На какой-то момент он, казалось, потерял свою неустрашимость. Утром в понедельник командир буров передал лорду Китчинеру послание с просьбой о прекращении огня на двадцать четыре часа. На что, разумеется, поступил категорический отказ. На это Кронье ответил, что, если мы настолько бесчеловечны, что не позволяем бурам захоронить мертвых, ему остается только капитулировать. Британцы предложили выслать представителя, имеющего полномочия вести переговоры, однако Кронье передумал и с презрительным ворчанием исчез в своих траншеях. Стало известно, что в лагере есть женщины и дети, и британцы предложили выпустить их в безопасное место, но буры отказались даже от этого. Причины сего последнего решения просто непостижимы.
Диспозиция лорда Робертса была простой, рациональной и, самое главное, гарантировала наименьшие потери. Бригада Смита-Дорриена, которая завоевала в Западной армии репутацию, подобную той, что получили ирландцы Харта в Натале, располагалась вдоль реки на западе и имела задачу постепенно продвигаться вверх, используя при наступлении траншеи. Бригада Чермсайда занимала такую же позицию на востоке. Две других дивизии и кавалерия стояли вокруг, внимательные и напряженные, как терьеры возле крысиной норы, а безжалостные пушки весь день поливали русло реки снарядами и шрапнелью. А в кольце окружения, среди убитых волов и павших лошадей, образовался очаг заразы, распространявший по окрестностям ужасные испарения. Время от времени часовые ниже по реке замечали в темных воронках несущейся воды плывущие тела буров, которых смыло с той Голгофы. Смуглый Кронье, предатель Почефстрома, железный повелитель негров, поноситель британцев, суровый победитель Магерсфонтейна, – пришел, наконец, для тебя день расплаты!
В среду, 21 февраля, британцы, будучи уверены, что держат Кронье мертвой хваткой, обратили внимание на отряд буров, занимающий высоту юго-восточнее брода. Было ясно, что этот отряд, если его не выбить, станет авангардом освободительной армии, которая может подтянуться из Ледисмита, Блумфонтейна, Колесберга или из любого другого места, где буры окажутся в состоянии выслать людей. Уже поступили донесения о приближении отрядов, покинувших Наталь, как только туда дошли известия о вторжении в Свободное Государство. Требовалось раздавить отряд на холме, пока он не стал слишком мощным. С этой целью выступила кавалерия: с одной стороны Бродвуд с 10-м гусарским и 12-м уланским полками и двумя батареями, а с другой – Френч с 9-м полком, 16-м уланским полком, Королевской конной гвардией и двумя другими батареями по краям. Силы буров были встречены и разбиты, а защитников холма выбили со значительными потерями. В этом хорошо организованном деле неприятель потерял по меньшей мере сто человек, пятьдесят из которых были взяты в плен. В пятницу, 23 февраля, буры предприняли еще одну попытку прорвать блокаду с юга, но она окончилась для них неудачей. Отряд атаковал холм, который оборонял Йоркширский полк, но был отброшен назад залпом огня, после чего направился ко второму холму, где «Баффс» оказали ему еще более жесткий прием. Поступило еще восемьдесят пленных. Едва ли не каждую ночь кто-то из буров убегал из своего лагеря и сдавался нашим дозорам. К концу недели численность пленных в целом составляла уже шестьсот человек.
Тем временем окружение стянулось еще теснее, огонь стал еще интенсивнее и точнее, а условия жизни в этом жутком месте были таковы, что одно зловоние могло вынудить к капитуляции. Разразившиеся тропические грозы, сверкание молний и яростные потоки дождя не уменьшили бдительности британцев. Аэростат в небе направлял огонь, который день ото дня становился все более неистовым и достиг апогея 26 февраля с прибытием четырех 5-дюймовых гаубиц. Но никаких сигналов от Кронье и его мужественных приверженцев все равно не поступало. Большая часть из них, глубоко зарывшись в норы берега реки, не страдала от артиллерийских снарядов, а треск ружейного огня при передвижениях аванпостов свидетельствовал, что траншеи как всегда бдительны. Однако дело могло закончиться единственным образом, и лорд Робертс с поразительной мудростью и настойчивостью отказывался торопить его ценой жизни своих солдат.
