— Вот это встреча!.. Никак, Лобурь?.. Пойду ворота вам открою. Устали, небось…
Уже во дворе Лобурев обнял хозяина.
— Мы вот за запчастями ехали… Думаю, как не проведать дружбана своего закадычного… Знакомьтесь, мы с ним вместе на границе таджикской служили. Помнишь?.. Не забыл?.. Ведь было такое…
— Да… Не одну ночку тревожную вместе провели, — чуть не приплясывал от радости хозяин. — Вот и это знакомство новое мы обмыть должны!
22Чуть позже Федор повел горожан осматривать его незатейливое хозяйство. Открыл подпертую горбатой дюралюминиевой трубой дверь, ведущую в огород. С нескрываемым радостным возбуждением в глазах показывал грядки:
— Здесь лучок ершится… Сами видите… Там вон огурчики… Да вы рвите, рвите… Урожай нынче неплох… А чесночка тоже много. Самая закрутка сейчас пойдет…
Показал на громадную металлическую емкость ведер этак на триста. Она монументально возвышалась прямо за летней легкой хатенкой. Совсем рядом невысоко от земли торчала горловина круглого цементного колодца, оборудованного под установку насоса.
— Это для поливу… И так, на расход всякий… Вода у нас добре мягкая…
К двум опорным столбам штакетника по обе стороны огорода были прикручены концами алюминиевой проволоки трехметровые жерди с постоянно гудящими вертушками.
— А это чтобы медведку отпугивать…
Поочередно вдавливая сосок умывальника, сполоснули лицо и руки над фаянсовым корытцем мойки. Невольно вбирая головы в плечи, вошли в уютную горницу, два малых оконца которой были завешаны желтыми занавесочками с поблескивающими липучими лентами от мух.
По левую руку от входа время от времени вздрагивал тихо урчащий холодильник. Жалась к стене софа темно-малинового цвета, кое-где на сгибах уже протертая. В углу под потемневшей иконой Иверской Божьей Матери старый телевизор с совсем крошечным экраном.
Направо — открытый проем вместо двери и виден черный от сажи разверстый зев ладной русской печи.
— Гости в дом — скука прочь! — Федор ударил донышком пузатой бутыли о квадратную поверхность массивного стола. — Напиток местного разливу… Этикеток не клеим, но за душу берет.
Поставил в самый центр миску с разносолами, тарелку с нарезанными ломтями сала.
Выпили по первой.
— Значит ты, Федя, все холостуешь?.. Ну, бабенки-то приходят иногда?.. — интересовался Лобурев.
— Какое там! Женского полу в Лукичёвке совсем почти не осталось. Все уже в годах. Жизнью истертые. Самая молодая тут Тамара Леопольдовна Соболева. Когда-то большим начальником была по почтовой части в городе. Но как на пенсию вышла, сюда приехала. Домик у самой речки купила с малинником в огороде… Вроде бы уже и в возрасте, а мужики к ней частенько заезжают. Любят отдохнуть у нее. — Прихрумкнул на зубах пупырчатым огурчиком. — Места-то наши сами видите какие. Как пятница наступает, смотришь, к вечеру и припожаловали гости к ней. Машины новенькие. Да что я говорю. Сами увидите. Может, денька два поживете у меня? — предложил он. — И мне веселее будет. А горячительного вдоволь найдем. В Малой Мерцаловке есть две бабули, которые с государством конкурируют по части производства разных напитков…
Покальчук все присматривался, помалкивал, а скоро и совсем уже встал:
— Пойду отдохну в машине. Устал после дороги. Копчик так и зудит…
— Да там душно в вашем драндулете. У меня в летнике еще две кровати стоят. Пойдем, открою! — привстал было Федор.
— К чему, я уж лучше в свой дом на колесах… Стекла мы опустили — и порядок…
— А комар не заточит? Он хотя и редкий сейчас, да дюже едкий.
Игнатий с зажженной сигаретой вышел на крыльцо. Было еще светло. Ближайший дом виднелся напротив, за репейчатым пустырем. Этак метров за сто — сто пятьдесят. Деревянный, с густо-синими аквамариновыми стенами под черной толевой крышей. Три громадные ветлы замерли над прудиком. Ни души вокруг.
Чуть в сторону за густотой деревьев еле просматривалась еще одна изба. Несколько хат виднелось с другого конца улицы. Туда, за пестрый ромашковый луг, шла не заезженная транспортом деревенская дорога…
Через коридор Федоровой избы вернулся во двор. Залез в салон. Перво-наперво приподнял верхнюю запаску. Проверил, на месте ли рюкзачок. Растянулся на матрасе. Глаза сами по себе стали слипаться.
