Р. ЛИТВИНОВА: Что такое сноб? Он же выбирает самое яркое, самое лучшее. Или имеет какое-то пристрастие. Кстати, не мыслю я такими понятиями.
В. ПОЗНЕР: Хорошо. Как-то в Сочи я был на «Кинотавре», смотрели разные фильмы, после чего где-то там ужинали. Я не буду называть фамилию человека, но я сказал: «Мне этот фильм совсем не понравился». И человек на меня посмотрел с некоторой печалью и сказал: «Владимир Владимирович, это кино не для всех». Понимаете? Есть же кино не для всех, вы согласны с этим?
Р. ЛИТВИНОВА: Есть. Не открываются файлы для них. Им — что попроще.
В. ПОЗНЕР: Вы-то делаете кино не для всех? Как вы думаете?
Р. ЛИТВИНОВА: Я же не могу рассчитать — для всех, не для всех. Я сначала его для себя делаю. А если оно кому-то еще нравится, это уже огромное дополнительное счастье. Нельзя просчитать. Я знаю, что я сижу в своей нише камерного арт-хауса, и я согласна с этой нишей. То есть меня это вполне устраивает — делать свое, независимое кино за такие крошечные деньги. Конечно, это не мейнстрим.
В. ПОЗНЕР: Вы не согласны, что каждый художник, если он пишет книгу, если он пишет картину, если он делает фильм, он это делает не для себя только? Он же хочет, чтобы другие это читали, это увидели. Правда же? Вы же делаете кино не только чтобы дома самой его смотреть?
Р. ЛИТВИНОВА: Представьте себе, я делала эту картину, совершенно не надеясь, что ее еще кто-то увидит.
В. ПОЗНЕР: Но вы бы хотели, чтобы ее увидели? Надежда и желание — это разные вещи.
Р. ЛИТВИНОВА: Я вообще в огромном счастье пребываю, что вдруг она имеет такой отзвук. Но я вообще на него не рассчитывала. Я поражена самим фактом, что эта картина из точки «А» добралась до экрана. Вы понимаете, что это вообще нонсенс? Это невозможно. Два года мы снимали ее на фотоаппарат какой-то там сборной съемочной картиной.
В. ПОЗНЕР: Эта картина — давайте мы ее назовем.
Р. ЛИТВИНОВА: «Последняя сказка Риты». И, конечно, ничто не предвещало. Это было без всяких гарантий, что ее вообще возьмут. То есть это, конечно, абсолютный арт-хаус, который обычно никогда не добирается до кинотеатров. Я знаю несколько замечательных режиссеров, которые делали прекрасные картины. Один кинотеатр прокатывает такой фильм две недели. И он — бах и исчезает. Это еще счастье. То есть на самом деле это удел кинофестивалей, вот и все.
В. ПОЗНЕР: Когда написал какой-то критик по поводу «Последней сказки Риты», что массовому зрителю с Литвиновой — не по пути, это для вас, скорее, комплимент? Как бы вы восприняли?
Р. ЛИТВИНОВА: Это какая-то фраза из сталинских времен. «Не по пути» — значит… Откуда он знает?
В. ПОЗНЕР: Как же? Критики все знают, вы же знаете.
Р. ЛИТВИНОВА: Да. Вот такие они все-таки. Я никогда даже не имею права так писать про коллег и вообще про картины, потому что если бы они знали, как это тяжело делается.
В. ПОЗНЕР: Вы знаете историю?.. Это я сейчас задам несколько коротких вопросов, хотя вопросы могут быть длиннее даже, чем ответы. Вы видели фильм «Марафонец», который давно был сделан? Там две главные роли, Дастин Хоффман и Лоуренс Оливье. Оливье там за 60, а Хоффману еще нет 30. А в конце съемочного дня Хоффман всегда был выжат как лимон, но он играл по Станиславскому. А этот — нет. И тогда как-то он сказал Лоуренсу Оливье: «Как же получается? Вы в 2,5 раза меня старше, а в конце дня вы как огурчик, а я как выжатый лимон. Почему?» И тот на него посмотрел и сказал: «Скажите, а вы пробовали играть?» — «Да.» — «Так вот вы, вы играете? Или вы играете? Вы по Станиславскому или вы по Оливье?»
Р. ЛИТВИНОВА: Вы знаете, я уже 8 лет играю во МХАТе, и мне кажется, я уже закончила эту Школу-студию МХАТ, и я уже, мне кажется, способна и играть. Просто играть. Но иногда… Все-таки кино — это же не театр. Это театр — древнее искусство на дальний ряд, когда нужно посылать голос, нужно громко кричать, чтобы тебя услышали, нужно быть как-то подоходчивее. Кино — это, конечно, слишком… Это прямо вблизи, это крупный план. И лучше недотапливать, чем перетапливать, и лучше играть по-другому. То, что версия Хоффмана, конечно. И кстати, время нас рассудило. Потому что Оливье более-менее такой… Мне ближе, конечно, игра Хоффмана.
