Ничем с тобою мир не связан
И вся любовь — сплошной обман!
Душа летит во все пределы,
А тело вновь ласкает бриз.
Как часто ты ресницы-стрелы
С улыбкой опускала вниз.
Над наготой непобедимой
Навек забыться и уснуть;
Как ты хотела быть любимой,
Какой проделала ты путь!
Упоительно хорошо
Как мы долго с тобой сходились
И не верили чудесам,
Слезы падали и катились
И тянулись уста к устам.
А над нами летели тучки,
Так и жизнь пролетит стрелой,
Целовал я и гладил ручки,
По коленям водил рукой.
Ах, забавы мои шальные,
Как натянута тетива,
Робко слушала ты хмельные,
Роковые мои слова.
Ах, как сердце мое забилось,
Как трещал на рубахе шелк;
Чуть помедлив, ты согласилась,
Упоительно хорошо!
Смертные грехи
Ты вся, как ветра дуновение,
Как в подворотне темной свист;
Ты, как ночное озарение,
Ступенька вверх, ступенька вниз.
А ты такая настоящая
Бредешь по улице впотьмах,
Освистанная и пропащая
И алый розан в волосах.
Я становлюсь с тобой отчаянный,
А кто из нас не без греха,
Люблю знакомства я случайные,
Ты любишь кольца и меха.
Мы будем упиваться винами,
Вдыхать тончайшие духи,
И сам Господь в раю с павлинами
Простит нам смертные грехи.
Пускай мечта моя пьянящая
Танцует танго на волнах,
А ты такая настоящая
Бредешь по улице впотьмах.
Дар ты мой обманный
Мне бы на котурнах,
Да в тартарары!
Где глаза лазурные —
Черные миры.
Провести руками
Вдоль перил витых,
Легкими шагами
С лестничек крутых.
Дар ты мой обманный,
Локон золотой,
Точно столб туманный
Аль дымок степной.
Догорает свечка,
Теплится нагар…
Как же мне с крылечка
Разглядеть твой дар?
Цветы зла
Что ты сказала?.. Повтори.
Своя довлеет злоба дневи.
Как весело в лучах зари
Срывать цветы невинной девы.
Укрывшись позднею весной
Шестой главою от Матфея,
Услышать стон твой неземной,
От странной близости немея.
Нет, нет! Еще!.. Не надо слов.
Как ты в желаньях пламенела,
Где я уже забыть готов
Все то, что ты сказать хотела!
Кладбище
Увы! увы! бордель — кладбище,
В нем тени легкие блядей
Под мутной дымкою страстей
Находят верное жилище.
И добровольным мертвецом
Я, дев продажных недостойный,
И как поэт — давно покойный,
Спешу попасть в публичный дом!
Вот надпись: Дон-Жуан московский,
Водивший хуем, как Назон,
Певец блядей
Вадим Крестовский
Навеки здесь захоронен!
Где твои мечты
Не пылит дорога,
Не дрожат листы;
Где ты, недотрога,
Где твои мечты?
Сбились кони с круга,
Слышу голоса,
Где ты, тройка-вьюга,
Синие глаза?
Ты ли обнимала,
В толк я не возьму,
Ты ли мне кивала
В розовом дыму?
Мне ли над могилой
Плакать на цветы,
Где ты, друг мой милый,
Где твои мечты?
Колесо
Твой бред, как выстрелы сирени,
А мне б разжать твои колени;
Там чьи-то губы на губах,
Там бьют бокалы в кабаках,
Там сотни башенных орудий
Разъехались, как эти груди,
И кружит жизни колесо,
Но помнит всех и помнит все!
Спор
Явился сам митрополит
С похмелья чуть живой:
«Покайтесь, братия! — гласит, —
Падите пред пиздой!»
Солдаты слушали, крестясь,
Но дружен был ответ:
«Уйди, старик! молись за нас,
Но лучше хуя нет!»
Во имя падшей красоты
Как блядь увижу я, бывало,
На Петроградской стороне,
Так у меня в тот миг вставало
Все грешное, как бы во сне.
На все земное наводило
Животворящий луч оно.
И для меня в то время было
Блядь и поэзия одно.
Для божества, для вдохновений
Давно уж не хожу в бордель,
Бывалых нет в душе видений,
И с кем теперь моя Адель?
