«Хвост»... Как ни странно, это не столько неприятно, сколько любопытно... Скуку развеивает...
Два парня лет около двадцати пяти – тридцати, высокие, крепкие, в себе основательно уверенные, вальяжно встают со скамейки у соседнего подъезда, как только Виктор Егорович, шаркая ногами, как и положено это делать старику, сворачивает в сторону арки, выходящей из двора, и неторопливо «гуляют» за ним – он видит их отражение в темном и давно не мытом стекле «бендежки» непротрезвевающих слесарей. Не стекло, а идеальное зеркало... А за кустами темнолистной, густо растущей сирени, давно уже потерявшей весеннюю свежесть на летней жаре, он замечает третьего – откровенно прячущегося, но прятаться, с точки зрения профессионала, не умеющего. Да и не только с точки зрения профессионала. Дети, играя, делают это несравненно лучше и с большей фантазией. Пусть бы просто стоял там в полный рост. Мало ли какая человеческая нужда возникла после нескольких бутылок пива... Так нет ведь... Пригнулся, чтобы голову заметно не было, а ноги-то даже дураку без бинокля видно... Дилетантизм откровенный... В хорошие советские времена, помнится, за такое сразу убивали... Сейчас времена не самые хорошие, Виктор Егорович не носит с собой оружия и потому решает убить не сразу – но обувь запоминает, чтобы не ошибиться при случае, который вскоре обязательно представится. Раз уж что-то началось, то представится обязательно... В этом грех сомневаться...
Говоря честно, Алданов просто обиделся на такое к себе неуважительное отношение. Если его начали «вести», то это должны делать профессионалы – не всех старых сумели во времена первого российского президента «вытравить», да и новых уже, надо думать, воспитали – время было... И уж никак нельзя доверять это дело неумным и неопытным филерам. И ГРУ, и ФСБ, и внешняя разведка профессионалами располагают. Значит, это не они. Менты?.. Возможно, но что за дело может у ментов быть к нему, майору ГРУ в отставке. Давно уже, много лет в отставке... Никакого не может быть дела, потому что здесь, в России, за Виктором Егоровичем нет ни одного мало-мальски подозрительного следа... Он только за границей работал...
Значит, это и не менты...
Тогда кто это может быть?..
* * *Не боятся его... И напрасно! Плохо их в детстве учили... Детский стишок такой был: «Эй, не подходите близко – я тигренок, а не киска...» Престарелый тигр тоже считается тигренком... Не понимают?
Да что, в конце-то концов, может сделать старик!..
Да-да, именно так... Они могут только так и не иначе подумать... Это основной мотив поведения, которым руководствуются филеры... или кто там они такие... В самом деле – кто они такие?.. Кто?.. Основной вопрос... Но основной вопрос можно осмыслить чуть позже... Сейчас главное – правильно «просчитать» ситуацию и принять решение об адекватности действий... Они идут за Алдановым откровенно, с честной и всем заметной душевной подлостью, и не знают, что он начинает «включаться»... Скорее всего это даже не филеры... Судя по поведению, это непрофессиональная «группа захвата»... Наверняка где-то там, за аркой, в тихом переулочке, где в это жаркое время можно встретить только драного подвального кота, загнанного на дерево бездомной, не менее драной собакой, стоит машина и еще один человек страхует, перекрывает путь. Это обязательно даже для дураков и не подлежит никакому обсуждению. Эти скорее всего дураки конченые... Но все равно сообразят...
Четверо... Четверо крепких парней против пару дней не бритого, не блещущего выправкой шестидесятисемилетнего старика, всегда шаркающего ногами, как и положено шаркать неприметному горожанину, чертовски уставшему от жизни, от одиночества... И еще они обязательно обратят внимание на то, что он ходит в тапочках... Это, подумают, от болезни и от старческого бессилия... Обуваться тяжело... Спина натруженная болит... Ноги болят... Люмбаго, склерозы и прочее... Даже при том, что они знают его прошлое, а они, думается, обязаны знать это, если к Виктору Егоровичу привязались, беспокойства парни не чувствуют. Просто природная наглость недоумков не позволяет им его чувствовать...
А ему выучка не позволяет показывать свое физическое значение... Настоящее физическое значение... Оголенные провода никогда не говорят, какое напряжение бежит по ним... Это можно понять, только взяв в руки два контакта... Виктор Егорович всегда чувствует себя оголенным проводом, по которому пропущено слишком сильное напряжение, чтобы простые люди могли ему сопротивляться – каждая рука представляет собой тот самый контакт... Но он традиционно показывает обратное. Он обязан показывать свою безопасность, чтобы оставаться всегда, даже в преклонном возрасте, предельно, даже чрезвычайно опасным.
