Гвенвифар покраснела до корней волос.
- Я бы никогда на такое не осмелилась, - пролепетала она, дрожа. Женщине запрещено одеваться в мужскую одежду, так и в Священном Писании сказано...
- Апостол, сдается мне, о северных краях мало что знал, - прыснула Игрейна. - На его родине ужасно жарко; и слышала я, будто мужчины той страны, где жил Господь, про штаны слыхом не слыхивали, но все носят длинные платья, как было, да и теперь осталось, в обычае у римских мужей. Думаю, эта фраза подразумевает лишь то, что женщинам не подобает заимствовать вещи у какого-то определенного мужчины, а вовсе не то, что для них запретна одежда, сшитая на мужской манер. И уж конечно, сестра моя Вивиана - скромнейшая из женщин. Она - жрица на Авалоне.
Глаза Гвенвифар расширились.
- Она - ведьма, госпожа?
- Нет-нет, она - ведунья, разбирается в травах и снадобьях и обладает Зрением, однако она принесла обет не причинять вреда ни человеку, ни зверю. Она даже мяса не вкушает, - промолвила Игрейна. - И образ жизни она ведет столь же простой и суровый, как любая настоятельница. Погляди-ка, промолвила она, указывая пальцем, - вон и Ланселет, первый из Артуровых соратников. Он приехал сопроводить нас и доставить назад коней и людей в целости и сохранности...
Гвенвифар улыбнулась, щеки ее зарумянились.
- Я знаю Ланселета, он приезжал показывать отцу, как дрессируют коней.
- О да, в седле он смахивает на кентавра из древних легенд; вот уж воистину получеловек, полуконь, - подтвердила Игрейна.
Ланселет соскользнул с коня. Щеки его, раскрасневшиеся от холода, цветом напоминали римский плащ на его плечах; широкий край плаща закрывал лицо на манер воротника. Рыцарь низко поклонился дамам.
- Госпожа, - обратился он к Игрейне, - готовы ли вы тронуться в путь?
- Думаю, да. Принцессину кладь уже сложили вон на ту телегу, сдается мне, - отозвалась Игрейна, глядя на громоздкую повозку, нагруженную доверху и закрытую шкурами: там ехали остов кровати и прочая мебель, ткацкие станки - большой и малый, огромный резной сундук, горшки и котлы.
- Да уж, от души надеюсь, что в грязи она не увязнет, - промолвил Ланселет, глядя на пару запряженных волов. - Я не столько за эту телегу беспокоюсь, сколько вон за ту, другую - со свадебным подарком Артуру от Леодегранса, - добавил он без особого восторга, оглядываясь на вторую повозку, заметно больше первой. - Я бы рассудил, что стол для королевского замка в Каэрлеоне разумнее было бы соорудить на месте, - это если Утер не оставил бы ему в изобилии и столов, и прочей мебели... нет, не то чтобы я пожалел для госпожи обстановки, - добавил он, быстро улыбнувшись Гвенвифар, отчего девушка смущенно зарделась, - но - стол? Как будто Артуру замок нечем обставить!
- О, но ведь этот стол - одно из величайших сокровищ моего отца, возразила Гвенвифар. - Это - военный трофей; мой дед сразился с одним из королей Тары и увез его лучший пиршественный стол... - видишь, он круглый, так что в центре можно усадить барда, чтобы развлекал гостей, а слуги могут обходить стол кругом, разливая вино и пиво. А когда владелец принимал у себя дружественных королей, все места оказывались одинаково почетны... вот мой отец и порешил, что стол - под стать Верховному королю, который тоже должен рассаживать своих высокородных соратников, не отдавая предпочтения ни одному из них.
