Борис Павлов Защита Лужина
Судья был кретином. Это я понял сразу. Стоило только взглянуть на его дурацкую прическу и яркую помаду. Уже лет двадцать голубые не в моде. Только кретин может быть немодным. Отстал судья от жизни. Скинуть ему на виртуалку подшивку номеров «Гламура» за последний год? Бесполезно. Такие остолопы считают, что ретро всегда стильно. Мне хотелось подойти к нему и шепнуть на ухо: «Эй, амиго, сотри помаду. И кудряшки сбрей. Сейчас не тридцатые годы». От осуществления задуманного меня отвлек помощник судьи. Он, покачиваясь, брел по проходу к своему месту. Вот это настоящий мужик. Из-под его кожаной юбки проглядывали волосатые ноги. В носу блестела золотая бисерина. Бицепсы под белой майкой ходили ходуном. Помощник щурился и явно высматривал в толпе сочных девиц. Дело его волновало мало. Как впрочем, и меня.
Я оглядел зал. Народу — море. Журналисты, блогеры, родственники, телевизионщики, онлайнщики гудят как пчелиный рой, ждут начала процесса.
Мой подзащитный сидел рядом. В черном пиджаке и темных очках Даниил напоминал шпиона.
— Очки сними, — шепнул я ему на ухо. Он послушался. Невероятно, по щеке проскользнула слезинка.
Вот дуралей. Делает вид, что ему жалко убитого. А, может, и впрямь жаль?
— Данила, ты придуриваешься? Прекращай реветь. Дело загубишь своим нытьем. Давай по намеченному плану — во всю ширину лыбу тяни! Люди должны видеть, что ты беспечен и весел.
— Я думал, будет легче. Только сейчас понимаю, что убил его. Все плывет перед глазами, — Данила всхлипнул.
— Улыбайся, черт тебя дери. Sursum corda!
Он вытер слезу рукавом пиджака от Армани и попытался растянуть уголки губ.
Я взял себя в руки, плеснул чаю в стакан, сделал глоток, и сразу выплюнул эту бурду. Пересластили. Просил же положить две ложки сахара. Сколько туда вбахали?
Официант, обслуживающий заседание устремился ко мне.
— Чем-то недовольны, товарищ? — я поморщился, расслышав в его шипении нотки иностранщины.
— Вы француз?
— Уи, товарищ.
— Поменяйте чай. Я просил две ложки сахара, а сюда положили все пять.
— Тридцать эвро.
Наглая рожа официанта выражала серьезность. Усы были аккуратно приглажены и загнуты кверху. Наверное, часа два в день тратит на завивку подносовой растительности Меня аж пот прошиб от злобы.
— Сдурел? Я — адвокат. Адвокатам и обвинителям полагается бесплатный чай и булочка.
Я помахал перед его лицом бейджиком «Иван Фомин. Частная адвокатская практика. Процесс 221 Б. Представитель защиты Даниила Лужина». Официант склонил голову в знак согласия и прихватив мой стакан удалился.
— Понаехали тут. Лучше б из этих грохнул — никто б не стал переживать.
— Что, прости? — переспросил Данила.
— Говорю, что пришил ты не того. Надо было…
Мою речь прервал гудок. Заседание началось.
Всегда считал процессы показушными. Согласитесь, глупо собирать в одном зале толпу народа, которая должна решить, виновен подсудимый или нет. Свидетелей минимум дважды опросили в полицейском участке, проверили на детекторе лжи, сравнили показания с уликами. Зачем все повторять по кругу? Спектакль, блин. В общем, развели, понимаешь, детские игры. Спроси того, а теперь этого. Один хрен — главные на процессе мы с обвинителем. Он хочет посадить, я стараюсь не допустить этого. Судья просто должен огласить наше решение. Куда проще было, если б мы с Винни — это, кстати, обвинитель по делу, толстый боров — вон он сидит за соседним столом, ковыряется пухлым мизинцем в ухе — просто встретились в каком-нибудь хорошем баре и за парой бутылок лимонного Чинзано решили вопрос: сажать подсудимого или пускай дальше на воле обитает. Займет процедура один вечер. И никаких тебе судей, журналистов. Только выпивка и девочки. Ну, или мальчики. Этот боров, по-моему, больше мальчиков любит.
Теперь же придется часа четыре, а то и пять слушать весь бред, который я уже без них знаю — пришлось тома по делу читать. Да и запись убийства с разных ракурсов я просмотрел вдоль и поперек. К чему вся это тягомотина, если и ежу понятно, что Данила цинично пришил свою жертву? Пять ударов ножом в живот, потом еще несколько попыток воткнуть острие в сердце. Одна из попыток удачная. Запись все посмотрели, ее по кабельному во всех новостях крутили. К чему затягивать дело?