Проснулся от непонятного шума. Где-то на полную мощь орал магнитофон. Густо заурчал движок машины…
— Да что там у них?.. Вот тебе и страна непуганых идиотов…
Прикрыв голову курткой, пытался уснуть. Бесполезно…
Так и дотянул до первого утреннего света. Гулянка давно уже
угомонилась. Тишина понемногу стала затягивать в яму небытия…
23— Эй! На нижней полке, твой аул проедем!
В рамке окна, как в экране телевизора, замерцало улыбающееся лицо Лобурева.
Покальчук широко, по-сомьи, зевнул.
— И тут достал… Хороший сон не дал досмотреть… Будто я тебе башку отвертываю…
— Да Федька уже завтрак сварганил. С самогонной приправой, — по-жеребячьи захохотал.
— А сколько там примерно натикало?
— Шут его знает… Часов десять, наверно.
«Свое я уже почти добрал, — подумал Игнатий без раздражения. — Утренним сном наверстал».
Взбодрился прохладной водицей. Мохнатым полотенцем докрасна энергично растер себя. Шею. Грудь. Руки. Во всем теле была необычайная легкость. Такого он давно уже не испытывал. Воздух здесь сладкий…
После утреннего салата да вчистую допитых рюмок хмельного довольный хозяин набросил на миски с оставшейся едой кусок марли и затараторил, как запел:
— А теперь на речку нашу, Олыпанку… Она хоть и мелкая, но такая славная. Из самого заповедника вытекает. Искупаетесь в ней — и не захочется вам уезжать отсюда. А что? Игнатий Семенович! Может, и в самом деле останетесь?.. Я тут знаю один дачный домишко для продажи. Всего миллиончиков на восемь-девять потянет. Помогу обновить его. Решайте!
Обыкновенные, добрые слова. А в самое сердце попали они Игнатию. Так уж истосковался он по спокойной, размеренной жизни. Ведь именно ради нее пошел на преступление. Потом на другое. Третье… А что же в конце концов получается? И деньги есть уже немалые. А вот истратить их в радость себе он не может. В самое его нутро пробрался, залег там холодный, липучий страх, не дающий покоя. Вот и гонит он его сейчас вперед без оглядки. А куда, спрашивается?.. Где найдет себе пристанище его издерганная и очерствелая душа? Туман… Один промозглый, обрыдлый туман в его голове…
— Спасибо, брат Федюня! Да есть у меня уже дачка… А Лукичёвка и в самом деле страна отменная. Непонятно только, почему жителей в ней так мало. Не понимают, видно, люди красоты настоящей…
— А они ведь в город подались, — поддакнул Федор. — Новая жизнь для них началась. Торговлишкой разной занимаются. По всей России разъезжают. Это у них «челноки» теперь называется. Из-за острова на стрежень…
Не без лишней предусмотрительности закрыли машину на все замки, включили и звуковую сигнализацию. Ворота на засов…
В небе ни облачка! Деревья свежи, обласканы восходящим солнцем. Прямо за синеньким домом приречные травы. И какой-то особый, томкий, умиротворяющий звон стоит над землей. Как от роя пчел.
Шли мимо рощицы.
— Вона она где живет! Ну, та, почтарка, про которую говорил. — Федор показал на дом, где рядом стояли три машины, а за штакетником над кустом смородины склонилась длинноногая женщина в импортном купальнике.
— Вот тебе и пенсионерка. Да она еще вполне… — буркнул Покальчук.
— Хоревая дамочка! А что, может, и впрямь здесь домик купим? — завеселился Лобурев.
— Остынь, принц бензоколонки! Не очень-то ты тут расшалился? — Игнатий все приглядывался к этой женщине, из-за оргий которой не спал почти всю ночь. — Вот тварь!
Словно услышав его, распрямилась и стала бесцеремонно разглядывать идущих. Ее аскетичное, блеклое лицо с ярко подведенными губами, впалые щеки подчеркивали вытянутость тела. Стильный платочек на голове кокетливым тюрбанчиком охватывал высокую прическу. Она пальчиком поправила на переносице очки, а ладошку козыречком приложила ко лбу. Игнатию стало не по себе. Чего это она так впялилась?.. Может, где видела его?..
Мягкой тропкой свернули в сторону речки. Густые заросли ивняка и ольхи почти накрыли ее. Над водой на высоких свайках бревенчатый, всего лишь метровой ширины мосток. По его истертым клавишам перешли на другую сторону, к огромным листьям лопухов. За ними вытянулись толстые перья коровяка. И рядом прижелтились шапочки пижмы. И текучие песчаные отмели под бережками. Райское место! Жаль только, что для настоящего купанья не слишком пригодно. Мелко везде… Дальше… Дальше…
Нашли наконец под сухим деревом-перестарком широкую промоину.
— Вот и пришли… Здесь получше будет…
Покальчук первым вошел в речку, встал на колени — вода приятной прохладцей обожгла ему горло.