Все жду желанного разврата,
Дождусь ли я когда опять,
Или навек моя утрата,
Как не вернуть мне эту блядь.
Ни звука от времен прекрасных
На Петроградской стороне,
Все, что от ласк тех безучастных
В любви доступно было мне.
Цветы порока и разврата,
Как жизни лучшие цветы,
Кладу на твой алтарь, утрата,
Во имя падшей красоты.
Веселое дело
Страшное дело! Веселое дело!..
В травушке скошенной брошено тело.
Знать, привалило нам счастье такое,
Что там за тело? Не наше — чужое!
Ты ли от страсти лежишь бездыханной,
Светится взор с поволокой туманной?
Полно бранить! Разве ты виновата
В том, что тогда увязались ребята!
Тут не расслабишься — в оба смотри,
Треплют в три хуя красу до зари.
Вот ведь нахальство, скажите на милость,
С кем ты слюбилась и всласть порезвилась!
Ножки раздвинут — и влюбишься с лета,
Первый, последний ли, что за забота!
Мне бы прижаться к тебе посильнее,
Тесно втроем нам — зато веселее!..
Вьются ли кудри, как пух или перья,
Стелятся ласки, как дым повечерья.
С беглым солдатом иль с малым юнцом,
Вскинешь коленки — и дело с концом!
С ними на равных, со мной и подавно,
Господи! как же резвились мы славно!
Я ли с похмелья споткнулся в лугах,
Даром что сажень косая в плечах!
Хуй ли, пизду ли рука твоя водит,
Сердце от счастья слезами исходит.
Страшное дело! Веселое дело!..
В травушке скошенной брошено тело.
Нужда
Вот комар колотит муху,
Просит похмелиться;
Юнкер Шмидт ебет старуху,
Хочет застрелиться.
Вот ведь как нужда прессует,
Да и как без денег?
Юнкер Шмидт старух танцует,
Так вот, современник!
На смерть возлюбленной
I
В тоске по юности моей
И в муках разрушенья
Неверных вспомнил я блядей,
Утратив впечатленья.
Одну из них я погубил,
В любви, на все готовый,
Одну из множества могил
Оплакал скорбью новой.
Я помню тот заветный час,
Толпа угомонилась,
И на панель ты в первый раз,
Как светлый день, явилась.
Проспект шумел. Там дилетант
И денди хладнокровный
Твое искусство, твой талант
Почтили данью ровной.
И точно, мало я видал
Красивее плутовок:
Твой голос ласкою звучал
И каждый жест был ловок.
Ты розой пурпурной цвела,
Где мы прошли, как тени,
И вскоре всех ты превзошла,
Открыв свои колени.
Исканья старых богачей
И молодых нахалов,
Куплеты бледных рифмачей
И вздохи либералов,
Все, все в пизде твоей слилось
И в сердце вдруг отозвалось!
II
Со мной ты как-то заперлась
Богиней недоступной
И вся разврату предалась
Душою неподкупной.
В тебя входил я, как солдат,
Наскучив службой ратной;
И каждый вздох, и каждый взгляд
Был бранью непечатной.
Разлитый в поцелуях хмель
И бред продажной ласки
Напомнил синий мне апрель
И свет старинной сказки.
Как ненавистное ярмо,
Одежды с плеч срывая,
Глядел в глубокое трюмо,
Признанья повторяя.
Там, лик закрыв, луна плывет,
Мерцая, гаснут свечи,
Ты подставляешь красный рот,
Колени, груди, плечи.
И, скорбно руки заломив,
Дашь волю горьким пеням,
Где я взбегаю, как прилив,
По бедрам и коленям.
Где наши знойные тела
Всю ночь в глухом алькове
Вновь отражают зеркала
Желаньем жаркой крови.
Гляжусь ли в жуткое трюмо,
На сердце пусто и темно,
Редеет мрак угарный,
Но длится сон кошмарный!
. . . .
. . . .
. . . .
. . . .
III
Пусть в душу грешная мечта
Льет сладкий яд заклятья;
Пускай ласкает нагота,
Раскрыв свои объятья.
Изгибы тела я познал,
Целуя и лаская,
Я губы женщины листал,
Небесный лик стирая.
Дрожа, ты гладишь по спине
Лилейными перстами,
И отзовусь я в тишине
Постыдными словами.
