Вот что я хотел крикнуть, но, конечно же, не стал. Нет смысла кричать на звезды — они слишком безлики.
Я прошел немного вдоль дороги, а потом свернул на тропинку, ведущую к высящейся на холме обсерватории. Поглядев налево, я подумал: «Вот за этим возвышением, в березовой рощице у пруда…» Пытаясь представить лежащий в березовой роще цилиндр, я в тысячный раз задавался вопросом, то ли это, о чем я думаю.
Когда я миновал поворот извилистой тропинки, со скамейки молча встал сидевший там человек. Я остановился, немного испугавшись его внезапного появления: я-то думал, что в такую пору смогу побыть один.
— Чарли Спенсер? — спросил человек. — Неужто Чарли Спенсер?
— Не исключено, — ответил я.
Лицо незнакомца скрывалось в тени, и узнать его я не мог.
— Прошу прощения, что прервал твою прогулку. Я думал, что один здесь. Я Кирби Уинтроп — может, ты меня не помнишь?
Я порылся в памяти, и имя тут же всплыло:
— Ты знаешь, помню! Ты был на год или два моложе. Я частенько гадал, кем же ты стал.
Это, разумеется, было чистейшим вымыслом; с какой стати мне о нем думать?
— Я остался, — сообщил Кирби. — В здешнем воздухе есть что-то такое, что проникает в кровь. Преподаю помаленьку, но больше занимаюсь исследовательской работой. Старик Пратер затащил тебя из-за машины времени?
— Меня и других. Что ты знаешь об этом?
— Практически ничего — это не моя область. Я кибернетик — потому-то и остался здесь. Я часто поднимаюсь на холм, когда здесь тихо, и размышляю.
— Когда речь заходит о кибернетике, то я тут дурак дураком.
— Это довольно обширное поле деятельности. Я работаю над интеллектом.
— Подумать только!
— Над искусственным интеллектом, — уточнил Кирби.
— Машина может стать разумной?
— На мой взгляд, да.
— Ну что ж, чудесно. Желаю тебе успехов.
Я чувствовал, что теперь, когда появился новый человек, с которым можно поговорить о работе, на Кирби напала охота почесать языком; зато у меня никакой охоты стоять и среди ночи выслушивать излияния как-то не было.
— Пожалуй, пойду обратно, — решил я. — Стало холодновато. Может, теперь смогу заснуть.
Я повернулся, чтобы уйти, но он остановил меня вопросом:
— Чарли, я хочу спросить тебя об одной вещи. Сколько раз за свою жизнь ты говорил собеседникам, что получил образование в Енотовом Ручье?
Вопрос настолько меня ошарашил, что я вновь повернулся к нему.
— Курьезный вопрос.
— Может, оно и так, но все-таки — сколько?
— Не больше, чем требовалось, — ответил я, минуту поколебался, ожидая ответа, но он молчал, и тогда я решил подвести черту. — Рад был повидаться, Кирби.
И направился к дому.
Но он снова окликнул меня:
— Скажи, что тебе известно об истории Енотова Ручья?
Я остановился и посмотрел на него.
— Ничегошеньки, и даже неинтересно.
— А вот мне было интересно, и я кое-что проверил. Ты знаешь, что сюда не вложено ни цента государственных денег? За всю его историю не было никаких субсидий на исследовательскую работу. Насколько мне известно, за ними даже не обращались.
— В свое время были сделаны какие-то пожертвования. В восьмидесятых некий Крамден вложил сюда денежки, и Крамден-Холл назван в его честь.
— Это так, да только никакого Крамдена не было и в помине. Кто-то вложил деньги от его имени, но никакого Крамдена на свете не было. Вообще не было людей с таким именем.
— А кто же тогда был?
— Не знаю.
— Ну-у, — протянул я, — по-моему, теперь это роли не играет. Енотов Ручей на месте, а остальное не в счет.
Я снова повернулся, и на этот раз он дал мне уйти.
Я сказал, что рад был с ним повидаться, хотя никакой радости не испытывал: я ведь его почти и не помнил. Кирби был для меня просто именем, пришедшим из прошлого, я даже не помнил его лица. Кстати, он так и остался именем без лица: луна светила ему в спину, и лицо скрывалось в тени.
А потом еще эти глупые расспросы, сколько раз я поминал Енотов Ручей да кто жертвовал на него. Чего же Кирби добивался и что его так волновало? «Во всяком случае, — решил я, — мне на это начхать». Я не собирался торчать тут так долго, чтобы это начало меня трогать.
Дойдя до основания ведущей в Крамден-Холл лестницы, я обернулся и через дорогу обозрел прилизанный пейзажик, уютно приткнувшийся в ее изгибах.
