А я опять по-женски внушала ему: «Виктор, это судьба тебя отметила и помогает! Ты с командой, у которой ни гимна, ни флага, завоевываешь золото. Ведь уникальное явление, никогда такого больше не повторится. Все корифеи улетели за деньгами, ты поехал с детским садом и смог что-то им сказать, объяснить, что-то внушить, чему-то научить»…
«Виктор, это судьба тебя отметила и помогает! Ты с командой, у которой ни гимна, ни флага, завоевываешь золото».
Нужно, впрочем, отметить, что в сборную пришли фантастически талантливые ребята. Практически все себя проявили чуть позже в НХЛ. Так что, можно сказать, в детском саду у Виктора Васильевича оказались акселераты. Акселераты по хоккейным меркам.
Несмотря на развал страны, всем заплатили премиальные. Наверное, для молодых игроков – существенные деньги. У них же только начиналась карьера, и никаких сбережений ещё не было. А я, как обычно, премиальные деньги положила на книжку, на банковский счет. И они вскоре абсолютно обесценились. Но мы спокойно восприняли – с ума не сошли. Как-то заглянула я на счет после всех дефолтов и девальваций, а у меня там денег – на два набора столового серебра. Купила ложки, ножи и вилки. Один набор подарила сыну, другой принесла домой. Так и ушли, сгорели всякие премиальные и накопления на покупку дачи.
Может, потому, что у нас никогда не было больших запросов, мы всё это перенесли легко. Нам хватало, нам достаточно было, мы счастливыми себя чувствовали. Да, денег за победу уже нет, но ведь саму победу в Альбервиле никто не отнимет, не забудет, не аннулирует.
После неё Виктора опять начали превозносить. Оказалось, что он очень хороший тренер. Оказалось! А за пару лет до этого те же самые люди кричали, что «он ломает всех через колено».
Многие умеют перестраиваться на удивление быстро. Когда читаю старые статьи, то удивляюсь – вчера писали одно, сегодня другое, а завтра будут и вовсе противоположное? Ну, может, это и правильно. Так удобнее жить.
Удобнее жить, но с такой философией невозможно выигрывать. Побеждает только тот, кто идёт к цели, не отступая от своих принципов и не боясь критики.
Катя (читатель помнит? – это юрист Тихонова, помогавшая ему до самого конца) мне рассказывала, что в Сочи после проигрыша сборной России к Виктору постоянно подходили болельщики и благодарили за ту, последнюю победу отечественного хоккея на Олимпиадах.
Виктор перед поездкой в Сочи заготовил карточки со своими автографами, чтобы не останавливаться для подписи и передавать на ходу, если кто-то попросит. Но останавливаться пришлось не раз, выяснилось, что в наше время ценны не автографы, а совместные фото на телефон. Это удивило Виктора, однако он никому не отказывал – и на арене, и во время прогулок. Сотни людей получили фотографии, хорошее настроение и замечательную память на всю жизнь.
Политика
Когда в конце восьмидесятых годов в обществе начали меняться ценности и трактовка исторических событий, то и Виктору досталось. Продукт системы, человек системы! Какое нелепое сочетание слов, за которым, по сути, ничего не стоит. Нет за ними конкретного человека. Да, Виктор был коммунистом. И партбилет не выбросил, хотя многие это весьма демонстративно делали из популистских соображений. Но при этом он никогда не был политизирован. Перемены в обществе его интересовали лишь настолько, насколько они касались сборной и ЦСКА.
Он никогда не восхищался Михаилом Горбачевым или Борисом Ельциным. С Ельциным у нас в семье даже связана шутка: если говорят, с документами пошёл работать, то, значит, надо выпить.
Виктор целиком и полностью был в своей работе, поэтому тратить время и энергию ещё на какие-то споры и дискуссии не считал нужным.
Трудно объяснить, как в политизированном советском обществе ему удавалось держаться в стороне от идеологических вопросов, накачек, пропаганды. Да, его вызывали на ковер, он отчитывался. Но Виктор знал свою работу, что называется, от и до, поэтому мог не волноваться. И ему, чтобы сохранять свою должность, не нужно было демонстрировать верность линии партии, ленинским принципам и тому подобные вещи.
Когда в конце восьмидесятых годов в обществе начали меняться ценности и трактовка исторических событий, то и Виктору досталось. Продукт системы, человек системы! Какое нелепое сочетание слов, за которым, по сути, ничего не стоит.
Его вызывали к Сергею Павлову, председателю Комитета по физической культуре и спорту при Совмине СССР – так тогда назывался министр спорта. Приглашал к себе Михаил Зимянин, секретарь ЦК партии – очень высокий уровень, по нынешним меркам считайте вице-премьер. Он к ним шёл и говорил, что делает, – мог дать ответ на любой вопрос. По сути, без высокопарных слов. Без цитат из классиков марксизма-ленинизма.
При этом он не использовал свои знакомства и связи в высших эшелонах власти для себя. А вот ради команды подобное случалось. Начинал обзвон инстанций с военного руководства – с начальника ЦСКА Станислава Лаговского. Армейская дисциплина специфичная – есть определённый порядок, субординация. Он мог переступить через себя в интересах команды. Мог позвонить и министру обороны – попроситься на прием. И там документально доказывал, что нужно сделать для ЦСКА или для сборной.
Профессия превалировала над чувствами, эмоциями, политикой и идеологией. А в повседневной жизни он был очень добрым человеком. Если надо для дела, то он заставит всех. Но ведь для дела, не для себя же.
Виктор своей успешной работой минимизировал влияние политики и политиков на себя и на команду. Это тоже достижение! По тем-то временам…
Противники часто обвиняли его в том, что он – человек системы. Но Виктору идеология вообще не была интересна. Разве мог человек, порабощенный тогдашней идеологией, общаться с эмигрантом? Да никогда! А у Виктора своя идеология была – это хоккей.
Наверное, у него формировалось отношение к тем или иным политическим событиям, но открытой реакции даже в кругу семьи я не помню. В начале девяностых взглянешь на площадь перед нашим домом, а там торговля идёт страшная. Тяжёлое время, как вспомню, так не по себе делается. Но Виктор ничего не говорил – ему неинтересно болтать, критиковать, возмущаться, паниковать.
Конечно, люди в Советском Союзе жили довольно политизированно, но мы не обсуждали, что писали в газетах или что показывали в новостях. Он был в курсе событий, мог реплику бросить, когда что-то прочитывал. Но на этом его интерес ограничивался. Я, например, если натыкалась на какую-то важную информацию, то искала другие источники, другие газеты. А вдруг там по-другому пишут! Виктор не такой.
Вспоминаю историю, которая характеризует его отношение к идеологии и к людям… Он много общался с журналистом Евгением Рубиным. А потом тот уехал в США. Естественно, эмигранты сразу становились чуть ли не врагами советского народа. Вступать с ними в какой-либо контакт было строжайше запрещено, могли быть серьёзные неприятности. Все это прекрасно знали, потому что с командами – со сборной или ЦСКА – в заграничные турне летали сотрудники КГБ, которые любые связи и контакты отслеживали. Так вот, Виктор легко общался с Рубиным и в США, когда тот подходил к нему, не думал ни о каких последствиях. Он мне сам об этом потом рассказывал. Для Виктора существовали человеческие отношения, а запреты партийных чиновников не волновали. Он не боялся опалы, не делил людей на своих и чужих.
Противники часто обвиняли его в том, что он – человек системы. Но Виктору идеология вообще не была интересна. Разве мог человек, порабощенный тогдашней идеологией, общаться с эмигрантом? Да никогда! А у Виктора своя идеология была – это хоккей.
Когда Виктор умер, мы некоторое время ломали голову над тем, как назвать его фонд. Фонд Виктора Тихонова – это понятно. Но нам сказали – нужно ещё и что-то вроде дополнения, уточнения. Звонила друзьям, приятелям за советом, а в итоге придумала сама. По-моему, подходяще получилось: фонд Виктора Тихонова «Преданность хоккею».
Предельно ясно, чем он будет заниматься. Мы будем заниматься хоккеем, творческим наследием Виктора – изучать то, что он оставил. Надо найти людей, которым это будет интересно, которые этим займутся. Надо сделать учебник для хоккейных школ. У Виктора в записях есть всё, что нужно тренеру. Просто открыл и прочитал – по дням расписано четко, по минутам, по количеству нагрузок.
Я ему не раз говорила: «Вить, надо, чтобы кто-то обработал, занимался этим – ну, пропадает же добро». Вон Анатолий Тарасов диссертацию защитил, стал кандидатом педагогических наук, но он и вообще был более оперативным человеком. А Виктор начал обобщать, систематизировать только в последнее время, до этого был постоянно занят…
В общем, если называть Виктора Тихонова человеком системы, то я каждому пожелаю жить в такой системе. И систему создал он сам, а не подстраивался под чужую систему или идеологию.
В общем, если называть Виктора Тихонова человеком системы, то я каждому пожелаю жить в такой системе. И систему создал он сам, а не подстраивался под чужую систему или идеологию.