Высокое напряжение!
Арка, выходя из двора, заканчивается металлическими воротами, одна створка которых плотно закатана под асфальт уже полтора десятилетия тому назад. Вторая висит на одной петле, и ее почему-то асфальтом не закрепили. Асфальта, наверное, не хватило... Калитки вообще нет. Когда-то давным-давно существовали в обществе пионеры, которые собирали металлолом для народного хозяйства. Они калитку и унесли. Это было еще до того, как створку ворот под асфальт укатали, – Виктор Егорович помнит разговор по этому поводу с ныне покойным общительным дворником, гордым тем, что он являлся представителем целой династии дворников...
Поворот в переулок. Естественно, поворот по большому радиусу, как только и позволяют повернуть бескалиточные ворота. Да и не будь ворот вообще, он все равно бы повернул именно так, чтобы не подставить себя под случайный удар с короткой дистанции – с короткой дистанции плохо видно наносимый удар, слишком мало дается времени, чтобы к нему подготовиться. Группа захвата всегда начинает бить на опережение, а уже потом разбираться... Наверное, и со стариком поступят так же, учитывая его прошлое...
Виктор Егорович поворачивает и видит почти то, что ожидал увидеть.
Рядом с входом во двор стоит микроавтобус «Скорой помощи». Громила в белом халате – с такой мордой только больных в психбольнице пугать! – откровенно смотрит на Алданова. Боковая дверца в микроавтобусе приглашающе распахнута. И ускоряется звук шагов за спиной... Топ... Топ... Топ... Уверенные шаги... Глупые...
Началось...
Но началось поздно... Для них – поздно... Бездарно опоздали... Алданов успел уже «включиться», то есть он уже преодолел психический барьер, отделяющий его от обычного человека – невзрачного усталого старикашки, внешне не способного к серьезному сопротивлению, – до человека-оружия... Он поднимает глаза на громилу, но тот не видит в этих глазах ничего, кроме холодного льда. Иногда такой взгляд может напугать – это проверено многократно, но сейчас Виктор Егорович умышленно делает так, чтобы показаться совсем слабым и мало способным к сопротивлению. Это в какой-то степени маскирует взгляд...
– Сынок... – хрипло и слабо зовет он верзилу и поднимает руку, ища опору в руке противника.
Тот смотрит внимательно и восхитительно неумно.
– Чего те?..
– Сынок... Ты со «Cкорой»... Отвези в больницу... Жара... Сердце прихватило...
Рука опору находит, и сильные пальцы прочно вцепляются в запястье. При необходимости можно было бы просто произвести рывок на себя с одновременным встречным посылом прямых напряженных пальцев под печень и одновременным защемлением при помощи жесткого большого пальца. Этого хватило бы громиле для длительного отдыха в той самой больнице. Диагноз известен заранее: разрыв брюшины, кишечная грыжа и в дополнение – кровоизлияние в печень с разрывом мягких тканей. Операция обязательна – разорванная, а вернее раздавленная, часть печени в этом случае удаляется. Сама операция не слишком сложная, но болезненная, как все операции на печени. А если сердце у громилы слабовато, то может сдохнуть от болевого шока прямо здесь...
– А паспорт у тебя, дедок, с собой? – раздается вдруг голос из-за плеча.
Кто-то пришел на помощь несообразительному громиле. И голос раздается, говоря честно, тоже не вдруг, потому что Алданов считал и слушал шаги. Он и второй голос услышать готов, потому что знает, что еще один парень за левым плечом первого. А где же третий? Третий из арки не выходит. Так и стоит пригнувшись за кустом сирени? Едва ли... Не мог он столько пива выпить... Столько в нормального человека не влезет...
А в противном случае... А в противном случае он отправился в квартиру к Алданову, чтобы что-то там поискать...
Но там искать нечего!
Это Алданов знает точно, потому что он вышел из школьного возраста очень давно, а до возраста старческого маразма еще не дошел и не держит в квартире никаких вещей, документов или фотографий, которые могут его скомпрометировать.
– С собой... – отвечает Виктор Егорович не поворачиваясь. – Зачем паспорт-то?..
– Без паспорта в нашей больнице не принимают...
Это оказывается чем-то неожиданным, и Виктору Егоровичу необходимо время и дополнительные данные на осмысление ситуации.
Но там искать нечего!