Год как используют капсулу времени для таких моментов, а правосудие работает по старинке — судьи, прокуроры, адвокаты. Проблемы возникают, только с моментами, когда не ясно, где было совершено преступление. Приходится перемещаться в прошлое и отслеживать жертву задолго до убийства — а это слишком дорого. Обвинение на такие расходы идет неохотно. В деле с Данилой все просто. Точно известен день, час и даже минута. Осталось пару раз слетать и снять происшествие, что и сделали. Ну а к чему потом устраивать судебный балаган? Правда, именно это и дает мне шанс отмазать парня от «полного тюремного пансиона на двадцать пять лет». Интересно, после дела пересмотрят законы и закончики? Я усмехнулся.
За решетчатым судебным окошком начинало темнеть. По моей руке ползала муха. Наблюдать за ней было интереснее, чем за очередным свидетелем. Жена убитого мямлила что-то о небесной каре злыдню Лужину и ангельском характере трупа. Из ее зеленых глаз капали слезки. Кап-кап. Врет. А может просто не знает, сколько любовниц было у ее муженька. Откуда зеленоглазая вдовушка может догадаться о количестве денег, спертых у фирмы, которой он руководил и паре-тройке темных делишек, связанных с нелегальной продажей алкоголя туркам? Может просветить ее?
Муха переползла на средний палец. Я раздумывал над тем, смогу ли я прибить насекомое указательным. Судья трижды предлагал мне задать вопросы свидетелю. Меня затрясло. Так и подмывало подойти к нему и заорать на ухо, что нет смысла мучить идиотов, которые считают, что от их показаний дело прояснится. Пришлось взять себя в руки и говорить спокойно. Я боялся, что муха улетит.
Убийца Данила взирал на происходящее с улыбкой обкурившегося пекинеса. Обвинителю тоже наскучил процесс. Он барабанил пальцами по столу и то и дело кидал взгляды на нас. Я подмигнул ему и провел языком по губам. Мальчиков любит? Интересно, я подхожу под его вкус? Встанет у него на меня? Я состроил самую похотливую рожу, которую только смог изобразить. Наверное, со стороны могло показаться, что мне стало плохо. Или только кретину судье так показалось. Он сделал перерыв и попросил меня показаться судебному психиатру. Судья, оказывается, шутник.
Когда объявили мой выход, у меня уже слипались глаза. Глоток чая, пара глубоких вдохов-выдохов, теперь нужна полная концентрация. Когда надо, я могу заставить себя быть серьезным. Отбросить мишуру, которая вводит в заблуждение соперников, и вперед.
Эх, еще бы немного времени. Может, стоило помучить свидетелей? Неужели я лажанулся в своих расчетах?
Я расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, снял очки и убрал их в карман, сделал шаг и обернулся к залу. Раздались щелчки фотофонов, блогеры застрочили на виртпанелях.
— Иван Андреич, наслышан о вашем высоком профессионализме. Представлял вас по-другому перед началом заседания. Хорошо, что раньше мы не имели чести быть с вами знакомы, — хмыкнул судья.
Я поклонился, стараясь, чтобы это не выглядело издевательством.
— Beata stultica.
Судья сжал свои напомаженные губы. В таком виде он походил на кудрявую гигантскую лягушку, греющуюся на камешке возле пруда.
— Разрешите мне начать?
Судья кивнул, так и не разлепив губы. Обвинитель сдвинулся ближе. Край стола прочертил экватор на его пузе. Я примерно определил на глаз, где должна быть расположена Москва — где-то под левым соском его пиджака в крупную сеточку — и, не отрывая глаз от столицы нашей родины, начал.
— Убийство — грех в большинстве религий. Но за грехи наказывают боги. Они знают все. Они могут судить, не совершая ошибок.
Я заставил себя усмехнуться. Вложил в это всю горечь, которая накопилась за пять часов заседания.
— Мы не боги. И не думаю, что сможем приблизиться к всезнанию в ближайший век. У нас появилось большое количество достижений в области техники. Мы научились проникать в прошлое. Спасибо изобретателю капсулы времени.
Я поклонился портрету профессора Ли, висевшему над выходом из зала. Дубовая рамка, окаймляющая портрет, была выкрашена в ужасный синий цвет. От этого профессор выглядел немного мертвым. И совсем чуть-чуть разложившимся.
Присутствующие обернулись, проследив за моим взглядом.
— Кстати, я прошу уважаемого господина судью организовать видеосвязь между залом суда и профессором, это очень важно для правосудия.
— Протестую, — Вини вскочил с места. Москву затрясло, а потом накрыло толстой складкой жира.
Судья посмотрел на меня, выражая недоумение.
— Понимаю нежелание господина обвинителя тратить свое драгоценное время на таком пустяковом деле, но мне стали известны новые подробности убийства. Без профессора Ли суд не сможет принять справедливое решение.
— Протест отклонен, но мы должны услышать подробности. Вы их скрывали от нас?
— Нет, господин му… судья. — Я сделал вид, что закашлялся. Все сложнее становится держать свой внутренний голос в узде. Чуть не назвал судилу, так как он заслуживает.
— Кхгм. Сокрытия фактов не было… Наоборот, мне поступили непроверенные данные от лица, пожелавшего остаться in anonimus. Мой помощник проверяет их в данный момент.
— То есть, у вас ничего нет, Иван Андреич? К чему тогда ваш спектакль? — прогремел голос Винни.
В глазах кудрявого судьи читалась неподдельная радость. Интересно, что это люди так радуются моему возможному проигрышу. Похоже, я действительно слажал.
Я развел руки в сторону и собрался честно рассказать все. Это могло дать минут пять, но тут мышцу левой руки дернуло. На ладони высветился номер моей любимой шестерочки — помощника. Я соединил пальцы — безымянный и мизинец — и услышал в левом ухе его четкое «да». Связь отключилась.
Винни, подскочивший к судье увидел мою улыбку и замер.
— Господин судья, простите за заминку. Сведения подтвердились, и я могу их огласить. Вы дозвонились до профессора Ли?
Судья перевел взгляд на помощника. Тот одернул оборки своей юбки и побежал за видеофоном.
— Господин судья, многоуважаемый обвинитель, присутствующие здесь зрители и свидетели. Я скорблю вместе с вами. Был убит человек, замечательный человек, но это не повод сажать в тюрьму невиновного.
Зал загудел. Я спрятал на миг появившуюся улыбку в глубины своей алчной души и продолжил.
— Посадить невиновного человека. Много ли в этом радости вдове убитого? Будет ли отмщено общество? Смогут ли спокойно спать дети? Вы все видели запись убийства, мы только что слышали свидетелей, мы четко установили, что убийца Данила Лужин. Видеоэксперты подтверждают, отпечатки пальцев говорят сами за себя, свидетели клянутся на лицензионной копии Библии, что убил Даниил Лужин. Мы все в этом уверены на тысячу процентов.
Coram populi, то есть «в присутствий всего этого народа», я заявляю: мы должны наказать Даниила. Лично я голосовал бы за пожизненное заключение этого мерзавца в самой мрачной и жуткой тюрьме. Убийце не место в обществе. Убийце не место среди нас. Я все сказал. Разрешите откланяться.
Я пошел к своему столу и сел рядом с открывшим рот Данилой. Зал зашумел. У судьи начал дергаться глаз.
— Вы, отказываетесь, защищать своего подопечного? — произнес Винни. Его лицо выражало уверенность в той же степени, как лицо чемпиона мира по боксу, на которого нацепили горные лыжи и столкнули с трамплина.
— Почему? — я закинул ноги на стол. Потом решил, что это перебор и сел прямо.
— Я только сказал, что убийца Данила Лужин. Мой же подзащитный, естественно, ни в чем не виновен. Fiat institia et pereat mundus!
— Но… как? — судья потянулся к стакану с водой. Быстро он забыл, что я должен открыть ему свои данные. Напоминать не стану, эффектнее будут смотреться.
— Как? — повторил Винни, вслед за кудрявым фемидом и неожиданно продолжил. — Как ты, Фомин, надоел со своей латынью, хоть бы переводил ее нам.
— Да свершится правосудие, хотя бы сдох весь мир, — ответил я.
Винни покачал головой.
— Это на тебя похоже.
Он хотел еще что-то добавить, но судья его перебил
— Так как же вы объясняете невиновность вашего подзащитного?
— А это вам сможет рассказать профессор Ли. Я не силен в науке. Особенно такой сложной, как биовременной материализм.
Помощник внес видеофон в зал. Его волосатые ноги при каждом шаге терлись друг о дружку. Мне показался, я расслышал шуршание.
— Профессор Джакомо Ли на связи, господин судья.
— Выведите на большой экран.
Помощник щелкнул по клавишам, и седая голова ученого возникла на проекционном экранчике на стене зала.
— Добрая день, господа. Чья помогать? Мне сказали, что надо помогать. Я здесь.
— Здравствуйте, профессор. Вы не против, если с профессором буду говорить я?
Винни и судья кивнули синхронно. Винни молчал. Я ожидал, что он не даст мне так легко перехватить нити процесса в свои руки.
— Профессор, вы нас хорошо слышите?
— Да. Моя хорошо, спасибо.
— Профессор, нам нужна консультация выдающегося ученого. Понимаете, мы можем обвинить ни в чем не повинного человека в преступлении, которого он не совершал. Позвольте вам задать пару вопросов?
— Моя хорошо. Хорошо. — Кивнул профессор Ли в стене.
— Он знает что-нибудь еще кроме моя и хорошо? — прошептал судья помощнику, позабыв отключить микрофон на своем столе. Поэтому его слова услышали все.
— Вы — дурак. — ответил профессор Ли и чихнул. На экране появились брызги. Интересно, если увеличить изображение — скольких микробов мы сможем разглядеть?
— Профессор, расскажите кратко о капсуле времени. Почему мы можем летать только в прошлое. Почему до сих пор не открыты туры в будущее? Почему мы скачем вглубь веков, не боясь испортить… этот ваш… непрерывный биоцентрический процесс времени? Вроде я правильно выразился?
Ли кивнул.
— Мы тока прошлое можем. Вы совершенно правый. Прошлое не меняйся, не меняйся никак. Совсем никак.
— Кто-нибудь, сгоняйте за переводчиком, объявляю перерыв, — судья постучал молотком по столу. — Профессор, простите, но вам придется подождать толкового транслейтора, иначе мы рискуем затянуть дело до второго пришествия. А я сегодня пообещал своей второй половинке ужин в ресторане «У отца, сына и святого духа». За три месяца столик заказал, не представляете, каких денег стоило. Гхм. Не хотелось бы пропустить.
Ли нахмурился, но промолчал. Во время паузы я успел сгонять до ближайшего киоска, купить жвачки.
Переводчиком оказалась девушка. Симпатичная, на мой взгляд. Попка в обтягивающей юбочке намекала на седьмую заповедь. Но дело она знала. Ли лопотал на своем доширакском, Эля (так гласил ее бейджик) переводила.
Судья почесывал нос. Обвинитель успел собраться с силами, но в разговор не лез — выбивал себе время на раздумья. Неужели он понял, что я задумал?
У Эли был приятный голос. Легкое причмокивание губами выглядело сексуально. Переводила она быстро и толково.
— Профессор, почему капсула времени может перемещаться только в прошлое?
Задала она вопрос, затем промурлыкала для профессора, выслушала его ответ и развернулась к залу:
— В прошлое перемещается все окружающее вас пространство. Мы живем в единственном варианте развития прошлого. Будущее многогранно, но прошлое безвариантно. Мы садимся в капсулу времени и перемещаемся назад, мы раздвигаем ушедшее время, чтобы втиснуться в кусочек прошлого. Мы можем наблюдать и только. Если прошлое изменить, то путь назад, в то будущее, из которого мы пришли, нам заказан. Мы не можем на данный момент выбрать нужное направление. Мы даже не можем выбрать направление в настоящем. Любой скачок в будущее будет поездкой в один конец. Каждую секунду появляется разветвление времени — многовариантное продолжение жизни. Таковы законы природы.
— Это значит, что полеты в будущее невозможны? — Эля прочитала следующий вопрос из спешно составленного мной списка. Список был одобрен судьей. Винни бегло просмотрев мою писанину, тоже не стал возражать. Этим он выгадывал себе время на осмысление происходящего. Не так уж он и туп, чтобы не догадаться, какой шаг я сделаю. Точнее уже сделал, объявив Данилу убийцей и, одновременно, невиновным.
— Разработки ведутся. Но на данный момент таких технологий не существует.
— Ведутся разработки?
— Да. В Алжире доктор Но провел интересный опыт на мышах. Вы, представляете, оказывается безвариантный императив, который заложен в основу моей машины, способен конгреанулировать дифракцию пространства, собирая лучи континуума в огра… орага…в какой-то пучок… простите, я не успеваю за ним.
Эля махнула рукой в сторону экрана. Я успел заметить татушку на сгибе ладони. Потом мое внимание привлек Ли. Он так разошелся, что его китайское хрюканье сливалось в монотонный звук, будто писк зуммера. У меня также микроволновка орет, когда хочет сказать, что подогрела пищу.
— Профессор, — Эля замахала руками перед видеофоном. Минуты две спустя Ли ее заметил.
— Продолжим, профессор? Мы не сильны в технических терминах. У нас тут есть список вопросов, на которые мы хотим получить ответ.
Профессор кивнул. Он немного раскраснелся, и теперь расстегнул верхнюю пуговицу своей желтой полиэтиленовой рубашки.
— Из сказанного вами, мы поняли, что прыжки в будущее на данный момент не осуществимы.