В. ПОЗНЕР: Скажите, пожалуйста, как вы относитесь к тому, что какой-то критик тоже сказал, что если б вы были американкой, вы были бы Мадонной?
Р. ЛИТВИНОВА: Мне кажется, она так глупо себя вела на последнем концерте. Мне не хотелось бы прийти в ее возрасте… Я ее глубоко уважаю. Но, видите, в каком-то возрасте тоже людей покидает адекватность.
В. ПОЗНЕР: А то, что возбудили судебное дело против нее в Санкт-Петербурге?
Р. ЛИТВИНОВА: Маразм. Там вообще какой-то маразм. Но мне не понравилось, что… Я пришла на концерт и вместо этого я вижу, когда она кричит всему залу: «Вы со мною? Вы со мною? Вы со мною?» Мне хотелось крикнуть: «Да я не с тобою! Я хочу, чтобы ты пела». Зачем мне это все? При этом она фальшивила, пела плохо. Я хотела бы, чтобы она подумала о своем вокале, хотя бы не фальшивила.
В. ПОЗНЕР: Кстати, в картине «Последняя сказка Риты» вы же вроде как поете? Это совершенно потрясающе.
Р. ЛИТВИНОВА: Я открываю рот, а звучит голос Земфиры. Ну, представляете, если я еще начну петь, это уже совсем будет. Можно уже сдать в психбольницу.
В. ПОЗНЕР: Кстати, как вы относитесь к Чаплину? Я имею в виду не Всеволода Чаплина, а Чарли.
Р. ЛИТВИНОВА: Он — гений абсолютный.
В. ПОЗНЕР: Ведь он и режиссер, и сценарист, и композитор.
Р. ЛИТВИНОВА: Прелесть. Я его обожаю. Он вообще очень скромный мужчина. Во всех титрах сразу. И ничего, и нормально. И, кстати, сейчас это все равно свежо смотрится.
В. ПОЗНЕР: Точно. Да, это удивительная вещь. Хотя кино устаревает вроде бы.
Р. ЛИТВИНОВА: Нет. Гении не устаревают. Видите, время рассудило всех.
В. ПОЗНЕР: Да. А кто бы еще из режиссеров? Кого бы вы назвали гением кроме Чаплина, который, на мой взгляд, вообще отдельный?
Р. ЛИТВИНОВА: Педро Альмодовар. Конечно, Билли Уайлер делал гениальные картины. У него были разные.
В. ПОЗНЕР: А Феллини?
Р. ЛИТВИНОВА: Гений абсолютный. Такой добрый, такой светлый. Я его очень люблю. Вообще, мне кажется, один из лучших режиссеров вообще в мире. Я его обожаю.
В. ПОЗНЕР: Как-то даже не хочется задавать вопрос, но я знаю, что потом мне скажут: «А как вы не спросили?» Как вы относитесь ко всей этой истории с «Pussy Riot»?
Р. ЛИТВИНОВА: Я считаю, что нужно, конечно, этих дам выпустить. Осталось их две, да? Но я не могу это назвать искусством. Это настолько бездарно все. То, что их заперли и делают из них каких-то борцов за свободу, это же какой-то абсурд. И они уже себя там сопоставляют с такими людьми, как Бродский, Солженицын. Просто меня уже поражает. Их надо выпустить.
В. ПОЗНЕР: Вам не кажется, что само государство их превратило в таких?
Р. ЛИТВИНОВА: А это — такая глупость. Абсолютная.
В. ПОЗНЕР: Вы — верующий человек?
Р. ЛИТВИНОВА: Я все время в поиске, я в процессе. Не могу сказать, что я прямо воцерковлена. Да, я крестилась, мне было 16 лет. Но мне кажется, это же дозволительно.
В. ПОЗНЕР: Уж если закончить с этой темой «Pussy Riot», в частности, говорили многие, что они оскорбили чувства верующих. Ваши чувства они оскорбили?
Р. ЛИТВИНОВА: Если б я там присутствовала… Мне кажется, нет. Но просто это такая глупость. Абсолютная глупость.
В. ПОЗНЕР: О вас многие писали и пишут, и, в частности, хорошо вам известный Дмитрий Быков написал любопытную вещь: «Она привила себе сумасшествие. Как врач прививает чуму для изучения симптомов». Это не так? У вас нет такого ощущения?
Р. ЛИТВИНОВА: Он же талантливый человек, он может себе придумать всякие такие… Это он, кстати, давно писал, когда он меня едва знал.
В. ПОЗНЕР: Он написал это в 2010 году. Он же вас знал? И он говорит, что это выражение вашего протеста против нынешнего общества, что вы таким образом показываете протест. Он говорит: «А мы вот так. Мы никогда не будем делать того, что некрасиво. А если нам предлагается жить некрасиво, мы умрем. Во времена, когда затаптывали слабых и безумных (а в девяностых это было, нечего кривиться), мы демонстративно будем слабы и безумны. Этой слабостью и безумием мы вас покорим, и вы будете нам ножки целовать».
Р. ЛИТВИНОВА: Да, у него такая версия. Мне очень любопытно. Видите, у него такой взгляд на меня.
В. ПОЗНЕР: Да, действительно. Пожалуй, тогда перед Марселем Прустом… Вы мне ответьте, и тогда я вам задам эти вопросы. О вашей роли в «Последней сказке Риты» вы сказали так: «Это некое мифологическое существо в современных условиях, которое именно подделывается под человека, пытается общаться, выпивать в компаниях. Но главная ее задача — собирать красивые души и сопровождать их в последний путь». Многие критики посчитали, что на самом деле эта героиня — это ваш альтер-эго. Вы с этим согласны? В чем вы видите свою миссию, если так вот?..
Р. ЛИТВИНОВА: Я просто сама долго думала, как ответить, вот эти истоки. Я же очень долго работала во всяких домах престарелых еще до ВГИКа и больницах. И я помню, я работала, меня поставили в приемное отделение дома престарелых, куда привозили… В четверг у них был приемный день, только один раз в неделю в это отделение приходил врач, а все остальное время была я с этими бабушками. В основном привозили бабушек, потому что дедушки в нашей стране почти не доживают до преклонных лет. И, понимаете, их привозили иногда в отчаянном совершенно физическом состоянии, и они у меня прямо умирали. Я звала врачей, никто не спускался. И я сидела рядом с ними, брала за руку… Причем я была тогда совсем молодая. И мне они говорили: «Как мне страшно, как мне страшно». Почти все бабушки очень боялись. И я помню, я, вообще ничего об этом не зная, брала их за руку и все время говорила: «Это не страшно». Откуда я могла знать это, я не знаю. Может быть, это оттуда? Я не знала, что им говорить. Может быть, это оттуда все тянется, что я именно хотела сыграть эту женщину, это существо, которое вам наобещает и исполнит? Что это не страшно, и что дальше вас ждет прекрасное путешествие.
В. ПОЗНЕР: Марсель Пруст. Какую черту вы больше всего не любите в себе?
Р. ЛИТВИНОВА: Нет у меня такой черты.
В. ПОЗНЕР: А в других какая черта вам больше всего не нравится? Какая-нибудь есть такая черта?
Р. ЛИТВИНОВА: Есть эти семь смертных грехов, которые мне все не нравятся, и против них я борюсь. Вы знаете, это алчность, чревоугодие, зависть, праздность, гневливость и похоть.
В. ПОЗНЕР: Какое качество вы более всего цените в мужчине?
Р. ЛИТВИНОВА: Все-таки я вообще в людях ценю доброту.
В. ПОЗНЕР: А в женщине?
Р. ЛИТВИНОВА: А в женщине самое главное — быть доброй.
В. ПОЗНЕР: Когда и где вы были более всего счастливы? Вы можете вспомнить такой момент или место?
Р. ЛИТВИНОВА: Дома бываю счастлива, когда я в окружении любимых.
В. ПОЗНЕР: Вы можете назвать свою главную черту?
Р. ЛИТВИНОВА: Не могу вообще себя оценивать.
В. ПОЗНЕР: Не можете. Хорошо. О чем вы больше всего сожалеете?
Р. ЛИТВИНОВА: Ой, мне кажется, это все впереди.
В. ПОЗНЕР: Хорошо. Ваше внутреннее состояние нынешнее — какое оно?
Р. ЛИТВИНОВА: Все-таки я очень… Все равно я счастлива, я в благодарности пребываю.
В. ПОЗНЕР: Если бы дьявол предложил вам бессмертие без каких-либо условий, приняли бы?
Р. ЛИТВИНОВА: Нетушки.
В. ПОЗНЕР: Оказавшись перед богом, что вы ему скажете?
Р. ЛИТВИНОВА: Вот видите, опять ничего я ему не скажу. Я, наоборот, в благодарности.
В. ПОЗНЕР: Спасибо вам большое.
Р. ЛИТВИНОВА: Спасибо.
РЕНАТА ЛИТВИНОВА 21.10.2012Когда я впервые увидел Ренату Литвину — это было довольно много лет тому назад, но точно не помню ни года ни места, — я остолбенел. От ее совершенно невероятной, нестандартной, редкостной красоты. А когда мы познакомились поближе, я остолбенел окончательно оттого, что она не вписывается ни в какие стандарты.
