Для поддержания духа он успокаивал себя соломоновым девизом: постоянно твердил, что все когда-нибудь кончается, а значит, кончится и болото… но зелень попадалась все реже, болотные травяные настилы становились все более зыбкими, и вскоре Зайцев начал терять самообладание. Он пробирался от острова к острову, часто возвращался назад, шарахался из стороны в сторону и в панике едва не распрощался с жизнью. Вначале Алексей дважды подряд провалился в вонючую чавкающую жижу и потом долго добывал из нее резиновые сапоги. Затем свалился в воду, страшно перепугался, и это последнее происшествие несколько охладило его — Зайцев стал более осторожным.
Вторые сутки, проведенные в тайге, оказались куда более тяжелыми. Алексей вывозился в грязи, одежда покрылась серой чешуйчатой коркой подсохшего ила. Зайцев промок, неимоверно устал и оголодал. Брусника больше не попадалась, правда, он сумел напиться относительно чистой воды из островного бочажка и набрать полную фляжку. Но в эту ночь ему пришлось обходиться без костра — спички намокли во время купания. В кромешной темноте Алексей слушал гудение тысяч насекомых, не переставая отмахивался от них и со страхом думал, что же его ждет завтра. Только сейчас он сообразил, как подвело его легкомыслие: он пошел в тайгу, словно в подмосковный лесочек, где можно блуждать весь день, только путешествуя по кругу. На карте эта местность выглядела сплошным зеленым полем, доходящим едва ли не до границы с Китаем, но в том-то и дело, что на карте все это занимало десять на пятнадцать сантиметров, а в реальности простиралось на многие сотни труднопроходимых верст. «А неплохо бы рвануть в Китай, — трясясь от лихорадочного озноба, подумал Зайцев. — Погулять неделю-другую и так же вернуться. Шанхай, Пекин, Лхаса, шашлык из гремучей змеи… Но, говорят, китаянки тощие. Наверное, не все… А я здесь подохну». Он постарался выбросить из головы смертельные мысли, попробовал задремать, но всякий раз, когда глаза заволакивало сном, а рука с веткой опускалась на землю, комары сеткой покрывали лицо, и он просыпался.
Похоже на пытку бессонницей, только яркую настольную лампу и громкие окрики палача заменяли мириады крохотных кровопийц.
Весь третий день скитаний по таежным болотам Алексей брел словно в полусне. Несколько раз он устраивался на высоких сухих плешках, мгновенно засыпал, но подремать удавалось не более часа. Как Зайцев ни натягивал на себя короткую куртку, насекомые находили лазейки. В этом преддверии Дантова «Ада» не хватало лишь червей, тут же глотающих кровь и слезы тех несчастных, кого, как мыслил поэт, отвергло небо и не принял ад.
Проснувшись, Зайцев с остервенением поскреб ногтями тыльные стороны ладоней — пока не расчесал их в кровь. То же самое произошло и с лицом. Поначалу он растирал его, но затем, увлекшись, разодрал лоб и щеки до такой степени, что они покрылись густой сеткой глубоких царапин. А вскоре зуд, скорее даже фантомный, распространился по всему телу. Алексей часто останавливался, чтобы забраться рукой под куртку или штаны, и с закрытыми глазами подолгу сладострастно чесался.
Его охватило какое-то темное и густое, как болотная жижа, душевное оцепенение. Это было похоже на полуобморочное состояние, но оно помогало ему двигаться дальше. Так легче было идти в одном направлении: не мучили мысли о том, что он больше никогда не вернется домой, и исчезло ощущение времени.
Под конец дня Алексей и не заметил, как выбрался из лабиринта зыбких тропинок в окружении черных болотных окошек и озер. Зайцев почувствовал под ногами твердую почву, не сразу осознал это, а когда ступил на серый скрипучий песок, даже не поверил, что это произошло. Он топнул ногой, огляделся и только сейчас сообразил, что солнце уже завалилось за деревья и ему надо торопиться, чтобы подальше уйти от гиблого места. С этими мыслями к Алексею вернулась и надежда на то, что он успеет добраться до человеческого жилья или хотя бы влезть на высокое дерево, которое здесь уже можно было отыскать. Но когда Зайцев наткнулся на большую сосну с гладким, словно полированным стволом, он лишь обнял ее, прижался щекой к теплому дереву и даже не попытался забраться наверх — не осталось сил.
Ночная мгла опустилась еще до того, как Алексей выбрался из леса, и некоторое время он шел на ощупь. Он медленно и осторожно пробирался от дерева к дереву с вытянутыми руками и не увидел, как вышел на открытое пространство. Под ногами приятно похрустывал песок, впереди, на фоне почти черного неба, угадывалась едва заметная зубчатая кромка леса, зато слева, на западе, горизонт был чуть-чуть подсвечен давно закатившимся солнцем. Время было еще не позднее, и если бы Зайцев вышел к жилью, он наверняка увидел бы огни. Здесь же не было и намека на человеческое присутствие.
Какое-то время Алексей по инерции шел по песку. Ему не хотелось верить в то, что опять придется всю ночь мерзнуть на голой земле. Только здесь, в тайге, он со всей остротой ощутил, насколько зависим от таких привычных вещей, как теплая постель, с четырех сторон огороженная стенами и сверху защищенная крышей. От усталости и отчаяния Зайцеву вдруг захотелось повалиться на песок, укрыться с головой сырой курткой и забыться до утра, но он упрямо шел вперед, все еще надеясь, что из темноты, из-за невидимого в ночи косогора выступит край деревенской изгороди, затем сквозь садовую листву проклюнется огонек и хрипло залает цепной пес. Но вокруг ничего не менялось, и только на западе, там, где небо смыкалось с землей, окончательно исчезли последние признаки умершего дня.
Неожиданно Алексей остановился. Он еще не понял, что заставило его насторожиться, но уже весь превратился в слух. Рассмотреть что-либо в такой темноте было почти невозможно, и все же Зайцев принялся озираться по сторонам. Он таращился перед собой, подставлял ветру то одно ухо, то другое и даже принюхивался, по-звериному раздувая ноздри. В какой-то момент Алексею на мгновение показалось, что справа над землей виднеется слабое свечение, что-то вроде бледного пятна от карманного фонарика с подсевшими батарейками. Но едва появившись, видение исчезло, оставив Зайцева гадать, действительно он что-то видел или ему померещилось.
Алексей не очень надеялся, что обнаружит рукотворный источник света, и все же решил проверить. Впрочем, уговаривая себя, мол, с усталости увидишь и не такое, он лукавил — как это бывает с суеверными людьми, когда они не хотят сглазить, а потому убеждают всех и в первую очередь себя, что желаемого не существует вовсе, либо оно никогда не сбудется. Об опасности Зайцев и не вспоминал, за три дня усталость и голод вытеснили из него какой бы то ни было страх. Он даже забыл о ружье, которым натер себе оба плеча и прикладом набил синяки на ногах.
Алексей шел медленно, словно по минному полю, постоянно озираясь. Попутно Зайцев искал объяснение странному видению. Он вспомнил все, что видел, слышал и читал о подобных явлениях: болотные огни, фосфоресцирующие могильные холмы, светлячки и даже инопланетяне. Единственно, кому не нашлось места в этом перечне, это обыкновенному человеку — такому же охотнику, рыбаку, туристу или уголовнику, сбежавшему из лагеря.
По его расчетам, он уже прошел то место, где ему привиделся свет, и Алексей остановился. Выплывший из-за леса бледный серп луны и анемичные июльские звезды помогали мало, но все же Алексей разглядел огромный прямоугольный пустырь, по периметру ограниченный стеной леса.
Появление маленькой Сахары среди тайги не поддавалось разгадке, но сейчас у Зайцева не было желания ломать голову над этой природной головоломкой. Сбросив с плеча ружье, он опустился на четвереньки и тут услышал едва различимые человеческие голоса, которые доносились до него не спереди и не сзади, а словно бы из-под земли.
Алексей вдруг забеспокоился, потом замер в неудобной позе и начал прислушиваться, но голоса на какое-то время стихли. «Охотничья стойка» быстро утомила Зайцева, он повалился боком на песок и с нарастающим раздражением подумал, что это всего лишь наваждение, а здесь, на открытом месте, почти нет комаров, и ему обязательно надо хорошенько выспаться, чтобы завтра вновь начать поиски дороги. В это время снова явственно прозвучали голоса. Окончательно убедившись, что рядом люди, он решил во что бы то ни стало отыскать их и попросить помощи.
Зайцев ползал на четвереньках, напрягая слух, пока наконец не задел рукой что-то твердое. Ощупав предмет, он определил, что это грубо сколоченная квадратная крышка, и осторожно сдвинул ее в сторону. Под крышкой оказался круглый лаз, по которому можно было только ползти. Тоннель уходил вниз под углом в сорок пять градусов, стенки его были ровными и гладкими, словно отверстие высверлили гигантским буром, а через пару метров проход изгибался. Откуда-то снизу пробивался слабый оранжевый свет, и Алексей понял, что именно его и увидел, когда выбрался из леса. В тот момент кто-то забирался в странное подземелье и, конечно же, не заметил чужака, иначе здесь появились бы люди. Кто они были такие и что здесь делали, недолго занимало Зайцева. И все же, как он ни был вымотан, мысленно перебрал несколько вариантов ответов: военные, хотя для входа в ракетную шахту тоннель выглядел диковато; охотники — Алексей задумался, роют ли охотники себе землянки? Закончил он нечистой силой, но сразу отмахнулся от этой бредовой идеи — Зайцев был достаточно здравомыслящим человеком, к тому же скептиком и не верил даже в существование легендарного йети.
Из норы тянуло такой тошнотворной дрянью, что Зайцев не сразу отважился сунуть туда голову. Пахло выгребной ямой и животным жиром, звериным потом и какими-то болотными травами. Но самое главное, иногда из-под земли доносился целый оркестр человеческих голосов. Потом гвалт на время затихал, и слышался лишь монотонный бубнеж. Правда, разобрать что-либо было невозможно.
Некоторое время Алексей колебался. Развернуться в таком тоннеле нельзя, и в случае опасности уползти назад он не сумеет. Но очередной взрыв хохота убедил его, что ничего страшного не случится, и он решился.
По мере того, как Зайцев спускался вниз, голоса становились все громче — он начал различать отдельные слова, а затем и целые фразы. Говорил простой деревенский мужик, но произношение показалось Алексею немного странным, во всяком случае, не местным. Человек, похоже, читал проповедь:
— …и случилась в мире великая вражда. Пришли в Кудияровку лихие люди, повыгоняли всех из домов, поотбирали хлеб, а кто слово против — порешили. И выискался среди кудияровцев ушлый человек Семен. Собрал он односельчан и сказал им: «Не стало нам здесь жизни, отведу вас в другое место, построим себе новые дома и будем там жить». И увел Семен ночью людей из Кудияровки, и семь годов водил их по болотам, пока последний из них не забыл, кто он и откуда. И привел Семен народ в земли пустынные, окруженные лесом со зверями дикими и злыми духами, и сказал: «Ройте себе дома, ройте глубокие, ибо властители земли этой — демоны огня». И разошлись люди по земле, и стали жить. И увидел главный бог, как роют они, показал неистовую силу свою, пустил на кудияровцев огонь испепеляющий и лишил многих рук и ног.
«Какие-нибудь таежные филипповцы-бегуны, земляные отшельники», — продолжив путь, решил Зайцев.
Когда тоннель закончился, Алексей вполз наконец в полутемное низкое помещение. На него никто не обратил внимания — гостя попросту не заметили. Пещера освещалась несколькими допотопными масляными светильниками с плавающими фитилями, которые нещадно чадили. Дым от них ел глаза, и Зайцеву понадобилось полминуты, чтобы привыкнуть к дыму и полумраку.
Это была необычная землянка. Встать в ней в полный рост оказалось невозможным, и даже на коленях Зайцеву пришлось нагибать голову. В ширину пещера была не более пяти метров, зато противоположный ее конец терялся во мраке. Пол выстлан гладкими досками, как и закопченный потолок, который удерживало несколько десятков свай. Что-то среднее между шахтерским забоем и деревенским кабаком начала века, но здесь можно было лишь стоять на четвереньках или лежать. Справа от входа находилась низкая стойка, более похожая на ступеньку, и на ней по всей длине располагались уродливо вылепленные глиняные миски, кружки и кувшины. Из-за стойки торчала нечесаная голова человека, который как раз занимался тем, что читал проповедь, а заодно разливал по кружкам прозрачную жидкость. По другую сторону дощатого барьера в вальяжных позах лежали с десяток таких же косматых мужиков в одинаковых и очень странных отрепьях. Одежда напоминала домотканые джутовые мешки, и Алексей сразу заметил, что у ближайшего посетителя подземного трактира из хламиды торчат две культи разной длины: до колена и до лодыжки.
— И раздался голос с небес, — продолжал вещать трактирщик. — Придет время, появится из земли обетованной стояк и отведет вас назад в Кудияровку.
— Здравствуйте, — хрипло поприветствовал всех Зайцев. Чтобы не упираться головой в потолок, он присел на коленях, затем подтянул к себе ружье и поставил его вертикально на приклад. Этим жестом Алексей не собирался никого пугать или предупреждать. Скорее наоборот, Зайцев хотел сразу показать, что он всего лишь охотник и забрел сюда по чистой случайности.
Все, кто здесь был, приподнялись с пола, повернули головы к пришельцу, и в кабаке воцарилось молчание. Только сейчас Алексей заметил, что мужики пострижены одинаково — под горшок. Все имели неопрятные кудлатые бороды, и лица многих были изуродованы страшными шрамами. У одного даже отсутствовала нижняя челюсть, а череп трактирщика с правой стороны имел вмятину, куда спокойно можно было вложить кулак десятилетнего ребенка. Но что больше всего Зайцева смутило: у этих здоровых сибирских челдонов в глазах стоял дикий испуг, как будто к ним на огонек пожаловал не человек, а по меньшей мере, медведь-шатун.
— Извините, — нервно облизнув пересохшие губы, произнес Зайцев. — Я заблудился. Пошел побродить по лесу и забрался в болото. Три дня ходил. Чуть с голоду не умер.
— Стояк! — наконец тихо проговорил один из мужиков, но никто из присутствующих так и не оторвал взгляда от непрошеного гостя.
— Мне бы поесть… попить и переночевать, — не уразумев, что имел в виду мужик, попросил Зайцев. — Я заплачу.
Посетители трактира со страхом смотрели то на ружье, то на гостя, словно ожидая, что он будет делать дальше. Алексей уже истово желал как-то разрешить затянувшуюся паузу, но боялся сделать неверный жест. В конце концов Зайцев положил ружье рядом и вымученно повторил:
— Я охотник. Приехал в Разгульное к родственникам и заблудился.
Первым как-то проявил себя трактирщик. Не спуская с пришельца глаз, он повозился под стойкой и вскоре очень аккуратно выставил перед собой миску с вареной дымящейся картошкой и большую кружку. Затем отполз к стене и молча кивнул на угощение.
Алексей не сразу рискнул приблизиться к стойке. Волоча за собой ружье, он на четвереньках двинулся вперед, но неожиданно мужики отпрянули в глубь пещеры, и он остановился.
— Да что вы, честное слово!.. — с нескрываемой досадой начал Зайцев и осекся на полуслове.
Сбившись в кучу, мужики начали о чем-то возбужденно шептаться.
Есть хотелось невыносимо. Алексей подполз к стойке, взял миску с картошкой и, согнувшись, уселся с самого края. Трактирщик, который заблаговременно ретировался к своим товарищам, с безопасного расстояния наблюдал, как пришелец с жадностью накинулся на еду.
— Гришка, фьють, — неожиданно услышал Зайцев.
Один из мужиков вынырнул из дымного полумрака и, не спуская глаз с чужака, медленно пополз к выходу. Он двигался по-животному напряженно, жался к стене, в его движениях было что-то кошачье. Когда же Гришка выбрался из-за свай, Зайцев увидел, что у него не хватает кисти руки, а локти обезображены толстыми кожистыми наростами, как будто специально приспособленными для ползания. Такие же наросты он увидел и на коленях. А затем обнаружилось, что у Гришки ампутирована и левая стопа.
Гришка вертко, словно ящерица, прошмыгнул в тоннель; его единственная грязная пятка мгновенно исчезла в темноте. Вслед за ним потянулись и другие. Здоровые бородатые мужики в грязных лохмотьях так ловко передвигались по-пластунски, словно занимались этим с рождения. Перекатывая очередную горячую картофелину с ладони на ладонь, Алексей каждого провожал настороженным взглядом и, когда мимо проскользнул четвертый, вдруг с ужасом поймал себя на мысли, что у всех у них не хватает либо рук, либо ног, либо того и другого. «И лишил многих рук и ног…», — вспомнил Зайцев проповедь.
«Да кто ж их здесь всех собрал? Какие там филипповцы-бегуны. Скорее, семеновцы-ползуны».
Он повернул голову к трактирщику, желая поинтересоваться, где все они потеряли конечности, но тут заметил, что и хозяин заведения имеет всего одну руку, но тем не менее легко управляется, помогая себе культей. «Может, прокаженные? — мелькнуло в голове у Зайцева.
— Не бывает же подземных домов инвалидов. Хотя подземный лепрозорий тоже чушь. Эх, Короленко на вас нет. Ладно, разберемся». Он механически взялся за кружку, сделал три больших глотка и тут же уронил ее себе на колени. Похоже, трактирщик не понял гостя или, наоборот, хотел задобрить и подсунул ему чистейший самогон, от которого у Зайцева перехватило дыхание и потекли слезы. Оставшиеся мужики пристально наблюдали за гостем, и, когда у того перекосило лицо, один из них подобострастно хохотнул. Но хохот застрял у весельчака в глотке, едва Алексей на него глянул.
Трое суток вынужденного поста сделали пищевод Зайцева чудовищно восприимчивым ко всему, что в него попадало, а потому самогон в нем мгновенно рассосался, так и не дойдя до желудка. Алексей опьянел за какие-нибудь десять секунд, и пока набивал рот картошкой, чтобы как-то перебить отвратительный вкус пойла, в глазах у него потемнело, очертания подземного кабака поплыли, а его обитатели сделались почти невидимыми тенями, и лишь их зрачки, в каждом из которых отражалось пламя светильников, по-волчьи сверкали в глубине пещеры.
— Воды, — выдавил Зайцев. Он помахал рукой трактирщику и показал на рот, словно бы тот не понимал русского языка, и хозяин заведения, помешкав несколько секунд, бросился к глиняному жбану с водой.