- Воистину, то - королевский дар, - учтиво согласился Ланселет, однако чтобы дотащить его до места, понадобится три пары волов, госпожа, и одному Господу ведомо, сколько потребуется плотников и столяров, чтобы собрать его уже на месте; так что, вместо того чтобы ехать с быстротой конного отряда, мы поплетемся, подстраиваясь под шаг самого медлительного из волов. Ну да пустяки, все равно свадьба без вас не начнется. - Ланселет вскинул голову, прислушался и закричал: - Иду, друг, уже иду! Не могу же я быть повсюду одновременно! - Рыцарь поклонился. - Дамы, мне должно дать нашему воинству знак выступать! Подсадить вас в седло?
- Кажется, Гвенвифар желает ехать в носилках, - отозвалась Игрейна.
- Увы, солнце зашло за тучу, - улыбаясь, проговорил Ланселет. - Но поступай как знаешь, госпожа. Льщу себя надеждой, что ты осияешь нас своим блеском как-нибудь в другой день.
Гвенвифар мило смутилась, - как всегда, когда Ланселет обращался к ней со своими очаровательными речами. Девушка никогда не знала наверняка, серьезен ли он или просто дразнится. Рыцарь ускакал прочь - и внезапно Гвенвифар вновь похолодела от страха. Вокруг нее возвышались кони, туда и сюда метались толпы мужчин - ни дать ни взять, воинство, Ланселет правильно сказал, - а сама она лишь никчемная часть клади, вроде как военная добыча. Гвенвифар молча позволила Игрейне подсадить себя в носилки, внутри которых обнаружились подушки и меховой коврик, и забилась в уголок.
- Я, пожалуй, оставлю полог открытым, чтобы к нам проникали свет и воздух? - спросила Игрейна, удобно устраиваясь на подушках.
- Нет! - сдавленно воскликнула Гвенвифар. - Мне... мне лучше, если полог задернут.
Пожав плечами, Игрейна задернула занавеси. Сквозь щелку она наблюдала за тем, как первые всадники тронулись в путь и как пришли в движение телеги. Воистину, все эти воины - королевское приданое. Вооруженные конники, при мечах, в доспехах - ценное прибавление к Артуровой армии. Примерно так Игрейна и представляла себе римский легион.
Гвенвифар склонила голову на подушки: в лице ни кровинки, глаза закрыты.
- Тебе дурно? - удивленно осведомилась Игрейна. Девушка покачала головой.
- Просто оно все... такое огромное... - прошептала она. - Мне... Мне страшно.
- Страшно? Но, милое мое дитя... - Игрейна умолкла на полуслове и спустя мгновение докончила: - Ну, ничего, вскоре тебе станет легче.
Гвенвифар едва ли заметила, что носилки тронулись с места: усилием воли она погрузилась в некое отрешенное состояние полудремы, позволяющее ей не впадать в панику. Куда же она едет, под этим беспредельным, необозримым небом, через бескрайние болота и бесчисленные холмы? Сгусток паники в животе сжимался все туже. Повсюду вокруг нее ржали лошади, перекликались люди: ни дать ни взять, армия на марше. А сама она вроде как прилагается к снаряжению: к конской сбруе, к доспехам и к пиршественному столу. Она только невеста, вместе со всем, что ей принадлежит по праву: с одеждой и платьями, и драгоценностями, и ткацким станком, и котелком, и гребнями и чесалками для льна. Сама по себе она - ничто, ничегошеньки-то собой не представляет; она - лишь собственность короля, который даже не потрудился приехать и посмотреть на девушку, которую ему отправляют вместе с конями и снаряжением. Она - еще одна кобыла, племенная кобыла, на сей раз - на расплод королю, которая, хотелось бы надеяться, произведет на свет королевского наследника.
