— Считаешь, что это весь их флот? — С едва заметной усмешкой поинтересовался Апраксин.
— Нет, что ты. Конечно, нет. Кораблей у них еще изрядно осталось. Тут дело в другом. Ведь разгромили мы их совершенно. Даже не столько сражались, сколько издевались. А еще добавь к этому эпизод с крепостью и последующей полевой битвой. Понимаешь? Нет? Мы показали, что даже многократно меньшими силами может бить их. Сегун, я уверен, уже знает в деталях все события. Для того и приказал не преследовать отступающих. Отец говорил, что, продемонстрировав силу, нужно дать время, дабы испугались. Поэтому, чем больше разбитых войск вернется домой, тем меньше шанс серьезного сопротивления.
— Но ваш отец также говорил о том, что разбит только тот враг, что уничтожен.
— Тоже верно, — охотно согласился Владимир. — Но не в этом случае. У нас разве есть силы их уничтожить? Нет. А если и были бы, то зачем нам это? Что даст? Поэтому, великодушно отпустив разбитых противников домой, мы не только подорвем их боевой дух, но и снизим накал страстей. Сегун не сможет использовать фактор страха, дескать, мы пришли их всех вырезать. Это ведь не будет биться с реальностью. Очень маловероятно, что тот, кто пришел вырезать людей, позволит им уйти.
— Хм… — задумчиво произнес Апраксин. — В этом что‑то есть…
— Именно поэтому, завтра утром, если японцы не решатся нападать на нас, мы пошлем шлюпку и предложим им помощь. Наверняка среди них много раненых, в том числе и офицеров. Ну и поздравим их с мужеством.
Утром так и поступили.
Скученные сорок три корабля, преимущественно малых, жались к единственному уцелевшему крупному судно. И зализывали раны, после чудовищного дня и не менее страшной ночи. Ведь им приходилось заниматься спасением своих моряков, что плавали в великом множестве на обломках. А потому сил для борьбы у них уже не было. Так что, когда эскадра из пяти шхун пошла на сближение, японцы лишь смотрели на нее с обреченной ненавистью и ужасом. Понимая, что никаких шансов на спасение у них нет. Поэтому, когда от шхун, занявших удобную позицию в четырех кабельтовых, отвалила шлюпка, многие вздохнули с облегчением.
Капитан — лейтенант Ибрагимов Александр Прохорович с трудом сдерживая волнение. Все‑таки враг. Однако, внешне это никак не проявлялось. Поднялся. Едва заметно поклонился, вышедшему вперед лидеру, и, дождавшись толмача, начал переговоры:
— Владимир Петрович, сын моего Государя и командующий его войсками в этих землях шлет вам свое восхищение, — спокойно произнес Александр, делая паузу и давая толмачу перевести. — И спрашивает, нуждаетесь ли вы в помощи? Мы готовы прислать наших медиков и лекарства. После того как толмач завершил эту фразу, на палубе зависла тишина. Никто, включая адмирала не могли поверить в услышанное. Понимая, что нельзя ее затягивать, Ибрагимов продолжил.
— Он считает, что сражение свершилось и нет смысла дальше проливать кровь. Но уважение к воинам, что так доблестно и самоотверженно сражались, не позволяет ему уйти просто так, не оказав вам помощь и поддержку. — После чего поклонился уже чуть сильнее, впрочем, не нарушая нормы японского этикета….
Конечно, японцы отказались от помощи, но сам поступок запомнили, чего Владимир и добивался. Да и новость о том, что русские их не будут добивать, сильно взбодрила людей. Вдохнула надежду и подарив облегчение. Ведь теперь, встав на якорях, можно было немного передохнуть. После чего с чистой совестью возвращаться в море Эдо. Их миссия провалилась. Но видит Аматэрасу Оомиками — против такого врага они были бессильны.
Глава 3
29 декабря 1707 года. Сахалин. София — на — Сахалине
После чудовищного разгрома японского флота к востоку от Хонсю война продолжалась. Японцы готовились отражать десант, а русские громили все, что плавало, не давая возможности произвести десант даже теоретически. Разумеется, цивилизованно. Ведь война должна приносить доход. А потому торговые и транспортные суда захватывали и отводили в Софию, где сгружали товары на весьма просторные склады для реализации. Экипажи же после столь нелегкого путешествия высаживали на северной оконечности Хонсю с документом, подтверждающим реквизицию товара и корабля.