Она не просто блондинка, она квинтэссенция блондинки — не только в смысле цвета волос, но в смысле общего впечатления от всего. От ее глаз, от движения ее рук, от того, как она ходит, как смотрит, как жестикулирует, как стоит и сидит — так умеют только и исключительно блондинки. Но раз блондинка, то потрафарету она должна быть глупа как пробка, а раз супер-блондинка, то должна быть супер-глупа. А вот тут-то извините-с. Нет, не глупа. А умна. Я даже позволил бы себе сказать — умна необыкновенно, умна совершенно по-своему, как никто другой, умна сама по себе, выражая тем самым свою абсолютно уникальную суть.
И еще: она обворожительная женщина. Но при этом лишена кокетства. Нет и тени жеманства, нет и намёка на «ах, я такая слабая!», «ах, как трудно мне, женщине, в этом мужском мире!». Ничего такого нет, потому что это пошло, а в Ренате вы не найдете и следа пошлости.
Я пригласил ее на программу, потому что был под впечатлением ее удивительного фильма «Последняя сказка Риты». И думаю, что она согласилась прийти, потому что рассчитывала на то, что о «Последней сказке Риты» будет сказано не раз и не два, и она не ошибалась. Но, пригласив ее, я совершенно не представлял себе, что из этого получится, ведь более пяти минут я нигде и никогда не разговаривал с ней.
Глядя на нее, я поймал себя на мысли, что она опасна, что если влюбиться в Ренату Литвинову, то это как приговор, это пожизненно, и когда она выставит тебя за дверь (не важно, по какой причине), ты до конца своих дней будешь по ней тосковать.
И поразила она меня не только своими суждениями, но прямотой:
— Смерти не боится, но старость ужасна и несправедлива, ведь мы внутри все еще полны страстей, а наша «проклятая оболочка» дряхлеет.
— Сегодняшние русские мужчины — это слабый пол, и бедные женщины (их гораздо больше, чем мужчин) охотятся на любых «завалящих» мужчин.
— Страданиям надо идти навстречу.
— Смысла жизни нет, его назначает себе каждый человек.
Это все говорится прямо, то с улыбкой, то без, но глядя прямо в глаза тебе.
А какой язык? «Я люблю поотчаиваться», «мелкие подчувства», «влюбляться без проникновения», «сверкать глазами», «посмотреть чужой прекрасный сон», «гений не устаревает».
И совсем меня доконал ее рассказ об «умирающих бабушках», которые страшно боялись смерти и которых она держала за руку, приговаривая — «это не страшно, не страшно».
За всю программу Рената Литвинова не сказала ни единого банального слова и ни разу не ушла от вопроса.
Для меня она была и остается единственной и неповторимой.
Сергей Юрский 18 декабря 2012 года
В. ПОЗНЕР: Сергей Юрьевич, если бы вы представлялись незнакомой аудитории, — и как актер, и как режиссер, и как писатель, — что вы поставили бы на первое место?
С. ЮРСКИЙ: Актер, конечно.
В. ПОЗНЕР: Мы много раз приглашали вас, и ни разу не получалось. Позже я прочитал ваши слова: «У меня принцип такой — надо всегда отказываться…» Так почему вы наконец согласились?
С. ЮРСКИЙ: Нет, принцип, который доведен до абсолюта, вреден. Действительно, надо быть готовым отказаться, потому что новая работа трудна. Но немало раз я сразу говорил: «Да, конечно». Это касается и сегодняшней нашей встречи. Мы давно знакомы, и я все понимал. У меня сейчас нелегкое физическое состояние, перегрузка жуткая, но я сказал сразу и безоговорочно: «Да».
В. ПОЗНЕР: За что я вам благодарен… Не всем известно, что ваш отец был директором цирка. Это так? И вы очень дружили с Юрием Никулиным?
С. ЮРСКИЙ: Отец являлся художественным руководителем — некоторое время, довольно продолжительное и важное для цирка. А с Никулиным мы были не то чтобы дружны, то есть не встречались ежедневно, но я знал его с момента прихода из армии. И потому наши отношения до последнего его дня были всегда дружественными и такими — навстречу. Я очень любил его и люблю.
В. ПОЗНЕР: Вообще чудный человек был… Однажды вы сказали о себе: «Я клоун по природе, и юмор — основа всего, чем я как актер занимаюсь и что я люблю как зритель». Клоун — это все-таки, если чуть-чуть повернуть, тот же шут или скоморох, который при дворе и при царе или при короле позволяет себе говорить вещи, неприятные королю, но ему прощается именно потому, что он — шут, клоун, как угодно. Вы себя в какой-то степени видите в этой ипостаси?