- Четыре буквы... Этна. Ага. - Намик вписывает в клеточ-ки очередное название вулкана. - Везувий. Сошлось... Мама, что это за вулкан с названием из восьми букв?
- Из восьми? Не помню что-то. Ты у папы спроси. "
- Может быть, Мауна-Лоа, - говорит папа. - Проверь.
-Правильно. А из тринадцати?
- Гм... Попокатепетль?
-Как?.. Ага. Сошлось. - Намик подписывает решенный кроссворд и заклеивает конверт.
- Это ты куда посылаешь? - заинтересованно спрашивает папа.
- В газету, в редакцию, они печатают фамилии первых, кто прислал правильные, ответы.
- Позволь, - удивляется папа, - мы же вместе решили кроссворд этот! Или ты там приписал, что мы его вместе реши-ли? Нет? Я бы на твоем месте... Впрочем, как знаешь.
-Папа, - вдруг спрашивает Намик, - папа, ты дезертир?
- Намик!.. - Это, конечно, не папа закричал, это голос мамы.
Папа внимательно посмотрел на Намика и отложил газету.
- Нет, - тихо сказал он, - я не дезертир. А почему ты думаешь, что я дезертир? '
- Потому что все на фронте... Отец Македона, отец Каринки... Все на фронте. А ты дома. Только ты не на фронте. Значит, ты дезертир!
_ Намик! - Это опять мама.
_ Но ты же знаешь... - сказал отец. 0н говорил спокойно, но почему-то покраснел, может быть, потому, что его сын ни-когда еще с ним так не разговаривал, а может быть, по другой какой-нибудь причине. - Но ты же знаешь, что я инженер-неф-тяник, работаю на промыслах, добываю нефть. Я же тебе гово-рил, что без нефти не могут работать ни самолеты, ни танки... Поэтому нефтяников посылают на фронт не всех сразу, а посте-пенно... Придет моя очередь - и я пойду. А пока я нужнее здесь. Ты понял?
Намик кивнул головой. Он молчал.
-Спокойной ночи! - сказал папа, погладил маму по плечу и ушел к себе.
А мама после ухода папы ничего Намику не сказала. И На-мик молчал.
Намик еще почитал немного, а потом пошел спать. Он уже начал засыпать, когда вдруг увидел, что у его кровати сидит папа. Это было удивительно, потому что с тех пор, как папа стал работать на промыслах по две смены, он спал как убитый. И будили его утром Намик и мама с великим шумом. А сейчас никакого шума слышно не было. Видно, папа проснулся сам. Он сидел, курил и смотрел на Намика.
Намик вдруг вспомнил, когда папа так сидел у его кровати. Намик был тогда болен. У него было воспаление легких. Он по-том, когда выздоровел, ходил и рассказывал, что у него была температура сорок два градуса! И все ему во дворе завидовали. Но это, когда он выздоровел. А до этого ему приходилось очень плохо, хоть температура и была не сорок два градуса, а сорок с лишним. Это уже потом появились все эти пенициллины и тетрациклины, а тогда был только сульфидин, и его нельзя было достать ни за какие деньги. А папа где-то достал. И так вот, как сейчас, сидел ночью и смотрел на Намика. И он и мама. Потому что, когда Намик засыпал один, ему начинали сниться кошмары, и он просыпался. Они, наверное, сидели так и потому, что им было жалко Намика, своего сына, с оттопыренными уша-ми и всегда удивленными глазами.
А теперь папа сидел, молчал и курил, хоть мама ему катего-рически запретила курить в "детской".
- Это ты сам придумал, что я дезертир?
Намик мотнул головой. Было темно, но все равно было видно, что он отрицательно мотнул.
- Ты не думай, что твой отец дезертир. Я не дезертир. И ты можешь смело сказать любому человеку, что твой отец не дезер-тир! Скажешь?
Намик кивнул головой, и опять было видно, что он кивнул так, как кивают все люди, когда с чем-то соглашаются.
В дверях отец обернулся.
- И потом... Это чтобы ты знал на будущее. Дезертир не тот, который не идет на фронт, а тот, который убежал с фронта или из армии или оставил в беде товарищей. А теперь спи.
* * *
Утром Македон, как всегда, поджидает Намика на углу. Се-годня он идет в школу.
- Привет! Я сейчас такую картинку достал! "Баядера" на-зывается. Смотри!
Намик посмотрел. На диване лежит девица с бубенчиками. Наверное, вкусная конфета была. Вернул.
- А ты знаешь, мой отец не дезертир. Просто он пока здесь очень нужен.
