— Скажите, Бесс, а какой вам показалась Джессика? — не отставала я с расспросами. — Доброй или злой?
— Не старайся, Аль, она все равно тебе ничего не ответит, — вдруг прозвучал голос Томаса, и сам лорд в роскошном парчовом халате насыщенного бордового цвета вошел в спальню.
Я мгновенно подтянула одеяло повыше. Затем с любопытством воззрилась на своего так называемого жениха.
Стоило отметить, сегодня он выглядел не в пример лучше, чем вчера. Мешки под глазами исчезли, кожа посвежела, на щеках играл легкий румянец, как после умывания ледяной водой. Неужели умудрился выспаться? Наверное, решил не тревожить меня и лег в другой комнате.
К слову, на голове Томаса по-прежнему красовалась повязка, правда, уже свежая. По всей видимости, при перемене бинтов лорд расчесал волосы, потому что сейчас они не торчали неаккуратными прядями во все стороны, а красиво падали на плечи.
На оценку внешности лорда мне хватило всего пары секунд. И лишь потом я осознала, как он меня назвал. Аль? Что еще за «Аль»? Это такое сокращение от Альберты, что ли? На редкость мерзкое, если честно! Звучит, как кличка мальчишки-разносчика из какой-нибудь лавки!
— По-моему, ты забыл наш уговор, — хмуро пробурчала я, решив не вступать в спор по поводу столь своеобразного сокращения. — Ты ведь твердо собирался называть меня в присутствии посторонних только Джесси, и никак иначе.
— Рад, что ты сама вспомнила об этом. — Томас воссиял настолько лучезарной улыбкой, что мне почему-то нестерпимо захотелось сказать ему какую-нибудь гадость. Снисходительно обронил: — Это была проверка. Хотел посмотреть, как твердо ты усвоила наш вчерашний разговор. Хотя, по-моему, я предупредил, что дома могу называть тебя как угодно. Поверь, здесь мне не грозит быть подслушанным.
Проверка? Я кисло поморщилась. Ишь ты, проверяльщик нашелся. И лишь потом обратила внимание на вторую часть его высказывания. Интересно, почему он так уверен, что та же Бесс не прирастает ухом к замочной скважине каждый раз, когда лорд Бейрил заводит важный разговор. По-моему, слуги любят подслушивать при любом удобном или неудобном случае. Ну а потом сплетничают об услышанном.
— Так почему Бесс не может ответить мне даже на самый простой вопрос? — спросила я с любопытством, посмотрев на притихшую служанку, которая старательно пыталась слиться с обстановкой.
— Потому что она дала клятву молчания. — Томас пожал плечами, словно удивленный, что надлежит объяснять настолько элементарные вещи.
Я продолжала удивленно смотреть на него, поскольку не поняла, что он имеет в виду. Ну, дала она клятву молчания. И что из этого? Разве это запрещает ей перемолвиться со мной хотя бы словечком?
— Понимаешь ли, Аль, в стародавние времена люди, ведущие такой образ жизни, как я, предпочитали вырывать языки у слуг, — милостиво обронил Томас, догадавшись о причинах моего недоумения. — Дабы не болтали почем зря. Но мы живем в век просвещения и гуманности. Поэтому я прибегнул к магическим способам ограничения болтливости своих слуг.
Последняя фраза прозвучала слишком сложно для меня. Ничего не понимаю! Бесс вообще запрещено говорить? А если она ослушается этого приказа?
— При приеме на работу слуги проходят через определенную процедуру, — любезно продолжил свои разъяснения Томас. — Естественно, с их полного согласия. Если кто-нибудь не желает мириться с моими условиями — то я никого не держу. Но я плачу столько, что отказов и не припомню на своей памяти. Итак, я использую определенные чары. Это совершенно безболезненно и не приносит никакого вреда здоровью. После этого слуги имеют право говорить лишь со мной и друг с другом. С посторонним человеком — нет. Любая попытка ответить на самый простейший и невинный вопрос приведет к мучительному спазму горла и удушью.
— Смертельному? — испуганно пискнула я, страшась представить, сколько же слуг переменил Томас по причине их гибели.
