И даже более того, Император требовал 'поставить под ружье' каждого маньчжура от мала до велика, что только способны сражаться. Ситуация накалялась буквально с каждым днем. Потеря флота и части южных провинций выглядели только началом в предстоящей череде испытаний. Русские отряды, продвигающиеся на больших плоскодонных лодках по Амуру. Несколько конных отрядов, действующие на северо — западе. Успешно, кстати, громящие монголов и угрожающие выйти к Сыньчжоу и верховью Хуанхэ со всеми вытекающими последствиями.
Командующий маньчжурской армии не знал покоя ни днем ни ночью, обдумывая сложившуюся обстановку. А командир корпуса, разбитый на границе раз за разом рассказывал ему все, что только удалось узнать о действиях русских войск, силе их оружия и тактике. Он и так, и этак прикидывал сценарий сражения, но Евдокимов не спешил выступать, начав неспешную осаду Цицикара. Конечно, он не полностью отрезал город от обеспечения, но наличие столь значительной армии в его пределах делало реку архиважной транспортной магистралью, без которой сто двадцать тысяч не прокормить. Командующий маньчжуров не знал, что в качестве походных запасов продовольствия русские используют сублимированные и консервированные продукты, а также шоколад и сухофрукты. В сущности — эту деталь вообще никто не знал из соседних держав, так как настоящий поход стал первым с новым 'стандартом питания'. Однако догадывался, что здесь дело не чисто. Ведь в противном случае не мог же генерал Евдокимов занять столь невыгодную в плане своего снабжения позицию. А значит тут что‑то не то. Да и обустраивались русские основательно.
И вот, двадцать первого мая, получив очередное письмо от Императора с требованием не затягивать, командующий не выдержал….
Маньчжуры атаковали сразу с нескольких сторон, дабы русские не смогли концентрировать огонь по какой‑либо из групп. Даже по реке плоты пустили с пехотой. Благо, что столь чудовищное численное превосходство позволяло такие маневры.
Евдокимов как увидел разом полезших со всех сторон противников, так и обомлел, потеряв дар речи. Слишком все произошло буднично. А особенности местности мешали оценить действительное число наступающих. Казалось, что они везде. То тут лезет группа, то там.
— Полковник, — зычно гаркнул Меньшиков, обращаясь к начальнику штаба. — Огонь по готовности.
— Есть, — козырнул тот, лишь искоса взглянув на генерала, все еще озиравшегося с выпученными глазами.
— Не дури, — зло бросил Евдокимову граф Александр Данилыч, прописав увесистую оплеуху.
Афанасий Петрович от неожиданности вспыхнул, едва не накатив в ответ, но спохватился и сразу же включился в работу. Не до сантиментов.
Минометы, картечницы, карабины, револьверы — все пошло в дело. Даже местами штыками и шашками отмахивались, ибо не получалось фокусировать огонь, и кое‑кто из противников прорывался к редутам. Однако такое обстоятельство сыграло злую шутку больше с самими маньчжурами. Если бы всей толпой ломанулись с одного направления, то получив свою порцию 'маминых люлей и отцовских лещей', развернулись бы и отступили. А тут — разрозненные группы не были так подвластны эффекту толпы и мало понимали, что происходит на некотором удалении. Дым взрывов, неровности местности, высокая трава и прочее очень способствовали своеобразной изоляции групп. Что приводило к более напористому наступлению, ибо, осознавая колоссальное численное превосходство, каждый командир отдельного отряда считал, что если не тут, то вон там или там его соратники уже ворвались. И нужно лишь поднапрячься, чтобы эта ужасная бойня прекратилась. Возможно командующий Цин на это и рассчитывал, сделав вывод из чудовищного разгрома на границе. И, вероятно, все у него бы получилось… если б хватило войск. Слишком уж губителен оказался минометный и стрелковый огонь по открыто расположенной живой силе. Особенно на дистанциях до трехсот — четырехсот метров, да еще и в плотных построениях.
Волна за волной, группами от роты до батальона с разных направлений маньчжуры стремились приблизиться к редутам. А метров с пятидесяти еще и открывая ответный огонь — где стрелами из луков, где редкими залпами аркебузиров, которые таки у них все же были. Пусть и немногочисленные. Артиллерийские корректировщики и штаб дивизии буквально падал с ног от напряженной работы, управляя минометными батареями, дабы оперативно подавлять то тут, то там замеченные отряды. Батареи картечниц же напротив, стреляли самостоятельно, контролируя заранее нарезанные и распределенные сектора.