Гвенвифар едва не задохнулась от гнева. Но нет, злиться нельзя; злиться не подобает; мать-настоятельница объясняла ей в монастыре, что предназначение всякой женщины - выходить замуж и рожать детей. Ей хотелось стать монахиней, остаться в обители, научиться читать и искусно рисовать красивые буквицы пером и кистью, но принцессе такая участь заказана; ей должно повиноваться воле отца, точно Господней воле. А ведь женщинам следует исполнять волю Божью особенно ревностно, ведь это через женщину человек впал в первородный грех, и каждой женщине полагается знать, что ее долг - искупить совершенное в Эдеме. Ни одну женщину вполне добродетельной не назовешь, кроме разве Марии, Матери Божьей; все прочие женщины порочны, и иными быть просто не могут. Вот и ее, Гвенвифар, настигла кара - за то, что она подобна Еве, за то, что грешна, гневлива и бунтует против воли Божьей. Гвенвифар прошептала молитву и усилием воли вновь погрузилась в полубессознательное состояние.
Игрейна, нехотя примирившись с необходимостью ехать с задернутым пологом и тоскуя по свежему воздуху, гадала про себя, что, во имя всего святого, не так с ее будущей снохой. Она ни словом не возразила против этого брака - впрочем, она, Игрейна, тоже не протестовала против брака с Горлойсом; и теперь, вспоминая негодующую, перепуганную девочку, какой была когда-то, Игрейна сочувствовала Гвенвифар. Но зачем забиваться в душные носилки, почему не ехать с гордо поднятой головой навстречу своей новой жизни? Чего она боится? Неужто Артур такое уж чудовище? Ведь не за старика же в три раза старше ее девчонку выдают; Артур молод и готов окружить ее уважением и почетом.
В ту ночь они заснули в шатре, поставленном на тщательно выбранном сухом месте, прислушиваясь к стону ветров и шуму проливного дождя. Ближе к утру Игрейну разбудили тихие всхлипывания Гвенвифар.
- Что такое, дитя? Тебе недужится?
- Нет... госпожа, как вы думаете, я понравлюсь Артуру?
- Не вижу, почему нет, - мягко отозвалась Игрейна. - Ты ведь сама знаешь: ты на диво красива.
- Правда? - В тихом голосе звучало лишь наивное неведение, отнюдь не застенчивая или жеманная просьба о комплименте и не уверенность в себе, чего разумно было бы ожидать в любом другом случае. - Леди Альенор говорит, нос у меня слишком большой, и еще веснушки, точно у скотницы...
- Леди Альенор... - Игрейна вовремя вспомнила о снисходительности к ближнему своему; в конце концов, Альенор немногим старше Гвенвифар и за шесть лет родила четверых. - Боюсь, она самую малость близорука. Ты настоящая красавица. А волос роскошнее я в жизни своей не видела.
- Не думаю, что Артуру есть дело до красоты, - промолвила Гвенвифар. Он даже не удосужился спросить, не страдаю ли я косоглазием, или, может, я одноногая, или у меня "заячья губа"...
- Гвенвифар, - ласково увещевала Игрейна, - на любой женщине женятся в первую очередь ради приданого, а Верховный король обязан выбирать жену по подсказке своих советников. Тебе не приходило в голову, что и он тоже ночами не смыкает глаз, гадая, что за жребий уготовила ему судьба и что он примет тебя с благодарностью и радостью, поскольку, помимо приданого, ты принесешь ему и красоту, и кроткий нрав? Он готов смириться с тем, что ему достанется, но тем более счастлив он будет узнать, что у тебя нет... как это ты сказала? - ни косоглазия, ни "заячьей губы", ни следов оспы. Артур еще очень юн и в том, что касается женщин, весьма неопытен. А Ланселет, я уверена, уже рассказал ему о том, как ты красива и добродетельна.
Гвенвифар перевела дух:
- Ланселет ведь приходится Артуру кузеном, верно?
- Верно. Он - сын Бана Бенвикского от моей сестры, верховной жрицы Авалона. Он рожден в Великом Браке - ты что-нибудь знаешь о подобных вещах? В Малой Британии иногда еще прибегают к древним языческим обрядам, пояснила Игрейна. - Даже Утера, когда он стал Верховным королем, отвезли на Драконий остров и короновали согласно древним ритуалам, хотя брака с землей от него не требовали; в Британии такой обряд совершает мерлин, так что именно он выступает жертвой вместо короля в час нужды...
- Вот уж не знала, что эти древние языческие обряды в Британии все еще в ходу, - молвила Гвенвифар. - А... а Артур тоже так короновался?
- Если и так, то мне он этого не сказал, - отозвалась Игрейна. Возможно, за это время обычаи изменились, и Артур довольствуется тем, что мерлин - главный из его советников.
- А ты знаешь мерлина, госпожа?
- Он мой отец.
- В самом деле? - В темноте Гвенвифар глядела на нее во все глаза. Госпожа, а это правда, что, когда Утер Пендрагон впервые пришел к тебе еще до того, как вы поженились, явился он, благодаря магическому искусству мерлина, в обличье Горлойса, так что ты возлегла с ним, принимая его за герцога Корнуольского и почитая себя женой целомудренной и верной?
Игрейна заморгала; до нее доходили отголоски сплетен о том, что она, дескать, родила Утеру сына неподобающе рано; но этой байки она не слышала.
- Неужто так говорят?
- Случается, госпожа. Так сказывают барды.
- Ну, так это неправда, - объявила Игрейна. - На Утере был плащ Горлойса и Горлойсово кольцо: он добыл их в сражении; Горлойс предал своего Верховного короля и поплатился за это жизнью. Но что бы уж там ни напридумывали барды, я отлично знала, что это - Утер и никто иной. - В горле у нее стеснилось; даже сейчас, спустя столько лет, Игрейне казалось, что Утер по-прежнему жив и сражается где-то в далеких землях.
- Значит, ты любила Утера? И мерлинова магия здесь ни при чем?
- Ни при чем, - подтвердила Игрейна. - Я очень любила его, хотя, думается мне, поначалу он решил жениться на мне потому, что я происходила из древнего королевского рода Авалона. Так что, как видишь, брак, заключенный ради блага королевства, вполне может оказаться счастливым. Я любила Утера и могу пожелать такой же удачи и тебе, чтобы вы с моим сыном со временем полюбили друг друга такою же любовью.
- Надеюсь, что так и будет, - и Гвенвифар вновь судорожно вцепилась в руку Игрейны. Что за маленькие, нежные, хрупкие пальчики, подумала про себя Игрейна, такие того и гляди сомнешь ненароком, то ли дело ее собственные сильные и умелые! Эта ручка не предназначена для того, чтобы пестовать младенцев и лечить раненых; эта ручка - для изящного рукоделия и молитв. Лучше бы Леодегранс оставил это дитя в милом ее сердцу монастыре, лучше бы Артур нашел себе невесту где-нибудь в другом месте! Впрочем, все в воле Божьей; Игрейна от души сочувствовала перепуганной девушке, но жалела и Артура, невеста которого - сущий ребенок и замуж идет против воли.
Впрочем, когда ее, Игрейну, отослали к Горлойсу, она и сама была не лучше; может статься, с годами у девушки сил поприбавится.
С первым лучом солнца лагерь пробудился; все, не покладая рук, готовились к дневному переходу, в конце которого отряд окажется в Каэрлеоне. Гвенвифар выглядела измученной и бледной; она попыталась было встать, но тут же повернулась на бок - и ее вырвало. На мгновение Игрейна дала волю нелестным подозрениям, но тут же прогнала злую мысль; маленькая, робкая затворница всего лишь больна от страха, вот и все.
- Я же говорила, что в душных носилках тебя укачает, - бодро промолвила Игрейна. - Сегодня тебе надо бы проехаться верхом и подышать свежим воздухом; а не то на свадьбу ты приедешь бледной тенью, а не цветущей розой. - И про себя добавила: "А если мне придется ехать за задернутым пологом еще целый день, я точно сойду с ума; вот уж памятная получится свадьба, право слово: бледная, недужная невеста и буйнопомешанная мать жениха!" - Ну же, вставай - и в седло; а Ланселет составит тебе компанию; будет кому подбодрить тебя и развлечь разговором!