«Енотов Ручей, — подумал я. — Бог ты мой, ну конечно же это Енотов Ручей!» О таком месте никогда не станешь упоминать без особой нужды, потому что название звучит как-то уж слишком кондово и люди сразу начинают спрашивать, а где это да что там за школа… А ответов-то и нет. «Не слыхал ни разу, — скажут тебе, — а ведь такое интересное название!»
И уж тогда не скажешь, что они не слыхали, потому что и не должны, потому что он заботливо упрятан подальше и получил свое кондовое название именно для того, чтоб ни один человек в здравом уме и твердой памяти на вздумал ехать сюда учиться. И нельзя даже сказать, что не студенты выбирают школу, а школа выбирает студентов, что для вербовки интеллектуалов отправляют специальные миссии, как другие колледжи отправляют миссии для вербовки здоровяков в футбольные команды. Вообще-то, «интеллектуалы» — это слишком уж сильно, поскольку далеко не все мы — а я тем более — были такими уж мозговитыми. Скорее от нас требовалось наличие каких-то специфических способностей, хотя никто толком не знал, каких именно — вроде особого подхода к решению проблем и некой философии, тоже несформулированной. Разумеется, кое-кто знал в этом толк, но наверняка не приглашенные в Енотов Ручей избранники. Мы так и не поняли, ни как нас отыскивали, ни кто за всем стоит. Я-то всю жизнь считал, что правительство: процесс отбора осуществлялся с какой-то увертливой скрытностью, характерной для спецслужб. Хотя, если Уинтроп не соврал, правительство тут ни при чем.
Конечно, далеко не все из нас устроились так благополучно, как следовало ожидать, — взять хотя бы меня. А Мэри… Ну, Мэри, наверно, тоже. Помнится, во время учебы она проявляла такой интерес к экономике, что это огорчало Старика Пратера, да и других, наверно, тоже; а потом с экономики перекинулась на музыку, что было еще дальше от того идеала, к которому стремился колледж. Вот Леонард — другое дело. Он был одним из счастливчиков: блестящий математик, продвигающий науку из области логики в область интуиции, положивший начало многообещающему прорыву к пониманию не только устройства, но и смысла существования вселенной.
Я немного постоял, глядя на газон и огибающую его дорогу; пожалуй, ждал, что пагода вот-вот появится, но она так и не появилась, и я ушел в дом.
4
Машина времени выглядела именно так, как ее описал Старик Пратер. Цилиндр заклинило между березовыми стволами; обводы его были немного нечеткими, словно мерцали, но не настолько сильно, чтобы его нельзя было разглядеть. Хлама, занесенного из других времен, почти не было: только теннисный мячик да старый ботинок. А пока мы смотрели, исчез и он.
— Перед вашим приездом, — сообщил Старик Пратер, — мы провели кое-какие предварительные исследования; привязали к шесту фотоаппарат и подвинули поближе, чтобы снять всю поверхность — кроме того бока, что на земле. Первый фотоаппарат пропал — если подобраться слишком близко, то можно сдвинуться во времени, что ли, — но второй остался здесь, и на снимках мы нашли кое-что любопытное. У самой земли, за березой, есть нечто вроде регулятора.
Старик Пратер вынул из-под мышки папку, и мы сгрудились вокруг, чтобы поглядеть на фотографии. Две из них действительно показывали что-то похожее на ручку управления — круглую заплату на металле цилиндра. На ней не было никакой маркировки, только три небольших выступа по краю — должно быть, раньше они были связаны с каким-то механизмом управления.
— И все? — спросил Леонард.
— Есть еще пара зазубренных пятачков на концах цилиндра. — Старик Пратер откопал соответствующие снимки. — И все.
— Должно быть, они остались на тех местах, — пояснил я, — где двигатель времени крепился на корабле, — если это действительно двигатель времени и он в самом деле стоял на космическом корабле. Зазубрины появились, когда сломались крепления.
— Я гляжу, ты в этом почти уверен, — не без издевки сказал Леонард.
— Только так, — отрезал я, — можно дать исчерпывающее объяснение случившемуся.
— Сдается мне, — заметил Леонард, — нужен еще кто-то кроме нас троих. Чарли здесь единственный, кто имеет представление о том, что такое время и…
— Мои познания на сей счет, — перебил я, — лишь теоретические. Я понятия не имею, как запустить подобную конструкцию, а работать с ней на ощупь нельзя. Если это двигатель времени, то сейчас он работает на холостом ходу; но мы по-прежнему не знаем, на что способна сила времени. Быть может, она не очень велика, но не исключено, что сила варьируется. Если мы начнем тыкаться и вдруг включим его на всю катушку…
— Могу представить, — мрачно кивнул Старик Пратер. — Но если это случится, то лучше уж не выносить сора из избы. Не по душе мне делиться этим открытием с кем-нибудь еще, тем более с правительством. А кроме правительства, обратиться не к кому.
