железнодорожной? — никак не желал униматься молодой и любознательный.
— Да потому, что она находится на самой окраине городка. Возможно, там более благоприятные условия для операции. Но может статься, это и не так. И тогда нам придется посмотреть адрес на улице Третьей Пятилетки. Но сейчас мы едем на разведку на Железнодорожную.
— А засады там быть не может? — спросил более взрослый и по этой причине более осторожный Саня. — Вдруг эти гибэдэдэшники нас сдадут?
— Это навряд ли. В полицию наши гаишные друзья не обратятся. Это точно. А к альтернативной стороне… Хм… Понимаешь, для этого нужно, чтобы кто-то из двоих был лично знаком с Петровым либо с Мирошниковым. Что само по себе маловероятно.
— Вы же сами говорили, что Тверь — город маленький?
— Маленький, но не настолько, чтобы все тут знали всех. В общем, не бери, Саня, в голову.
Петрухин перебрался за руль, а Зеленков сел рядом с ним, развернув на коленях карту. «Фердинанд» затарахтел дизелем, помигал левым поворотником и двинулся на окраину Твери.
Петрозаводск, 24 августа, ср.
— А дьявол, как известно, кроется в деталях! Именно по деталям можно понять и оценить степень ужасности картины.
В ответ Долиханов засмеялся коротким механическим смешком и с деланым удивлением спросил:
— Виктор Альбертович! Неужто после всего, мною поведанного, тебя не ужаснули наши местечковые бизнес-перспективы?
— Э-э-э, Дамир Алиханович! Да ты, по ходу, ужаса настоящего в жизни еще и не видел…
Разговор проистекал в суши-баре четырехзвездочного отеля «Онего-Палас», в который с самого ранья, сразу после поезда, заселились Брюнет и Купцов. Конечно, для такого бизнес-мастодонта, как Голубков, количество звезд было маловато, но ничего более навороченного столица Карелии питерским гостям предложить пока не могла.
Собеседником Брюнета сейчас выступал сам господин Долиханов. Этого, пожалуй, наиболее авторитетного из местных предпринимателей называли «теневым губернатором» Карелии, сравнивая нынешние внутриполитические расклады в республике с Петербургом времен Кумарина, «уралмашевским» Свердловском или Новгородчиной Коли-Беса. Чтобы оценить масштаб личности этого человека, достаточно сказать, что именно война, некогда развязанная Долихановым против республиканской власти в Карелии, в итоге привела к отставке местного губернатора.
При всем при том официальная биография самого Дамира Алихановича, чье имя еще десять лет назад начертали золотыми буквами в списке «Лучшие люди Карелии», была безупречна. Долиханов прошёл тернистый путь честного труженика — от ревизора потребкооператива до депутата петрозаводского законодательного собрания. К слову, суммарный доход господина депутата и супруги только по самым скромным прикидкам оценивался в миллион долларов с лишним в год. Причем, по официальным данным, персонально Долиханов наполнял семейный бюджет лишь на жалкую четверть.
— Брось, Алиханыч! На самом деле люди нашего с тобой круга как жили, так и продолжают жить горизонтальными связями, — продолжал Голубков. — И не очень-то зависят от того, что там вещает федеральный премьер или местный губер.
— Э-эх, Виктор Альбертович, мне бы твой оптимизм.
— Могем поделиться. Причем бесплатно, — Брюнет поворотил голову к скромно отбывающему номер, посасывающему кофе Купцову. — Как, Леонид Николаевич?! Отсыпем нашему карельскому другу позитивного отношения к «ужасающей действительности»?
— А? Что? — рассеянно переспросил Леонид. — Да за-ради бога! Уж этого-то дерьма… хм… — Он заметил, с каким вниманием холодные глаза Долиханова изучают его, окончательно смутился и со словами «извините, я вас оставлю ненадолго» встал из-за стола и направился в сторону холла.
— Тяжело стало работать, Виктор Альбертович, — продолжил о своем авторитетный депутат. — А главное: больно видеть, как миллиарды дармовые, сверху спускаемые, достаются хамовьям и племянникам. Молодые, пороху не нюхавшие, а все уже давно в банках да в госкорпорациях. Причем на ключевых позициях. И ведь не пободаешься — сожрут на раз-два!
— Не боись, Алиханыч! — оптимистично отозвался Брюнет, — «Комар лошадь не повалит!» Слыхал такую поговорку?