Склоняясь, я любви искал,
Склоняясь, я любви искал,
Искал в тебе забвенья.
Но в жизни так и не узнал
Прекраснее мгновенья!
Пылали щеки. Голос пел
Науку страсти нежной,
Я первый раз тобой владел
С любовью безнадежной.
Ты подо мною, как змея,
Сгибалась, разгибалась;
А я шептал: моя, моя,
И в сердце пела жалость!
Навек бы канул меж грудей,
Чтоб услыхать в ответ: злодей!
IV
В сознанье светлой красоты
И творческого чувства,
Мужчин ласкать любила ты,
Любила как искусство.
Любила еблю… Твой закат
Был странен и прекрасен.
Горел огнем блудливый взгляд,
Пронзителен и ясен.
Сама не знала свой удел,
Но до конца, как прежде,
Твой голос, ублажая, пел
О страсти и надежде.
Не так ли звездочка в ночи
Срываясь, упадает,
И на лету свои лучи
Последние роняет.
Умрите, звуки
Люблю в тебе порыв смятенья,
Тот огнь, сокрытый и глухой,
Сей сладкий трепет наслажденья
И жаркий стон: ты мой, ты мой!
Любовь камен, как миг Фортуны,
К тебе, к тебе приникнул я,
И вновь в душе запели струны,
Ключи забили бытия.
И отрываясь, полный муки,
От девы, ласковой ко мне,
Я говорю: умрите, звуки,
Пусть страсть угаснет в тишине!
Взаперти
О, сколько женщин взаперти
Всю ночь рыдают в голос!
А хоть и спят! Как ни верти,
Но сердце раскололось.
А что их гложет? Стыд и срам,
Разврат и пламень серный.
Им снится ебля по ночам
И обожатель скверный.
Но что за притча? За дверьми,
В плену смертельной лени,
Мне слышен голос: «На! Возьми!
Раздвинь мои колени!
Поставь хоть раком на рояль,
Чего ты медлишь? Боже!..»
На лицах женщин тех печаль
И страсти свет, похоже.
Но что до плотских мне утех
И до цветов увядших?
По городам гуляет грех,
И льются слезы падших.
Адель
Играй, Адель,
Ласкай украдкой;
Продлится хмель
Минутой сладкой.
Во тьме кулис,
Как бы играя,
Продлись, каприз,
Блаженство рая!
Люблю следить
Твои движенья;
Как искупить
Мне заблужденья?
Моей весны
Златые сны,
Плоды любви
Лови, лови!
Ласкай, Адель,
Мою свирель!
Небесный брак
Разве только блядь видна вам,
А не ангел в небесах?
Вновь пьянчуги по канавам
Разодеты в пух и прах.
Разве только звезды любы
Беспардонным молодцам?
Снова шлюх целую в губы,
А за что — не знаю сам!
Оглянись, и ты увидишь
До зари, всю ночь, везде,
Я всплываю, точно Китеж,
В разухабистой пизде.
Отчего прелестны бляди
И хрустальны колера,
Там, где спереди и сзади
Мы ебемся до утра?
Там, спины не разгибая,
Заключу небесный брак;
Скачет, скачет, блядь лихая,
Словно в яблоках рысак!
Но когда в угарном дыме
Бог на землю возвернет,
Знай, любовь уже с другими,
Хуй тебе, подруга, в рот!
Солдат
Ко мне солдат приходит,
Веселый и хмельной,
И ножки мне разводит
Воинственной рукой.
Он гость иного царства,
В глазах неверный свет;
Нет от него лекарства
И заговора нет.
Нет от него молитвы,
Приник он и отник;
Под шум любовной битвы
Он достает свой штык.
Мне штык терзает душу,
А в тело льет елей;
Трясет меня, как грушу
До самых до костей.
Как тот безвестный ворог,
Захвачена врасплох,
Но лишь задернешь полог,
Не удержу я вздох.
Давным-давно он ходит,
Настойчивый такой
И ножки мне разводит
Воинственной рукой!
И вот теперь покаюсь,
Что, затаивши крик,
Спросонья я хватаюсь
За небывалый штык.
И часто мы при этом
Воркуем в уголке,
А я под лунным светом
Качаюсь на штыке.
Побудь со мной
Побудь со мной! ты мне сказала,
Я отвечал надменно: да!
Не знал я той, что мне внимала,
Не знал души твоей тогда.