Это Алданов знает точно, потому что он вышел из школьного возраста очень давно, а до возраста старческого маразма еще не дошел и не держит в квартире никаких вещей, документов или фотографий, которые могут его скомпрометировать.
– С собой... – отвечает Виктор Егорович не поворачиваясь. – Зачем паспорт-то?..
– Без паспорта в нашей больнице не принимают...
Это оказывается чем-то неожиданным, и Виктору Егоровичу необходимо время и дополнительные данные на осмысление ситуации.
– Это какая больница? – спрашивает он, стремительно просчитывая в уме варианты.
– Частная...
– Это ж дорого... – Слабый голос по-прежнему хрипит. Более того, он даже слегка брюзжит со свойственным пенсионеру недовольством нынешними порядками в обществе. И слегка приоткрывается рот, словно пытается захватить побольше воздуха.
– Зато лечат хорошо...
Это не уговоры – это звучит как приговор.
– Ладно, везите... Я пенсию получил...
Ему не слишком вежливо помогают сесть в микроавтобус, попросту говоря, вталкивают. А взгляд старого разведчика привычно цепляется за все детали окружающего и отмечает сразу, что надпись и красный крест на борту машины просто-напросто наклеены. Пленка, которую всегда можно сорвать... Ребенок имеет возможность купить такую пленку и вывести знаки и надписи на простом струйном принтере. И вся проблема... Значит... Значит, это не официальные инстанции. Официальные инстанции не имеют проблем с тем, чтобы сделать настоящие документы и приобрести настоящую машину «Скорой помощи». Ее даже и приобретать не надо. Такая машина наверняка есть у всякой спецслужбы. И даже медиков могут прислать настоящих и более вежливых, чем врачи обыкновенной поликлиники. Алданов сам медикам никогда не верит, поскольку знает традиционное равнодушное отношение врачей к больным, и потому к ним не обращается, предпочитая лечиться самостоятельно. Но даже при этом он хорошо знает, что медик, как и любой другой человек, может быть убийцей. И даже более того, многих убийц отвращает вид пролитой крови – это известный, хотя и курьезный факт. Медик, как правило, таких сомнений не имеет. Но сейчас ему попались явно не медики и даже не коновалы...
Кто же это?.. Откуда берутся такие жертвы? Кто посылает наивных на верную смерть?..
Именно для того, чтобы прояснить ситуацию, он и садится к ним в машину. Садится, как безропотная престарелая овца, может быть, и подозревающая плохое, но не имеющая воли и здоровья воспротивиться силе...
2
Генерал ФСБ Геннадий Рудольфович Легкоступов[3]сначала звонит по телефону и уже через пару минут собственной персоной входит в кабинет к полковнику Мочилову[4]. В этот раз не приходится заказывать для генерала пропуск, следовательно, он пришел в здание ГРУ не персонально к полковнику, а только заглянул по какой-то надобности, и пропуск ему заказывали в каком-то другом управлении или прямо в секретариате, то есть генерал сначала «прошелся» по начальству...
У Мочилова обширный кабинет, гораздо больше генеральского в здании на Лубянке, но мебель говорит о разнице в финансировании ведомств – она здесь старая и простенькая, чисто армейского образца. Как говорится, без изысков, лишь бы отвечала надобности, то есть была строго функциональной, пусть даже и разнокалиберной. Гостей здесь полковник принимает только служебных, которых тоже мало интересуют проблемы интерьера.
Опыт общения полковника с генералом не дает намека даже на дежурную улыбку со стороны полковника, и потому Юрий Петрович встречает этого гостя достаточно сухо. Просто встает из-за рабочего стола и протягивает руку, здороваясь. Генерал традиционно ходит в гражданском, не демонстрирует нарочитую демократичность, но и не настаивает на субординации. Полковник, хотя сам армеец, к пиетету перед высоким званием тоже склонности не имеет, поскольку знает: должность не позволяет ему носить мундир с лампасами, как и большинство должностей бывших и настоящих армейских спецназовцев. И потому он может позволить себе некоторую вольность.
– Как здоровье, Юрий Петрович? Как семья?
Полковник усмехается:
– В прежнем объеме, товарищ генерал...
– То есть?..
Генералу не очень понятен полковничий лексикон.
– То есть пополнения семьи, учитывая не самые молодые мои и жены годы, пока не предвидится, до внуков тоже пока еще далеко, что же касается здоровья, то я никогда не болею, следовательно, и здесь не рассчитываю на изменения. Вы, Геннадий Рудольфович, по делу или просто по старой памяти заглянули? Так сказать, визит вежливости...
