Тишина тянулась слишком долго и начинала казаться многозначительной. Нарушил ее А:
- Что бы вы хотели посмотреть?
- Сейчас мы бы хотели поспать, - сказал Светов. И земляне поняли его: нужно остаться одним. Дальниане ввели их в круглую комнату, где стояли спальные устройства - все разные, в соответствии с невысказанными желаниями и привычками землян.
Затем хозяева попрощались и ушли.
Несколько минут молчания... Только взгляды, как мигающие сигнальные огни, говорят...
- Подумаем о чем-нибудь веселом, - сказал Светов.
И все поняли: не выдавать своих мыслей дальнианам. Но как же тогда обсудить положение?
- Эзопов язык... - предложил Светов. И они подумали: этого шифра дальнианам не понять. Ведь люди не будут при каждом изречении или имени героя вспоминать обо всем, что скрыто за этим. Они уподобятся близким родственникам и закадычным друзьям, и несколько слов, которые покажутся другим ничего не значащими, для них будут говорить об очень многом благодаря воспоминаниям. А впрочем, разве все четверо не стали близкими родственниками здесь, на чужой планете, и разве вся история Земли не превратилась сейчас для них почти в "семейную историю"?
- Бойтесь данайцев, дары приносящих! - начал разговор Роберт. Его глаза были тусклы и холодны, в них не отражались воспоминания.
Все посмотрели на Кима: что скажет он? Ким проговорил, растягивая слова в свойственной ему манере, делая каждое из них резиновым:
- Пусть совет мудрых решает без Катилины. Катилина будет думать.
Его невозмутимый вид никого не обманул. Ким любил притвориться простаком, за которого могут думать другие. Свои собственные решения он оставлял до критического момента.
- Выждать и найти ахиллесову пяту, - предложил Вадим, осуждающе взглянув на Кима. - А тогда - штурм унд дранг.
- Когда муха видит орла, то думает: "Ах, какая большая муха!" Может ли она найти у орла ахиллесову пяту? И обязательно ли орел станет охотиться за мухой? Ведь, как говорили древние римляне, орел не ловит мух. Нет ли у него других намерений - вот что надо выяснить, наконец-то высказался Ким.
- Помните Полифема? - спросил Светов и умолк, морща лоб.
Тяжелая сонливость как-то сразу навалилась на него, на всех четверых. Они пробовали сопротивляться. Постели манили. Сладкий туман окутывал. Тихая музыка вливалась через уши, кружа голову.
- Сказка о спящей красавице, - сказал Светов совсем не то, что хотел.
Его уже никто не слышал. Земляне спали. И Светов не выдержал. Комната кружилась перед его глазами...
3
Первым проснулся Роберт. По привычке старого бойца полежал несколько минут с закрытыми глазами, прислушиваясь. Доносилась тихая музыка... Но только он раскрыл глаза, как увидел: у самой стены неизвестно откуда появился А Подошел к Светову, даже не подошел, а подплыл, чуть касаясь пола ногами, наклонился над космонавтом. Все ближе и ближе. Роберт тяжело дышал, притворяясь спящим, думал: "Что сейчас будет? Не раскроется ли тайна?" Дальнианин все еще наклонялся и вдруг исчез, вошел в Светова...
Роберт с трудом встал на дрожащие ноги. Даже ему было страшно. Противно собственное бессилие. Попробовал сделать шаг - и снова опустился на постель. Увидел, как от Светова отделился пульсирующий огненный шарик, подлетел к стене и вошел в нее.
- Светов! - крикнул Роберт.
Он сделал отчаянный рывок Удалось встать с постели- Ноги стали чужими, несли не в ту сторону. Он подошел к Светову, услышал его ровное дыхание.
"Может быть, приснилось?" Роберт растерянно улыбался, вспоминал и не мог вспомнить. Он увидел дверь - появился замысел.