Не я ли, страстию измятый,
Над запрокинутым лицом,
Стою, как землекоп с лопатой,
Перед мучительным трудом!
Притча о стареющем Ермолае
Раньше людей Ермолай подымается,
Позже блядей он домой возвращается,
Но наслажденья, какие бы ни были,
Верно ведут Ермолая к погибели.
Ох, повидал он красавиц порядочно
И ведь любил на земле предостаточно.
Сила, меж тем, как ни жаль, убавляется,
Старость подходит, частенько хворается.
Плачь, Ермолай! И, скрывая смущение,
Поздно блядей приводить в искушение!
Первый шаг
Ну… небесам благодаренье,
К тебе я сделал первый шаг,
И вот орудье наслажденья
Сжимаю крепко я в кулак.
Со мной пойдешь, со мной сольешься,
Как будто ангел во плоти,
А утром на Тверской очнешься,
А там — господь меня суди!
Поцелуи
Я к тебе приблизил губы,
Солнце в небе раскололось.
Точно ангел отлетевший,
Затихал девичий голос.
Пахнет музыкой и раем
Этот черный смутный локон,
Низко ласточки летают
В глубине бездонных окон.
Не из этих ли ладоней
Животворный бьет источник?
Словно гость потусторонний,
Бродит сторож-полуночник.
Ты ли сбрасываешь платье,
Где скрывается признанье?
Ты нагая — вся объятье,
Я — сплошное осязанье!
Сколько нынче слов туманных
Мной произнесенных всуе,
Постепенно замирают
В долгожданном поцелуе!
Поцелуй
…Deus nobis haec otia fecit[2].
Люблю я сельские картины
В последних числах сентября;
Люблю я русские равнины
И вас, пустынных гор вершины,
В воспоминаниях паря.
Звезда божественной Киприды
Небесный край позолотит,
Какой пейзаж, какие виды
Природа нам изобразит.
Увит запущенной крапивой
Осенний яблоневый сад,
Куда исчезла ты счастливой
Тому назад… тому назад!
Любви мучительная нежность
Меня преследует с тех пор,
Одежды легкая небрежность
И наш нескромный разговор.
Я взглядом следую спокойно
За брызгами алмазных струй,
Где некогда встречал достойно
Влюбленной девы поцелуй!
Провинциальный роман
Я одежды рванул на тебе, как силок,
Я на шее твоей затянул бы чулок,
Грезил вечер, как запах сирени…
Что я пел, раздвигая колени?
Я пытался быть нежным.
Я бился, как ртуть
Океанских приливов в капкане межножья,
Я по бедрам пускался
В таинственный путь
И срывался губами во тьму бездорожья.
Но, когда изумленной рукой проводя
По твоим волосам, я в раздумьях помедлил,
Ты от счастья расплакалась, точно дитя,
А закат лихорадил и бредил.
Незабвенный сентябрь вступал в эпилог,
И казалось, что взгляд твой лишен выраженья;
Я одежды рванул на тебе, как силок,
Жаль, что этот роман
Не имел продолженья!..
Вечный зов
Все это было, как во сне,
Невинной ты досталась мне.
Лишь кроткий ангел был с тобой,
Застенчивый заступник твой.
Твой крик звучал, как вечный зов,
Но в прошлом не найти концов;
О чем был сладостный твой крик,
Никто на свете не постиг.
Растаял он, как вешний сон,
Все та же тьма со всех сторон.
В моих объятьях ты спала,
Когда всю ночь метель мела;
В какой-то дальней стороне
Невинной ты досталась мне.
Клятвы
Клялась ты до гроба
Любить подлеца,
Как странно мы оба
Пошли до конца.
Раздевшись, зазноба
Смутилась на миг,
Я клялся — до гроба,
Приник и отник!
Добившись сближенья,
Я взял и сплясал;
Нас миг наслажденья
Навеки связал.
Смотреть надо в оба,
Не так ли, сестра?
Клялась ты — до гроба
Всю ночь до утра!
Сфинкс
Я помню ночь. Я помню эти ласки,
И маяка дрожащий огонек;
Ты извивалась, словно ход развязки,
И точку я поставил между ног.
Ты в действие желанья приводила,
Ты плакала, волнуясь и скользя,
Потом губами хуй мой обхватила
И в этом жесте выразилась вся.