Человек рассуждает, как кажется, абсолютно логично: «Ну, я же все равно выиграл, почему бы не рискнуть этими деньгами?» И начинается эффект парадоксальных подкреплений: то выиграл, то проиграл, потом еще чуть-чуть выиграл, потом снова, но очень много проиграл. И именно эти подкрепления держат человека. Нет определенности: вроде бы постоянно в минусе, но ведь всегда есть надежда…
Это как у женщин с любовниками: просто любит – скучно, постоянно бьет – надо гнать. А если то бьет, то любит – это совершенный драматизм, и отвязаться нет сил. У мужчин, кстати, такая же история: просто любит – тоска зеленая, совсем не любит – до свидания. А если то приголубит, то по щекам отхлещет – женщина-мечта, «Загадка»!
– Ну нет, Андрюш, это не про меня, – категорически возражаю я. – Если бы на меня, как ты говоришь, вывалились из ящика десять тысяч, я бы тут же ускакала с деньгами, оглядываясь, чтобы не отняли. Я бы могла позвать друзей в ресторан или приобрести что-нибудь, что совсем не нужно, но очень хочется. Но точно не купила бы снова фишки.
– В первый раз все так и поступают. Уходят, куролесят на эти деньги. Но потом деньги заканчиваются, и человек возвращается к игре. Зная тебя, я понимаю, что в твоем случае риск невелик. Однако уверенность, что тебе эта опасность не угрожает, – сама по себе вещь рискованная.
Мне пришлось однажды лечить наркомана, который объяснял, как все началось: «Говорят, что с первого раза возникает зависимость. Я попробовал и понимаю, что у меня – нет. Не чувствую зависимости! Я еще раз попробовал – нет зависимости. Третий, четвертый…» Осознание, что это и есть зависимость, наступает, лишь когда ты уже попал в эту топь. Ломка у игромана начинается в тот момент, когда в руках появляются деньги. До этого он искренне думает, что контролирует процесс.
Один мой коллега проиграл в рулетку престижную работу в Москве: в компании обнаружили недостачу – Игорь потратил деньги фирмы в казино. Потом он лишился квартиры в центре Петербурга, причем вместе с ним без приличного жилья остались бабушка и сестра. Но и сейчас молодой человек не может пройти мимо сверкающих огней казино и оставляет там зарплату – уже не такую большую, как когда-то, но тоже почти всю…
– Да, казино – это психологическая воронка. Здесь все продумано: бесплатные напитки в неограниченных количествах, закрытые окна – чтобы человек не понимал, сколько времени играет. А в игровых автоматах светятся яркие огни и всегда раздаются звуки, которые имитируют звук сыплющихся монет. Игорный бизнес стоит на самых настоящих психологических ловушках. Существуют целые технологии такого «одурманивания», все продумано до мелочей. Поэтому доктор говорит: никогда не пускайтесь в подобные авантюры, не берите фишки и протянутые вам бумажки каких бы то ни было лотерей – у вас нет шанса выиграть, потому что это не игра. Люди, которые подходят к игровым автоматам, не понимают, что этот аппарат по отъему денег не имеет ничего общего с игрой, где все участники находятся в равных условиях и у каждого есть шанс стать победителем.
«Король Лас-Вегаса», известный мафиози, основавший в Америке немало игровых домов и контролировавший все казино на Кубе и на Багамах, Меир Лански говорил об этом так: «Нет такого понятия, как счастливый игрок, – есть победитель и побежденный. Победители – те, кто контролирует игру, профессионалы, которые знают, что они делают. Все остальные – простаки… Игра на случай – удел тех, кто жаден. Единственный человек, кто выигрывает, – это босс, вне зависимости от того, идет ли речь о мелкой игре краплеными картами на углу улицы или о мультимиллионере в казино. Только хозяин бывает победителем».
– То же самое с лохотронами – с вами не играют, у вас просто отнимают деньги. Многие жертвы лохотронов говорят, что находились под гипнозом, однако у меня на этот счет есть серьезные сомнения. На самом деле там действует целый набор психологических техник, которые буквально подсаживают человека на крючок.
И эти механизмы начинают действовать в тот момент, когда вы берете протянутую вам карточку или жетон, анкету, купон. Затем вам дают какие-то вещи, забирают деньги – и после этого вы уже в ловушке. Все происходит стремительно, мгновенно, и здесь на человека воздействует сама ситуация, а не гипноз. Гипнозу сопротивляться можно, а ситуации – нет: ты уже в этой пьесе и выйти из нее так же сложно, как из несущегося на бешеной скорости автомобиля. Остается ждать, когда тебя из него выкинут.
В Клинике неврозов, где я работал, было немало жертв лохотрона. Одна пациентка не просто отдала все деньги, которые были у нее в кошельке. Она привезла мошенников в компанию, где работала главным бухгалтером, вынула из сейфа зарплату сотрудников и отдала все до копейки! Она, конечно, уверяла, что была под гипнозом, но человек в таком состоянии должен спать, а не бегать по городу в поисках денег. На самом деле она просто не могла выскочить из этой ситуации. Хотя думать про гипноз приятнее – это снимает с тебя ответственность: мол, я ничего, просто меня загипнотизировали.
Меня, если честно, такая безответственность просто возмущает! Безответственность по отношению к близким, родным, друзьям, коллегам.
Печально, но каждое лето, когда в Петербург приезжают тысячи абитуриентов из всех регионов России, в нашем городе разыгрываются настоящие трагедии: родители проигрывают в лохотрон деньги, предназначенные для оплаты обучения и проживания детей. И эти случаи – не редкость! Не один и не два за вступительный сезон. Наверное, взрослые полагают, что у них достаточно при себе денег, чтобы выиграть. Еще бы: сумма за пять лет обучения в престижном вузе выглядит вполне убедительно!
– А вот еще одна история случилась с нашими знакомыми пару лет назад, – решила я поделиться с доктором. – Семья, трое детей, комната в коммуналке и никаких перспектив на улучшение жилищных условий. Однажды им звонят друзья и говорят: мы знаем, как решить вашу проблему. И приводят их в бизнес-центр на презентацию. Оказалась классическая «пирамида»: надо внести три тысячи долларов, потом привести несколько человек и с каждого «раскрученного» получить свой процент. В общем, наши наивные знакомые попались. Правда, денег у них не было, но им дали машину с водителем, предложили мобильный телефон, чтобы позвонить всем, у кого можно одолжить деньги. Так что твое образное выражение про машину, из которой не выскочить на огромной скорости, в данной ситуации оказалось практически буквальным.
Отдали они три тысячи «баксов», а наутро поняли, что ввязались в омерзительную игру. Потому что теперь они стояли перед выбором: или смириться с тем, что потеряли деньги, причем чужие, или заманивать в эти сети своих друзей – так же подло, как поступили с ними.
Знаешь, я зауважала их за решение, которое они приняли: они не стали никого больше втягивать в порочный круг. И мы, их знакомые, друзья, коллеги, собирали деньги, чтобы помочь рассчитаться с долгами.
– Люди, которые «подставили» твоих знакомых, уже сами были вовлечены в авантюру, находились под действием ситуации и в каком-то смысле не вполне понимали, что они делают. А твои знакомые, во-первых, не умели никого «разводить» (это, например, и в моем случае сработало бы – я ведь только теоретически знаю, как люди «разводятся», но не смог бы сделать это физически), ну и, во-вторых, вы оказались готовы им помочь. Это очень важная штука! В противном случае еще неизвестно, как бы они поступили.
Доктор говорит про специальные приемы, которые помогают мошенникам завладеть рассудком человека. Но мне кажется, что люди сами всеми силами стремятся им помочь: «Ах, обмануть меня нетрудно!.. Я сам обманываться рад!..» Если человек в принципе допускает возможность разбогатеть без усилий, то, безусловно, любая схема, которую ему нарисуют на презентации, будет выглядеть в его глазах весьма убедительной. Там могут быть графики с процентами, всевозможные кривые роста, цифры в скобках и за скобками – все это будет умножаться, складываться, возводиться в степень. Мне бы во всем этом спектакле не хватало одной фразы: надо много трудиться. Но если слово «труд» не является ключевым в пути к материальному благополучию, то, конечно, остается только лотерея.
– Надежда на «счастливую жизнь» – это механизм, по которому действуют такие соблазны, как казино и… подростковая наркомания. Ребенок действительно ищет в наркотике радость и веселье. Начинается все, как правило, с «легких» наркотиков: марихуана, экстази, дальше ЛСД – пресловутые составляющие «счастливой жизни» для молодого человека. Ты приходишь на дискотеку, там довольно грустно, но можно принять таблетку, и все вокруг рассияется яркими цветами. В результате, у молодого человека единственным способом получения удовольствия от жизни оказывается наркотик. А дальше критическое отношение к самому слову «наркотик» пропадает, потому что молодой человек – уже наркоман, он зашел в некую запретную зону. Тогда почему не попробовать героин?
– Наверное, игроманию и наркоманию объединяет не только мечта о счастье. В обоих случаях жертвам кажется, что они могут уйти в любой момент, но на самом деле выхода нет. И есть, как ты говоришь, только один способ избежать беды: не брать в руки фишки и не пробовать таблетки. Но это понимаем мы, взрослые. А как объяснить детям? Ведь очевидно же, что пропаганда «здорового образа жизни», которая существует сегодня, не работает совершенно. Что должны делать родители, чтобы противостоять такой опасности, как наркомания?
– Прежде всего, сохранить доверительные отношения с ребенком в период его взросления. Нужно понять – вы никак не можете застраховаться от возможной наркотической зависимости вашего ребенка, всегда остается лазейка и для распространителей наркотиков, и для самой наркоманской среды, а потому нет никаких гарантий, что именно вашего ребенка наркотики обойдут стороной. Не будьте наивными и беспечными! Это может случиться в школе, в спортивной секции, в гостях, по дороге домой. Я уж не говорю про клубы и дискотеки.
Но запреты здесь неэффективны. Обычные родительские нотации выглядят таким образом: «Никогда не употребляй наркотики, а то станешь уродом и погибнешь. Кто с тобой возиться будет?!» Формально – все логично. Но давай подумаем, что при такой постановке вопроса получается? А получается, что родители говорят – это вопрос твоей жизни и смерти. Его? Прекрасно! Он распорядится ею так, как ему заблагорассудится… Ну, он будет наркоманом, ну, опустится, ну, умрет. Вам, дорогие родители, какое до этого дело? Делегировать ответственность – это очень удобно. Только после того, как вы ее передали, не надо задавать вопросов…
Поэтому самая правильная форма общения с ребенком – это просьба, на которую ребенок откликнется только в том случае, если между вами и вашим ребенком существуют доверительные отношения, а еще если он вами дорожит. А дорожить вами он будет только в том случае, если он видит, что вы цените и уважаете в нем личность. Если же ему кажется, что вы относитесь к нему как к собственности («Ты будешь делать то, что я тебе сказал!») или воспринимаете его как обузу («За что мне такое наказание?!»), то ничего не получится.
Не проявляйте недоверия к сознательности вашего ребенка и просите его оказать нам, его родителям, услугу… Поступая так-то и так-то, он даст вам ощущение того, что с ним все в порядке, а для вас это важно, потому что вы его любите. Может быть, он окажет нам эту помощь, и мы не будем переживать, а? И если так внутренне, психологически к этому относиться, то у нас есть шанс! И тогда он, скорее всего, придет к нам однажды вечером и скажет: «Мне предлагали сегодня таблетку, а я их послал». Увидит благодарность и уважение в наших глазах, а потом уже никогда в жизни и ни при каких обстоятельствах не возьмет наркотик. Вы теперь с ним – одна команда, которая противостоит этим «плохим парням».
– Да, здесь очень важна уверенность ребенка в правильной реакции родителей. Что они не начнут следить за ним после того, как он рассказал, что произошло в школе, не обвинят его в том, что связался черт знает с кем, не закатят истерику.
– Но у большинства родителей гораздо популярнее формулировка: «Если я только узнаю, что ты…» И ребенок понимает, на чем надо сконцентрировать внимание – на том, чтобы не узнали.
– А если подросток не доверяет родителям? Не случайно психологи говорят, что в этом возрасте человек больше доверяет друзьям, чем папе и маме.
– Я считаю, что в такой ситуации родителям не грех провести акт покаяния. В конце концов, это родители виноваты в том, что ребенок им не доверяет, а не наоборот. Изначально доверие ребенка к родителям безгранично, и теряется оно не в один день, а постепенно, когда мы шаг за шагом заставляем нашего ребенка разочаровываться в нас и в наших чувствах. Когда родитель говорит, что он любит ребенка, а при этом делает ему больно – чему должен верить ребенок: этим пустым словам или собственной боли?
Впрочем, чаще всего родители прекрасно понимают, что они виноваты перед своим ребенком, понимают, что вели себя неправильно, поступали несправедливо, шли легким путем и вопреки нуждам ребенка. Понимают, но никогда не извинятся, не переступят через себя, через свои родительские амбиции. И это самое отвратительное. Когда они еще и защищаться начинают – мол, а как я мог поступить иначе, ведь ты такой-сякой-немазаный… Это и вовсе катастрофа.
Мы не отдаем себе отчета в том, что наши дети живут в совершенно ином мире, где в ходу другие ценности, другой масштаб происходящего, где происходят другие события и действуют другие персонажи. И далеко не так часто детям надо что-то объяснять. Мы же почему-то думаем, что наши дети – это какие-то дебилы, которым, если не объяснить, что к чему, то они немедленно пойдут и убьются вследствие этой своей дебильности.
В общем, очень важно транслировать своему ребенку собственную уверенность в том, что он большой молодец и что он все сделает правильно, со всем справится. Тогда он перестает быть обвиняемым в покушении на прием наркотиков и перестает вести себя как преступник.
– И понимает, что со всеми проблемами можно прийти к родителям. Тогда он не чувствует себя одиноким и никому не нужным. Вообще, одиночество – это ведь еще одна серьезная проблема большого города, проблема и для подростков, и для людей, давно вышедших из детского возраста.
– Действительно, в мегаполисе одиночество – проблема особая. Вот у Робинзона, например, был один-единственный Пятница, и хочешь не хочешь, но надо было выстраивать с ним отношения, пришлось. Был ли он для него идеальным компаньоном? Или, может быть, они как-то иначе, особенным образом подходили друг другу? Что-то я сильно в этом сомневаюсь. Но у них не было выбора, и они прижились. У нас же принципиально иная ситуация – людей вокруг много, знакомств много, и поэтому нет ощущения, что их надо беречь.
Это огромная проблема и в 30, и в 40, и в 70 лет, потому что людям некуда пойти. Во всем мире существуют общественные организации, гражданские институты, профессиональные ассоциации, клубы по интересам, развивающие факультативы, разнообразные курсы, «группы встреч» (это для людей, объединенных той или иной проблемой), образовательные системы для пожилых людей. У нас же нет самого навыка такого общения. Мы – закрытые, людей к себе просто так не подпускаем. С одной стороны, разочаровались за последние годы в «человеческой породе», не знаем, что и ждать уже от «ближнего», топором не зарубит, и на том спасибо. С другой стороны, подобные сообщества были сильно дискредитированы формализмом прежнего – советского – подхода.
К тому же, большинство наших социальных связей и знакомств возникают «по работе», это «деловые отношения». Таким образом, они по самой своей сути – временные: есть дело – есть контакт, нет дела – нет контакта. Поскольку же «дел» с течением времени становится все больше, то и связей получается, с одной стороны, много, а с другой – ни одной настоящей, все поверхностные. Заканчиваем проекты, меняем работу… и вот уже рядом новые лица. Кроме того, раз уж мы по работе познакомились, то она и становится основным предметом обсуждения, а это не всегда то, что нужно. В том смысле, что иногда хочется чего-то другого, а тебе все про шпингалеты да про шпингалеты…
В «закрытых» коллективах, если человек долго находится на одной работе, – другая проблема: социальная усталость, устаем мы друг от друга. Людей же тут не симпатия объединяет, а необходимость, и последняя тенью ложится на отношения между ними, сами коллеги начинают ассоциироваться у нас с этой необходимостью, зависимостью от работы, организации, структуры. А это, в целом, не делает их в наших глазах лучше. Поэтому желание сбежать от них, отработав свою дневную норму, неудивительно.
Мне представляется, что проблему одиночества надо решать комплексно. Во-первых, самим создавать систему услуг, которая даст людям возможность общаться, – и не важно как – на коммерческой основе или на бесплатной, главное – чтобы на добровольной. Мы с сотрудниками проводим бесплатные семинары «для своих» и для тех, с кем бы нам хотелось общаться, а многие клубы, я знаю, делают платные семинары такого рода. Это очень важно – мы же социальные животные, а кроме того – еще и интеллектуальные, да и вообще – люди. Нам необходимо общение. Впрочем, для того, чтобы все это случилось, нам надо совсем немногое – мы должны поверить в возможность нашей собственной самоорганизации. Чуть больше доверия к себе, господа!
Во-вторых, мне кажется, мы должны понимать – просто так «свободного времени» у «занятого человека» быть не может. У меня, например, его нет, и даже «поводы» для возможных встреч с друзьями не спасают – я в графики дней рождений и прочих дат не укладываюсь. Но что делать? Надо просто определять в своих «плотных графиках» время, когда мы встречаемся, и встречаться. Это как работа – в смысле графика, а в смысле содержания – маленькое человеческое счастье. Мы нуждаемся в том, чтобы в нашей жизни были люди, которые нас понимают и принимают не как хорошую функцию («толковый пиарщик» или «полезный психотерапевт»), а просто как хорошего человека.