Две бригады с каждой стороны бурских линий не упускали ни единого шанса продвинуться вперед, и теперь они оказались на расстоянии возможного удара. Ночью 26 февраля было решено, что люди Смита-Дорриена попытают удачу. В этот момент передние траншеи британцев отделяло от бурских линий семьсот метров. В траншеях стояли Гордонский и Канадский полки, последний – ближе к реке. Стоит рассмотреть детали организации этой атаки, поскольку успех кампании был ею, по меньшей мере, ускорен. Канадцам приказали наступать, гордонцам – поддерживать, а шропширцам слева – занять такую позицию, чтобы обойти с фланга любую контратаку со стороны буров. Канадцы пошли в атаку в темноте ранним утром до восхода луны. Первая шеренга несла винтовки в левой руке, а правой каждый держался за рукав идущего рядом солдата. У последней шеренги винтовки висели на плече, а в руках солдаты несли лопаты. Ближе всех к реке шли две роты («G» и «Н»), за ними – 7-я рота Королевского инженерного полка с кирками и пустыми мешками для песка. Длинная линия пробиралась в кромешной темноте, понимая, что в любой момент на них, как на Шотландскую дивизию у Магерсфонтейна, может обрушиться огонь. Пройдено сто, двести, триста, четыреста, пятьсот шагов. Они знали, что траншеи совсем близко. Если подкрасться достаточно бесшумно, можно застать буров врасплох. Вперед, еще шаг и еще один, с мольбой о тишине. Услышат ли легкое шарканье ног люди, лежащие от них на расстоянии броска камня? Их надежды стали расти, как вдруг в тишине раздалось звучное металлическое дребезжание и глухой звук падения человеческого тела – пустые жестянки! Они задели проволоку с банками из-под мясных консервов. До траншеи оставалось только девяносто метров. В этот момент стукнула одна винтовка, канадцы бросились вниз. Их тела едва коснулись земли, как линия длиной в шестьсот метров вспыхнула яростным ружейным огнем, пули зашипели, как вода на раскаленной сковородке. В этом страшном красном свете солдаты, лежавшие и отчаянно выцарапывавшие укрытия, могли видеть, как по краю вздрагивали дула винтовок и то появлялись, то исчезали головы буров. Как полк, беспомощно лежащий под огнем, избежал истребления – удивительно. Штурмовать траншею при таком непрерывном потоке свинца казалось невозможным, и так же невозможно было оставаться там, где они оказались. Скоро взойдет луна, и их перестреляют до последнего солдата. Ротам на равнине приказали отходить. Разомкнувшись, они отступили с поразительно небольшими потерями, но случилось непредвиденное осложнение. Неожиданно спрыгнув в траншею Гордонского полка, они напоролись на солдатские штыки. Раны получили один младший офицер и двенадцать солдат – к счастью, ни одна из них не была серьезной.
Пока эти события происходили на левой части линии, положение правой было не лучше. Стрельба на время прекратилась – буры, по-видимому, решили, что отошли все наступавшие. Не зная, свободен ли для стрельбы фронт небольшого отряда правой части второй линии (теперь состоящей из примерно шестидесяти пяти саперов и канадцев, лежащих в смешанном ряду), капитан саперов Бойлоу пополз вперед вдоль берега реки и обнаружил, что уцелевшие на линии огня капитан Стеарс и десять канадцев прочно укрылись в изломе речного берега, откуда просматривался бурский лаагер. Они были счастливы узнать о близкой поддержке. Это увеличило общую численность дерзкого отряда до семидесяти пяти стволов. В это время Гордонский полк, ошеломленный призраками, прыгавшими в их траншеи и через них в последние несколько минут, отправил человека по берегу реки, чтобы в свою очередь убедиться, свободен ли их фронт, и, если нет, то узнать, в каком состоянии находятся оставшиеся в живых. Полковник инженерных войск Кинкейд, теперь командующий остатками нападавших, сообщил, что к утру его люди хорошо окопаются. Маленький отряд распределился для земляных работ, насколько позволяли темнота и их сомнения в точной позиции буров. Дважды стук лопат вызывал из мрака разгневанные залпы, но работы ни разу не прекращались, и на рассвете землекопы обнаружили, что не только обеспечили себе укрытие, но и окопались на позиции, с которой могли обстреливать продольным огнем более пятисот метров бурских траншей. До наступления дня британцы тихо лежали в своем укрытии, так что при свете утра буры не осознали перемены, которую принесла ночь. Только когда бюргер спустился к реке наполнить свою кружку, и получил смертельную пулю, они поняли, насколько простреливается их позиция. Полчаса буры интенсивно стреляли, но затем из траншеи показался белый флаг. Кинкейд поднялся на свой бруствер, а со стороны неприятеля выступила одинокая изможденная фигура. «С бюргеров достаточно; что им остается делать?» – сказал бур. При этих словах его товарищи вылезли из окопов, а потом пошли и побежали к британским линиям. Вряд ли забудут этот момент обожженные и грязные воины, которые поднялись и кричали, пока не услышали ликования дальних британских лагерей. Нет сомнений, что Кронье к этому времени уже понял, что подошел крайний предел его сопротивления, однако непосредственная заслуга в том, что в утро Дня Маджубы белый флаг затрепетал над линиями Паардеберга, принадлежит именно той горстке саперов и канадцев.