— Слыхать-то слыхал. Только у нее ведь еще и окончание имеется.
— Да? Не знал. И какое же?
— Комар не повалит. Пока медведь не подсобит.
— Смешно. Но ведь, насколько я понимаю, ты здесь в медвежьей партии состоишь?
— Само собой.
— Значит, уже проще. Кстати, за «медведей» все понятно. А правда, что у вас тут до сих пор волки по городским улицам разгуливают? Или это так, байки?
— Ну здесь, в Петрозаводске, вряд ли. Но если податься севернее, да вот хоть в ту же Костомукшу, — там да, запросто могут. Безо всяких баек.
— Эвона как! Весело, я смотрю, тут у вас.
— Ага. Обхохочешься, — мрачно подтвердил матёрый не менее, а то и поболее «санитаров леса» Долиханов.
* * *Вышедший в гостиничный холл Леонид остановился возле огромного окна, из которого открывался потрясающий вид на Онежское озеро, достал мобильник и, поразмышляв немного, вызвал из телефонной памяти номер Асеевой.
На почтительном расстоянии от Купцова здесь же, в холле, сейчас тусовались в легкую забратавшиеся охранник Долиханова и добравшийся до карельской столицы на «казенных четырех» Влад.
— Добрый день, Яна Викторовна!
— Леонид? — через сотни километров изумленно отозвалась юрисконсульт. — Здравствуйте. А вы… вы откуда? Мне с утра на работе сказали, что вы с Голубковым в командировку уехали? В Петрозаводск?
— Есть такое дело. Я как раз из Петрозаводска и звоню. Вашей, так сказать, милостью.
— А почему моей?
— Так ведь это вы порекомендовали Брюнету мою кандидатуру в качестве запасного игрока?
— Я?!
— А разве нет? — насторожился Купцов.
— Хм… А… А вы, собственно, чего звоните-то? Что-то случилось?
— Да нет. Просто захотелось узнать как у вас дела? Как сын?
— А что — сын?
— Он же у вас заболел?
— Глеб?! Заболел?!
— А разве… разве нет?
— Да, слава богу, еще с утра был жив-здоров… Погодите! — встревожилась Асеева. — Погодите, Леонид! Может, у вас есть какая-то другая информация? Они с бабушкой второй день на даче, и сегодня я их еще не набирала.
— Нет-нет. Все хорошо, — поспешил успокоить ошарашенный Купцов. Только-только начавший что-то такое соображать. — Это я, похоже, напутал. Перепутал вас с кем-то.
— Уф-ф, как вы меня, Леонид Николаевич, напугали!
— Простите, я не хотел.
— Ладно, проехали… Значит, говорите, просто перепутали?
— Именно так.
— Что ж, немудрено, — оправившись от испуга, привычно-язвительно теперь констатировала Асеева.
— В каком смысле?
— Холостому мужчине нетрудно запутаться в окружающих его многочисленных женщинах. Не правда ли?
— Нет, неправда. Яна Викторовна! Яна! Ты же знаешь… Вы же знаете, как я к вам отношусь!
— Леонид Николаевич, у вас всё? — ледяно отчеканила юрисконсульт. — Просто у меня сейчас в кабинете посетители. И вообще — очень много работы.
— Да, у меня всё, — потерянно сказал Купцов.
— Прекрасно. Тогда желаю вам хорошо провести время в Петрозаводске. Уверена, Виктор Альбертович сумеет организовать для вас обоих прекрасный досуг. Всего доброго…
Вот и поговорили.
«Ну, Петрухин! Ну, с-скотина! И Брюнет тоже — хорош! И ведь как складно они спелись! У-у-у-у!..»
Тверь, 24 августа, ср.
Магазинчик был невелик и по внутреннему своему убранству, а главное — по характерному типажу кустодиевского размера продавщиц в неопределенного цвета халатах и колпаках, более всего смахивал на сельпо.
Магазинчик был невелик и по внутреннему своему убранству, а главное — по характерному типажу кустодиевского размера продавщиц в неопределенного цвета халатах и колпаках, более всего смахивал на сельпо.
Петрухин какое-то время поизучал богатейшую линейку представленной на витрине алкогольной продукции и, определившись с выбором, обратился к лузгающей семечки ближайшей работнице торговли:
— Мадам, будьте любезны бутылку «Тверской зорьки». Вот эту, за восемьдесят пять.