"Сейчас я не сплю явно вопреки планам дальниан, - подумал Роберт. - И оказался перед дверью тоже не по их желанию. Смогу ли застать их врасплох, увидеть то, что они не хотели бы выдать?"
Он взглянул на Светова, на его суровое, даже во сне, лицо. Вспомнил: "Ты слишком любишь риск, Роб. Риск ради риска. Ты не боец, а игрок". Да, Светов .умел "гладить против шерсти".
"Выйти в эту дверь, может быть, то же самое, что прыгнуть в пропасть или войти в атомный котел. Но у кого же, стоя над пропастью, не появляется мгновенное желание прыгнуть?"
Роберт представил, что бы сказал Светов: "Риск - это тоже средство в добыче информации. Не стоит пренебрегать им". Или что-то в этом роде. Но затем Светов подсчитал бы коэффициент полезности риска в данном случае. И только потом...
"Поэтому ему и доверяют руководить экспедицией, а вот мне бы не доверили, хотя я повидал не меньше его. В его возвращение всегда верят, а мое кажется чудом. И они, конечно, правы. Ну что ж..."
Он улыбнулся и толкнул дверь. Ожидал, что окажется в коридоре. Но перед ним простиралась фиолетовая почва планеты, покачивались безлиственные растения. "Сон или не сон?" Ущипнул себя - больно. И все равно - каждый шаг, как по толстому слою ваты.
Роберт сделал несколько шагов и увидел светящуюся фигуру - такую же, как те, что встречали их на берегу ручья. Куб перешел в пирамиду, затем образовал сверкающий шар. Тонкие как иглы лучи потянулись от шара в одном направлении, к почве. Там, куда попадали лучи, возникали небольшие смерчи и завихрения.
Шар уменьшился в размерах, померк, стал матовым, полупрозрачным. А на тех местах почвы, куда попадали лучи, образовались какие-то живые существа. Они быстро передвигались по небольшой площадке, не выходя за ее границы.
"Кажется, я присутствую при опыте? - подумал Роберт, и по ассоциации у него возникли невеселые мысли: Мы все присутствуем при опыте. Присутствуем или участвуем? И в качестве кого?"
Возможно, если бы он узнал ответ, то стал бы счастливее, а может быть, жизнь показалась бы невыносимой или безразличной. Но все же он хотел знать, ведь по натуре он был бойцом - недоверчивым, сомневающимся. Он стремился к знанию и, значит, к новым сомнениям, которые придут на смену старым.
Роберт внимательно наблюдал за шаром и за маленькими подопытными существами. И он заметил, что при каждом их движении тонкие нити лучей тянутся от существ к шару: он раздувается, мерцает. "Получает информацию об их жизни. Возможно, вся их жизнь, все страдания и удовольствия информация для шара и только в этом их смысл. Не затем ли шар и образовал их? - спрашивал себя Роберт. - Ведь и мы в лабораториях выращиваем колонии микроорганизмов, чтобы получить информацию о мире, в котором они живут. Для них это - жизнь, для нас - опыт. Но шар производит это на другом уровне. Мы культивируем жизнь, он, кажется, ее вызывает порциями облучения. Не в этом ли скрывается ответ, которого все мы добиваемся? И как нам нужно вести себя здесь?"
Площадка, на которой копошились маленькие существа, постепенно начала меняться. Появилась растительность, похожая на лишайники. Почву пересекли трещины, вздыбились холмы, в которых виднелись отверстия нор. В них исчезали и появлялись живые комочки. Паутина лучей, тянущихся к шару, словно к жирному пауку, стала гуще и запутаннее. И шар увеличивался очень быстро. Пожалуй, он стал больше, чем до начала опыта. Существа, вероятно, его не замечали.
Но вот шар засверкал, ударил пучками мигающего света по площадке. Существа исчезли, растворились в лучах. Закружились небольшие смерчи. И шар исчез...