- Нужен!.. Все так говорят. Абульфаз тоже говорил, что без него здесь не обойтись. На фронт берут всех. Там все нуж-ны - и нефтяники и завмаги. Кто ловчее, тот здесь и остается.
Намик подробно объяснил Македону, почему его отец дол-жен пока находиться здесь.
А Македон засмеялся. До того ему все это смешным пока-залось.
Намик остановился и посмотрел на Македона. Вообще надо было бы подраться, но Намик еще ни с кем не дрался. А он здоровый, Намик. Во дворе только Македон больше него - на три раза - на турнике подтягивается. Намик остановился, а потом пошел дальше.
Видно, не догадался, что можно подраться.
Намик вернулся из школы, потом пришла с работы мама и начала готовить обед из яичного порошка. Намик походил нем-ного по кухне, а когда мама попросила не мешать ей, пошел и позвонил Каринке, чтобы она спустилась во двор. Они всегда договариваются по телефону, а двери их на расстоянии трех метров друг от друга. Умора!
Намик вышел на площадку перед дверьми и вдруг увидел, что идет папа и несет что-то в своей шляпе, а шляпа сверху при-крыта газетой, а волосы папы падают на глаза, и он их не может отбросить, потому что двумя руками несет свою шляпу, а в ней что-то живое. И идет папа домой очень рано - он еще никогда так рано домой с работы не возвращался.
Папа зашел на кухню, положил шляпу на пол и снял с нее газету.
В шляпе, прижавшись, друг к другу, сидели желтые-желтые душистые цыплята.
Когда приподняли шляпу, они все разом запищали.
- Это тебе - сказал Намику папа.
Намик нагнулся и потрогал цыплят. Они подумали, что рука Намика - наседка, и собрались под его ладонью.
_ Это же ваша единственная шляпа! - ржавым голосом сказала мама. Она всегда начинала говорить с папой на "вы", когда хотела с ним ругаться. - И потом, для чего цыплята?
-Купим мне шляпу, когда я вернусь, - сказал папа. - Повестку мне принесли.
- Откуда вернешься? - шепотом спросила мама и села на табуретку. Бледной такой сразу стала мама.
-Когда?! - Сегодня ночью, - сказал пала.
Ночью они пошли провожать папу. Стоял поезд, и моросил дождь. Все были в одинаковой форме, но Намик сразу бы узнал своего папу в любой форме и даже со спины. Потом папа поце-ловал маму и Намика поцеловал и подмигнул ему. Подмигнул не то что грустно, но и не особенно весело. И долго-долго махал им на прощание из окна вагона. А мама плакала, и Намик запла-кал, хоть они тогда не знали, что видят своего папу в последний раз...
А цыплята были веселые. Они на второй день начали узна-вать Намика - они, наверное, думали, что это их мать. Жили они в папиной шляпе, но потом мама сказала, что в шляпе жить цыплятам вредно из-за сырости. Цыплят перенесли в ящик из-под яичного порошка, сверху ящик перетянули шпагатом - ряды шпагата вдоль и поперек, получилось вроде решетки из шпагата. А в днище пробили дыру, чтобы был сток.
Цыплят кормили кашкой из яичного порошка. Ящик стоял на кухне, и Намик каждое утро приходил и смотрел на них. А в это утро Намик увидел, что в ящике не хватает одного цыплен-ка. Было пять, а теперь почему-то четыре. Пропал куда-то цыпленок. Пропал еще один цыпленок - второй. Так бы они, наверное, и .пропадали все по одному, если бы Намик не проснул-ся в этот день очень рано, еще не рассвело даже, и не пошел на кухню проведать цыплят.
Он увидел, что цыплята мечутся в ящике, а за ними гоняется огромная крыса...
Намик помнил, как кричала на даче мама, увидев мышь. Тогда и Намик испугался. А мышь откуда-то знала, что ее боятся, потому что сидела столбиком и смотрела на Намика и маму, но когда пришел папа, мышь куда-то юркнула и больше на этой даче не появлялась - поняла, что с папой связываться не стоит. Так все это объяснил тогда папа. Но то была мышь, а это огромная, больше котенка, крыса. И откуда она появилась? Наверное, крысы появляются среди людей во время войны и вообще, когда всем людям приходится несладко.
Она гонялась за цыплятами и вот догнала одного и вцепи-лась ему в горло. Цыпленок только пискнул. И тут Намик лег всем телом на ящик, чтобы крыса не могла выскочить, схватил ее за шерсть на шее. Шерсть была гладкая и противная.