Гвенвифар заплела косу и даже потрудилась изящно расположить складки покрывала; съела она немного, зато пригубила ячменного пива и спрятала в карман ломоть хлеба, сказав, что подкрепится позже, уже в седле.
С первым светом Ланселет был уже на ногах.
- Хорошо бы тебе поехать с госпожой, - предложила Игрейна. - А то девочка вся извелась; мудрено ли - в первый раз вдали от дома!
Глаза юноши вспыхнули, он улыбнулся:
- С удовольствием, леди.
Игрейна ехала, держась позади молодой пары и радуясь возможности подумать в одиночестве. Как они хороши: темнокудрый, задорный Ланселет и Гвенвифар, вся - белизна и золото. Артур ведь тоже светловолос; дети у них будут - просто как солнышко. С некоторым удивлением Игрейна осознала, что не прочь стать бабушкой. Приятно, когда рядом - малыши, с ними можно играть, их можно баловать, и притом не твои это дети, так что нет нужды о них беспокоиться, изводить себя и тревожиться. Игрейна ехала, погрузившись в отрадные мечты; в монастыре она привыкла часами грезить наяву. Поглядев вперед, на молодых людей, скачущих бок о бок, она отметила, что девушка восседает в седле, выпрямившись, щеки ее порозовели, она улыбается. Да, правильно Игрейна поступила, отправив будущую сноху на свежий воздух.
И тут Игрейна заметила, как эти двое смотрят друг на друга.
"Господи милосердный! Так смотрел на меня Утер еще в бытность мою женою Горлойса: словно умирает от голода, а я - снедь вне пределов досягаемости... Что же из этого всего выйдет, если они и впрямь любят друг друга? Ланселет - воплощение чести, а Гвенвифар, могу поручиться, сама добродетель; так что же из этого всего выйдет, кроме горя и муки?" А в следующий миг Игрейна отчитала себя за свои подозрения: едут они на подобающем расстоянии друг от друга, за руки держаться не пытаются, а ежели и улыбаются, так ведь оба молоды, а день выдался погожий; Гвенвифар предвкушает свою свадьбу, а Ланселет везет коней и воинов своему королю, кузену и другу. " Так с какой бы стати им не радоваться и не беседовать друг с другом, веселясь и ликуя? Что я за злонравная старуха". И все-таки Игрейна не могла избавиться от смутной тревоги.
"Чем это все закончится? Господи милосердный, неужели это такой уж грех - помолиться об одном-единственном мгновении Зрения?" А есть ли у Артура возможность с честью отказаться от этого брака? - задумалась она. Верховный король берет в жены девушку, чье сердце принадлежит другому - это ли не трагедия? В конце концов, в Британии полным-полно дев, готовых всем сердцем полюбить Артура и составить его счастье. Но приданое уже отослано, невеста покинула отчий кров, и подданные Артура, короли и вассалы, съезжаются полюбоваться на свадьбу своего юного сюзерена.
Надо поговорить с мерлином, твердо решила Игрейна. Возможно, как главный советник Артура, он еще сможет воспрепятствовать этому браку - но удастся ли отменить свадьбу, избежав войны и раздора? Да и Гвенвифар жаль: мыслимо ли, чтобы невесту да публично отвергли в присутствии лордов всей Британии? Нет, поздно, слишком поздно; свадьба неизбежно состоится, как распорядилась сама судьба. Вздохнув, Игрейна поехала дальше, понурив голову; ясный, солнечный день вдруг утратил для нее всякую притягательность. Напрасно она яростно втолковывала себе, что все ее сомнения и страхи беспочвенны, что все это - досужие старушечьи домыслы; что все эти фантазии посланы ей дьяволом, дабы соблазнить воспользоваться Зрением, от которого она отреклась давным-давно, и вновь сделать ее орудием греха и чародейства.
И все-таки взгляд ее вновь и вновь возвращался к Гвенвифар и Ланселету и к тому едва различимому свечению, что переливалось и мерцало между ними ореолом жажды, желания и тоски.