Тщетно Роберт оглядывался. Фиолетовая пустыня и здание, из которого он недавно вышел, - вот все, что он видел. То ли шар унесся с невероятной скоростью, то ли растворился, а возможно, стал невидимым.
Роберту ничего не оставалось, как поскорее вернуться к товарищам. Он подошел к двери...
Потом Роберту показалось, что он очутился в здании, не открывая двери. Прежде чем он опустился на свою постель, невидимые волны стали укачивать его, нагнетали в голову какие-то чужие ранящие мысли.
Он вспоминал маленьких существ на площадке, не зная, что еще не раз придется вспоминать это, но думал не о них, а о себе, о своих товарищах... И еще он вспомнил о той, которую так и не смог понять не потому, что она была сложнее его, а потому, что она была иной, чем он. "И она сказала на прощание: "Ты никогда не поймешь другого". Она слегка прищурила левый глаз, как будто целила мне в лоб. Ведь, по ее словам, я чувствую умом".
Он видит ее беспомощный рот и беспощадные синие глаза под густыми бровями, тонкую шею, усталые плечи. Он слышит ее голос с нотками раздражения: "Я не полечу с тобой. Мне надоела искусственная пища, искусственная вода, смещенные созвездия, метеоритная опасность и все такое. Я хочу покоя..." Голубые звезды (потому что небо Земли голубое) блестели в ее глазах.
Он:
- Но ты же космобиолог. Что ты будешь делать на Земле?
- Работать в музее.
Он не поверил ей. Уехал на месяц в Австралию. Думал: "Побудет одна успокоится, заскучает". Он представил (поставил себя на ее место и представил), каково ей будет. Он вспомнил их каюту в ракете, заботливого "УР-2", шелестящие марсианские пустыни, следы первых разумных существ на почве чужих планет - их следы: два отпечатка побольше, два поменьше, дремлющую в каменных цвегах жизнь, бессмертные споры в метеоритах. Разве это можно забыть? Разве от этого можно уйти в музейный покой?
Он вернулся через месяц и узнал, что она работает в музее. Не поверил, что это насовсем, поехал к ней.
- Мы уже обо всем поговорили месяц назад, - сказала она.
В ее глазах блестели голубьте звезды (потому что лед голубой). Он подавился невысказанными словами. "Нельзя было уезжать. Надо было тогда же, сразу переубедить. За это время решение созрело, застыло, оформилось, как студень. Когда же я совершил первую ошибку?"
Он так и не смог определить этого. А теперь знает. Непоправимую ошибку он допустил, когда поставил себя на ее место и представил, каково ей будет. По сути дела, он представил, каково было бы ему, и толко. Разве она не думала совсем по-иному, чем он, и не чувствовала по-иному? Она была другим человеком, и ставить себя на ее место - это значило то же, что ставить себя на место цветка или обезьяны: много ли он поймет? Она не вспоминала ни марсианских пустынь, ни каменных цветов, -она наслаждалась Землей, безопасностью, уютом. "На Земле у меня не было ничего важнее, чем понимать ее и других. И снова я отправился в космос, чтобы найти и понять совсем иных, чем мы, существ. Я загрузил в свою память десятки линко-сов, всевозможных кодов, которые должны были облегчить нам понимание обитателей других планет. Но ведь с ней мы говорили на одном языке и дышали одним воздухом, занимались одними делами, а я так и не понял ее. Ни ее, ни многих других, хотя часто мне казалось, что понимаю... Как же я смогу понять дальниан? Не прав ли Ким, говоря о мухах и орлах?"
Волны убаюкивали его. И, засыпая, он спросил себя:
"Почему мы здесь так много вспоминаем? Почему ойи заставляют нас делать это?"
* * *
Они все проснулись одновременно: отдохнувшие, бодрые. И окружающее показалось другим, больше не пугало. Только Роберт хмурился, мучительно вспоминая, наяву или во сне видел дальнианина, склонившегося над Световым.
Люди больше не удивлялись внезапному появлению дальниан.