Проснулась мама и тоже прибежала на кухню. Когда она увидела Намика, державшего за шиворот крысу, она не закри-чала, а принесла литровую банку, помогла засунуть крысу туда и положила на банку утюг, чтобы крыса не убежала. Потом она заставила Намика вымыть руки и велела ему отнести эту банку с крысой управдому, но это все когда рассветет, а теперь пусть Намик идет спать.
Когда утром Намик спустился с банкой во двор, его сразу же окружили все ребята нашего двора. Долго думали, что делать с этой проклятой крысой, а крыса смотрела сквозь стекло на обступивших ее людей, и было видно, как она всех боится и не-навидит. Чувствовалось, что, если бы эта крыса могла, она сожрала бы не только цыплят, а всех людей тоже.
Она гонялась за цыплятами и вот догнала одного и вцепи-лась ему в горло. Цыпленок только пискнул. И тут Намик лег всем телом на ящик, чтобы крыса не могла выскочить, схватил ее за шерсть на шее. Шерсть была гладкая и противная.
Проснулась мама и тоже прибежала на кухню. Когда она увидела Намика, державшего за шиворот крысу, она не закри-чала, а принесла литровую банку, помогла засунуть крысу туда и положила на банку утюг, чтобы крыса не убежала. Потом она заставила Намика вымыть руки и велела ему отнести эту банку с крысой управдому, но это все когда рассветет, а теперь пусть Намик идет спать.
Когда утром Намик спустился с банкой во двор, его сразу же окружили все ребята нашего двора. Долго думали, что делать с этой проклятой крысой, а крыса смотрела сквозь стекло на обступивших ее людей, и было видно, как она всех боится и не-навидит. Чувствовалось, что, если бы эта крыса могла, она сожрала бы не только цыплят, а всех людей тоже.
Прибежала Каринка, посмотрела на крысу и сразу же затя-нула свое:
- А может быть, ее бедненькие детишки-крысочки сидят в подвальчике голодные, ждут, пока их мама принесет им поку-шать?
- Не крысочки, а крысята, - сказал Сашка.
- Не твое дело. Как хочу, так и говорю!
- Цыпленка чтобы она отнесла своим детишкам? - ехидно спросил Намик. - Нет уж! Ее надо убить. Только я не знаю как. Отдадим ее управдому - он знает.
И в это время появился Македон. Они с Намиком не разго-варивают еще с тех пор... Ну вы же знаете, когда они поссори-лись. А теперь Македон подошел к Намику, посмотрел на крысу и присвистнул от удовольствия.
- А ну-ка дай!
Намик отдал банку Македону. Он всегда его слушается, что бы Македон ни сказал. Македон схватил банку и забежал к себе в дом, а потом снова выбежал,'и все увидели, что он в банку налил какой-то желтой жидкости. Немного налил, но вся крыса была мокрая. А потом... никто сразу даже не понял, что проис-ходит... Македон отодвинул утюг. Крыса начала выбираться в эту щель из банки, и тут Македон чиркнул спичкой. Крыса вспыхнула... Он же ее керосином облил, вот что! Крыса вспых-нула и заметалась по двору. Она громко пищала, очень громко, 'и перестала пищать только тогда, когда ее изо всех сил ударил лопатой прибежавший управдом.
Все стояли и смотрели на Макодена, а он стоял и улыбался.
- Крыса! - сказала ему Каринка.
Все посмотрели на Македона. Нет, на крысу не похож, а может, и похож...
И тут к Македону подошел Намик и ударил его. Ребята сразу отодвинулись, расчистили место - они думали, что сей-час начнется драка, но никто драться не стал. Намик постоял немного около Македона, а потом отошел в сторону. А Македон смотрел ему вслед и, видно, очень удивлялся - ведь Намик еще никого никогда не бил. И уж никто бы не подумал, что Намик может ударить Македона. Так и стоял Македон и удивлялся.
Тогда подошел к нему управдом, а они с Македоном терпеть не могут друг друга, и торжественно сказал ему:
- Если вы когда-нибудь поймете, молодой человек, за что вас сейчас ударили, то из вас еще может получиться человек! - Наш управдом всегда так странно выражается и непонятно.
А Намик и Македон теперь не в ссоре. Но Намик уже не слушает его с раскрытым ртом, и вообще теперь не поймешь, кто из них старше. А раньше это было ясно, стоило из них по-смотреть, когда они вместе...
Поздно уже, пора домой. Слышите: "Каринэ! Маринэ! Чиримэ!" Это кричит Каринкина мать, сзывает своих дочерей, а это значит, что уже девять часов и мне пора тоже домой. Спо-койной ночи!