Понятное дело, что пяти шхун для таких задач было недостаточно, поэтому Владимир привлек все флейты, что имелись в наличии. И голландцы охотно шли навстречу, ведь они получали долю конфискованного товара, а значит могли привезти домой очень неплохой куш.
Рыбаков же просто топили, позволяя лишь спустить шлюпку, если она была в наличии.
Классическая крейсерская война, с которой была совсем незнакома Япония. А потому не могла ничего противопоставить. Да, пару неприятных эпизодов произошло, когда голландские флейты захватывали японцы ночью, с лодок. Но в основном шло избиение младенцев. Что чудовищно ударило по ее экономике.
Надо сказать, что войну с Японией Петр начал очень вовремя — в самый разгар экономического и политического кризиса. 'Собачий сегун' Цунаеси Токугава смог благодаря своим религиозным убеждениям довести страну до ручки. Что и говорить, если жизнь простого крестьянина стоила меньше жизни бродячей собаки, которых развелось великое множество. А за попытку отбиться от них устанавливались суровые наказания, вплоть до смертной казни. Иными слова эталонный защитник животных, готовый на любое сумасшествие ради своих безумных идей.
Но это было бы полбеды, если бы Цунаеси только крестьян бездомным собакам скармливал. Нет. У этого 'одаренного' человека кроме всего прочего прорезалась страсть к роскоши, которую он не только лично демонстрировал, но и поощрял у своих придворных. Как следствие, и так не радужная обстановка в стране была доведена до ручки чудовищным ростом взятничества и откровенного воровства. Так что крейсерская война стала весьма болезненным ударом по коллапсирующей экономике Японии, уверенно стремящейся к банкротству.
Поэтому уже в конце декабря правительство сегуна под давлением общественности было вынуждено направить в Софию — на — Сахалине посольство для заключения мира.
— … Я понимаю, — кивнул Владимир. — Японии нужен мир, чтобы сохранить единство и не погрузиться в пучину гражданской войны.
— Вы дадите нам его? — Совершенно невозмутимо поинтересовался Иэнобу Токугава, князь Кофу и наследник сегуна.
— Только в том случае, если вы согласитесь подписать его на наших условиях, — улыбнулся Владимир.
— И что вы хотите?
— У нас много интересов. Начнем с территорий. Все острова, севернее южного берега Сангарского пролива отходят моему Государю в вечное пользование. И вы это официально признаете.
— Но…
— Или мы продолжаем войну. Поверьте, нам не стоит особых усилий завоевать всю Японию.
— И что же вас удерживает? — Едва заметно скривился Токугава.
— Отсутствие в этом необходимости. Острова Эдзо вполне достаточно для решения наших задач.
— Какие же это задачи? — Улыбнулся Иэнобу.
— Скоро узнаете, — вернул улыбку Владимир. — Если мы заключим мир.
— Что еще вы хотите? — После небольшой паузы тихо поинтересовался Токугава…
Как несложно предположить, первый раунд переговоров не удался. Слишком многого хотели русские.
Владимир же, ожидая такой реакции, незамедлительно выдвинул все наличные силы для возобновления крейсерской войны. И уже через месяц переговоры повторились. Правда в этот раз, русские просили больше, чем изначально. А потому переговоры снова закончились ничем. Поэтому Владимир, сделав небольшой перерыв решил перевести войну в новую плоскость, чтобы сделать сговорчивыми этих упрямцев.
Второго марта 1708 года в море Эдо вошли кильватерным строем пять шхун типа 'Москва', которые сопровождали флейты с десантом.
Шхуны шли в трех милях от западного берега и стреляли. Мерно и не спеша. Благо, что города раскинулись широко — промахнуться было сложно. Мощные снаряды стамиллиметровых пушек взрывались среди хлипких японских домиков, инициируя пожары. Точнее один пожар, только очень большой: сразу на три города.
Какие‑то военные корабли, находящиеся в море Эдо пытались атаковать шхуны и флейты, но безрезультатно. Даже эти неповоротливые корабли легко отражали их порывы. Ведь на них находился десант, вооруженный хорошими винтовками. Обстрел из которых остужал воинскую страсть самураев… ну или расплескивал ее по палубе. А с некоторых флейтов так и вообще — отработали минометами 'Ель' по японским кораблям. Это, конечно, не снаряд корабельной пушки, но при попадании доставлял немало 'удовольствия'.
Пять часов шел обстрел, после которого флот отошел к восточному берегу и встал на якоря. Нужно было дать домам прогореть. Ну и нервы японцам потрепать. Лишь пятого марта на рассвете шлюпки с десантом направились к выгоревшему порту Эдо, стремясь закрепиться.