— Работать было бы проще, — вмешалась Мэри, — если вытащить машину из рощи на открытое место, где к ней легче подступиться и можно ее вертеть.
— Мы думали об этом, — ответил Старик Пратер, — но побоялись подходить слишком близко. Конечно, мы могли бы ее извлечь, но…
— По-моему, — сказал Леонард, — лучше ее пока не трогать. Малейшее сотрясение может запустить механизм, и тогда… Беда наша в том, что приходится тыкаться вслепую, не имея даже понятия, что попало к нам в руки. Вот если б выключить ее — но хотел бы я знать, как это сделать. Может, диском, если допустить, что это выключатель? И потом, как к ней подобраться, чтобы повернуть его?
— Вы сказали, что Колченогий достал книгу, — повернулась Мэри к Старику Пратеру. — Как он это сделал? Он что, просто подошел и взял?
— Он умудрился зацепить ее мотыгой.
— А может, — предложил Леонард, — в мастерских сумеют сладить какую-нибудь штуку для работы с этим диском? Приладят длинную ручку, чтобы дотянуться до него и зацепиться за эти пупырышки. Если у нас будет подходящий захват, то дело в шляпе.
— Великолепно, — согласился я, — вот только в какую сторону крутить?
Но я начал думать об этом слишком рано. Захват-то в мастерских сделали — по фотографиям. В первый раз он оказался чуточку маловат, во второй пришелся точка в точку, да только без толку: он все равно проскальзывал мимо бугорков на диске, словно они были смазаны маслом. В общем, ухватиться за них никак не удавалось. В мастерских неустанно совершенствовали захват, работу не прерывали даже на ночь, но и нам, и слесарям уже стало ясно — этот номер не пройдет.
В тот же вечер за обедом мы попытались обсудить это, но разговор как-то не клеился. Слишком много оставалось открытых вопросов: недостаточно заглушить двигатель, надо еще понять, как он работает. Но как исследовать механизм, топливом для которого служит само время? Конечно, если повезет, то можно демонтировать его, тщательно фотографируя и зарисовывая каждый этап. Не исключено, его удастся даже собрать заново, но как и почему он работает, останется тайной. Можно даже разобрать его до косточки, понять назначение и взаимосвязь всех элементов — но так и не уловить принцип действия двигателей времени.
Мы все сходились на том, что разборка будет сопряжена с опасностью. Где-то в глубине этого металлического цилиндра скрывается неизвестный фактор, столкновение с которым представляет значительную опасность. Для управления этим фактором в машину встроены датчики и регуляторы, и стоит вывести систему из равновесия, как окажешься один на один со временем — с тем фактором, который мы называем «временем». Но абсолютно никто на свете не знает, что же такое время.
— Нам нужно что-нибудь этакое, — сказал Леонард, — способное изолировать время, защитить нас от него.
— Во-во, — согласился я, — вот именно. Штуковина, которая подавляла бы фактор времени, чтоб нас не зашвырнуло в каменноугольный период или в то жуткое будущее, которое наступит после тепловой смерти вселенной.
— Ну, не думаю, чтобы эти силы были настолько уж велики, — возразил Старик Пратер.
— Сейчас это действительно так, — ответил Леонард, — но Чарли полагает, что двигатель работает на холостом ходу, быть может, еле дышит. Если это и в самом деле то, что мы думаем, ему свойственна значительная мощность — ведь он перемещал космический корабль на расстояние многих световых лет.
— Подавлять фактор времени может только нечто нематериальное, — сказал я, — нечто не принадлежащее к материальной вселенной. Нечто не имеющее массы, зависящей от времени. Нужен объект, не подчиняющийся времени.
— Может, свет? — предположила Мэри. — Лазеры…
Леонард покачал головой.
— Либо время влияет на свет, либо у света свое собственное время. Он перемещается только с одной скоростью. И потом, он материален, хоть на первый взгляд и кажется бесплотным: в сильном магнитном поле пучок света отклоняется. Нам нужно нечто пребывающее вне времени и потому независимое от него.
— Ну, тогда сознание, — не унималась Мэри, — мысль. Телепатический сигнал, направленный на двигатель и устанавливающий с ним некий контакт.
— Идея подходящая, — согласился Старик Пратер, — но в этом отношении мы отстали на тысячи лет. Нам неведомо ни что такое мысль, ни как функционирует сознание. Да и телепатов у нас нет.
