— Ха-ха. Мертвые не бывают здоровыми. Мне отлично известно, что ты в состоянии выполнить мое желание.
«Интересно, а вдруг он попытается воспользоваться золотом, чтобы меня подкупить? — подумал Кризераст. — Вот будет забавно».
— Кроме того, должен тебе заметить, что на самом деле ты меня вовсе и не спасал…
— Правда? А разве я не спас тебя от скуки? По-моему, ты с удовольствием играешь в игру «Загадай желание», — повернувшись, прокричал Хромой, который успел отойти от Кризераста шагов на двадцать.
По правде говоря, он уже находился в районе, где магия не действовала, а джинн тем временем все пытался отыскать повод, чтобы не выполнять третье желание.
Сейчас Кризераст ничего не мог сделать человеку.
— Придется признать, что ты меня победил. Однако я могу чуть-чуть испортить тебе удовольствие. Произнеси еще хотя бы одно слово, и я убью твою женщину.
Хромой кивнул. Молча расстелил плащ, который достал из седельной сумки, и устроился поудобнее у подножия дюны.
Ни проклятий, ни мольбы, ни попыток подкупить джинна.
— Одно слово, — повторил Кризераст.
Хромой молчал, не делая никаких попыток вступить в спор. Это начинало надоедать.
— Ладно, говори.
— Больше всего мы боялись, что ты окажешься дураком. — В голосе Хромого не слышалось иронии.
— Ну?
— Думаю, нам повезло. Глупый ифрит может быть очень опасен.
Загадки, да и только! Кризераст превратился в черный дым и отплыл на юг, чувствуя себя униженным и побежденным.
Однажды какой-то человек пожелал стать выше ростом. Кризераст удлинил его кости, оставив мышцы и связки прежними. А еще как-то раз женщина захотела, чтобы он сделал ее красавицей. Джинн выполнил просьбу — только подошел к ней с точки зрения ифрита. Мужчины восхищались воздушной и какой-то немного абстрактной прелестью этой женщины, но никто никогда не искал с ней знакомства, впрочем, она и сама бежала мужчин.
Еще ни одному человеку не удавалось одержать над Кризерастом верх! Да еще так легко!
Чего ожидает волшебник? Кризераст в течение многих тысяч лет наблюдал за развитием человечества. Он видел, как колдуны лишили свой мир магической энергии, и, в конце концов, другие, лучшие, существа вымерли или изменились окончательно и бесповоротно. У джинна не было причин любить людей и уж тем более держать слово, данное тому, кого он считал ниже себя.
Бутылка звала… однако Кризераст поднялся в воздух. Высоко, еще выше; три мили, десять. Неужели нигде нет следов его родни? Никого… А как насчет мест, где ослепительно сияет магическая мана? Нет, не видно… Тут и там, повсюду, поселения мужчин и женщин, закутанных в какие-то одеяния, а рядом с ними отвратительные машины. Человек захватил мир!
И все изменилось. Впрочем, не навсегда же. Кризераст Ужасный подождет в своем убежище, пока кто-нибудь или что-нибудь не вытащит его на свет. А вдруг это будет ифрит? Своим ифриты никогда не лгут.
Да будет так! По крайней мере, не придется признаваться в том, что он из злости убил женщину. Пусть ее приятель наблюдает за тем, как она умирает, ей осталось всего несколько дней. Пусть ухаживает за своей подружкой, отдавая последние капли воды.
Вот бутылка. Так, а где…
Где пробка?
В пробке заключалась магия ифрита. Песок ее не спрячет.
А золото — может! Дикая магия скроет волшебство, которым наделена пробка. Вот оно что, золотая шкатулка! Шкатулка — а вовсе не слиток!
В лагере ничего не изменилось. Женщина неподвижно лежала на песке и тяжело дышала.
Хромой сидел у соседней дюны. Он взял из седельных сумок все необходимое и устроился вполне сносно. Золотая шкатулка сияла в лучах солнца у его ног.
— Хорошо, — проговорил Кризераст. — Ты можешь добраться до деревни Ксилошан, и я не в силах тебе помешать. Итак, победа за тобой.
— Зачем мне разговаривать с лжецом? — заявил Хромой.
Ответ напрашивался сам собой.
— Ради своей женщины.
— И ты станешь торговаться с простым человеком?
— Мне нужна пробка. Но я могу сделать и другую.
— Неужели? Мне так и не удалось создать другую Миранди. — Хромой сел. — Мы боялись, что ты попытаешься сжульничать, когда дело дойдет до третьего желания. Но того, что вообще откажешься его выполнить, не ожидали.
Придется сделать новую пробку и бутылку, поскольку они тесно взаимосвязаны между собой. Кризераст в состоянии справиться с этой задачей, но только не здесь и не в пустыне, где мана чрезвычайно слаба. А может быть, подходящего места уже не существует вовсе?
— Отдай пробку, — потребовал он, — и я выполню твое третье желание.
— Я тебе не верю.
— Хорошо, в таком случае, поверь вот чему: я в силах привести в порядок нервную систему твоей Миранди. По правде говоря… да.
Почистить капилляры, восстановить работу сердца. Больше крови начнет поступать в мозг. Так, полный порядок.
Женщина пошевелилась, взмахнула рукой, задышала ровнее.
— Смотри, к ней вернулась чувствительность… — крикнул Кризераст.
— Хромой! — прошептала Миранди. Затем перекатилась на бок и застонала от боли. Увидев огромную человекоподобную фигуру прямо перед собой, женщина внимательно ее изучила, а затем встала на колени и повернулась лицом к северу. — Хромой! Оставайся там, — с трудом выговорила Миранди. — Ты молодец!
Он ее не слышал.
— Итак, к твоей подружке вернулась чувствительность, а кроме того, ее мозг функционирует на все сто, — проревел Кризераст Ужасный. — Теперь твоя Миранди испытывает и осознает боль. А я уж позабочусь о том, чтобы страдания были сильными. Ну как, веришь мне?
— Давай посмотрим, поверишь ли мне ты, — ответил Хромой.
— Я ни за что не отдам тебе пробку. Это должна сделать Миранди. Пусть она меня уговорит.
Уговорит? Как же быть… применить к женщине пытку? Мучить до тех пор, пока она не начнет умолять его остановиться, пообещав выполнить все, что он пожелает. Но, во-первых, это нарушение традиций игры… а во-вторых, Миранди придется пойти и взять пробку… пойти туда, где не действует магия… дурак!
Кризераст съежился, уменьшившись в размере до семи футов.
— Женщина, твой возлюбленный пожелал, чтобы ты снова стала здоровой, — сказал он. — Если я выполню его волю, ты дашь мне то, что он у меня забрал?
— Да, — ответила Миранди.
— И еще: проведи со мной один день. — Оттянуть время. Подождать. Отложить ненадолго последнее мгновение. — Ты только расскажешь мне о мире, который стал для меня чужим.
Она думала медленно, опасаясь подвоха.
— Хорошо, я согласна, если ты дашь мне воды и еду.
Кризераст согласился.
Миранди была намного старше своего приятеля. Кризераст давно уже понял, что когда-то она была могущественной волшебницей. Наверняка план использовать джинна для своих целей придумала именно она.
Он проиграл. Сил не хватало даже на злость. Эта парочка знала об опасности, которой подвергалась Они рискнули. И как смело рискнули! Теперь Кризераст должен вести себя прилично и вежливо разговаривать с женщиной, чтобы она не нарушила своего обещания, когда окажется за пределами его досягаемости, там, где магия бессильна.
— Тогда расскажи мне, как вам почти удалось спустить Луну на Землю, — попросил он. — Только сначала я тебя вылечу. Предупреждаю, будет больно.
И он принялся за работу.
Кости, суставы, сухожилия — он все исправил. Восстановил функцию яичников, возродив их к жизни. Железы внутренней секреции, желудок… Кризераст работал до тех пор, пока Миранди не стала молодой — во всем, кроме внешности.
Хромой предусмотрительно не бросился на помощь своей подруге, которая корчилась на песке от боли.
Однако последнее слово останется за Кризерастом!
…Солнце село. Кризераст развел на песке костер и устроил королевский пир. Хромой оставался на своем месте и жевал сушеное мясо. Его подруга не прикоснулась к вину. Миранди и Кризераст Ужасный приступили к трапезе, потом долго разговаривали, а Хромой издалека прислушивался к их беседе.
Кризераст поведал ей о том, как однажды лудильщик и его жена попросили у него драгоценных камней. Он дал им восемьдесят фунтов самоцветов. У них была одна лошадь и маленькая повозка. Любопытные односельчане примчались к тому месту, где видели окутанного туманой дымкой громадного ифрита, четко вырисовывающегося на фоне неба.
Лудильщик и его жена побросали пригоршни драгоценных камней вдоль дороги и в чахлые кусты, а затем бежали целый день, прежде чем остановились, чтобы спрятать то, что им удалось унести. Прошло сорок лет, и их внуки стали богатыми купцами.
Миранди видела, как умер последний бог, история получилась очень печальной. Она рассказала Кризерасту о том, как изменился мир, в котором могущественные колдуны превратились в художников, ремесленников и музыкантов, а людям пришлось научиться самим ловить рыбу, потому что морской народ исчез навсегда. Она знала о сражениях без волшебных заклинаний и о победах, одержанных лишь силой оружия.
На какое-то мгновение Кризераста охватило неодолимое желание увидеть новый мир. Впрочем, если он осмелится отправиться в края, лишенные маны, то может просто исчезнуть.
Наконец Миранди заснула.
Они проговорили все утро и весь день. Вечером женщина сложила навес, собрала одеяла и, закинув вещи на плечо, пересекла границу между двумя мирами. Больше Кризераст ничего сделать не мог. Вскоре Миранди вернулась, чтобы собрать еду и вино, оставшиеся после вчерашнего пиршества. И снова перешагнула черту, оставив волшебство за спиной.
А как же пробка? Кризераст ждал. Он не станет унижаться.
Миранди взяла золотую шкатулку Хромого и отнесла к границе волшебного мира. Переступит ли она опасную черту? Нет, хитрая парочка догадалась пометить место, где проходит граница. Миранди размахнулась и швырнула шкатулку на несколько футов вперед.
Кризераст поднял ее. Дикая магия обжигала руки. Не найдя крышки, он просто разорвал мягкий металл и достал пробку.
Так, он получил свое. А что поделывают наши голубки? В здоровых телах вот-вот проснется здоровый… ха-ха… дух!
Кризераст поднялся в воздух и устремил на людей веселый взгляд. Он видел, как Хромой и его спутница радостно устремились навстречу друг другу. Вот уже руки их готовы сомкнуться, и губы приоткрыться, и глаза… Но что это? Пылкие любовники разом остолбенели и отпрянули друг от друга. Древний старик и морщинистая старуха…
Кризераст Ужасный лениво зевнул, забрался в бутылку и закрыл за собой пробку.
Перевели с английского Владимир ГОЛЬДИЧ и Ирина ОГАНЕСОВА
С. М. Стирлинг Украденные глаза
Афония-Колдунья долго втягивала в себя воздух[1]. Сидя со скрещенными ногами и выпрямленной спиной внутри своего колдовского круга, она не разжимала глаза, держа руки на бедрах ладонями вверх. В блюдечке из черной яшмы горел ладан; за исключением этого алого огонька, в святилище царила темнота. Горький травяной дух наполнил ее легкие и позволил духовному взору покинуть телесный плен.
У нее была типичная внешность уроженки древней Эллады: серьезность и одновременно безмятежность, полные губы, глубоко посаженные глаза, круглый подбородок. Светлые волосы были уложены на древний манер, что тоже подчеркивало ее классический облик. Потусторонний вид всегда производил впечатление на клиентов: именно так полагалось выглядеть колдунье, хотя отвечать этим требованиям удавалось немногим из них.
Если она и извлекла какой-то урок из своего нищего детства, то заключался он в необходимости уметь потрафить денежным заказчикам.
На протяжении минуты она выдыхала через рот холодный воздух. Он тотчас же превращался в клубящееся белое облачко, не желающее рассеиваться. Через некоторое время в сверкающем тумане замаячили фигуры и послышался отдаленный гул трудноразличимых голосов.
Афония открыла свои гиацинтово-синие глаза и изрекла СЛОВО. Туман моментально рассеялся, голоса зазвучали отчетливее.
Она взирала на двоих мужчин, одного постарше, другого помоложе, находившихся в комнате на другом конце Города. Они расположились на лежанках из сандалового дерева, инкрустированных слоновой костью и обтянутых парчой, и потягивали густое темное вино хефту из изысканных прозрачных бокалов с золотыми узорами. Слуги убрали со столика, разделявшего их, остатки еды, принесли сладкое и молча удалились. Малагирос самостоятельно наполнил бокалы.
Афония автоматически подсчитала затраты. Вино было дороже самих кубков; слухи подтверждали гостеприимство Малагироса. Она не исключала также, что он просто не имеет понятия, сколько все это стоит.
Ей еще не приходилось видеть своего соперника, и сейчас она изучала его с некоторым разочарованием. Она представляла его мелким, щуплым, с редеющими волосами и с носом на пол-лица; этому лицу полагалось быть изрытым оспой и нести печать вины за рождение отца его обладателя в рабстве.
В действительности он был хорош собой, примерно одного с ней возраста — лет двадцати пяти, — с грубоватой физиономией и хитрыми карими глазками. Он был худощав и невысок, зато сложен, как атлет. Темные волосы ложились на плечи изящными напомаженными волнами, на элегантной тоге из шелка горели жемчуга…
Афония нахмурилась и велела себе одуматься. Ярость начинала застилать глаза; магия ясновидения требовала четкости мысли и таяла, как лед, от жара страстей.
«Рабское отродье!» — подумала она. Это было не ругательством, а чистой правдой. Какой-то недостойный субъект нежился в роскоши, в то время как она, дочь благородного семейства, затмевающего древностью сам Город, была вынуждена зарабатывать на хлеб в поте лица!
Она еще раз произнесла СЛОВО, и волшебная сфера снова обрела кристальную ясность.
— Я неизменно ценю твое общество, — изрек Малагирос, учтиво кланяясь своему старшему собеседнику. — Однако ты говорил, что располагаешь сведениями, которыми желал бы со мной поделиться. Не стесняйся. Можешь начать, когда сочтешь нужным.
Бертрос со значением взглянул на молодого хозяина дома и поставил свой кубок с вином на порфировый столик. Пригладив седую бороду и откашлявшись, он неуверенно огляделся.
— Не беспокойся, — с улыбкой подбодрил его Малагирос. — Уверяю тебя, моя соперница не способна побороть чары, защищающие приватность моего жилища.
Бертрос открыл было рот, но снова закрыл и насупленно уставился на свои руки, сложенные на животе.
Хозяин дома сочувственно склонил голову набок.
— Мне известно о вашей с ней дружбе. Если ты сомневаешься, то, сделай мне такую любезность, ничего не говори. — Он искоса посмотрел на собеседника. — Ты ведь не принес мне послание от нее самой?
— Нет! — Бертрос насупился еще сильнее. — Просто мне не дает покоя мысль, что у вас больше сходства, чем различий. Держу пари, что, повстречавшись, вы понравились бы друг другу. У вас немало общего.
— Что общего может быть у меня с девчонкой из трущоб, вбившей себе в голову невесть что? — презрительно спросил Малагирос.
— Начать с того, что оба вы занимаетесь похищением редких магических предметов. Правда, ты делаешь это из озорства, а она ради барыша. И, кстати, почему это она вбила себе в голову невесть что? Я тебя не понимаю.
— Я ее видел. Вполне миловидна, только прическу носит, как статуя Народившейся из Морской Пены. Наверное, занимается в жизни не тем, чем ей следовало бы. — Малагирос усмехнулся.
Бертрос отвел взгляд.
«Итак, он не знает, что я его подслушиваю», — пробормотала Афония, понимая, что ее слышит только Бертрос.
— Нет. Но я до сих пор ничего ему не сказал, — ответил ей Бертрос вслух. — Я ждал, пока ты к нам присоединишься. — Он обернулся к пораженному Малагиросу. — Это не визит, а совещание. Благодаря волшебному амулету, который я захватил с собой, — он показал на предмет, висевший у него на шее под туникой, — Афония слышит наш с тобой разговор.
Глаза Малагироса расширились от негодования, он спустил ноги на пол и сел прямо. Бертросу пришлось повелительно вытянуть руку, чтобы предупредить приступ его гнева, и пустить в ход все свое умение, чтобы охладить пыл молодого собеседника.
— Это соперничество огорчает ваших друзей и весь Город. — Достаточно было упомянуть что-то одно. — Тот, кто потерпит поражение в этом прискорбном противостоянии, должен будет покинуть Город, что само по себе печально. Однако оба вы погибнете, если покуситесь на Глаза! Может быть, побеседуете и покончите с враждой?
— Нет.
«Нет».
Оба «нет» были произнесены со стальной решимостью. Бертрос вздохнул.
— В таком случае позвольте поделиться с вами имеющимися у нас сведениями о потайном храме и культе Ногры.
— Я ценю твое содействие, — тихо молвил Малагирос. — Пока что мне известно одно: храм не может находиться в одном из летучих дворцов, ибо для ритуалов последователям культа нужна земная твердь.
«И это все? Его можно пожалеть, — усмехнулась Афония. — Что касается благодарности за содействие, то она искренна: он всегда в нем нуждается».
Бертрос чуть улыбнулся и с нажимом произнес:
— Нисколько не сомневаюсь: вы оба рано или поздно сами догадались бы о том, что мы намерены сейчас вам сообщить. Причем, судя по прошлому опыту, это произошло бы у вас почти одновременно.
Малагирос скорчил гримасу. То же самое сделала Афония за много миль от него.
— Неподалеку от Императорского дворца расположен небольшой дворец из черного мрамора.
«Неплохо», — заметила Афония.
— В свое время он служил резиденцией послу Эстерхазии. Дворец по-прежнему принадлежит ему, однако сейчас его снимает некий состоятельный торговец из Старого Города. — Печально качая головой, Бертрос извлек из кармана туники карты и записи. — Я бы предпочел, чтобы вы покусились на какой-нибудь менее неприятный культ. Может быть, мы смогли бы устроить для вас соревнование, в котором вам, по крайней мере, не пришлось бы рисковать жизнью?