Пять часов шел обстрел, после которого флот отошел к восточному берегу и встал на якоря. Нужно было дать домам прогореть. Ну и нервы японцам потрепать. Лишь пятого марта на рассвете шлюпки с десантом направились к выгоревшему порту Эдо, стремясь закрепиться.
Но японцы не дремали — не прошло и три часа, как обходя замок Эдо с юга, на руины города вступила армия сегуна, пожелавшая сбросить белых варваров в море. Но не тут‑то было. Ведь вместе с пехотным батальоном Владимир высадил большие силы усиления в лице минометов и картечниц. Да и корабельные орудия подсобили. Так что, атака не удалась. И сильно деморализованные японские части, вместе с сегуном отошли в замок, оставив на подступах к русским позициям около десяти тысяч солдат.
— Ваша милость, может предложим сдаться? — Поинтересовался Апраксин.
— Рано. — Чуть подумав, ответил Владимир. — Видишь, они отступили в замок, а значит уверены, что у нас нет сил его взять. И попытку переговоров расценят как нашу слабость. Нет. Нужно тонко намекнуть, что им ничего не светит и только после этого начинать переговоры. Наши пушки добьют?
— Да, ваша милость.
— Тогда пока пусть артиллеристы составят карточку и ложатся отдыхать. А в сумерках начнем неспешную канонаду….
Сказано — сделано. Около трехсот снарядов за ночь легли в нежное тело крепости, породив на утро новую атаку. Которая захлебнулась точно также, как и первая. Только в этот раз корабельные пушки провели отступающие войска до крепости и продолжили долбать их и там. Прикрывая подход пехотного батальона….
В общем полноценного штурма не вышло. Кое — какие участки сопротивлялись, но большая часть войск спешно отступила за пределы замка. То есть, банально бежала.
Это стало последней каплей, вынудившей японцев пойти на примирение.
— Война закончилась… — тихо прошептал сегун Цунаеси Токугава, поставив свою подпись на договоре.
— Вы ее закончили, — сказал с уважением Владимир.
— Остался лишь последний штрих… — хрипло отметил Цунаеси и сглотнул, предательски подошедший ком к горлу. Было страшно и обидно. Все его наследники уже совершил сеппуку по требованию этого жуткого белого варвара. Теперь остался он…. Но он смог найти в себе силы и подняться на ноги, чтобы, слегка покачиваясь перейти в соседнюю комнату…
Император же грустно проводил его глазами. Война окончена… но какой ценой?
Владимир целенаправленно шел на разгром рода Токугава, стремясь лишить Японию центральной власти, способной консолидировать усилия всей страны. Ибо получить внезапный удар в спину во время предстоящей военной кампании против Китая, было слишком недальновидно. Пусть лучше друг друга режут выясняя, кто же теперь главный в их камере.
Неделю спустя. К Юго — востоку от Нерчинска
Александр Данилович Меньшиков внимательно взглянул в глаза циньскому чиновнику, после чего тихо произнес:
— Мой Государь Петр Алексеевич углядел мздоимство во время заключения Нерчинского договора. А потому он объявляет вам войну, дабы восстановить честь и вернуть, хитростью отторгнутые земли. — После чего кивнул, и адъютант передал циньскому чиновнику бумагу, в которой на русском и китайском были набраны тексты этого акта. Тот аккуратно принял бумагу. Развернул. Прочел. В свою очередь поклонился и удалился, стараясь идти как можно спокойнее.
— Александр Данилович, — обратился к нему адъютант, когда маньчжур ушел, — а зачем мы вообще с ними такой церемониал разводим?
— Так будет проще. Он теперь знает, что тут стоит армия. Значит за ней маньчжуры и пойдут. Это намного лучше, чем гоняться за ними по степям.
— А не обрежут снабжение?
— Не думаю. Да и неважно это. Воду мы найдем, а провиант нам выдали новый. Консервы да… как их… хм… сублиматы. Они легкие, небольшие. Нам их надолго хватит в походе. Да и не должны маньчжуры по тылам бегать. После первых же неудач постараются собрать все силы в кулак.
Глава 4
3 января 1708 года. Версаль
Людовик XIV с большим удовлетворением оглядел своих гостей. В кой‑то веке удалось собрать в одном месте полномочных представителей практически всего католического мира: Франция, Испания, Португалия и даже Габсбурги, не считая мелких князьков и духовных лиц Италии.
— Друзья мои, — самодовольно начал Людовик. — Мы все собрались здесь дабы забыть старые обиды, примириться и сплотиться против Антихриста.