— Нет, что ты. — Лорд Бейрил покачал головой. — Я решил не доводить наказание за излишнюю болтливость до таких крайностей. Обычно все ограничивается лишь обмороком.
Я прикусила язык, удерживая себя от резкого ответа. Произнесено все было таким снисходительно-горделивым тоном, будто Томас считал себя по меньшей мере настоящим гением. А по-моему, он поступил со своими слугами просто мерзко!
— Заметь, я никого не принуждал пройти через эту так называемую процедуру, — проговорил он, без труда прочитав мои истинные эмоции по выражению лица. — Деньги, Аль. Все дело в деньгах. Каждый из них был волен отказаться. Но деньги в прямом смысле слова заткнули им рты.
— А если кто-нибудь из них захочет взять расчет? — не удержалась я от вполне закономерного интереса. — Или же ты вздумаешь кого-нибудь уволить? Что, бедняга так и останется немым?
— Нет, — после секундной заминки признался Томас. — На этот счет у меня приготовлены еще одни чары. Чары забвения, так сказать. Слуга, вздумавший уйти из моего дома на поиски лучшей доли, забудет обо всем, что с ним случилось здесь. — Подумал немного и исправился: — Ну, то есть он будет, конечно, помнить, что работал на меня. Но в его памяти не сохранится никаких подробностей. — И после еще одной крохотной заминки признался: — По крайней мере, так должно быть в идеале. На деле мне еще ни разу не пришлось прибегнуть к столь суровым мерам.
— Почему? — с некоторым замиранием сердца поинтересовалась я, в воображении уже нарисовав красочную картину того, как Томас самым элементарным образом убивает каждого, кто рискнет намекнуть ему об уходе.
— Потому что мои слуги не торопятся покидать меня и не желают отправляться на поиски лучшей доли, — вежливо уведомил меня Томас. — По всей видимости, они считают, что им и здесь неплохо живется. К тому же плачу я им более чем щедро, поскольку осознаю, что подчас бываю просто невыносимым. Любое неудобство необходимо возмещать. И я выбрал такой способ.
Я открыла было рот, но тут же мудро захлопнула его. Нет, пожалуй, не стоит говорить Томасу о том, что я думаю по этому поводу. Он все равно не поймет причины моего возмущения. Хотя я искренне считала, что его задумка и так называемая клятва молчания — нечто отвратительное.
— Не одобряешь, — без малейшего намека на вопрос сказал Томас. Хмыкнул. — Ну что же, привыкай, Аль. Я прекрасно знаю, что характер у меня так себе. Многие называют меня деспотом и тираном. Скорее всего, это действительно так.
После чего гордо задрал нос чуть ли не до потолка, развернулся, в очередной раз едва не потеряв тапочки от резкого маневра, и величественно прошествовал прочь из комнаты. Однако на самом пороге притормозил и обронил, не глядя в мою сторону:
— Поторопись. У нас сегодня насыщенный день. Я жду тебя внизу. Сразу после завтрака отправимся по гостям.
Говоря откровенно, меня совершенно не обрадовала эта новость. Напротив, моментально кинуло в жар. Значит, за ночь Томас не передумал, и именно сегодня я должна буду предстать перед его знакомыми. Ох, как бы не опозориться перед всем высшим светом Бриастля!
Но куда сильнее меня волновало то, что, скорее всего, мы увидим и человека, который решил сжить лорда Бейрила со света и принялся всеми возможными способами этого добиваться. К этому моменту я уже пришла к твердому убеждению, что неизвестный преступник, едва не проломивший голову Томасу и натравивший на него полицейского дознавателя, действовал заодно с Джессикой. Наверняка и их якобы случайное знакомство было подстроено специально. Что может быть романтичнее и банальнее: слабая девушка в беде, отважный герой приходит к ней на помощь, затем следует сцена страстных благодарностей, плавно перешедшая в не менее страстную постельную сцену. И рыбка уже крепко сидит на крючке. Более того, Томас поклялся, что не будет изучать прошлое Джессики, то бишь, с этой стороны ей опасность не грозила.
И я очень боялась, что сегодня мы обязательно повстречаем подельника вероломной невесты лорда. Он-то совершенно точно будет знать, что я — не Джессика Миртон. И, скорее всего, попытается вывести меня на чистую воду.