- Если хотите, поведем вас в гости к одному из наших ученых, предложил Ул.
Это было как раз то, о чем Светов думал совсем недавно. Желания людей осуществлялись на планете Дальней с поразительной быстротой и, может быть, поэтому не доставляли землянам настоящего удовлетворения.
- Благодарю. Мы принимаем приглашение, - сказал Светов.
Роберт повел на него косым испытующим взглядом. "Кто это говорит? Он или тот, что поселился в нем? - думал Роберт. - А могу ли я теперь доверять самому себе? Уверен ли я, что мне это не приснилось ? Они совершили надо мной самое худшее - отняли веру в себя..."
Земляне вслед за хозяевами планеты вышли из здания. Роберт оглянулся. "Как в таком маленьком здании размещается столько комнат? - подумал космонавт и заметил, что оно становится больше, растет на глазах. Хорошо, что мы еще не потеряли охранительной способности удивляться. Иначе нам конец..."
Светов шел рядом с А, глядя под ноги. Трава, настоящая земная зеленая травка покрывала грунт. Впереди виднелось сооружение, похожее на улитку.
- Памятник создателю, - сказал Ул.
Земляне подошли поближе и остановились. Волнение охватило их, перешло в трепет восторга. У Вадима влажно заблестели глаза. Ему показалось, что он видит, может охватить взглядом огромное пространство и столетия времени. Роберт прищурил глаза - так ослепляло сверкание. Он слышал, как звучат причудливо изогнутые линии, гармония форм переходит в музыку.
"Памятник создателю... Неужели у них еще сохранилась религия?" думал он, подходя все ближе и ближе к памятнику. Сияние померкло. Он увидел трещины в неизвестном шероховатом материале. Они рассекли его как бы случайно, но в том, как они воздействовали на воображение, угадывался тонкий расчет искусства. Музыка заполняла пространство вокруг памятника, у людей кружилась голова от нахлынувших чувств и воспоминаний.
На памятнике проступили из паутины трещин изображения. Земляне увидели существо, похожее на краба. Но его клешня, скорее, напоминала руку. В ней существо держало какой-то предмет. Второе изображение повторяло краба, но у него появились пристройки, длинные щупальца и подобия антенн. В третьем изображении трудно было узнать краба - так он изменился и усложнился. Вокруг него пульсировало голубоватое сияние.
"Неужели это и есть создатель? - подумал Светов. - И вкладывают ли они в это слово то же понятие, что наши далекие предки на Земле?"
- Вы верите в создателя? - спросил он дальнианина.
- Я не всегда был таким, как сейчас. Я был бы другим - песчинкой в пространстве и времени, если бы разумные не стали создателем, - ответил Ул.
"Если бы он сказал не "стали создателем", а "разумные стали создателями, все было бы понятно", - подумал Светов и сказал:
- Не понимаю тебя! Разве ты не песчинка? Другое дело - все вы, все дальниане...
- И я не понимаю тебя. Говоришь "ты" и "вы". Разве это не одно и то же?
- Ну вот я - человек, личность. Но я же являюсь представителем всего человечества. Иногда говорю о себе не "я", а "мы, люди", - пояснил Светов не без тайного умысла.
- У нас нет "я" и "мы". Часть и целое - одно и то же. Иначе бы я не стал тем, кем я есть, - сказал А, как будто Светов разговаривал с ним, а не с Улом.
Пространство вокруг землян изменилось. Только что они были у памятника, а оказались в зале, подобном тому, который видели в первом здании.
- Сейчас появится тот, кого бы вы хотели видеть, - ученый Дальней, сказал А и вышел вместе с Улом.
Не успели земляне осмотреться, как в зале появился незнакомый дальнианин, поразительно похожий на председателя Ученого совета Земли.
- Здравствуйте, - приветствовал он их по земному обычаю.
