— Я тебе покажу ОБЖ! — и Люська замахнулась на сына плюшевым зайцем.
— Ты че? — попятился к двери Петька. — Между прочим, это очень сложный экзамен! Физкультура! Знаешь, какие у нас нормативы? Как в олимпийскую сборную!
— Горе мое, — всплеснула руками Люська. Плюшевый заяц полетел в кресло. — Ты что, в армию захотел?
— А че?
— Я тебе дам «че»! В институт пойдешь! Зря, что ли, мать на работе упирается? Образование хочет тебе дать, олух!
«Олух» моргнул и сказал:
— Я пошел.
— Куда?
— В футбол играть. То есть на консультацию.
— Мобильник возьми! — крикнула ему вслед Люська. — И не до ночи.
Когда сын испарился, она беспомощно посмотрела на подругу:
— Ну что с ним делать? Сама все видела. Взятку надо готовить. Чтобы куда-нибудь его запихнуть.
— А чего он сам хочет? — осторожно спросила Люба.
— Чего они все хотят? — махнула рукой Люська. -Болтаться по улице, пить пиво и иметь в кармане много денег. Но чтобы деньги эти зарабатывали мама с папой.
— Это пройдет, — сказала Люба. — Вспомни себя в его возрасте.
— Себя в его… О Господи! — Люська положила руку на сердце. И завопила: — Я ж как раз познакомилась с его отцом! И в первый раз залетела! Значит, я скоро стану бабушкой! О Господи! Петя!
— Он ушел.
Люська вскочила с дивана:
— Нет, надо что-то делать!
— Успокойся.
— Как я могла забыть? Мои семнадцать! Какая уж тут учеба! — она плюхнулась на диван и беспомощно посмотрела на Любу.
— Ну вот. Вспомнила? Угомонилась? — спросила та.
— Угомонилась?! Я не хочу, чтобы дети повторили мои ошибки!
— Тогда они сделают свои. Нельзя прожить жизнь и не сделать ни одной ошибки.
— У тебя-то детей нет, — пробурчала Люська. Потом испуганно посмотрела на Любу и сказала: -Ой, извини.
— Ничего. Я понимаю: ты вся на нервах.
— Да уж! Самое суровое испытание для родителей — это когда их ребенок оканчивает школу. Я даже забыла, зачем тебя вызвала. Все вылетело из головы.
— Я привезла тебе распечатку.
Люба вытащила из сумочки сложенные пополам листы бумаги.
— Ой, спасибочки! — Люська жадно схватила добычу. В этот момент маленькая Любаша перемазалась шоколадом и окончательно потеряла интерес к игрушке, извлеченной из «яйца».
— Лю, — потянула она за руку крестную.
— Мы ее так и зовем теперь: Люлю, — вздохнула подруга. — Ты Лю, и она Лю. Получается, Лю в квадрате. Ну что это за Лю? Скажи: Люба. Тетя Люба.
— Лю, — заупрямилась девочка.
— На, порисуй, — и мать сунула ей пачку фломастеров.
— Лю!
— Давай вместе порисуем, — Люба взяла со стола чистый лист бумаги.
— Так вот… Что же я хотела? Ах да! Об М.! Короче, вчера вечером я поехала в театр. На премьеру, где у нее главная роль.
— Как же ты достала билет? — удивилась Люба, не отрываясь от листа бумаги. Она как раз рисовала лошадиную морду. Маленькая Любаша была неравнодушна к лошадям. — Ведь премьера!
— А, брось, — беспечно отмахнулась Люська. -Достала. Мало того, после спектакля я проникла за кулисы. Хотя народу там было: не протолкнуться! И знаешь: М. меня узнала! «Дежурное меню» она, конечно, не смотрит. Но зато она оказалась поклонницей моего кулинарного шоу! Которое уж несколько лет, как сняли с эфира! М., как выяснилось, обожает готовить! Вот на этой почве мы с ней и разговорились. Я, разумеется, на рожон не лезла. Обиняками. Цветочки ей подарила. Шикарный букет, между прочим!
— Ну и?
— Упоминание о снимках ввергло ее в шок. Она закричала: «Как? Информация уже просочилась в прессу? На телевидение? Он же мне обещал!»
— Он — это Шестаков? — уточнила Люба, подняв голову от рисунка. Любаша тут же дернула ее за руку:
— Лю! — Что значило: не отвлекайся. Люба вновь занялась лошадью. Люська же вдохновенно продолжала:
— Я начала уверять М., что не хочу устроить скандал, а напротив, помочь. Сказала, что Шестаков убит, и мы хотим найти его убийцу. А заодно и информацию, которую Владимир успел собрать. Тут у М. вообще началась истерика. Я даже не ожидала, что она такая нервная!
— По поводу чего истерика?
— Ну как же! Адрес фотографа оказался в чужих руках!
— И какой адрес у фотографа? — машинально спросила Люба.
— В том-то и дело! У М. нет его адреса!
— Старого? — машинально спросила Люба.
— Ни старого, ни нового.
— Куда же она ездила на съемку? Двадцать лет назад?
— Как куда? — вытаращила глаза Люська. -В студию! А их на один день снимают!
— А письмо? Она же куда-то отправляла фотографии, — заметила Люба. — Хотя и было это двадцать лет назад, но все-таки зацепка.
— У тебя хорошая память, — с уважением сказала Люська. И ревниво заметила: — Вообще-то дело поручили мне. В общем, в объявлении был указан номер абонентского ящика. И имя: Лебедев Валерий.
— Имя, я так полагаю, настоящее? — Люба с увлечением пририсовывала лошади хвост.
— Ну да! И еще был ответ. А в нем — номер телефона. Они созвонились и… И встретились. Все.
— Шестаков зацепился за номер телефона?
— Да! Как ты догадалась?
— А больше не за что. Как М. передавала деньги шантажисту?
— Через камеру хранения. Закладывала в ячейку на вокзале.
— Суммы были большие?
— Да как тебе сказать? Долларов по двести. Один раз он спросил пятьсот.
— Не мало?
— Вот М. и боялась, что его аппетиты возрастут.
— Не пыталась его выследить? У ячейки?
— Что ты! Она была напугана. И… В общем, М. сказала, что ей было стыдно. Не хотелось его видеть. Лебедева.
— Даже через двадцать лет? — удивилась Люба.
— Такой вот она человек, — пожала плечами Люська.
— Понимаю. И она решила возложить эту миссию на Шестакова.
— Да!
— А ты что будешь делать?
— Все! Во-первых, я узнала адрес, по которому стоит тот самый телефон. По которому они связывались. И даже туда наведывалась. Дом старый, номера телефонов сто лет не менялись.
— Когда же ты успела?
— Сегодня утром. Но — безрезультатно. Нет там никакого Лебедева, — угрюмо сказала Люська. И вдруг оживилась: — Кстати! Жильцы меня узнали! Они смотрят «Дежурное меню»! Иногда полезно быть знаменитостью! Меня пригласили в дом, напоили чаем. И рассказали о том, как, у кого, при каких обстоятельствах была куплена квартира. Не у Лебедева. Но за ниточку можно потянуть.
— Ты думаешь? — с сомнением спросила Люба. -А не проще дежурить у ячейки? Я уверена, что Шестаков так и поступил.
— Да, но тогда надо ждать, когда шантажист вновь выйдет на связь.
— А тебе не терпится?
— Я буду тянуть за обе ниточки.
— В засаду к ячейке надо бы взять Стаса, — заметила Люба. — А звонок шантажиста записать на пленку.
— Ты думаешь, я не сообразила? — с обидой спросила Люська. — Что надо записать? Кстати, такие же инструкции Шестаков дал и М. А прослушав запись, улыбнулся и сказал, что волноваться не стоит. Все легко уладить.
— Что же его так развеселило? — удивилась Люба. — И почему тогда не уладил?
— Не успел.
— Ах да! А что касается засады…
— Сама справлюсь.
— Зря ты так.
— Ну, если ты так хочешь пообщаться со Стасом…
Люба закончила лошадь и критически взглянула на рисунок. У лошади были крепкие, ослепительные зубы Бориса. И выдвинутая вперед нижняя челюсть.
— Между мной и Стасом все закончилось, — сказала она и протянула рисунок Любаше: — Держи.
— Лю! — с восторгом закричал ребенок.
— Не Лю, а Ло, — поправила дочь Люська.
Девочка подбежала к столу, схватила еще один чистый лист бумаги и принесла его крестной, потребовав:
— Ко!
— Корова? — спросила Люба. — Му-у…
Девочка замотала головой: нет, нет, нет!
— Быть может, коза? — спросила мать. И сделала рога: — Ме-е-е…
Любаша нахмурилась.
— Кошка! — предположила Люба. — Мяу-мяу.
Девочка с обидой посмотрела на крестную и разревелась.
— Люся, что она хочет? — растерялась та.
— Дурью она мается! Я тебе сейчас а-та-та!
— Перестань. Ты же мать. Детей бить нельзя. Любаша, что?
Та, всхлипывая, ткнула пальцем в рисунок: ко!
— Конь? — догадалась Люба. Девочка обрадованно закивала: да, да, да! — Но у тебя же уже есть лошадка. Поняла: а ты хочешь коняшку. Люся, разницу улавливаешь?
— Она хочет в яблоках, — сердито сказала подруга.
— Никак не пойму детскую логику, — удивилась Люба.
— А чего тут понимать? У нее есть любимая игрушка — качалка. Конь в яблоках. Его она и хочет. На рисунке. А это, — Люська ткнула пальцем в рисунок: — Ло. Как бы тебе объяснить? Женщина! Она, а не он! Вот!
— А как они у нее отличаются?
— Ну, уж не так, как у нас, взрослых. То самое рисовать не надо. Она еще не понимает. По этим, как их? — Люська наморщила лоб. — На чем они качаются?
— Я тоже не знаю, как это называется. Полозья, что ли? Нет, полозья это у саней. В общем, Ко — это в яблоках и как качалка. Все поняла.
— Я тоже не знаю, как это называется. Полозья, что ли? Нет, полозья это у саней. В общем, Ко — это в яблоках и как качалка. Все поняла.
И Люба принялась за рисунок.
— Значит, с Самохваловым у тебя все кончено? -вернулась Люська к интересующей ее теме. — А как обнадеживающе начиналось! Он, конечно, бабник, но мужик симпатичный. Само собой, не такой симпатичный, как Сережа, но…
— Твой Сережа вообще вне конкуренции, — заверила ее Люба.
— А этот, как его? Борис! С которым у тебя было вчера свидание в ресторане! Он как?
— Ничего.
— Он ничего или у тебя с ним ничего? — уточнила Люська.
— И то и то. Кстати, пока не забыла! Люсенька, надо помочь одной девушке.
— Какой девушке?
— Касе, я тебе рассказывала.
— Я помню, — ревниво сказала Люська. — Ты подобрала на улице бездомную женщину и устроила ее судьбу. И что же с ней случилось?
— Представляешь, она влюбилась! В Бориса!
— В твоего Бориса?!
— Он, увы, не мой, — невольно вздохнула Люба.
— И ты что, так просто его отдашь?!
— Люся, перестань выдавать меня замуж. Если мне этого сильно захочется, как-нибудь справлюсь сама.
— Ну, как знаешь, — надулась Люська.
Люба решила слегка ей польстить:
— Борис и в самом деле очень хорош собой. А Кася… как бы тебе объяснить? Она обычная. И уже не девочка. Ей за тридцать. Замужем ни разу не была. Очень скромная. Опыта в общении с мужчинами никакого.
— Она что, девственница? — Люськины брови, выщипанные в ниточку, поползли вверх.
— Я думаю, да.
— В тридцать лет? А так бывает?
— Не все же такие, как ты. Словом, мне Касю жалко, а как ей помочь, я не знаю. Борису нравятся длинноногие блондинки модельной внешности.
— Ох уж эти блондинки! — поморщилась Люська. — Спасу от них нет!
— Но у тебя же получилось.
— Скажешь тоже! Кто бы передо мной устоял? -голубые глаза Апельсинчика воинственно сверкнули. И поныне у Люськи было полно поклонников, на телевидение потоком шли письма от мужчин с объяснениями в любви.
— Вот и посоветуй Касе, как себя вести на первом свидании.
— У них свидание?!
— Это я его устроила. Применила хитрость.
— Вот дура! — не удержалась Люська. — К себе что-нибудь примени. Или к Самохвалову. А то он повесился как раз на длинноногую блондинку.
— Ты имеешь в виду Катю из детективного агентства?
— А кого ж? Ладно, — Люська вздохнула. — Веди свою… Кстати, почему Кася?
— Я полагаю, что ее полное имя: Кассандра.
— Везет же некоторым! Я, к примеру, в детстве мечтала, чтобы меня назвали Барбарой. Или на худой конец Марианной. Марианна Самсонова! Звучит, а?
— Еще лучше звучит: Барбара Иванова.
— Хватит издеваться! Когда у них свидание?
— Во вторник.
Люська задумалась.
— Ко! — потребовала Любаша, заметив, что крестная отвлеклась.
— Сейчас, сейчас, — и Люба принялась разукрашивать коня яблоками.
— Во вторник с утра я не занята, — сказала наконец Люська. — Можно прошвырнуться по магазинам, потом я отведу ее в салон, к своему мастеру, и к визажисту. Сделаем лицо. Будет как конфетка. Хоть какие-нибудь достоинства у нее есть?
— А как же? Она замечательно готовит.
— О! — Люська подняла вверх указательный палец. — С этого и надо было начинать! Он будет наш, этот симпатяга Борис! Обожаю гулять на свадьбах!
— Не беги впереди паровоза, — одернула ее Люба, которая уже составила мнение о помощнике Климова.
— Если за дело берется Людмила Иванова — успех гарантирован!
— Значит, договорились. Как только у меня закончатся лекции, мы встречаемся у магазина.
— У бутика, — поправила Люська.
— Как скажешь. У того, куда мы с тобой обычно заходим?
— Именно! Чу? Слышала? Кажись, входная дверь хлопнула!
И Люська вскочила с дивана. На ней был короткий кокетливый халатик и домашние шлепанцы, отороченные мехом, но на высоком каблуке. Обувь без каблуков маленькая Люська не носила принципиально. Ни при каких обстоятельствах, даже дома. Если бы ей выпала командировка на Север, Апельсинчик первым делом побежала бы заказывать валенки на каблуках. Услышав, как хлопнула входная дверь, подруга метнулась в прихожую, и оттуда раздался ее восторженный визг.
— Мой супергерой! — услышала Люба. А потом нежное воркование.
— Па! — сказала крестница и, забыв про Ко, тоже побежала в прихожую.
Вскоре в комнату заглянул Сергей Иванов, смущенно сказал:
— Привет.
Он всегда немного смущался. Своего высокого роста, брутальной внешности и успеху у женщин. Люська ревновала мужа не без основания. Но поди ж ты, красавец был привязан к ней настолько, что на других женщин и не смотрел! Люба вновь подумала про Касю и Бориса. Авось получится! Ведь говорят же: не родись красивой…
Домой она приехала к полуночи: засиделась у Ивановых. Люба была человеком независтливым. Она любила греться у счастливого семейного очага, пусть даже это был не ее очаг, а лучшей подруги. Чтобы там ни говорил Климов, семьей могут быть и друзья. И их дети. Нет, Люба не чувствовала себя одинокой. Ее неделя была расписана по дням, время в этих днях по минутам.
К примеру, вторник занят Касей, а в понедельник она должна была встретиться со Стасом. Вечером же найти время для Климова, который стал ее главным пациентом, выписавшись из больницы. На всех остальных просто времени не оставалось. Как там сказал Борис? Любящая тирания? Метко!