«Или вообще убить», — мудро завершила я, стараясь не обращать внимания на противный холодок, поползший после этого по моему позвоночнику.
Бесс тем временем негромко кашлянула, напомнив о своем присутствии. Растянула губы в некоей ухмылке, видимо, пытаясь таким образом продемонстрировать приветливость. Но это получилось у нее настолько неловко, что стало ясно: улыбаться Бесс не умеет.
Впрочем, ничего удивительного в этом как раз не было. Как хозяин лорд Бейрил показал себя с наихудшей стороны. Я не сомневаюсь, что его слугам приходится непросто. И пусть он сколько угодно утверждает, что якобы деньги способны компенсировать все. Любовь таким способом явно не купить. Вполне можно преданно служить, а в глубине души ненавидеть своего господина.
Ненависть — опасное чувство. Особенно затаенная. Даже, наверное, опаснее, чем любовь. Я невольно покачала головой, удивляясь беспечности лорда. С таким пренебрежительным отношением его слуги, наверное, только и выжидают удобного момента, лишь бы вонзить ему кинжал в спину. И не уверена, что только в фигуральном смысле выражения.
— Ну и гад же этот лорд, — негромко проговорила я, ни к кому, в сущности, не обращаясь. — Послала же Белая Богиня мне на голову испытание.
Тут же опомнилась и испуганно покосилась на служанку.
Та торопливо опустила голову, пряча в тени усмешку. И на сей раз ее улыбка выглядела достаточно искренней. Я не сомневалась, что мои слова вызвали живейший отклик в душе служанки. Пусть она и не посмела открыто продемонстрировать этого.
— Ну ладно, пойдем приводить меня в порядок, — милостиво разрешила я. — Надо же убедить всех, будто я девушка из высшего общества и лорду чрезвычайно повезло со мной.
И первой отправилась в сторону ванной.
* * *Я не могу сказать, что наша семья считалась в Итроне обеспеченной. Мой отец владел несколькими бакалейными лавками, но ему приходилось частенько стоять за прилавком самому. А матушка, как это принято в обычных добропорядочных семьях, не относящихся ни к высшему обществу, ни, небо упаси, к отребью, естественно, занималась в основном домашним хозяйством и моим воспитанием. В общем, по меркам нашего провинциального городка мы ничем не выделялись на общем благовоспитанном фоне.
Ну, до недавнего времени.
И я невольно поморщилась, вспомнив свое грехопадение, которое наверняка сейчас упоенно обсуждают во всех семействах Итрона.
Ох, бедные мои мать и отец! Надеюсь, они с честью пройдут через это испытание. Я слишком виновата перед ними и вряд ли когда-нибудь осмелюсь предстать перед глазами родителей.
Но почти сразу я усилием воли заставила себя прекратить душевные терзания. Какой смысл вечно пережевывать в мыслях то, что при всем желании изменить не в силах? С этим стыдом просто надо научиться жить. А вообще, все это отступление было посвящено лишь одной цели: сказать, что я не привыкла к роскоши. Мои итронские наряды сложно было назвать дорогими. Обычные платья, сшитые пусть и на заказ, но у портнихи, которая являлась старинной приятельницей моей матери и неизменно давала ей хорошую скидку. Естественно, ткани при этом выбирались качественные, но недорогие. Ни о каких кружевах ручной работы или тому подобных деталей кропотливой отделки речи, понятное дело, не шло. Удобно, немарко, долговечно — и хватит с меня.
И вот теперь я смотрела на себя в зеркало и не могла узнать себя. Стоило признать очевидный факт: неизвестная мне Джессика обладала безукоризненным вкусом и выбирала себе такие наряды, которые наилучшим образом подчеркивали все достоинства ее фигуры. Судя по всему, мы обладали примерно схожими параметрами, поскольку платье сидело на мне как влитое и не требовало дополнительной подгонки. Облегающий узкий лиф был расшит воланами и щедро украшен изящной вышивкой. Подол оказался короче обычного, поэтому приоткрывал мои щиколотки, и я порадовалась, что в вещах Джессики обнаружила достаточное количество новеньких шелковых чулок. