Звонили из Боткинской больницы, куда с сердечным приступом привезли Нащокина. Спасти его не удалось, и врач звонил, чтобы известить жену о происшедшем.
Пока она, поддерживаемая Тиной, ждала в приемном покое врача, пока оформлялись многочисленные бумаги, в ее голове была только одна идиотская мысль: «На поминки надо приготовить мясо под майонезом. Это легче всего и проще, когда соберется столько людей». Почему она думала о мясе, почему не пыталась запомнить каждую черточку любимого лица, почему не приходила в ужас от случившегося, пожалуй, не смог бы объяснить самый мудрый психоаналитик. Но факт остается фактом, в голове была одна мысль о мясе под майонезом. За этот рецепт она ухватилась как за сильнодействующее успокоительное. Чтобы не сойти с ума, чтобы не заорать во весь голос, чтобы не упасть здесь же, в больнице, на этот выложенный старой метлахской плиткой пол. Ей что-то говорила примчавшаяся в больницу Нина. Слова подруги проходили сквозь нее, не задевая ни мозг, ни душу. Светлана озиралась по сторонам, пытаясь ухватить взглядом корпуса больницы, прохожих, деревья, улицу, дома, но глаза тоже ничего не видели, как ничего не чувствовала замершая от растерянности душа. Чуть позже она увидела Пашку Соколова. Тот бежал от главных ворот больницы навстречу им с Ниной.
– Пашка, – только и смогла наконец произнести Светлана.
Пашка прижал ее к себе так, что ей стало больно, но в его объятиях она наконец обмякла и расплакалась.
Никакое мясо под майонезом никто, конечно, не готовил. И похороны, и поминки быстро и четко организовали Пашка и компаньон Нащокина. За Светланой все эти дни тенью следовали Нина и секретарь Тина.
Когда все закончилось, Пашка Соколов перевез ее к себе в дом. Его жена Люда, действительно как две капли воды похожая на саму Светлану, окружила ее заботой и вниманием.
– Паш, я поеду к себе. – Светлана каждый вечер произносила эти слова, молясь, чтобы он не отпустил ее. Она плохо себе представляла, что можно делать дома одной, без вечно стучащего по клавиатуре мужа. Без разбросанных листов бумаги со множеством пометок, без пустых чашек, которые Нащокин вечно оставлял на полу перед диваном. «Что теперь я буду делать? И что будет с Кубиком». – Светлане хотелось прижать к себе это колченогого пса, который даже не подозревал о кончине хозяина.
Пашка разрешил ей уехать только через две недели, когда стал уверен, что Светлана немного пришла в себя. Она сам ее отвез домой, заполнил продуктами холодильник, проверил отопление, запоры на окнах, погулял с Кубиком и, оставив на всякий случай все свои телефоны, уехал. Светлана прошлась по комнатам, посидела в кабинете мужа, зачем-то заглянула в кладовку и поняла, что делать она ничего не может. «Домашние дела подождут», – подумала она, и в этот момент раздался телефонный звонок.
– Да, я слушаю.
– Это Алина. Когда мы можем с вами встретиться?
Бывшая жена Нащокина на похоронах не присутствовала – не успела прилететь из-за границы. Дочка на кладбище приехала, но на поминках Светлана ее не видела.
– Мы можем встретиться с вами в любой момент, – Никольская понимала, что должна рассказать Алине о том, что произошло, чего бы это ей ни стоило. Бывшая жена, прожившая с ним много лет (и не столь уж важно, как они прожили эти годы и как расстались), мать его ребенка.
– Приезжайте сегодня, я дома. – Светлана продиктовала адрес и пошла на кухню готовить чай.
Алина приехала через два часа. Это была ухоженная женщина без возраста. Не двигающиеся из-за ботокса уголки глаз, капризно изогнутые губы. Одета Алина была подчеркнуто молодежно, пытаясь, видимо, тем самым сократить между ними очевидную разницу в возрасте.
– Здравствуйте, проходите, я чай приготовила. – Светлана усадила гостью в кресло и стала рассказывать о том, что произошло.
– Я все знаю, мне дочь рассказала. – Алина перебила Светлану. – Я хотела бы поговорить о наследстве. Вы же понимаете, Михаил Семенович издал много книг, вел свой бизнес, имел, видимо, какие-то сбережения. Мы с дочерью имеем полное право на часть этого имущества.
Светлана не удивилась, услышав все это. В глубине души она даже была к этому готова. Более того, несмотря на горе, она понимала, что после похорон надо будет в первую очередь решить вопрос с наследством. И что самое интересное, Светлана поймала себя на мысли, что ничего из того, что было достигнуто ее мужем за последние годы, она отдавать не собирается. «Никто из них даже не поинтересовался, как он живет, что делает, как себя чувствует. Не радовался его успехам, не поздравлял с достижениями. Они просто получали от него деньги. Я не хочу делиться с ними его, или, лучше сказать, нашими, успехами. Его бизнес – это был наш бизнес – и они его не получат».
– Что бы вы хотели? – Светлана выпрямилась в кресле и приготовилась слушать.
– Я навела справки, – Алина полезла в сумку и достала ежедневник.
Светлана усмехнулась: «Она не успела на похороны, но успела собрать информацию».
– Так, вот. Я понимаю, что дом и весь этот участок записан на вас, и куплены они, когда вы уже были в браке, поэтому претендовать на это имущество мы с дочерью не можем. А вот что касается бизнеса, издательской фирмы, то она была учреждена задолго до того, как вы познакомились с моим мужем. Уставной капитал, а также некоторые другие финансовые вложения им были сделаны в те годы, когда мы состояли с ним в официальном браке. Поэтому я думаю, что мы имеем полное право на часть этого бизнеса.
– А как вы себе представляете эту часть? – Светлана старалась не смотреть на Алину.
– Ну, это не так сложно подсчитать, а чтобы не было никаких технических проблем, лучше всего бизнес продать и причитающуюся долю выплатить нам с дочерью.
– А почему вы думаете, что я соглашусь продать бизнес, который мы с мужем с таким трудом подняли?
– Тогда просто заплатите нам, а потом делайте с этой фирмой, что хотите.
Светлана подошла к окну. Впервые за много дней она обратила внимание на погоду. Небо было такое, какое любил Нащокин – немного хмурое, подсвеченное солнцем, скрывавшимся где-то там, за серыми облаками. На ее такой неорганизованной лужайке бродили кошки. Кубик, положив морду на лапы, спал под машиной мужа. «Чувствует запах хозяина». Светлана вздохнула и повернулась к Алине:
– Я не буду вам ничего платить. Вы к этому бизнесу не имеете никакого отношения. Простите, я хотела бы, чтобы вы уехали.
Предчувствие одиночества, предчувствие тех дней, когда, привычно оглянувшись на дверь кабинета, она осознает, что не найдет там мужа, Кубика, приваливавшегося к его ногам, исписанные листы, ворох бумажных закладок и кучу флэшек на столе, заставило Светлану сожалеть о том, что ей не дано так просто и так убедительно, как получалось у Нащокина, выразить на бумаге свои ощущения. Она, пытаясь облегчить боль, села было писать дневник. Но, прочитав на следующий день свои строчки, разозлилась – все было пошло и не передавало ее чувств. А испытывала она прежде всего гнев. Гнев был наивен – она кляла про себя стремление человека совершать подвиги, которые были лишь, как ей сейчас казалось, удовлетворением тщеславия и амбиций, вместо того чтобы любой ценой научиться делать необходимое. Например, научиться спасать людей. Она была не права, и она это знала.
Уход мужа, с которым она в тот день утром, убегая на работу, даже не успела попрощаться, сделал ее виноватой во всех тех мелочных ссорах, которые когда-то случились между ними. Его преждевременная смерть превратила его в самого благородного, самого умного и самого любящего мужа на земле.
Мать и отец Светланы, не обладавшие «родственной железой» и никогда особо не проявлявшие внимания к семье дочери, после кончины Нащокина предложили ей переехать к ним.
– Бросай все. Тебе там будет тяжело. Сдай дом. И деньги будут, и одна сидеть в четырех стенах не будешь, – мать с жалостью смотрела на дочь. Но кроме жалости, Светлана в ее глазах увидела усталость и равнодушие старости. Родители за последние годы сильно сдали. На отца смерть зятя, к которому он так иронично относился до сих пор, произвела тяжелое впечатление.
– Другого такого не найдешь, – как всегда резко, сказал он, – а на финтифлюшек не разменивайся.
– Папа, о чем ты? Похороны были две недели назад. – Светлана вскинулась на отца.
– Ну и что. Это у людей траур, а у жизни его нет. Как нет радости.
– А что же у жизни есть?
– Время, – не очень понятно ответил отец.
Через месяц Светлана сидела в своем кабинете и разбирала бухгалтерские документы. За время ее отсутствия ничего ужасного не произошло, убытков не было. Пока она приходила в себя, новые заказы выполнялись и сдавались в срок, нареканий со стороны клиентов не поступало. Светлану сейчас не очень волновали дела текущие, ее заботил кредит, который она оформила незадолго до смерти мужа. Кредит был целевой – она купила в цех новое оборудование для сувенирной продукции. На старой машине, которую давным-давно приобрели Нащокин с компаньоном, кроме журнала, печатали какие-то эзотерические брошюры и тонкие книжки начинающих поэтов. И то и другое, частично не востребованное, хранилось под лестницей первого этажа. Хозяйственный печатник Прокопенко исправно таскал оттуда книги для растопки дачной печки.
– Дай бог им всем здоровья, пом там, пом сям! Бумага у финнов хорошая, не то что у наших, краснокамских.
Светлана помнила, что, перед тем как поехать в банк, она долго разговаривала с мужем. Риск был велик – они еще не до конца отдали кредит за дом. Над расчетами Светлана просидела не один день, а когда показала их мужу, он только отмахнулся:
– Знаешь, я уверен, что ты все правильно делаешь. Смотри, как у нас контора заработала. И журнал ты, молодец, сделала доходным. Рекламу несут и несут.
Что правда, то правда. Из тонкого, малоинтересного узкоспециального журнала для филологов, преподавателей словесности и издателей журнал превратился в солидное, красочное, очень требовательное к авторам издание. К сотрудничеству Светлана привлекла известных писателей и поэтов, литературоведов и даже зарубежных авторов. Стоило одному из них опубликовать статью, как тут же подтянулись другие. Никто не хотел упускать возможность высказаться по тому или иному поводу. Светлана на достигнутом не остановилась – она устраивала литературные вечера, конкурсы, концерты. Каждый номер стал событием – Никольская старалась, чтобы вопросы на страницах журнала обсуждались острые, а люди, участвующие в обсуждении, – умели ярко полемизировать. Благодаря всему этому рекламодатели охотно раскупали журнальные полосы. Издание не только окупило себя, но и приносило небольшой доход.
Убедившись, что журнальный механизм сбоев не дает, Светлана стала думать, что можно еще делать на их полиграфической базе. Понятно, что привлечь клиентов для печати серьезной, высококачественной продукции с одной машиной – задача практически невыполнимая. Уповать только на журнал было рискованно. И тогда Светлана решилась на отчаянный поступок. Она пригласила молодых дизайнеров, проконсультировалась с ними и объявила мужу, что хочет выпускать подарочную полиграфию. Конверты, открытки, специальные пакеты, просто рулоны яркой бумаги – все это не требовало больших и мощных машин. Эскизы разработали приглашенные дизайнеры, продукцию отдавали на реализацию в книжные, сувенирные магазины. Самое любопытное, что в конце концов к Светлане обратился глава компании, который постоянно теперь печатал свою рекламу у них в журнале, и попросил разработать эксклюзивный рисунок для их упаковки. Компания занималась производством канцелярских товаров и была заинтересована в том, чтобы продукция в ее фирменных магазинах упаковывалась в фирменную бумагу. Светлана выполнила заказ, и с этого момента новое направление вдруг стало приоритетным – от клиентов не было отбоя. И вот настал момент, когда остро встал вопрос о покупке нового оборудования.
В банк Светлана поехала одна. Она взяла все необходимые документы, отчеты за прошлые годы, образцы продукции. В отделе кредитования все это посмотрели и… отказали. Сослались на то, что подобная продукция будет иметь ограниченный спрос и в необходимые сроки деньги их компания вернуть не сможет. Залог в виде печатного оборудования банк тоже не вдохновил.
– Оборудование у вас старое, в случае банкротства вы, или мы, не сможете его продать по адекватной цене.
Светлана приехала домой и часа три отсиживалась в спальне. Пожаловаться ей было некому – Нащокин «утонул» в своем творчестве и не отвлекался даже на обед. Подумав и взвесив все «за» и «против», Светлана решительно постучала в дверь кабинета. Кроме рычания, которое издал из-за двери Кубик, она ничего не услышала. Толкнув дверь, она увидела мужа, уютно храпевшего на большом кожаном диване. В ногах спал Кубик. «Вот и отлично! Поймался – будет сговорчив!» – подумала Света и приступила к разговору.
Через неделю Никольская опять сидела в банке, на этот раз с документами на все машины, которыми владела семья Нащокиных. Машины были новые, дорогие, а потому кредит одобрили.
– А что мы будем делать, если у тебя ничего не получится? – спросил Нащокин на следующий день.
– Ходить пешком, – решительно ответила Светлана.
Оборудование она покупала долго, почти три месяца. Светлана придирчиво выбирала фирму, потом сами станки. Ей хотелось стать главной на этом рынке. Всякие хитрые штучки, вроде специальных резиновых печаток для заклеивания конвертов с нанесенными фамилиями владельца, фамильные конверты, упаковочная бумага, конфетные фантики с фотографией заказчика, все это и многое другое пока на российском рынке встречалось нечасто. Наконец оборудование было куплено. Еще через два месяца все привезли и наладили. Светлана тем временем занялась подбором кадров.
С проблемой сотрудников она столкнулась, как только пришла в фирму мужа директором. Привыкшие, что хозяин бывает в конторе нечасто, предыдущий директор, вместе с ним и остальные приезжали на работу не раньше одиннадцати часов, уезжали, когда требовали их личные дела. Бухгалтер, та и вовсе устроила себе свободное посещение. Обнаружив это, Светлана не стала никого увольнять, а очень быстро постаралась «замкнуть» все процессы на себя. Нащокин это сначала понял по-своему:
– Ты зря все на себя взваливаешь. В конце концов сама будешь за все отвечать, а они будут в потолок поплевывать.
Но Светлана знала, что делает. Все это она предприняла с одной лишь целью – понять, где слабые места и какие возможны нарушения на каждом из «узлов». И еще ей не хотелось полагаться на чужое мнение. Ей, для грамотного руководства, было необходимо знать все детали этого бизнеса.
Коллектив забеспокоился. Становилось ясно, что, во-первых, без каждого из них новый директор прекрасно обойдется. Во-вторых, каждому она быстро может найти замену – никаких тайн технологического процесса для нее уже не существовало. А в-третьих, практически никаких лазеек для мелкой недобросовестности или, не дай бог, воровства не осталось. Директор постаралась сделать всю работу абсолютно «прозрачной».
– Ну, и где теперь здесь удовольствие, пом там, пом сям? – высказался в курилке на этот счет печатник Прокопенко.
Всех, кто до ее появления работал над журналом, Светлана оставила в конторе. Правда, предварительно побеседовала с каждым наедине и выяснила, чем недоволен сотрудник. Учтя все детали, она принялась набирать людей для производства сувенирной продукции.
На момент запуска новой линии в фирме Светланы и Нащокина работало уже почти тридцать восемь человек и еще с десяток сотрудников по трудовым соглашениям. Организационный костяк состоял из самой Светланы, коммерческого директора Варвары Николаевны, менеджеров по работе с клиентами Тани, Лены и Андрея, заведующего производством Малова и бухгалтера Таисии Ивановны. Тина – секретарь Светланы – была надежна, как английский замок. Прежде чем соединить звонящего с нужным ему сотрудником, она вынимала из него душу.
Производство необычной сувенирной продукции оказалось находкой. Глава одного из московских банков, получивший по случаю какого-то корпоративного праздника шоколад в обертке, на которой сияла его собственная улыбка, пришел в детский восторг. Последовали заказы на шампанское, на этикетках которого стояло не «Советское», а, например, «Шампанское Калибр». Это был новогодний заказ производственного объединения для собственных сотрудников. Поначалу Светлана, боясь потерять немногочисленных клиентов, цены высоко на продукцию не поднимала, ей было важно привлечь клиентов. Потом, когда поняла, что на рынке они о себе заявили, осмелела, и теперь ее продукция, особенно эксклюзивная, стоила весьма прилично. Они начали выплачивать кредит.
Светлана в конце месяца садилась подсчитывать, сколько надо еще погашать, и от этого занятия у нее портилось настроение. Нащокин в этот момент предпочитал не показываться ей на глаза. Спасало его, а заодно и Кубика то, что Светлана обладала счастливым для окружения свойством – раздражение она в себе не носила, а выплескивала тотчас, на всех, не церемонясь. А выплеснув, становилась опять кроткой.
– Ты не женщина, ты – Янус двуликий, – говорил ей Нащокин, собирая с пола разбросанные ею в гневе листочки с подсчетами. Светлана тем временем сидела за столом и приговаривала:
– Миша, да брось, я сама все уберу. Иди, тебе писать надо…
– Ты думала, что я работаю, когда метала тут все со стола? – Нащокин с удовольствием поддерживал у Светланы комплекс вины. – Ты же знаешь, что от малейшего шума я теряю мысль.
– Ладно, ладно, – вскакивала со своего места жена, – иди работай, я больше не буду.
Через месяц все повторялось вновь.
Нащокин к деятельности жены в фирме относился не только уважительно, он искренне считал, что только благодаря ей фирма и его детище, журнал, остались на плаву. Более того, теперь в связи с возрождением журнала внимание к Михаилу Семеновичу как издателю и как писателю не ослабевало.
– Умеешь ты тему найти! – восхищенно говорил он жене после выхода очередного номера с громкой публикацией. Что характерно, имени Светланы в выходных данных не стояло. Сам Нащокин при этом значился издателем, главным редактором и частенько автором статей, которые Светлана у него «выцыганивала» для публикации.