…С Самохваловым они встретились в небольшом ресторанчике, где на первом этаже кормили дешево и вкусно при одном лишь маленьком неудобстве: самообслуживании. Надо было самому подойти к раздаче и взять со стойки понравившиеся блюда, либо попросить у суетящейся за ней симпатичной девушки в поварском колпаке. На втором этаже был уже настоящий ресторан, со всеми положенными ему атрибутами, но Люба туда никогда не поднималась. Самохвалов тем более. В его карманах вечно гулял ветер.
Нагрузив подносы, они вышли на веранду, на свежий воздух, и расположились там. Было не по-летнему прохладно, зато не душно. Ветерок легкий, дождик маленький.
— Ты опять на диете? — спросил Стас, заглянув в тарелки, которые Люба поставила перед собой. -Кабачки тушеные, салат овощной. А что на десерт?
— Фрукты.
— О! Я вижу, ты влюбилась! — И Самохвалов с воодушевлением стал выставлять с подноса свой выбор. Люба чуть не взвыла. Мясо! Сочная отбивная! С обжаренной в масле молодой картошечкой! С румяной хрустящей корочкой! Проглотив слюну, она принялась за кабачки. Стас посмотрел на нее сочувственно и заметил: — Ничего, бывает. Я так понимаю, это тот самый Борис. А почему ударение на первый слог?
— Все его так называют, — пожала плечами Люба.
— Предыдущее мое замечание возражения не вызвало. Значит, я прав, — Стас кивнул и с аппетитом принялся за отбивную.
— Какое замечание? — невольно покраснела Люба.
— О том, что ты влюбилась.
— Какая чушь!
— Милая, не ори так, — поморщился Стас. -Сдерживай свои чувства. Я не ревную. Отнюдь. Чувствуя за собой некоторую гм-м-м… вину… А вкусная отбивная! Чудо! Зря отказываешься! Я искренне рад, что в твоей личной жизни наметился прогресс.
— И какую же вину ты за собой чувствуешь? — с ненавистью, вызванной, судя по всему, безвкусными кабачками, спросила Люба.
— Не оправдал твоих ожиданий.
— Самохвалов, если ты всерьез думаешь, что я чего-то от тебя ожидала… Какая ж гадость! — не удержалась она, приступив к кабачкам.
— В смысле? — уставился на нее Стас. — Я, что ли, гадость? Ну, извини. По крайне мере, я не заставлял тебя сидеть на диете.
— За это я тебе признательна. И буду признательна еще больше, если ты не станешь отныне вмешиваться в мою личную жизнь.
— Я просто хотел посплетничать, — он обиженно хлопнул длинными, как у девушки, ресницами. -Когда мужчина и женщина расстаются друзьями, они, как правило, обсуждают своих новых возлюбленных, делятся впечатлениями.
— Где ты этого нахватался? Тебе что, подружка понадобилась? В жилетку поплакаться? О! Я кажется, понимаю! Это все Катя!
— Ешь свои кабачки. И не забывай: у тебя еще фрукты на десерт, — ехидно сказал он.
— Намекаешь на то, что твоей Кате этого не требуется? В ее двадцать лет и с ее фигурой? Много ты про нее знаешь! — фыркнула Люба. Потом спохватилась: нет ничего хуже, чем в присутствии мужчины критиковать понравившуюся ему женщину. Назад его этим не вернешь, а вот врага наживешь. -Признаю: она красавица. А что касается кабачков, дело тут вовсе не в Борисе. Я вчера позволила себе пару пирожных, а потом поехала ужинать к Люсе. Как она готовит, ты знаешь.
— Ага! — оживился Стас. — Значит, расследование идет полным ходом! Ну и как успехи?
Люба оставила кабачки и полезла в сумочку, откуда извлекла пачку бумаги. Распечатку материалов из Интернета. Стас посмотрел на нее с ужасом и сказал: