«Сначала начинается сильный жар и слезятся глаза, – писала Дина. – Затем терзает кашель. Трудно дышать, а из глаз льются кровавые слезы. Заступник ослепляет грешников…»
Несмотря ни на что, строительство продолжалось.
…Государь не был рассержен, скорее недоумевал. Шани сидел в личном Душевом кабинете и размышлял о том, почему бабы в общей массе такие дуры. Прямо скверный анекдот вышел: архитекторша перепутала конверты, и отчет для государя отправился к шеф-инквизитору, а весьма приватное письмо с описанием реального положения дел на строительстве – к Лушу.
За спиной что-то скрипнуло. Шани подумал, что с таким неприятным звуком натягивается струна арбалета; его тело потом выбросят в канал, а новым шеф-инквизитором наверняка станет Вальчик, который очень любит пытать ведьм, любит просто до дрожи. Заплечных дел мастера при нем отдыхают: всю работу он делает сам с превеликим удовольствием.
– Значит, ты с ней… – начал было Луш, но не закончил фразы, будто ему было противно говорить. Шани безразлично пожал плечами.
– Я с ней не сделал ничего такого, что может оскорбить земное и небесное правосудие, – ответил он.
Тут Луш взорвался – ударил по столу перед Шани кулаком так, что все бумаги и безделушки дружно подскочили и рассыпались, и заорал:
– Ублюдок! Проклятый еретик! Ты, опора государства и Заступника, ты спутался с ведьмой! На костер обоих! Ты читал вот это? – Государь помахал перед носом Шани листками, исписанными красивым девичьим почерком. – Это хуже аланзонской чумы!
В свое время аланзонская чума прокатилась по всему материку и выкосила несметное количество народа. Шани даже удивился тому, что государь в гневе сумел сравнить симптомы и сделать выводы.
– Сир, послушайте, – начал было он, но Луш продолжал бушевать, исходя такой нецензурщиной, что самый бывалый пиратский боцман, услышав ее, покраснел бы, как невинная девушка.
Некоторое время Шани слушал призывы спустить с него кожу, посадить на бочку со взрыв-травой и растянуть на колесе вместе с архитекторшей, но такое развлечение ему довольно быстро надоело, и он сказал:
– Ну будет, будет. Не кричи.
Луш замер с открытым ртом, прервав на половине замысловатое проклятие. Некоторое время он хмуро стоял, сунув руки в карманы, и смотрел в сторону огромного гобелена с изображением охоты на диких зверей на Юге (за гобеленом, видимо, и скрывался в потайной нише арбалетчик, ожидая тайного знака, чтобы всадить болт в затылок шеф-инквизитору), а потом угрюмо сел в кресло и произнес:
– А как мне прикажешь не кричать? Ты предал меня. Знал ведь, что там зараза…
– А ты меня отравил, – мрачно парировал Шани. – Я мог бы и не оправиться.
– На все воля Заступника, – развел руками Луш.
Шани криво усмехнулся, и пару минут они сидели молча. Шеф-инквизитор прекрасно знал характер государя: в сложных случаях он обыкновенно буйствовал, махал руками и топал ногами, матерно ругаясь при этом, но затем, когда бешенство проходило, он успокаивался и начинал говорить уже спокойно и разумно – особенно с нужными людьми. Я до сих пор жив, подумал Шани, значит, нужен. Тем более, вряд ли Шух не дал ему подробнейший отчет о несостоявшемся аресте.
– Ты хоть понимаешь, что это мор? – устало спросил Луш. В ящичке стола у него всегда хранилась собственноручно изготовленная наливка, вот и сейчас государь вынул темно-зеленую бутыль, стакан и вопросительно посмотрел на Шани. Тот отрицательно качнул головой, и государь с удовольствием осушил два стакана подряд в одиночку. – Строительство оцеплено, и это хорошо, дай Заступник, там все повымрут, и всё сойдет на нет, ну а ежели заразу по стране разнесут?
– Сир, в прошлом году на севере свирепствовал легочный жабе, – напомнил Шани. – Умерло около трех тысяч человек. Но, помнится, вы что-то не поднимали такую панику.
– Вы, Ваша бдительность, видимо, впадаете в ересь, – ехидно предположил государь. – Тогда храм во имя Заступника не строился. И ведьмы рядом не отирались, и тем более не валялись по кроватям чиновников вашего уровня. Ну посмотрите, она же вам прямо во всем сознается! Или мне вас надо вашей работе учить? На костер ее – и никаких кровавых слез.
Он плеснул наливки в стакан и убрал бутыль.
– Сир, если вы так считаете, то мне остается только подчиниться, – спокойно произнес Шани. – Я сегодня же пошлю отряд на Сирые равнины, чтобы девицу Сур доставили сюда. А далее все по инквизиционному протоколу.
Это означало, что Дину подвергнут увещевательному допросу – для начала просто растянут на дыбе и станут зажимать суставы раскаленными клещами. Если она будет упорствовать и утверждать свою невиновность, то вывернутые суставы вправят, и начнется вторая степень: лишение сна и пытка водой и огнем. Отрицать свою вину Дина не станет, но насылание мора – слишком серьезное обвинение, чтобы обойтись без пыток, поэтому через вторую степень ей все-таки придется пройти. Весьма вероятно, что она не выживет, но в инквизиции работают лучшие врачи, так что до костра Дина все-таки дотянет.
– С ума последнего, что ли, спятил? – поинтересовался Луш. – В столицу ее тащить, а что, если она заразу сюда принесет? Что делать станем, ваша бдительность?
– Тогда я готов выслушать ваши предложения, сир, – произнес Шани и добавил после паузы: – И выполнить их.
Луш пару минут посидел молча, а потом произнес:
– Ну сам-то ты, конечно, туда не поедешь, – Шани утвердительно кивнул, и Луш продолжал: – А казнить ее на месте, как мне кажется, не совсем правильно. Все-таки не на полмонетки дело: пусть бы все увидели, чем грозит колдовство. Чтоб неповадно было.
– Тогда посадить ее в тюрьму на карантин, – предложил Шани, внимательно изучая переливы сиреневого камня в своем перстне. – Болезнь развивается быстро, мы сразу поймем, здорова ли девица Сур. Ну а если умрет, то на все, как вы сказали, воля Заступника.
Луш помолчал, задумчиво пощипывая бородавку на щеке. В его взгляде появилось что-то новое: он будто смотрел на Шани и удивлялся.
– Вот ведь хитрый ты жук, – уважительно произнес государь. – Неужели не жаль?
Шани вскинул голову и посмотрел на него с максимально невинным видом.
– А вам? – спросил он. Луш ухмыльнулся.
– Ну вот я и говорю: жук, – ответил он. – Ладно, готовь бумаги для ареста и отправляй туда группу захвата. А строительство будем продолжать, я сам подберу архитектора.
Шорох за портьерой дал понять, что арбалетчик опустил оружие. Шани кивнул и встал с кресла, намереваясь покинуть кабинет, но Луш окликнул его:
– Письмишко-то захвати.
Шани подчинился.
Потом, стоя на ступенях дворца в ожидании, когда подадут карету, он размышлял о симптомах заболевания. На уроках медицины в третьем классе им рассказывали о синтетических вирусах, и по описанию новая зараза была очень похожа на болезнь Штаубера, кажется, – Шани помнил, что имя было немецким, но не был уверен в правильности написания, но откуда бы ей тут взяться? Шани не боялся заболеть – в детстве все граждане Гармонии проходили вакцинацию, и блок прививок наверняка еще действовал, но что будет со всеми остальными, если вирус вырвется за санитарный кордон и пойдет гулять по Аальхарну? Подъехала карета, лохматый конопатый парнишка, загорянин, недавно назначенный ассистент в чине младшего инквизитора, соскочил с козел и послушно открыл перед шефом дверь. Шани устроился внутри и поманил ассистента.
– От моего имени срочно отправьте на Сирые равнины две дюжины человек для охраны строительства. Работа в оцеплении с возможностью применять оружие. Строго секретно. Государственная тайна. И через три часа соберите у нас членов Лекарского совета. Также строго секретно.
– Понял, Ваша бдительность, – качнул головой ассистент. – Разрешите выполнять?
– Выполняйте.
Ассистент снова кивнул и растворился в дождевой завесе. Где-то вдалеке прогрохотал гром.
Можно было бы синтезировать биоблокаду, думал Шани, вслушиваясь в мерный перестук дождевых капель по крыше кареты и шум города за занавешенным оконцем, а потом сделать заразившимся прививки, и через день они бы окончательно поправились. В принципе, ее можно было бы создать и из тех средств, что известны на данном этапе развития медицины; к тому же пакет первой помощи, заботливо выданный маленькому Саше Торнвальду перед транспортировкой через Туннель, до сих пор бережно хранится у него в сейфе. Вот только он, к сожалению, не химик и не врач, а те химики и врачи, которые могли бы им помочь, сейчас находятся за много световых лет от Аальхарна и знать о нем не знают.
«Пожалуйста, молитесь обо мне. Наверно, вы единственный человек во всем Аальхарне, к которому я могу обратиться с такой просьбой. И мне очень хочется верить в то, что все, случившееся с нами, не случайно и не напрасно».
Лучшие столичные лекарники не заставили себя долго ждать и собрались в зале специальных заседаний за полчаса до назначенного срока. Шани окинул их быстрым, но пристальным взглядом: все выглядят спокойными и собранными, но в глубине души напуганы. В прежние времена такие вот собрания заканчивались для некоторых в пыточных после обвинений в колдовстве и ереси, так что Шани готов был поклясться, что эти люди, одни из немногих в Аальхарне, кто способен думать, рассуждать и делать выводы, наверняка уже попрощались с родными и близкими.
Лучшие столичные лекарники не заставили себя долго ждать и собрались в зале специальных заседаний за полчаса до назначенного срока. Шани окинул их быстрым, но пристальным взглядом: все выглядят спокойными и собранными, но в глубине души напуганы. В прежние времена такие вот собрания заканчивались для некоторых в пыточных после обвинений в колдовстве и ереси, так что Шани готов был поклясться, что эти люди, одни из немногих в Аальхарне, кто способен думать, рассуждать и делать выводы, наверняка уже попрощались с родными и близкими.
– Я собрал вас, господа, с тем чтобы донести до вашего сведения строго секретную информацию и попросить вашей помощи в деле государственной важности, – начал Шани. – Не хочу говорить громких слов, но, возможно, вы станете спасителями Отечества…
Он говорил десять минут. Лекарники слушали его, затаив дыхание, Шани говорил о новом заболевании, цитировал полученные отчеты и описывал симптомы. Под конец лекарники помрачнели – перспективы открывались, в самом деле, страшные.
– Если вирус продолжит свое распространение, то, по моим сугубо предварительным подсчетам, население Аальхарна полностью вымрет за три месяца, – закончил Шани. Это перед Лушем он мог совершенно спокойно говорить, что ничего страшного не происходит и все в порядке, да кормить его сказками о ереси и колдунах, с этими же людьми необходимо быть предельно честным. – Сегодня я разговаривал с государем. Принято решение засекретить информацию обо всем, что происходит на строительстве храма, но при этом принять все возможные меры для того, чтобы остановить заболевание. Господа, Родина нуждается в вашей помощи.
Воцарилось молчание. Лекарники обдумывали сказанное, и Шани вдруг со всей обреченностью понял, что никто из них не откликнется на его отчаянный призыв и не возьмется за изготовление вакцины.
– Судя по всему, ваша бдительность, это новое заболевание, неизвестное науке, – заговорил ректор лекарского академиума Прохор, дряхлый старик, наблюдавший аланзонскую чуму и умудрившийся, несмотря на глубокие годы, сохранить ясность ума. – Я практиковал по всему Аальхарну, но ни разу не сталкивался с подобными симптомами. Говорите, все началось при рытье котлована?
– Да, – обреченно кивнул Шани.
– Возможно, на том месте когда-то был могильник, – сказал Прохор. – Чумные животные или братская могила.
– Невозможно, уважаемый Прохор, – произнес Влад, невероятно хитрый взяточник и пройдоха, едва не пробившийся во дворец и обожавший деньги, но при этом бывший потрясающим диагностом и знатоком всех аальхарнских болезней. – Сирые равнины – густонаселенный район, никто в здравом уме не стал бы устраивать там могильник. Вероятно, это действительно новое заболевание, ваша бдительность.
– Понимаю, – кивнул Шани. Чувство обреченности накатывало на него с неотвратимостью огромной морской волны, готовой смять и выкинуть прочь. – Господа, кто из вас готов отправиться на строительство и создать вакцину? Инквизиция в моем лице полностью обеспечит вас финансами и предоставит всю нашу материальную базу для исследований.
Молодой лекарник Тикун, который недавно блестяще закончил академиум и уже подвизался при дворе, едва ли не облизнулся в открытую. Это только со стороны выглядело так, будто в инквизиции есть только клещи да дрова для костров: в действительности ведомство Шани издавна привлекало к сотрудничеству хороших врачей и даже алхимиков. Вот только никто из собравшихся не собирался воспользоваться этим предложением.
– Я слишком стар, ваша бдительность, – прервал молчание Прохор, – и уже давно не выезжаю дальше Западных ворот. Но мои знания к вашим услугам, и, если будет возможность доставить ряд образцов в академиум, то тогда я сделаю все, что смогу.
Шани устало качнул головой. Никуда ты не выезжаешь, старый черт, ну конечно, никуда, кроме своей роскошной резиденции на юге. Пять дней пути. Никуда, Гремучая Бездна тебя побери.
– Благодарю вас, уважаемый Прохор. Господин Влад, господин Тикун, я хотел бы услышать ваш ответ.
– Ваша бдительность, вы можете полностью на меня рассчитывать, – серьезно сказал Влад и добавил: – Но не в этом вопросе. У меня запланировано десять операций на две седмицы, боюсь, что когда я освобожусь, то может быть уже поздно.
– Понятно, – кивнул Шани. – Благодарю за искренность. Господин Тикун?
Тикун опустил глаза и пробормотал что-то о том, что его жена собирается рожать, и он не может ее покинуть в такой момент. Шани кивнул снова: по большому счету, он не испытывал никаких иллюзий по поводу лекарников, но сейчас у него было такое ощущение, словно его ударили по голове. Врачи. Спасители жизней человеческих…
– Благодарю за понимание, господа, – произнес он и удивился, насколько мертво прозвучал его голос. – Не смею более отрывать вас от дел.
Лекарники очень тихо и быстро покинули зал заседаний. Шани немного посидел в одиночестве, чувствуя, что его лицо словно окаменело. Ну почему он всегда, во всем и со всеми должен быть сволочью, почему люди начинают шевелиться только под угрозой костра и плахи… Виски стиснул болезненный спазм, Шани и припомнить не мог, когда в последний раз был настолько разъярен и раздосадован. В кабинет заглянул ассистент, Шани махнул ему рукой – заходи, мол.
– Пишите, – ассистент раскрыл папку, проворно выхватил лист бумаги с гербом инквизиции – шипастой розой, оплетенной черной лентой, – и приготовился записывать. Все-таки если ты не сволочь, то на тебя просто не реагируют, как должно, подумал Шани и принялся диктовать.
«Строго секретно. Дело государственной важности.
В связи с критической ситуацией на Сирых равнинах приказываю мобилизовать все силы и средства на борьбу с эпидемией. Для изучения заболевания и составления лекарства именем государя и Заступника повелеваю отправить в эпицентр болезни оперативную лекарскую группу в составе Прохора Бау, Тикуна Статника и Влада Шу. Предписываю оказывать лекарской группе всяческое содействие, в том числе и материальное. В обязанности лекарников входит скорейшее создание вакцины и исцеление зараженных. Отчеты надлежит отправлять шеф-инквизитору лично, ежедневно, секретно».
– Готово, – ассистент щедро посыпал лист песком, подождал, пока чернила высохнут, и протянул на подпись. Вот вам дальняя дорога, вот вам операции и вот вам роды жены, злорадно подумал Шани, выводя свое имя под указом. Раз не хотите по-человечески, будет так, как привыкли, так, как срабатывает. Попросил, называется, по-хорошему… А надо было, как в старые времена: треснуть кулаком по столу, обвинить в ереси и предложить выбор: либо ехать на равнины, либо на костер. И пинка еще наподдать для пущей скорости для верности, чтоб быстрей бежалось в нужном направлении.
Впервые за долгое-долгое время Шани захотелось напиться вумат. Напиться до кровавой рвоты и галлюцинаций, так чтобы валяться где-нибудь и ничего не помнить…
В коридоре на него буквально налетела худенькая девчушка в небогатом платье и с мешочком в руках. Все в ней дышало решимостью – и тоненькие русые косички, завязанные алыми лентами, и рыжие конопушки, и нос пуговкой, и широко распахнутые голубые глаза.
– Ваша бдительность, – промолвила она, – позвольте поговорить с вами…
Шани остановился и устало посмотрел на нее.
– Слушаю тебя, дитя мое.
Дитя потерло щеку, на которой красовалось чернильное пятно, и затараторило:
– Простите меня, Ваша бдительность, но я слышала, что говорили лекарники, когда выходили, они не хотят ехать на равнины, позвольте мне туда отправиться!
От неожиданности Шани даже кашлянул. Девчушка нетерпеливо смотрела на него и ожидала решения.
– Дитя, – устало промолвил Шани и обвел ее кругом Заступника, – тебе сколько лет?
Девчушка энергично шмыгнула носом.
– Пятнадцать, – ответила она. – Меня Нита Блам зовут. Я на лекаринку училась. Они там умирают, да? А я бы могла им помогать… Пожалуйста, ваша бдительность! – Она протянула руку и дотронулась было до запястья Шани, но тотчас же отдернула пальцы, словно испугавшись, что этот жест не понравится ее могущественному собеседнику.
– Там не место детям, Нита, – устало произнес Шани. – Я благодарен тебе за рвение, но не имею права отпускать тебя туда. Там слишком опасно.
Нита опустила голову и всхлипнула.
– Пожалуйста, – промолвила она едва слышно. – Они же там умирают. И им совсем-совсем никто не поможет…
Она действительно едва удерживала слезы. Шани закусил губу, чтобы не выматериться: ну что за гадость, что за отвратительный мир, в котором умные сильные люди трясутся от страха за свои шкуры, а дети кидаются на амбразуру, искренне веря, что смогут этим кого-то спасти. Образованные, ученые, мудрые, имеющие огромный опыт предпочитают спрятаться и не пачкать холеных рук, а ребенок рвется поить водой умирающих, таскать трупы и готовить лекарства, которые заведомо никому не помогут, – чтобы потом умирать на гнилой соломе…