За время, что они не виделись, глубокий и длинный шрам на лице Мочилова – от брови через нос к нижней челюсти – стал значительно бледнее, хотя по-прежнему остается заметным и, вопреки поговорке, что мужчину шрамы украшают, сильно портит красивую физиономию полковника. Впрочем, сам он к шраму уже привык настолько, насколько можно привыкнуть к лысине или, наоборот, к густой и упрямой шевелюре. Жена привычно переживает из-за шрама больше, чем он сам, но на то она и женщина...
Генерал не самый радушный прием замечает.
– Сильно заняты?.. Понимаю, все мы бываем в таком положении, и меня уже предупреждали, что вы проводите в Чечне целый ряд одновременных мероприятий... Успокойтесь... По делу. – Генерал отвечает как обычно, сухо и сдержанно, и только после этого садится, не дожидаясь, когда полковник сам предложит ему это сделать. – Вы помните ту операцию, что проводили вы вместе с Интерполом полгода назад... Когда с помощью виртуальной мишени пытались подставить под ракетный удар крейсер, где совещались главы «Большой восьмерки»?
– В общих чертах хорошо помню. Но мы не участвовали непосредственно в операции, просто выполняли вспомогательные функции, когда арена действия переместилась в Чечню. Наши парни тогда отработали неплохо, а ваши вместе с Интерполом чуть не прозевали ракетную атаку. Вернее, они прозевали ее... И если бы не...
– Не совсем так... Но не будем сейчас возвращаться к подробностям и выяснять, кто как отработал, хотя в российском подсекторе Интерпола по борьбе с терроризмом работает только один бывший наш сотрудник, а все остальные ваши питомцы... Меня интересует противоположная сторона. Действиями террористов тогда руководил тоже бывший ваш сотрудник, отставной офицер спецназа – Талгат Хамидович Абдукадыров. Помните вы такого?
Мочилов вздыхает. Он уже не в первый раз слышит упрек в адрес спецназа ГРУ только потому, что бывшие офицеры где-то как-то себя проявляют. Будто бы он возглавляет управление кадров минувших времен и лично ответствен за действия всех бывших и настоящих офицеров и солдат спецназа. Шрам на лице полковника после такого упрека слегка краснеет, показывая подступающее возбуждение. Но отвечает Юрий Петрович так, словно он слегка сожалеет о случившемся.
– Да... Служил такой у нас... Я с ним лично был хорошо и по-доброму знаком, хотя долго ничего о нем не слышал, с тех самых пор, как его комиссовали. Но во время проведения операции вынужденно навел справки. Через Интерпол... Теперь, можно сказать, поверхностно знаком заново... Хороший, признаюсь, был офицер, отличная, к сожалению, школа, и это, естественно, плохо для нас... Сейчас Талгат Хамидович стал опасным террористом, с которым не каждому дано справиться... И надо просить у бога случай, который сведет его со спецназовцами настоящими... Нашими же...
– Согласен... Далеко не каждому, как вы верно заметили, дано с ним справиться... Его в завершающей фазе операции, когда уже стало ясно, что все действия террористов провалились, засекли по мобильнику в Турции. Предприняли попытку задержания прямо на автотрассе. Застрелили двух его помощников. Сразу, чтобы не мешались. Самого Абдукадырова было приказано брать живым, чтобы выяснить его связи. Он прямо на месте один уложил шестерых сотрудников Интерпола и ушел отстреливаясь... Во время отхода ранил еще троих... Последних... Хорошо хотя бы то, что не вернулся добивать, хотя имел такую возможность...
Полковник кивает и смотрит в бумаги на столе, а не в глаза генералу, словно знает, о чем пойдет речь дальше. Генерал всегда начинает не с того, о чем хочет говорить. Это привычка всех бывших сотрудников КГБ неплохо используется нынешними сотрудниками ФСБ. Но и Мочилов умеет общаться на соответствующем моменту уровне, иначе он не сидел бы в этом московском кабинете, а до сих пор занимал бы какой-то пост в одной из бригад спецназа где-то в военном округе.
– Я слышал об этом. К сожалению, на месте не было российского подсектора Интерпола, иначе, могу дать вам, товарищ генерал, гарантию, он не ушел бы... Как раз потому, что там служат бывшие спецназовцы, в том числе и ваши хорошие знакомые. Я имею в виду Ангелова и Пулатова[5], которых вы достаточно долго и безуспешно преследовали... Кажется, даже с потерями в личном составе отдела... Так что вы сами знаете, что такое наши парни...