Весь день продолжали атаки, совершенно измотавшие бойцов. Полчаса — час — это максимальный перерыв, который маньчжуры давали русским. А потом снова. Причем разом со всех сторон. И лишь когда солнечный диск коснулся земли на западе наступила тишина. Ну… как тишина. Просто прекратили стрелять, что после постоянных выстрелов и взрывов в течение дня казалось чем‑то невероятным. Почти божественным. Невероятным.
— Как думаешь, — обратился к Меньшикову Евдокимов, — завтра продолжат?
— А черт их знает? — Ответил тот, баюкая руку, в которую угодила шальная стрела, выпущенная, видимо, наугад. — Они весь день рвались сюда….
— Думаешь, отступят из‑за больших потерь?
— На начальной стадии битвы под Брестом войска Лещинского тоже весь день атаковали. Но там у нас было поплоше оружие. Да и у них артиллерия имелась…. А тут…. Нет, не знаю. Не понятно, сколько мы положили. Иногда мне казалось, что уже несколько сот тысяч….
— Ваша милость, — козырнул жутко уставший начальник штаба дивизии, — подсчитали боеприпасы.
— Ну наконец‑то. Сколько осталось?
— К 'Ели' и 'Кедру' часа на три боя мин осталось. К 'Пихте' часов на шесть.
— А патроны?
— Еще хуже. Порядка пятидесяти на 'ствол'. Это без учета расхода картечниц, которые жрут их словно безумные. Как вы понимаете…
— Приплыли… — тихо выдохнул, сев на раскладной походный граф. — С такими запасами минут через десять пехота останется только с холодным оружием.
— А что с людьми?
— Тысяча двести пять ранено, из них триста восемь серьезно. Четыреста двенадцать — убито. Но из тяжелораненых многие до утра не доживут. Сильные кровотечения. Да еще и грязи много в ранах. Дивизионный медик говорит о том, что, если полсотни встретит рассвет — уже хорошо. На ноги вообще никого из них не обещает поставить в этих условиях.
— Хреново, — хмыкнул граф. — Получается у нас без малого тысячу безвозвратно выбили.
— Получается так, — согласился полковник. — Плюс еще кто‑то из средних и легких умрет от заражения крови. Слишком много грязи в ранах.
— А сколько мы выбили у маньчжуров оценить можете? — Поинтересовался Евдокимов.
— Никак нет. Даже порядки. Полагаю, что слово 'много' вас не устроит.
— Верно полагаешь, — усмехнулся Меньшиков. — Так и мы считать горазды.
— Кроме того, нужно утра дождаться. Слышите — все поле стонет. Это раненые, что не смогли на своих двоих уйти с поля боя. Сколько их доживет до утра я не знаю. Но им, в отличие от наших раненых, никто медицинской помощи не оказывает. А грязь там не хуже. Да и кровотечения.
— А к нам не полезут?
— Я усилил посты. Приказал добивать.
— Хорошо. Не до них сейчас…. Ступай. Хотя бы часик вздремни. Досталось тебе. — По — отечески мягко произнес Евдокимов.
— Но дела не требуют отлагательств.
— Если завтра будет новый бой, то ты будешь нужен со свежей головой и на ногах много больше меня. Я так, — махнул Евдокимов рукой, — знамя. Ступай. Поспи. Это приказ. И ты Александр Данилыч отправляйся в палатку. Царапина оно царапина. Но все одно крови много потерял. А тут уж я посижу….
Утро было, на удивление солнечным, а чистое голубое небо казалось каким‑то совершенно неестественным. Меньшиков даже поежился.
— Что, Александр Данилыч, не по себе? — Поинтересовался с усмешкой генерал.
— Есть немного.
— Мне тоже показалось, что утро слишком доброе… после вчерашней драки. Однако… — Евдокимов замолчал, хитро улыбнувшись.
— Что?
— Оно оказалось действительно добрым. Конные егеря, что я отправил в ближнюю разведку, донесли — маньчжуры отступают на Гирин. Их заметили, но лишь выставили небольшой заслон в пару сотен. В бой вступать не решились, опасаясь спровоцировать нас на удар. Видимо. Хотя, кто их знает?
— А языки что говорят?
— Ничего. Нет пока ни одного. Я приказал нашим не геройствовать. На новую бойню у нас нет боеприпасов.
— Да уж… — покачал головой Меньшиков. — Получается, что мы их таки сломили?
— Кто их знает… — пожал плечами генерал. — На первый взгляд так. Но может и военная хитрость какая. Впрочем, нам их маневр на руку. Я уже выслал курьерскую группу в Нерчинск за боеприпасами. Там уже должны были подготовить обоз с охранением. А мы пока здесь, в городе посидим. Осмотримся.