Было шесть часов утра, когда генерал Претиман прискакал в штаб лорда Робертса. За ним на белом коне ехал человек среднего роста, крепкого телосложения, с темной бородой, быстрыми внимательными глазами охотника и седыми волосами, ниспадающими из-под высокой коричневой фетровой шляпы. Он был в широкой черной суконной одежде бюргера и зеленом летнем пальто, в руках он держал маленький кнут. Внешне он напоминал скорее почтенного лондонского члена приходского управления, чем отважнейшего солдата, прошедшего мрачный путь.
Генералы обменялись рукопожатием, и Кронье коротко объявили: его капитуляция должна быть безоговорочной, на что он, после непродолжительного молчания, согласился. Единственным условием Кронье было, чтобы жена, внук, секретарь, адъютант и слуга получили разрешение его сопровождать. В тот же вечер Кронье отправили в Кейптаун, оказав ему почетные знаки внимания, скорее, за его бесстрашие, чем человеческие качества. Его люди, бледная оборванная компания, вышли из своих нор и сдали оружие. Приятно добавить, что, несмотря на многочисленные неприятные воспоминания, британские рядовые обращались со своими врагами с той же великодушной вежливостью, какую лорд Робертс проявил по отношению к их командиру. Общее количество взятых нами в плен составило примерно три тысячи трансваальцев и тысячу сто граждан Оранжевой Республики. Последних не было больше только потому, что многие к этому моменту уже разбежались по своим фермам. Кроме Кронье, в наши руки попали Волверанс из Трансвааля, немецкий артиллерист Альбрехт и сорок четыре других фельдкорнетов и коммандантов. Было захвачено также шесть небольших пушек. Днем того же дня длинная колонна пленных потянулась к Моддер-Риверу, чтобы по железной дороге отправиться в Кейптаун. Пожалуй, в тот момент на земле не было более странной группы людей – взлохмаченные, оборванные, нелепые, кто-то в галошах, кто-то с зонтиками, кофейниками и томиками их излюбленной Библии. Такими они выходили после десяти дней славной истории.
Посещение лагеря показало, что ужасное зловоние, доносившееся до британских линий, и раздувшиеся туши, плывшие по мутной реке, были правдивыми знаками его состояния. Крепкие солдаты возвращались бледными и больными после осмотра места, в котором женщины и дети жили десять дней. Из конца в конец тянулись гниющие массы, покрытые немыслимыми тучами мух. Тем не менее, инженер, потрясенный ужасным видом и тошнотворным зловонием, быстро пришел в себя после осмотра глубоких узких траншей, в которых стрелок мог припасть к земле с минимумом опасности пострадать от снарядов, и пещер, где штатские оставались в полной безопасности. Количество убитых нам точно не известно, но двести раненых в ущелье дают представление о потерях буров, не только за время бомбардировки в течение десяти дней, но также за весь бой при Паардеберге, стоивший нам одиннадцать сотен человек. Какой более убедительный пример можно привести в доказательство преимущества обороны над атакой и безвредности самого яростного артиллерийского обстрела, если те, кто ему подвергаются, имеют достаточно пространства и времени, чтобы подготовиться.
Всего две недели прошло с того момента, как лорд Робертс вывел свои войска из Рамдама, и за это время был произведен крутой перелом в ходе кампании. Трудно вспомнить другой случай в истории войн, когда единственный маневр так отразился бы на многих других операциях. 14 февраля Кимберли угрожал захват, перед Метуэном стояла победоносная бурская армия, рубежи Магерсфонтейна казались непреодолимыми, Клементса теснили у Колесберга, Гатакра остановили в Стормберге, Буллер не мог форсировать Тугелу, а Ледисмит находился в тяжелом положении. 28 февраля осада Кимберли была прорвана, бурская армия рассеяна или взята в плен, рубежи Магерсфонтейна оказались в наших руках, Клементс обнаружил, что его противник отходит, Гатакр смог начать наступление на Стормберг, перед Буллером стояла ослабленная армия, а Ледисмит был почти освобожден. И все было достигнуто ценой умеренных людских потерь, за большую часть которых лорд Робертс ни в коем случае не несет ответственности. Здесь, наконец, мы имеем дело со славной репутацией настолько обоснованной, что даже Южноафриканская война смогла лишь укрепить ее и увеличить славу. Одна-единственная мастерская рука мгновенно превратила ночь Англии в день и вывела нас из того кошмара просчетов и несчастий, который так долго терзал нашу душу. Мастерская рука принадлежала лорду Робертсу, но рядом с ним были и другие, без которых эта рука могла бы ослабеть: организатор Китчинер, кавалерийский командир Френч – этим двоим, уступающим доблестью только своему руководителю, мы также обязаны результатами операций. Хендерсон, исключительно одаренный глава разведывательной службы, и Ричадсон, который при всех трудностях кормил армию, тоже имеют право на свою долю в этом успехе.
