Потом спохватилась: они же должны приехать в загс на разных машинах. Жених и невеста. Вроде бы. Сама Любовь Александровна выходила замуж без всяких церемоний. В загс ее привез жених, и никого это не смутило. История эта быльем поросла, но подробности Люба помнила. В отличие от Людмилы ей доводилось солировать под марш Мендельсона лишь однажды, и все это закончилось печально. А щедрый Климов решил все обставить в лучших традициях. С лимузином. Кстати, а где он сам? В другой машине, с Борисом?
— Ой, Любовь Александровна! — всплеснула руками Кася. — Георгий Кимович последнее время сам не свой! На него так подействовала эта история с Тюлем!
— Какая история?
— Ну как же! Он оказался преступником! У Георгия Кимовича даже сердце прихватило! Борис сказал, что не знает, сможет ли Климов присутствовать на церемонии. Они посадили меня в машину и отправили за родителями в гостиницу. Борис был так щедр! Он поселил всех моих родственников, маму, папу, сестер и брата в шикарной гостинице! И всем купил билеты на поезд! Туда и обратно! -тараторила Кася. — А сам сказал, что задержится. Если Климов оправится, они приедут вместе на другой машине, а если нет…
Она вдруг замолчала. Две машины притормозили у загса почти одновременно. В одной, канареечного цвета, сидела растрепанная Люська. В другой, «БМВ», бледный от волнения Борис. В черном костюме, при бабочке, как и положено жениху. Вылез из машины, подошел к невесте, и галантно поцеловал ей руку.
— Я ничего не пропустила?! — закричала, высунувшись из машины Люська.
— Боря, где Георгий Кимович? — услышала Люба жалобный голос Каси.
— Он сказал, что хочет побыть один. Я долго с ним бился и ни за что не оставил бы одного, да еще в таком состоянии, если бы не… — Тут Борис улыбнулся. Любе показалось, что он сделал над собой усилие. Потом решительно сказал: — Георгий Кимович подождет. Сначала мы с тобой, правда, дорогая?
Он вновь нагнулся и поцеловал Касе руку. Люба смотрела на безупречный пробор в темных волосах, и сердце ее тревожно билось. Что-то тут не так. Во время Касиного диалога с женихом ее родители робко держались в сторонке. Борис не обращал на них внимания. Любе показалось, что это невежливо, и она подошла к супружеской паре. Спросила участливо:
— Здравствуйте. Как доехали?
Те переглянулись:
— Спасибо, все хорошо. Только… уж очень неожиданно! — сказал отец Каси. — Вдруг — телеграмма. Собирайтесь на свадьбу. Кто, что? Не сказано. Дочка вся в хлопотах, и переговорить-то толком не успели. Только и сказала: «Все потом». Кого-то ждут. Климова какого-то.
При этих словах мать Каси слегка напряглась.
— Это ее хозяин, — пояснила Люба, поймав недоуменный взгляд женщины. — У которого Кася служит. Он дал денег на свадьбу.
— А-а-а… Ну, тогда конечно!
Наконец Борис соизволил обратить внимание на будущих тестя и тещу. Подошел. Спросил довольно холодно:
— Добрый день. Как добрались?
— Спасибо, хорошо.
— С гостиницей нет проблем?
— Нет, нет, что вы!
Они называли будущего зятя на «вы» и по-прежнему робко жались друг к другу. Наконец мать Каси спросила:
— А где же ваши родители, Борис? — Люба отметила, что ударение она сделала на второй слог. По паспорту: Борис. Только что отчество не добавила, но, кажется, хотела. Тот снисходительно улыбнулся:
— О! Вы с ними непременно познакомитесь! С моей матерью непременно. На ужине, в ресторане. В загс я должен был приехать с человеком, которого считаю своим вторым отцом. Но, к сожалению, он занемог. А мне бы очень хотелось, чтобы вы с ним познакомились.