— А языки что говорят?
— Ничего. Нет пока ни одного. Я приказал нашим не геройствовать. На новую бойню у нас нет боеприпасов.
— Да уж… — покачал головой Меньшиков. — Получается, что мы их таки сломили?
— Кто их знает… — пожал плечами генерал. — На первый взгляд так. Но может и военная хитрость какая. Впрочем, нам их маневр на руку. Я уже выслал курьерскую группу в Нерчинск за боеприпасами. Там уже должны были подготовить обоз с охранением. А мы пока здесь, в городе посидим. Осмотримся.
— И сколько ждать? Не упустим ли инициативу?
— А вы хотите наступать без патронов? — Удивленно повел бровью Афанасий Петрович.
— А они знают, что у нас их нет?
— Если мы выдвинемся, то они, безусловно, продолжать беспокоить наш походный ордер набегами. Сколько мы сможем отстреливаться? День? Два? Три? А потом нас раздавят. К тому же, у нас есть замечательный повод — нужно похоронить павших. А их тут должно на поле остаться несколько десятков тысяч. При меньших потерях они бы не отступили.
— Это дел максимум на неделю. А что потом? Что мы бойцам скажем?
— Что после тяжелого боя им нужно отдохнуть. Серьезно. С боями шли столько дней. С бабами помиловаться. Поесть — поспать спокойно. Да и раненых, кого можно, на ноги поднять. Мы не в том положении, чтобы оставлять их. Перебьют. Как есть перебьют. А так, тех, что не встанут за эти две — три недели, отправим обратно с охранением, что приведет обоз.
— Не думаешь, что местные взвоют от такой радости?
— У нас есть выбор? — Усмехнулся генерал. — Больше тысячи раненых нас сковывают по рукам и ногам. Считай, десятая часть дивизии. Главное бардак не допустить, грабежи и прочие гадости. Но то мы с местными старейшинами все обсудим. Патрули по улицам городка пустим. Да разъезды по округе. Порядок нам самим на руку. Ведь они будущие подданные Государя нашего.
— Еще не известно, — хмуро ответил Меньшиков.
— Думаешь, можем проиграть? — Удивленно переспросил Евдокимов.
— Отнюдь. Победа неизбежна. Но вот то, что они будущие подданные Петра Алексеевича еще не предопределено. Я видел заготовку мирного договора. У них есть шанс уйти на юг.
— Ну и бес с ними тогда, — пожал плечами генерал. — Но порядок все одно нужен. И отдых. Хотя бы на пару недель.
Глава 8
19 июня 1708 года. Тяньцзинь
Владимир смотрел в зрительную трубу на приближающийся китайский порт — не только ключевой в Бохайском море, но и ближайший к столице Цин. Война шла своим чередом. И теперь, оттянув основные силы Императора на север и юг, герцог, согласно плану отца, планировал ударить в самое сердце — в столицу.
Они шли открыто — никого не стесняясь. Пять шхун и тридцать восемь флейтов. Редкие рыбачьи и торговые корабли прыскали в разные стороны только лишь завидев русский флот. Многие из них принимали участие в заманивании и мало кто хотел сейчас держать ответ за те дела. Да и вообще.
Однако, несмотря на изрядную публичность и неспешность продвижения, в порту их не встречали войска Цин, стянутые со всей округи. Напротив, их ждала делегация руководства города… чуть ли не с хлебом — солью. Владимир с огромным удивлением подошел к делегации, все еще не веря своим глазам.
— Но почему? — Прозвучал его первый вопрос, который тотчас же перевели переводчики.
— В Пекине стало известно о страшном поражении под Цицикаром, в котором русские войска вынудили Восьмизнаменную армию отступить. И теперь он стремится собрать все доступные силы для ее разгрома. Отозвал войска, что прикрывали Пекин от повстанцев юга. Стягивает все гарнизоны. Призывает вассалов.
— Но разве мы не русская армия, а вы не подданные Императора?
— Мы не считаем его законным правителем. — Сухо ответили хань. — Кроме того, мы слышали, что ваш государь стремиться восстановить династию Мин. И даже укрыл наследного принца, что томился в плену Цин. Поэтому городской совет посчитал неразумным оказывать вам сопротивление. Мало того, мы собираем ополчение, желая поддержать вас в походе на Пекин.
— Благое желание, — кивнул Владимир. — Вам известно, куда Император стягивает войска? В Пекин?