— Личная ванна для опера… — засмеялся Рахимов.
— А почему «опера»? — спросил Федор.
— Да это так, треплется… — прокашлялся брызгами Покальчук. — Я такой дотошный на работе. В мелочах, во всем. Вот меня и прозвали опером. Аты не забыл, браток, что обещал боезапас бутылочный обновить?..
— Я на это дело памятливый. Сейчас вот и сшустрю в Мерцаловку! На обратном пути сюда подскачу. Не соскучитесь?.. Надоест — вот ключ.
Федор тут же скрылся в черноосиннике.
Покальчук еще поползал коленями по холодному от родников дну и, отплевываясь водой, вылез. Стал энергично разводить руками в стороны:
— А… А… А…
Оттолкнув Рахимова, в Олыланку плюхнулся и Лобурев. Заплескался в ней, забрыкался… Но вдруг с криком выскочил снова на берег.
— Тебе что, щука одно место откусила?
— Вона!.. Вона!.. — показал на шевелящуюся траву, в которой увидел черный промельк змеи.
Рахимов в воду не полез, а, держась за низко склоненную толстую ветвь, лишь ополоснул ноги.
Все блаженно разлеглись на белых песчаных барханчиках.
Однако Покальчук тут же привстал.
— Порезвились — и ладно…
Выражение лица его стало привычно жестким.
— Лукичёвка, оно, конечно, хорошо. Но век тут не засидишься. А нам пора и дальше. Не забыли про деньки городские?.. Там уже могут забеспокоиться, что их оперативник исчез. А копни они глубже — нам вообще всем хана. Вы, небось, и не знаете, что это такое — розыск государственный. Поэтому чем дальше мы будем, тем оно надежнее для каждого. Только вот ума не приложу: куда?.. А нужен до деталей продуманный маршрут, в какую сторону направляемся и зачем.
— Ясное дело, за кордон! — сказал еще оглядывающийся на траву за спиной Лобурев.
— А кордон он где? Может, в заповеднике этом? Да можешь ли ты вообще мыслить дальше шланга твоей бензоколонки…
— Хорошая денежка была, — насупился Лобурев.
— Она и есть, если не сперли с Федькиного двора.
— А я думаю так. Только ты, шеф, никакую политику мне не шей, — Мурат опасливо посмотрел на Покальчука. — Заграница заграницей… Я бы сам по ней в лимузине раскатывал. Только как туда с нашими липовыми документами?.. Не нарвемся ли?.. А захват самолета — тоже штука рискованная… У них ведь всякие там «альфы», «омеги»… Пуля в лоб каждому из нас припасена.
— Говори короче, Хаджи-Мурат! — зло осадил его Покальчук.
— Вот ты меня все время национальностью попрекаешь, — заговорил снова Рахимов. — А Кавказ — крыша надежная для каждого, кто ему друг. Сегодня это самое опасное место для тех, кто с войной связан. Но зато и самое надежное тому, вето в нем добра и мира ищет. А у меня там четверо дядьев, братья… Да нас как самых дорогих гостей примут. А осмотримся — решим окончательно, что делать.
— Учись, Лобурев, у этого национального героя! Телом не вышел, зато умишком-то его бог не обошел. Кумекает. Думаю, что такой вариант нам пока ближе всего… Решено! Подадимся в Дагестан…
С речки они возвращались уже с конкретным планом.
Навстречу им вместе с покачивающимися мужчинами шла соседка Федора в купальнике. И снова все смотрит, смотрит… У Покальчука даже замурашило по спине. И чего ей надо?..
Когда снова все чинно уселись за стол в Федоровой избе, возвратившийся хозяин сказал:
— А эти сегодня хорошо пьют. Свое допивают. А завтра разъезжаться будут… И так каждый раз до следующей пятницы…
Игнатию снова вспомнился пристальный взгляд той, очковой…
— Ну, Федя! — он плотно сжал граненый стакан в руке. —
Нас тоже дела ждут. Иначе останемся без деталей… Уезжаем чуть свет… Спать ляжем пораньше…
Федор не артачился:
— Но на обратном пути вы ко мне обязательно заскочите.
Эту ночь Покальчук спал как убитый.
24Утро зависло над Лукичёвкой низкими темными тучами. Распрощавшись с Федором, выехали на мерцаловский асфальт и заколесили по лесным завитушкам. Теперь никаких отступлений от намеченного маршрута.
Выворачивая левой рукой баранку руля, Покальчук взял протянутую Лобуревым бутылку «пепси». Допив, с каким-то остервенением бросил ее через рамку открытого окна. Она взрывчато зазвенела уже дальше корпуса машины. Окружно провел мясистым языком по губам. Отер рукавом налимий рот. Поудобнее расправил плечи.