— Ну, знаете, — возмутилась Мэри, — я сделала что могла: выдала пару скверных идей. Теперь ваш черед.
— А если применить магию? — предложил я. — Отправимся в Африку или на Карибское море и отыщем хорошего знахаря.
Я сказал это в шутку, но юмор до них не дошел, и все трое уставились на меня круглыми глазами, будто три филина.
— Резонанс особого рода, — промолвил Леонард.
— Я понимаю, о чем ты говоришь, — подхватила Мэри, — но это не пойдет. Ты говоришь о шаманской музыке, а в музыке я знаток. Время является частью музыки, музыка строится на нем.
Леонард нахмурился.
— Я ляпнул, не подумав. Я говорю об атомах. В атомарных структурах, вероятно, нет времени. Некоторые исследователи выдвинули такую теорию. Если б мы могли подровнять атомы, выстроить их в некоем случайном… — Он помотал головой. — Нет, не пойдет. Сам Господь Бог не справился бы с этим, а если б и справился, то вряд ли это поможет.
— А сильное магнитное поле? — подал голос Старик Пратер. — Что, если окружить двигатель сильным магнитным полем?
— Отлично, — сказал я. — Вот это может помочь. Поле может изогнуть и удержать время. Да вот только создать такое поле нам не под силу…
— А если б это и было нам по силам, — напомнила Мэри, — то мы все равно не смогли бы в нем работать. Ведь мы говорим о том, как управлять временем для исследования двигателя.
— Тогда осталась только смерть, — подытожил я. — Уж она-то никакому времени не подвластна.
— Что есть смерть? — отрубил Леонард.
— Вот уж не знаю, — ухмыльнулся я.
— Ума палата, — злобно скривился он. — Ты всегда таким был.
— Ну-ну, — перепугался Старик Пратер, — не хлебнуть ли нам еще немного винца? В бутылке осталось…
— Мы все равно топчемся на месте, — заметила Мэри, — так что какая разница? Смерть подходит ничуть не хуже, чем все остальное.
Я торжественно отвесил ей шутовской поклон, в ответ она скорчила рожу. Старик Пратер скакал вокруг стола словно кузнечик, озабоченно наполняя бокалы.
— Надеюсь, — провозгласил он, — ребята в мастерских выдумают что-нибудь, и мы сумеем повернуть этот циферблат.
— А если и нет, — сказала Мэри, — сделаем это вручную. Вам никогда не приходило в голову, что человеческая рука намного более совершенный инструмент, чем любой другой?
— Беда в том, — добавил Леонард, — что, как бы ни был хорош ваш инструмент, работать с ним все равно неудобно: мало того, что стоишь бог знает где, так еще и под совершенно невероятным углом.
— Вручную это делать нельзя! — запротестовал Старик Пратер. — Там действуют эффекты времени.
— На мелкие предметы, — невозмутимо парировала Мэри, — на книги, теннисные мячи и ботинки. Там нет ни одной живой твари. И ни разу не было ничего размером с человека.
— Тем не менее я как-то не горю желанием это проверять, — сказал Леонард.
5
И все-таки мы попробовали — у нас просто не было другого выхода.
Выходившие из мастерских инструменты не приносили толку, а бросить машину времени в березовой роще мы просто не могли. Она по-прежнему работала: за время наших наблюдений появились и вновь исчезли разбитые наручные часы, потрепанный блокнот и старая фетровая шляпа. А еще на прудике, никогда не знавшем ни единого суденышка, ненадолго появилась лодка.
— Я всю прошлую ночь провел над этим трудом по математике, — сообщил Леонард, — в надежде отыскать что-нибудь полезное для нас, но так ничего и не нашел. Разумеется, там есть кое-какие новые и любопытные идеи, но ко времени они не имеют ровным счетом никакого отношения.
— Можно выстроить вокруг нее прочный забор, — предложил Старик Пратер, — и оставить все как есть, пока не решим, что делать.
— Чушь, — отрезала Мэри. — Господи помилуй, зачем нам забор? Только и делов, что пойти туда и…
— Нет, — ответил Леонард. — Нет, так нельзя. Мы не знаем…
— Мы знаем, — парировала она, — что он может перемещать мелкие объекты, но ничего увесистого ни разу не появилось. И все предметы были неодушевленными. Ни кролика, ни белки. Даже мышки — и той не было.
— А может, мыши там не водятся, — оживился Старик Пратер.
— Чепуха! Мыши есть везде.
— А пагода?! — возразил Леонард. — Во-первых, она не так уж близко от машины, а во-вторых, весьма массивна.