Светова осенило, он подумал: "Ларчик открывается просто, важно не медлить". Собрав волю, стараясь не отвлекаться, не думать о постороннем, он заставил себя вообразить, что, встречая гостей, председатель должен встать на руки и пройтись колесом, Он вообразил и пожелал этого и не удивился, когда дальнианин тотчас выполнил его желание.
И тогда Светов подошел вплотную к дальнианину, спросил негромко:
- Кто ты - А или Ул?
Лицо Вадима побагровело, стало похожим на лицо мальчика, который видит, что родитель поступает глупо, но не смеет сказать ему об этом.
Дальнианин остался невозмутимо спокойным, ответил:
- Ты хотел видеть того, кто знает больше А и больше Ула. Он перед тобой. Для этого А, Ул и еще трое соединились во мне. Опыта пятерых будет достаточно.
Состояние землян только напоминало удивление. Вернее, к удивлению добавилось столько других чувств, что его трудно было среди них различить. Самыми спокойными оставались двое - Светов и... Вадим, настроение которого резко изменилось. Светов, испытавший и передумавший так много, и Вадим, еще сохранивший от детства столько зеркальных осколков, что жизнь продолжала казаться ему сказкой и в ней могли случиться чудеса.
- Почему вы удивляетесь? - спросил дальнианин. - Разве в каждом из вас не живет много существ - родители, учителя?
Он помолчал и неожиданно застенчиво улыбнулся:
- Конечно, мы отличаемся от вас, но не настолько, чтобы... Поспешил добавить: - А создатель или создатели совсем мало отличались от вас.
Он был весьма деликатен, но Светов подумал, как много могут означать слова "совсем мало".
Ким, думая о чем-то своем, спросил:
- Что было изображено на картине? Дальнианин повернулся к нему:
- То, что ты хотел увидеть. Там были точки и линии. Я настроил твою память, и она с помощью глаз располагала их как хотела, по твоему желанию. Разве выполнение желания не приятно для вас?
"Зачем им понадобилось это?" - подумал Роберт.
И дальнианин ответил:
- Мы хотели наиболее полно проявить вашу память, чтобы больше узнать о вас.
"Да, мы несем самих себя в своей памяти, - думал Светов. - Себя и многое из того, что создало нас такими, какие мы есть. Кто может читать нашу память, узнает о нас больше, чем знаем о себе мы сами".
- И к тому же мы обогащались вашим опытом, вашим чувством прекрасного, вашим наивным удивлением и волнением, - продолжал дальнианин. - Я бы мог образовать любые предметы, которые вам хочется увидеть.
Он явно смешал "я" и "мы".
"Землю. Я бы хотел увидеть Землю, Вемлю, Землю. Нет, не только увидеть - почувствовать себя на Земле", - подумал Светов, и почти в тот же миг ему показалось, что он стоит на площади старинного Ленинграда, на той самой, о которой недавно вспоминал.
"Море!" - мысленно воскликнул он и увидел разноцветные сверкающие камешки под лакированным козырьком волны и небо, начинающееся совсем близко - без горизонта.
"А теперь лес", - пожелал он и вдруг вспомнил об опыте, который наблюдал еще в юности. Будто снова увидел клетку и зверька, беспрерывно нажимающего на педаль, провод от которой был подключен к его мозгу, в центр удовольствия. Таким образом, он замыкал контакт и посылал импульс тока в этот центр, - раздражал его. Зверек перестал есть и пить, хотя вода и вкуснейшая еда стояли рядом. Он голько нажимал на педаль, пока нервные клетки не истощились и не наступила смерть. Эта неприятная картина отрезвила Светова. Он поискал взглядом дальнианина, увидел, как тот возник из земных моря и леса. "Значит, это он внушил мне город, море, лес?.." Светов невольно сопоставил это и многое другое: пятеро в одном, светящиеся фигуры у ручья, которые он вначале принял за аппараты... "Может быть, дальниане могут принимать и совсем другие формы. Их можно увидеть в виде светящихся конусов и пирамид".