В свинцовом подлете тумана еще просматривались хуторские дома. Но вот и их напрочь скрыла мутная хмарь. Дорога становилась все прямее. Ехали меж нацелившихся в небо наклонных сосен.
— Словно пьяные! — вглядываясь в лесной бор, заметил Лобурев.
Зевая, он не мог прогнать от себя еще не покинувший его сон. Сзади покачивал головой тоже толком не проснувшийся Рахимов.
Машина шла легко, приглушенно урча новехоньким двигателем и ровно шурша протекторной зубчаткой.
Совсем неожиданно микроавтобус вдруг повело на ближайшую слева от водителя сосну.
Покальчук инстинктивно придавил тормозную плашку и одновременно выжал педаль сцепления.
Машину резко крутануло, и она, соскользнув с края рубчатого асфальта, передним бампером глухо сотрясла темное, с густой прозеленью сосновое изножье.
Лобурев тюкнулся теменем о гладко-глянцевитую поверхность стекла.
— Черт возьми, откуда она тут взялась?..
Покальчук довольно шустро для своей комплекции спрыгнул с сиденья. Сразу же обратил внимание на спущенное колесо… С удивлением и огорчением протянул:
— Вот тебе и новенькая… Сволочи! Совсем разучились работать…
По другую сторону автомобильного борта раздался голос Рахимова.
— Прямо фокусы какие-то… Шеф! Да ведь мы же с тобой на собственный трюк напоролись!.. И лента наша!.. — Поднатужившись, он уже тянул в свою сторону змеевидную полосу, часто утыканную металлическими шипами. — Штурман! Кинь-ка мне на всякий случай мой карабин!
Лобурев всем своим неказистым телом только еще сильнее сгрудился над портфелем.
— Ну ты, центральная фигура божьей троицы! — Игнатий помахал выхваченным пистолетом. — Смотайся-ка вот по этим кустикам! Осмотри их все. Да повнимательней! Чуть что, свистеть-то умеешь?..
Лобурев невразумительно развел руками.
— А ты, — Покальчук махнул Рахимову, — на другую сторону!
Лес замер в неопределенном молчаливом ожидании. В стороне от Лобурева хрустнул сучок — резко развернулся на звук. За плывущими в глазах кустами можжевельника ничего подозрительного не было. Но из самой густоты тумана, высоко поведя рогами, выскочил стройный олешек и, в несколько прыжков перепрыгнув дорогу, скрылся за глазастыми кустами бересклета.
— У нас всего две запаски! — произнес возвратившийся Рахимов. — А пробито три…
— Ты и виноват, чертило из Дагестана! — смачно ругнулся Лобурев. — Сам шипы вкручивал так близко…
— Вы, ребятки, мне эту лесную философию бросьте! Душа не лежит — а придется теперь назад к Федору. Там уж и завулканизируем третью. Обстоятельства вынуждают. Дорога-то наша только начинается, — Покальчук тяжело вздохнул.
А Рахимов уже копошился в салоне. Поднял за брезентовые ушки рюкзачок:
— А здесь что?
— Дед Пешто! А ну положь! — рявкнул Игнатий.
Рахимов сбросил вниз и вторую запаску. Как бывалый
шофер, подставил под корпус домкрат…
Покальчук напряженно морщил лоб. Это же просто необъяснимо! Лента, которой они пользовались по ночам, вдруг теперь так нелепо перечеркнула их планы. Впрочем, нелепо ли?.. А может, кто-то уже давно разобрался в ситуации и теперь вот попугивает и предупреждает их?..
Навел дуло пистолета на кусты слева. Выстрелил. На кусты справа. Еще три раскатистых оружейных хлопка. Не ожидавший этого Рахимов скатился в кювет. Лобурев нырнул в машину.
— Это называется, ребятишки мои сопливые, проверка на дороге. — Покальчук почесал рукояткой пистолета затылок. — История-то у нас вышла крайне странная…
Когда два колеса заменили полностью, Игнатий с решительной твердостью в уголках губ раздраженно заметил:
— Возвращаться будем на одном голом ободе. След за собой оставим по асфальту… Но по-другому нельзя… Резину пожуем… Хорошо, у Федьки пару досок прихватили… На песке подложим… Господи, времени-то сколько потеряем…
Мимо них одна за другой, не сбавляя хода, промчались три знакомые машины.
— Мужики от той почтарки возвращаются, — с непонятной самому себе завистью отметил Рахимов.
На обратную дорогу потеряли более часа. Долгими гудками дали о себе знать уже у самых-самых ворот.
— Вот и ладненько, что передумали, — открыл дверь Федор и тут же прикрыл изумленный рот рукой.
Передок новехонького микроавтобуса был глубоко вмят спереди и по всему левому борту.