Родители переглянулись и закивали в унисон:
— Да, да, конечно. Очень жаль.
Борис оглядел присутствующих и сказал:
— Ну что, я вижу, все в сборе? Тогда начнем, пожалуй.
Люба вдруг вспомнила: надо потянуть время. И воскликнула:
— Постойте!
— Что такое? — обернулся к ней Борис.
— А как же без Климова? Он же должен быть свидетелем!
— О Господи! — фыркнула Люська. — Ну, я могу быть свидетелем со стороны жениха!
— Но надо, чтобы был мужчина!
— Я не обижусь, — улыбнулся Борис, — если моим свидетелем, а точнее, очаровательной свидетельницей будет известная телеведущая. Мне будет очень приятно. Ну что, пошли?
— Это как-то не по-людски, — уперлась Люба. -Свидетелем со стороны жениха должен быть мужчина! Примета плохая! Может, позвоним Стасу?
— А где он? — подозрительно спросил Борис. -Если где-то поблизости…
— Я думаю, что не очень. — «И в самом деле, где его черти носят?!»
— Вот видишь! — воскликнула Люська. — И зачем нам его ждать?
— Тем более что я его так мало знаю… — замялся Борис.
— Ровно столько же, сколько Людмилу, — напомнила Люба.
— Э нет! — Борис погрозил ей пальцем. — Я ее видел еще в «Игре на вылет»! А это было… Дайте-ка припомнить…
В этот момент двери загса распахнулись, оттуда вышла женщина с ведром и в ярких оранжевых перчатках. Увидев лимузин и компанию, она начала бурчать:
— Приехали… Стоят. До ночи, что ли, стоять будут? Думают, время у всех полно. Вы жениться-то будете? — бросила она подозрительный взгляд в сторону жениха и невесты. — Или передумали? Ну, так я заведующей скажу. Чтоб расходились.
— Нет, что вы! — вспыхнула Кася. — Конечно, будем!
— Будем жениться! — Борис подхватил ее под руку и повел вверх по ступенькам.
В это время Апельсинчик цапнула Любу за руку и зашипела в ухо:
— Что ты дурочку валяешь?! До сих пор успокоиться не можешь, что не тебе достался?!
Люба залилась краской. Да гори оно все синим пламенем! Больше всех мне надо, что ли? И Самохвалов хорош! Чего тянет? Опять ее подставил! Теперь все думают, что она лопается от зависти и нарочно тянет время! И когда вся компания направилась к дверям, она больше не стала возражать, молча пошла следом.
Как уже было сказано, кроме Каси и Бориса никто в этот день не расписывался. Обстановка показалась Любе напряженной, не праздничной. Вот если бы здесь было черным черно от мужских пиджаков и в комнате для невест то и дело мелькали белоснежные платья… Люба невольно вздохнула. Люська тут же дернула ее за рукав:
— Надо сдерживать свои эмоции.
— Ничего ты не понимаешь.
— Куда уж мне!
Заиграл марш Мендельсона. Двери зала, в котором должна была состояться регистрация брака, торжественно распахнулись. За огромным сверкающим столом расположилась нарядно одетая дородная женщина. Она улыбалась. На ее огромной груди сияла огромная брошь. Борис держал Касю под руку, они вошли и остановились напротив. Люба и Апельсинчик стали по бокам. Родители Каси все так же робко жались к дверям. Заведующая загсом заглянула в разложенные на столе документы и начала свою торжественную речь:
— Мы собрались с вами в этом зале, чтобы быть свидетелями знаменательного события. Образуется еще одна семья, ячейка общества…
Она говорила, а Любовь Александровна Петрова слушала, прикрыв глаза. В конце концов, чему быть, тому не миновать.
— Мария, вы согласны стать женой Бориса?
Люба невольно вздрогнула: почему вдруг Мария? Но Касю это, кажется, ничуть не удивило.
— Да, — тихо ответила она. — Я согласна.