Политики и начальники
С одной стороны, Виктор был аполитичен. Но это вовсе не значит, что на него никакого впечатления не производили политики. Как личности производили. Ведь со многими он общался. Он мне говорил, какое сильное воздействие на него оказал Юрий Владимирович Андропов. Своей манерой поведения, уверенностью, спокойствием – абсолютно всем. Когда они познакомились, Андропов возглавлял КГБ СССР. Они неоднократно общались и встречались.
С главным человеком той эпохи, страстно любившим хоккей, Виктор так и не познакомился. Хотя Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев смотрел чуть ли не все матчи, которые транслировались по телевизору. И на стадион приходил. Даже мог себе позволить покурить прямо во время игры, хотя диктор по стадиону всегда объявлял, что курение на арене строжайше запрещено. Брежнева это ограничение, естественно, не касалось.
Однажды, в 1981 году, в перерыве игры на Приз «Известий», когда Леонид Ильич сидел в правительственной ложе, хоккеисты отнесли ему туда клюшку с автографами, перчатки и шлем. Это было 16 декабря (с финнами играли), а через три дня, 19 декабря, предстоял день рожденья генсека, 75 лет ему исполнялось, юбилей. Вот и понесли ему подарки. И Виктор поднялся к Брежневу вместе с игроками – Владиславом Третьяком, Валерием Васильевым и Сергеем Макаровым. Брежнев обрадовался, хотел налить игрокам шампанского, чтобы вместе с ними выпить и отметить. Но Виктор категорически воспротивился. Для него в вопросах дисциплины не существовало исключений. Даже генсек не мог его заставить пойти на компромисс.
Насколько мне известно, Леонид Ильич к нему относился доброжелательно. Наверняка помощники Брежнева и помощники Андропова навели справки о Викторе. Непьющий, работящий человек, ежегодный прогресс… Не думаю, что кто-то мог дать Виктору отрицательную характеристику. А ответственность при любой власти ценится.
В девяностые годы жизнь свела Виктора с людьми, управляющими огромными корпорациями. И он был в восторге от профессора, члена Российской академии наук Анатолия Фёдоровича Дьякова, возглавлявшего РАО ЕЭС. Тот помогал Российской хоккейной лиге, и армейцам в самый сложный период тоже оказывал содействие.
А о первом президенте России Борисе Ельцине Виктор как-то и не хотел особо говорить – очень уж много негативной информации появлялось о нём. Поскольку он с ним за одним столом не сидел, лично не общался, то по материалам прессы у него сформировалось неприязненное отношение к президенту. Как и в случае с первым (и единственным) президентом СССР Михаилом Горбачевым. Я всегда говорила Виктору: «Ну, смотри, как у нас получается – то тракторист управляет громадной страной, то прораб-строитель. Вот мы в итоге и пришли».
Добиваться побед – это успех, достижение. Но сохранить команду – это подвиг.
Инициатором разговоров о политике и о политиках всегда была я. До сих пор всё читаю, изучаю – мне всё интересно, что в мире происходит и с нашей страной. Осознаю, в моём возрасте это даже смешно. Но я хочу понять и разобраться.
Мне нравится Владимир Путин. У него есть характер, он не делает резких движений, но он идёт в одном, строго определённом направлении. Так же и Виктор был очень высокого мнения о Путине. Несколько раз с ним встречался и сумел пообщаться как раз в тот момент, когда решался вопрос – погибать команде или её можно спасти. Виктору уже надоело ходить с протянутой рукой к олигархам и просить деньги на содержание команды.
Вячеслав Фетисов заявлял, что нужно найти спонсора, а остальное, дескать, сами сделаем. Ну, что спонсор? Спонсор сегодня увлекается хоккеем и дает деньги – может быть, даже хорошие деньги. А завтра ему понравился балет. И он свои деньги отнес в балет. И всё – деньги уже чужие.
Я считаю, Виктор не просто осуществил большое дело. Глобальное, судьбоносное для армейского хоккея дело – вот, что он сделал!
То, что он создал хорошую команду в семидесятых-восьмидесятых годах, что он прекрасный тренер, – все и так знали, и многие с этим согласны. Но найти государственную поддержку в наше время – это нечто особенное. Мы же видели, что случилось со «Спартаком»… Что со многими командами и в футболе, и в хоккее, и в других видах спорта происходит.
Добиваться побед – это успех, достижение. Но сохранить команду – это подвиг. Не за один день всё сделалось – много лет он ходил, просил, умолял. Разных людей просил. И, в конце концов, сумел переговорить с Путиным.