Продолжая щелкать плодами подсолнечника, продавщица окинула оценивающим взглядом прилично одетого Петрухина и простодушно поинтересовалась:
— Приезжий, чё ли?
— Хм… А с чего вдруг такие выводы? — искренне подивился Дмитрий проявлению такой вот проницательности.
— Наша-то, местная, алкашня вся в курсе.
— В курсе, простите, чего?
— «Зорька» — отрава редкостная. Короче, не советую. Возьми лучше «Охотников на привале». Всего на тридцатку дороже.
— «Отрава» — это как? В прямом смысле, что ли?
— Ну ласты, может, и не склеишь, — просветила Петрухина торговый работник. — Но башкой с утра будешь мучиться гарантированно и долго. А тех, — она акцентированно посмотрела на «чужака», — которые без опыта, с полбутылки с ног валит.
— Даже так? Хм… То что нужно. Беру, — согласно кивнул Дмитрий, выкладывая в блюдечко сотню.
Продавщица выставила на прилавок бутылку и отсчитала отчего-то влажной мелочью сдачу.
Дождавшись, когда за удалившимся Петрухиным закроется дверь, она поворотилась к напарнице, которая все это время с интересом прислушивалась к диалогу «продавец/покупатель» и удивленно откомментировала:
— Семеновна! Видала фрукта? А ведь с виду — приличный человек! Нипочем не догадаешься, что пьянчуга.
В ответ товарка презрительно скривила толстые губы:
— Да не пьянчуга он! Просто скупердяй! — после чего громко вздохнула о своем, о потаенно-бабьем: — Э-эх, нет середь мужиков совершенства! Те, которые поплоше, — алкаши. Те, что поприличнее, — сплошь жмоты.
* * *Железнодорожная лежала на окраине, за переездом. Улица эта имела вид как бы деревенский, но на самом деле таковой формально не являлась. Между тем по утрам здесь кричали петухи, на лугах за домами паслись козы. Возле каждого дома был огород. Но деревне все это уже не принадлежало… Как не принадлежало и городу.
В этой «отшибленной» части Твери неспешно проистекала полугородская-полудеревенская жизнь с кроликами и козами в сараях, бочками квашеной капусты, самогоноварением, мотоциклами «ИЖ» в тесных гаражах, газовыми баллонами, сохнущим на веревках бельем, пьянством восьмидесяти процентов жителей, сериалами с утра до вечера, сплетнями, драками на дискотеке. Как все это было далеко от Казанской улицы в Санкт-Петербурге, от золотой птицы в языках пламени и выстрела карабина «Вепрь»!
От улицы с социалистическим названием «Железнодорожная» за версту тянуло тоской, желанием напиться с утра и набить кому-нибудь морду. Пожалуй, более тягостное впечатление на Петрухина производили разве только шеренги панельных пятиэтажек в ноябрьских сумерках, когда: мокрый снег, ветер, нет троллейбуса и денег на водку… и только вывеска над остановкой — скрип-скрип… скрип-скрип…
В кармане неожиданно заголосила мобила. Дмитрий четырхнулся — какого там черта кому надо? — и вытащил телефон. Правда, для этого ему сперва пришлось извлечь на свет божий бережно убранную во внутренний карман куртки бутылку.
Петрухин посмотрел на высветившееся на дисплейчике «следачок» и вместо приветствия продекламировал:
— Долго будет Карелия сниться…
— У вас с Брюнетом что, помимо общей хитрожопости, до кучи еще и единый песенный репертуар? — донеслось в ответ раздраженное купцовское.
— Ты чего такой сердитый, Лёня? Сказочный край Калевалы не впечатлил? Или командировочка напряжно складывается?
— Вот-вот, очень точно подобрано слово. Именно что «напряжно».
— А что так?
— Кончай придуриваться!
— Не понял? Чего стряслось?
— Всё! Хорош из меня идиота лепить! — окончательно рассердился Купцов. — И вообще — за эти ваши шуточки с Брюнетом после потолкуем. А пока лучше расскажи: как там у вас?
— Нормально.
— То есть вы еще никого не?..
— Адреса установили. Сейчас выставились у дома Мирошникова.
— Вы там поосторожней, Димон. Дело-то стремное.
— Да ладно, старый! — как можно беззаботнее отозвался Петрухин. — Все будет тип-топ.
— Кстати, для информации тебе: сим-карты на паспорт Нечаева регистрировал один и тот же человек. Рост ниже среднего, лысый, в черных очках, с приблатненными манерами.