— А вы, Борис, согласны взять в жены Марию?
— Да. Согласен. — Он цепко взял Касю за руку.
— Тогда подойдите и поставьте свои подписи в знак своего согласия.
До Любы постепенно начало доходить. Так вот что имел в виду Стас! День сюрпризов! Кажется, они начинаются. Борис и Кася направились к столу, где лежала книга регистрации актов гражданского состояния. Кася первой взяла ручку и низко нагнулась над страницей, светлая прядь упала на румяную от смущения щеку. Люба хотела крикнуть «стойте!», но голос сел. Открыла рот беззвучно, как рыба.
— Стойте! Остановите бракосочетание!
Люба невольно вздрогнула. Нет, это сказала не она. В дверях стоял запыхавшийся Стас. Она не узнала его голос. Такой металл прозвучал в нем, что Кася вздрогнула и распрямилась. Авторучка в ее руке застыла.
— Что такое? — напрягся Борис. — В чем дело? Что вы себе позволяете?
— Борис Афанасьевич Моськин, вы обвиняетесь в убийстве Климова Георгия Кимовича, — отчеканил Стас.
— Георгия Кимовича! — ахнула мать Каси и в испуге закрыла ладонью рот.
— Не докажете, — усмехнулся Борис.
Тут только Люба сообразила: Климов мертв? Стас только что сказал, что Георгий Кимович мертв! Что здесь происходит?!
— Стас, что ты сказал?! — завопила Люська.
В это время рядом со Стасом появились сотрудники милиции. Видимо, он бежал, чтобы успеть остановить церемонию, а они немного задержались. Борис начал затравленно озираться. Первый этаж, невысоко. Духота, окно приоткрыто. Тюлевая занавеска колышется от легкого ветерка. Борис сделал движение по направлению к окну.
— Давай, — сказал Стас, бледнея. — Облегчи мою задачу. При попытке к бегству.
— Давай, — сказал Стас, бледнея. — Облегчи мою задачу. При попытке к бегству.
Он выразительно положил руку на грудь, там, где был внутренний карман куртки. Люба догадалась: блефует. Хочет заставить его признаться. Спровоцировать. Или не блефует? Есть у него оружие или нет? Будет он стрелять или не будет? Такие же колебания испытывал Борис, косясь то на окно, то на карман Самохвалова. Вся гамма чувств отразилась на его лице, которое внезапно потускнело.
Борис Афанасьевич Моськин. Все его очарование куда-то исчезло. Перед Любой стоял убийца, преступник, который захотел завладеть миллионами своего хозяина. Но не удалось. Наконец Борис хрипло засмеялся и сказал:
— Шутить изволите? Я не понимаю, что здесь происходит.
На лице майора Самохвалова мелькнуло разочарование. Он обернулся к сопровождавшим его сотрудникам милиции и сказал:
— А ну-ка наденьте на него наручники.
Двое направились к Борису, заведующая загсом наконец, опомнилась и заговорила:
— Я не понимаю… Мы жениться-то будем?
— Нет, — отрезал Стас. — Девушка передумала.
Тут пришла в себя и Кася. Зарыдала в голос и кинулась к Борису. К ней тут же метнулась Люба, которая уже обо всем догадалась, и Стас, понявший, что сейчас начнется свара. Кася принялась отдирать от Бориса милиционеров, Люба тащить ее прочь, Самохвалов всех разнимать. Люська, которая ничего еще не поняла, завизжала на всякий случай и кинулась в гущу событий, чем только подлила масла в огонь. Что тут началось!
— Мария Георгиевна! — орал Стас. — Успокойтесь! Этот человек только что убил вашего отца!
— Я не Георгиевна! Я Ивановна! — в голос рыдала Кася, не отрываясь от Бориса. — Мой папа жив! Вот он!
Родители Каси, в свалке не участвующие, переглянулись.
— Откуда ж вы узнали? — растерянно спросила женщина. — Что она не родная?