— Ваше Величество! — Воскликнул нунций, — не упоминайте это проклятое имя всуе. Тем более ради шутки.
— К сожалению, это не шутка, — грустно заметил король Франции. — В наш мир пришел Антихрист, стремящийся попрать истинную веру.
— Вы серьезно? — Обеспокоился нунций.
— А как еще можно говорить об этом русском варваре? — С легким раздражением фыркнул Людовик. — Его тайные знания и лукавство, коим пропитано все — вот верное доказательство!
— Ваше Величество… — попытался охладить пыл Людовика XIV нунций, но был прерван.
— Откуда человек может знать столько всего? Кто его учил? Мой стол просто ломится от донесений! Самые разные ученые мужи, заводя по моей просьбе переписку с Петром приходят в неописуемый восторг! Он и по философии с ними беседы ведет, и по медицине, и по химии, физике, математике и так далее. Причем всюду открывая недюжинный кругозор и обширные знания. Причем такие знания, каковыми не обладает никто. Вы понимаете? А так не бывает! Это ли не тайные знания древнего искусителя?
— Да, — кивнул кардинал. — Все так. Но иезуиты подтвердили, что имело место чудо…
— Бросьте! — Фыркнул Людовик. — Нашли кому верить! Иезуиты верой и правдой служат Петру, продав свои души этому дьявольскому отродью. Они давно уже были далеки от духовной чистоты, слишком углубившись в научные изыскания, словно не монахи, а древние алхимики. Вот он их и купил тем, что больше всего на свете ими желанно. Знаниями. Или вы не заметили, что они ныне суют свой нос везде, где надо и не надо. А все потому, что Антихрист желает знать о нас все! Все! Они как верные псы следят за каждым нашим шагом. И я не удивлюсь, если смерть благородных семей, — король кивнул в сторону посла Габсбургов, — тоже их рук дело.
— На все воля Господа нашего, — осторожно ответил нунций.
— Вы сомневаетесь в моих словах? — Удивился Людовик.
— Падре хочет сказать, — осторожно отметил посол Португалии, — что мы наверняка этого не знаем. Да, Габсбурги и Бурбоны потеряли много своих сынов и дочерей, но… дело в том, что их никто не убивал. Они все умерли от болезней.
— Чтобы вот так, за несколько месяцев перемерло столько благородных людей? — Усмехнулся Людовик. — Вам самому не кажется, что это выглядит очень странно. Уж не карой ли небесной вы назовете подобное?
— Нет, конечно, нет, — спохватился нунций. — Все это выглядит странно, но…
— Конечно, странно. Все, что происходит с Петром, выглядит странно. Его шхуна проходит под огнем османских батарей невредимой, нанеся магометанам чудовищный урон. По их словам они потеряли свыше тысячи человек, пытаясь противостоять этому заговоренному кораблю. А пушки? Помните, какие пушки Петр применил при осаде Азова и финских крепостей? Чем добился победы в сражении под Минском? Помните эти чудовищные… хм… ракеты, да, ракеты, которые разбили волю христианских сил под Брестом?
— Да… — кивнул нунций. — Но говорят, что Петр одарен и умеет находить талантливых исполнителей.
— А клады?
— Какие клады?
— Так вы не знаете еще? — Усмехнулся Людовик. — По всей России пошли легенды о том, что Петр стал поднимать один за другим древние клады. Конечно, тайно, но разве такие вещи можно укрыть? Вы слышали о древнем степном властителе Батые? Так вот — все вскрылось, когда его золотых коней подняли из тех мест, куда указал Антихрист.
— Невероятно… — тихо ахнули все присутствующие, кто‑то с ужасом, кто‑то с завистью.
— Да, да. Сами понимаете, что знать о том, где какие клады лежат простым людям не дано. Найти случайно — да. Но вот так, один за другим…. Это может знать только Антихрист. Видимо он понимает, что мы что‑то заподозрили и пытается подготовиться. Как может.
— Допустим, — хмуро произнес кардинал. — И что вы хотите?
— Мы должны его остановить. Пока еще не поздно. Вы же видите, что с каждым годом это чудовище набирает все больше и больше сил. Одерживая победу за победой. Вот, уже начал поднимать клады, а это огромные деньги….
— Но это еще не значит, что он станет воевать против нас, — осторожно отметил нунций. — Петр трепетно относится к своим людям и старается их не терять. По нашим сведениям, дела внутренние его волнуют много больше внешних сношений.