— Откуда знаешь?
— Вчера вечером, перед поездом… за который мы с тобой еще серьезно поговорим… клоуны, блин! Что один, что другой!.. Так вот я прогулялся в оба салона, и в обоих случаях мне дали характернейшее описание. Человек приходил с паспортом Нечаева и объяснял, что тот, дескать, его директор. Который приказал срочно приобресть симки.
— Спасибо, дружище.
— На хрен мне твое спасибо? Лучше поинтересуйся у Зеленкова: не знает ли он кадра с такими приметами? Все. Когда сделаете — сразу отзвонись. И — ни пуха вам!
— К черту! Иди ты к черту, Лёнька…
* * *Александр Павлович Мирошников продолжал колоть дрова во дворе своего дома. Он был гол по пояс. По мускулистому телу тек пот, на левом плече синела стандартная вэдэвэшная наколка. Сквозь тонированное стекло Петрухин наблюдал за ним в шестикратный полевой бинокль и, разумеется, доподлинно не мог знать, что видит именно «Мирошникова Александра Павловича, 1980 г. р.». Но интуиция, соответствие по возрасту и наколка на плече подталкивали именно к такому выводу.
Мирошников колол дрова умело. Играли под потной кожей мышцы, метался на груди крест на серебряной цепочке, взлетал топор…
— Колите, Шура, колите, — пробормотал Дмитрий, возвращая бинокль Сане Горюнову.
В данный момент все участники «экспедиции» находились в салоне «фердинанда», припаркованного примерно в полутораста метрах от дома № 9, возле уродливого, неясного предназначения строения без окон.
— Извини, Котька, я малость задумался. Так чего, ты говоришь, за описание?
— Я говорю, что описание Купцова не оставляет сомнений в том, что лысый мужик, регистрировавший симки, — это Бодуля.
— Я почему-то так и подумал. Значит, еще одно очко в нашу пользу. Причем подтверждающее правило.
— Какое правило?
— Убивают, как правило, «чужие». Но заказывают «свои».
— Здоровый, черт! — хмуро прокомментировал перехвативший наблюдение Саня. — Этого десантника и пустого брать хлопотно. А уж с топором в руках — совсем может выйти накладно.
— А когда мы… Ну… Брать будем? — спросил Витя. — Когда стемнеет?
Зеленков покачал головой:
— Это вряд ли. До вечера он запросто может в кучу разных мест подорваться.
— Брать Мирошникова надо в самое ближайшее время, — согласился с приятелем Петрухин. — Пока он один и пока на горизонте посторонних глаз не наблюдается. Потому, други мои, объявляю по экипажу боевую готовность. Как только он очередной перекур устроит — так и начнем.
— А пока — пущай себе рубит, — усмехнулся Зеленков. — Умудохается — нам же проще. Дрова из него лепить…
* * *К двум часам дня температура достигла двадцати пяти градусов в тени, и Мирошников решил: «Шабаш… хватит. Потом доколю эту березу. Че надрываться-то?..»
Он вогнал топор в плаху, сел в тени сарая и закурил «Парламент». Саша не знал, что этот «Парламент» поддельный. Он банально ловил кайф от того, что все в его жизни вдруг самым волшебным образом переменилось, и он стал богат. Что отныне он может курить не «Альянс», а «Парламент». Что он наконец может купить себе новую тачку, и это только начало. Саша Мирошников закурил, откинулся назад и прислонился голой спиной к шершавой стенке сарая.
По улице шли два нетрезвых мужика. Говорили громко, размахивали руками, плевались. Один из них, рыжеватый и усатый, похожий на голодного кота, который ищет, что бы такое украсть, уткнулся мутным взглядом в Мирошникова.
— Слышь, братан, — попросил он, останавливаясь у штакетника. — Слышь, братан, дай прикурить!
Вставать, чтобы дать прикурить какому-то алкашу, не хотелось. Но солидарность курильщиков все-таки взяла верх: Мирошников лениво встал и не спеша подошел к заборчику, облокотившись на который стояли Зеленков и боксер Витя.
По знойной улице Железнодорожной медленно ехал микроавтобус «фольксваген». Саша протянул руку, поднося огонек буквально вчера купленной крутой «Zippo» к сигарете Зеленкова.
— Спасибо, Саня! — прозвучало в ответ, и в следующую секунду Костя обхватил его запястье. Мирошников увидел глаза мужика и…