Глава XX. Наступление Робертса на Блумфонтейн
Капитуляция Кронье произошла 27 февраля, навсегда уничтожив победные воспоминания, которые буры двадцать лет связывали с этой датой. Требовалась пауза, чтобы доставить продовольствие голодным войскам, а самое главное, чтобы собрать лошадей для кавалерии. Снабжение фуражом было в высшей степени неудовлетворительным, и животным пришлось учиться кормиться сухой травой вельда[48]. Кроме того, за последние две недели они очень много работали. Поэтому лорд Робертс остался в Осфонтейне – ферме, расположенной недалеко от Паардеберга, ждать, когда кавалерия будет готова к наступлению. 6 марта он выступил маршем на Блумфонтейн.
Силы, собиравшиеся к нему с юга и востока во время операций в Паардеберге, тем временем получали подкрепление из Колесберга и Ледисмита, и приняли довольно внушительные размеры. Эта армия под командованием Де Вета в нескольких километрах к востоку заняла мощную позицию, охватывающую большую гряду холмов. 3 марта там провели разведку боем, с участием нескольких наших орудий, но только через три дня армия начала движение с намерением обойти гряду или взять. В это время в британский лагерь подходило пополнение, частично из полков, воевавших в других местах, частично из вновь прибывших частей с разных концов Империи. Подошел Гвардейский полк из Клип-Дрифта, Лондонский имперский добровольческий полк, Австралийский полк конной пехоты, Бирманский полк конной пехоты и отделение полка легкой кавалерии с Цейлона – они помогли сформировать эту необыкновенную оккупационную армию, собранную с пяти континентов, но в ее рядах никто не чувствовал себя чужаком.
Позиция, занимаемая неприятелем в Тополиной роще (местечко получило название по группе тополей, окружающих ферму, которая находилась в центре позиции) шла через Моддер, по обеим сторонам реки ее укрепляли холмы, между которыми располагались холмики меньшей высоты. При орудиях, траншеях, одиночных окопах для стрелков и колючей проволоке упрямый генерал, наверное, нашел бы ее новым Магерсфонтейном. Но лишь про предшественников лорда Робертса справедливо говорить, что легко победить с тремя кавалерийскими бригадами там, где трудно это сделать с двумя полками. И основная вина в этом случае ложится не на того человека, который проигрывает с двумя полками, а на тех людей, кто предоставляет ему средства, недостаточные для решения поставленной задачи. А вот в определении необходимых средств сначала одинаково ошибались и наши военные специалисты, и наши политики, и наша общественность. План лорда Робертса был безусловно прост, и, если бы его выполнили, безусловно эффективен. Он и не собирался приближаться к сети траншей и проволоки, которую так старательно возвели, чтобы его уничтожить. Более слабая сторона, если она мудра, компенсирует свою слабость полевыми укреплениями. Более сильная сторона, если она мудра, оставляет все как есть и использует свою силу, чтобы обойти укрепления. Лорд Робертс намеревался идти в обход. При его огромном превосходстве в численности и орудиях захват или рассеивание армии противника можно было свести к неизбежности. Оказавшись в окружении, бурам пришлось бы либо выходить на открытую местность, либо сдаваться.
6 марта кавалерия форсировала реку, и ранним утром 7 марта, еще в темноте, ее выслали обойти левое крыло буров и закрепиться на линии их отступления. Дивизия Келли-Кенни (6-я) имела приказ следовать на поддержку. Тем временем Таккер должен был двинуться прямо вдоль южного берега реки, хотя мы можем предположить, что ему приказали в случае сопротивления не вступать в бой. 9-я дивизия Колвила с частью военно-морской бригады находилась к северу от реки, моряки должны были обстреливать броды, если буры попытаются ими воспользоваться, а пехота – совершить обходной маневр, как кавалерия на другом фланге.
План действий, однако, строился на предположении, которое не оправдалось. Оно состояло в том, что неприятель, потратив столько сил на подготовку позиции, хотя бы некоторое время станет ее защищать. Но ничего подобного не произошло, и как только буры осознали, что кавалерия находится у них во фланге, они начали отход. Пехота не выпустила ни единой пули.