— Нечего было документы подделывать! — зло сказал Стас и вытер ладонью лоб. На Бориса удалось наконец надеть наручники. — Увести!
— Не пущу! — закричала Кася, но Люба с Апельсинчиком крепко ее держали за руки, да и Самохвалов помог.
— Да уведите же вы его наконец! — заорал он.
Бориса повели к выходу. В дверях он оглянулся и, криво улыбнувшись, сказал:
— Это вам так не пройдет. Вы ничего не докажете. Кася, никого не слушай. Это чудовищная ошибка. Я тебя люблю.
— Боря! — закричала та. — Боря, я тебе верю!
Сопровождающие подтолкнули Бориса к дверям. Тот вынужден был подчиниться.
— Ага! Ошибка! — хмыкнул Самохвалов и в сердцах добавил: — Все еще цепляется, гад! Не может смириться с тем, что миллионы из рук уплыли. -А когда двери за Борисом закрылись, со злостью добавил: — Самое гнусное, что он прав. Доказать его вину будет трудненько. Да успокойте же вы ее!
Это уже относилось к Касе. Окончательно потеряв Бориса, она вся обмякла и буквально повисла на руках держащих ее людей. Ее отвели к креслу, заведующая загсом метнулась к графину с водой:
— Вот, выпейте водички, успокойтесь.
— За что? За что? — тихо скулила Кася и, как заведенная, раскачивалась из стороны в сторону. Заведующая совала ей стакан, но вода только проливалась на белое платье.
Люба почувствовала жалость. И в самом деле: за что? Заговорила негромко:
— Кася, он же тебя использовал. И меня, — тихо добавила она. — Ведь это я устроила ваше первое свидание. Я завела разговор о брачном контракте. О Господи! То-то он обрадовался! Дура! Какая ж я дура! — Люба вдруг спохватилась: — Стас, а как же Климов? Ты только что сказал, что его убили? Как же так?!
— К сожалению, — хмуро ответил тот. — Я опоздал. Но я не ожидал, что он форсирует события. Честно признаться, недооценил. Но парень — талант. Жаль, что криминальный. Разработал гениальную комбинацию и почти ни разу не прокололся! Доказать что-либо нам будет невероятно трудно. Даже убийство Климова. То-то он не дернулся. А я уж понадеялся, что в окно сиганет. И тем самым косвенно признает себя виновным. Но он сдержался. Железный парень. Что касается смерти Климова… — Стас еще больше нахмурился. -Помнишь, Люба, ты мне телефончик оставляла? Я ему позвонил, хотел обрадовать. Что дочь нашлась, жива-здорова. Мало того, живет под боком, в одной с ним квартире. А он трубку не берет. Я напрягся. Что-то не то. Рванул к нему, меня охрана остановила. Они попытались связаться с хозяином, но тщетно. Дверь пришлось ломать. Захожу — а он висит.
— То есть как это висит?! — взвизгнула Люська.
— В петле, — пояснил Стас. — А на столе записка: «Видеть никого не хочу. Слышать тоже. Все предатели. Нет вам веры. Климов».
— Выходит, и в самом деле самоубийство? — удивилась Люба.
— Ага! Сейчас! Я думаю, что записка, написанная Климовым, предназначена членам правления. Он и так дал Борису самые широкие полномочия. А тут вдруг выяснилось, что Тюль — преступник. Мы его задержали, нашли в машине документы. Борис выжал из ситуации все, что мог. Запудрил Георгию Кимовичу мозги. Представьте себе реакцию Климова. У него на фирме предатель! И кто? Тюль! С которым уже лет десять вместе! Он и написал: «Видеть никого не хочу». Звонить отказался. Отсюда: «И слышать тоже». Но это можно истолковать как предсмертную записку. Мол, надоели все. Хочу уйти из жизни, потому что все предатели. Учитывая его предыдущую попытку покончить с собой… — Стас тяжело вздохнул. — В общем, развел нас. Я имею в виду Бориса. Грамотно все рассчитал. Это он напросился в машину к Тюлю, якобы поговорить, а потом нашел повод, чтобы на пару минут остаться одному и положить в «бардачок» лекарство и документы. Убил двух зайцев. Подбросил нам подозреваемого и добился истерики Климова. Ты сама знаешь, Любовь Александровна, что состояние того было в последнее время крайне неустойчиво.
— Я вынуждена буду это подтвердить, — кивнула Люба. — Но когда ж он успел его убить?
— Как когда? — удивился Стас. — Отправил Касю в гостиницу, за родителями, а сам занялся Климовым. Накинул на шею петлю и… Мужик здоровый, видали, какие у него банки? Ему надо было форсировать события, потому что он не хотел, чтобы в загсе или в ресторане Климов встретился с бывшей женой, матерью Каси. Это в планы Бориса не входило.
— А что входило в его планы? — спросила Люська.
— Во-первых, подсунуть нам бумаги, по которым мы теперь легко отыскали бы мать Каси. А через нее и наследницу. Время настало. Но инициатива должна была исходить не от него. Это мол, случайность, что он женился на наследнице миллионов. Убирая детективов, Борис просто тянул время. Ну не мог же он жениться на Касе после первого же свидания! Тем более что она ему с первого взгляда не понравилась! Он не сдержался и показал свое пренебрежение. А потом в руки Борису попал ее паспорт…
— Ах да! — встрепенулась Люба. — Он тут же забрал ее документы, и больше я их не видела! Но почему вдруг Кася? Откуда у нее это имя?
Все посмотрели на мать. Та вдруг начала оправдываться:
— Я не подделывала документы! Что вы! Просто когда забеременела от Вани, — она с нежностью посмотрела на мужа, — мы решили, что моя дочь от первого брака не должна чувствовать себя ущербной. И Ваня ее официально удочерил. У нас есть все бумаги! Она действительно Мария Ивановна Колыванова. По паспорту. Все законно.
— Да, да, — закивал ее муж. — Точно так. Официально удочерил.
— Касе никогда не требовалось свидетельство о рождении, — продолжала ее мать. — Ведь это только когда наследство. Она и не знала, что не родная. А с паспортом все в порядке.
— Но дельце-то провернула Мальцева? — сердито спросил Стас. — Скажите уж правду!
— Ирина? Да, она помогла. Когда через суд оформляли удочерение, Касе было пять лет. Искали отца, то есть Жору, а он как в воду канул. За неявкой и оформили. Без его согласия. Алиментов-то не платил, три года не объявлялся. Жили-то мы с Ваней уже в другом городе, а Ирину попросили держать все в тайне. Вы уж Ирину-то не ругайте. Дело прошлое. — «Не знает», — догадалась Люба, переглянувшись со Стасом. — Мы хотели, чтобы Кася была как родная. И жилплощадью бы ее не обделили, если вдруг с нами что-то случится. Со мной и с Ваней. Чтоб все по закону, как старшей дочери. Никто и не знал. Мария Ивановна Колыванова, и все. Получили в суде бумагу об удочерении, — важно сказала женщина, — а документы в паспортный стол я сама подавала. Как и не было никакой Климовой Марии Георгиевны. Есть Колыванова Мария Ивановна. И паспорт выписали по новому документу. Жора-то нас бросил, — она тяжело вздохнула. — А сейчас вдруг слышу: Георгий Кимович. Отчество уж больно редкое. Пусть земля ему будет пухом, — и она перекрестилась.
— Истинно так, — кивнул муж и тоже размашисто наложил крест. — Мы все по закону.
— Когда вы его искали, он в Москве по общежитиям скитался. Он тоже вас потом искал, — вмешалась Люба. — Алименты хотел высылать.
— Да чего уж там, — махнул рукой Колыванов. -Мы сами.