Глава VII «Русские пингвины»
Весь в себе
Даже дома Виктор был олицетворением стабильности. Никаких серьёзных перепадов настроения. Я уж не говорю про депрессии. Депрессии – это сейчас модно, а тогда и слова такого не знали. Он не мог сорваться на меня, выплеснуть досаду за то, что произошло на работе. Чтобы он бросил какую-то вещь на пол от злости – нет, это исключено, невозможно представить.
Иногда я видела, что у него неспокойно на душе, и спрашивала: «Вить, что-то случилось?». Он всегда лаконичен: «Да неприятности там всякие». И всё! Не хотел рассказывать. Только по каким-то особым случаям раскрывался – берёг меня от негативной информации.
Он анализировал, всё время проигрывал в голове случившееся. А что я могу сделать в такой ситуации? Чем я способна помочь? Ну, посочувствую или поругаю кого-нибудь, мешающего Виктору… Но это же не помощь. Это так… сопереживание. А у него все события прошедшего дня оставались внутри. Внутри всё осмыслялось, боролось, горело.
Так, по-моему, тяжелее. Я вот, например, могу выговориться, и мне становится легче. А он не умел, он просто не умел. Всё в себе.
Но, с другой стороны, это ещё и проявление любви. Он заботился о том, чтобы не испортить мне настроение, не хотел огорчать. Оставлял моё жизненное пространство нетронутым. Хоккей – вечные конфликты. И если постоянно жить ими, то никакого здоровья не хватит.
Но в то же время Виктор иногда проговаривался о том, что происходит в команде. Не смаковал подробности, не сплетничал, а просто к слову приходилось. Мог рассказать, что жена игрока с какой-то просьбой приходила. Например, пристроить ребёнка в хороший детский сад – это тоже сфера забот и хлопот Виктора как главного тренера.
Что-то я узнавала и без Виктора. Из общеизвестного. Например, что Лада, жена Фетисова, раньше была женой футболиста Вагиза Хидиятуллина. Или что Касатонов женился на Жанне, а она его старше. Но это ведь их личное… Вот внук Витька женился на девушке, которая на шесть лет старше его. И мне кажется, это хорошо. Будь у него свистушка юная, ещё неизвестно, что бы получилось из такого брака. А Евгения – стабильная девочка, серьёзная.
Некоторые вещи от мужа я узнавала не сразу, а спустя время. Даже когда у Фетисова в автокатастрофе погиб его брат Анатолий. Жуткая трагедия! И вот не сразу, но всё-таки Виктор мне впоследствии рассказал, как ему в тот роковой день позвонил Слава и буквально выдохнул в телефонную трубку: «Васильич, выручай». Он и поехал выручать. Или случай с Ларионовым… Когда он задавил человека. ЦСКА два года пострадавшего лечил. ЦСКА, то есть клуб, – не он сам. А Ларионову, похоже, было наплевать, он к пострадавшему не приезжал, не навещал. Тоже показатель человеческих качеств…
Так что Виктору приходилось решать не только житейские и бытовые вопросы, но и посерьёзнее. И он помогал, потому что был настолько в фаворе, что имел серьёзное влияние и большие возможности.
Не только Виктор – весь персонал команды стремился к тому, чтобы у хоккеистов голова ни о чём не болела. В ЦСКА был доктор, его звали Игорь (он умер уже). Так вот, Игорю, по поручению Виктора, необходимо было пристраивать жён и детей, чтобы показать хорошему врачу. Чтобы полечить или проконсультировать.
Но вся эта помощь не мешала тренировочному процессу. Тренировочный процесс – святое. И Виктор никогда не занимался делами в ущерб спортивной работе. У него на всё, буквально на всё хватало энтузиазма и энергии. Невозможно себе представить, чтобы Виктор пришёл домой и сказал: «Как же я устал».
Удивительно, но даже в последние годы, когда он уже болел и еле ходил, я его не видела в состоянии опустошения. Вот спрашиваю:
– Вить, ты не устал?
Он улыбнется:
– Да нет, ничего.
Никогда не жаловался. Уж как я приставала, буквально допытывалась:
– Вить, ну, скажи, где у тебя болит? Может, я тебе дам какое-нибудь лекарство…
Но жаловаться, привлекать к себе внимание, страдать и тяжело вздыхать – не его.
«Русские пингвины» учатся летать
Распад Союза. Отъезд первых российских игроков в НХЛ. Наступили смутные времена. Деньги обесценились. Сбережения, которые у нас были, превратились в копейки.