— В столице сейчас очень скромное войско. При вступлении в Пекин мы больше будем опасаться беспорядков и голода, чем сопротивления маньчжур. Основные силы двигаются на север. В Шэньян они должны будут соединиться с отступающими частями Восьмизнаменной армии и дать новое сражение вашим войскам, идущим от Гирина.
— Погодите‑ка… — слегка смутился Владимир. — А в Гирине маньчжуры разве не задержались?
— Нет. Немного отдохнув и приведя себя в порядок, войска организовано покинули Гирин еще до подхода русских войск, посчитав, что оборонять его не в силах. Город просто не готов пару месяцев содержать маньчжурскую армию. А голод не лучший советчик на войне.
— А Шэньян значит, сможет?
— Туда активно завозят провиант и фураж.
— Хорошо… — чуть подумав, кивнул Владимир. — Тогда нам не нужно медлить. Если Император узнает о приближении русской армии, то покинет Запретный город и война затянется.
— Да — да, конечно, — охотно кивнул глава городского совета и предложил следовать за ним, дабы обсудить детали.
То же время. Версаль
— Сир, — с довольным выражением произнес министр иностранных дел, — у нас хорошие новости.
— Что же вас так обрадовало?
— Мне удалось купить у датчан карту минных постановок.
— И что она нам даст? — Скептически поинтересовался король.
— Уже дала, сир. Дело в том, что русские ставят очень мало мин. Вероятно у них сложности с их изготовлением. На сей день проливы едва перекрыты. Я посоветовался с моряками и те считают, что мы можем применить брандеры. По крайней мере их тактику. Для чего потребуется десятка два крупных барж, груженных камнем дабы осадить поглубже. Пустим их вперед по удобному фарватеру и они, подорвавшись, проложат нам дорогу.
— Вы уверены, что к началу войны русские там не поставят в несколько раз больше мин?
— Полностью, сир. Они не ожидают такой хитрости от нас, поэтому изготавливают свои адские машинки никуда не спеша.
— Очень хорошо, — кивнул Людовик XIV с довольной улыбкой. — Прекрасно!
— И это не единственная хорошая новость.
— В самом деле?
— Дания готова закрыть глаза на наше вторжение. Ведь она не связана узами союза с Россией.
— Вот как? А мне казалось, что им выгодно сотрудничество с Москвой.
— Они хотят вернуть Скорне и выйти из Таможенного союза. Ибо он им, конечно, выгоден. Но весьма мало. Ведь их вклад в его деятельность ничтожен. При таком раскладе основной жар загребает Москва. А вот если они снова смогут оседлать проливы и взымать таможенную пошлину со всех товаров — тогда да.
— И как они видят свое будущее после завершения войны?
— Только в союзе с вами сир. Ради такого дела, король Дании даже готов принять католичество. Он понимает, что в одиночку ему не под силу тягаться с русским медведем, который не простит им предательства.
— Понимают значит? — Усмехнулся Людовик. — Предателей никто не любит. Хорошо, что они это ясно видят.
— Деньги, сир. Им бы и мысли подобные в голову не лезли, если бы их экономика не трещала по швам. Король и руководство Дании уже отчетливо понимают, что Петр шаг за шагом подчиняет их державу с помощью денег. Связывая по рукам и ногам их самостоятельность. Пройдет еще лет пятнадцать — двадцать, и их король окажется лишним на этом празднике жизни, а купцы и банкиры, вслед за Швецией пригласят на престол Петра, продвигающего их интересы. Им будет хотеться чего‑то большего, чем просто беспошлинной торговли в рамках Таможенного союза.
— Понятно… — кивнул, резко погрустневший Людовик. — Этот лис слишком опасен, чтобы его недооценивать.
— Датчане боятся, жутко боятся потерять независимость. Они видят какие процессы идут в Соединенных Провинциях, где партия сторонников Петра как верховного штатгальтера набирает силу с каждым днем. Уже сейчас у него нет достойных конкурентов.
— Так что же его сдерживает?
— Не знаю, сир. — Пожал плечами Кольбер. — Полагаю, что он знает о нашей подготовке к войне и надеется после ее завершения разрешить эту проблему. Ведь приняв сейчас этот титул ему придется подставить Соединенные Провинции под удар в предстоящей войне. А популярности это не добавит.
— Ну да, ну да… все как обычно. — Произнес, горько усмехнувшись король. — Но если так, то обстановку с Данией он тоже должен понимать. Может это ловушка?
— Понимать‑то понимает, но вряд ли осознает — насколько они боятся его. По сведениям нашей разведке основные военные приготовления идут на юге. Балтику охраняет только два тяжелых корабля, обшитых листами стали. И несколько шхун, количество которых постоянно меняется из‑за военных действий в Тихом океане.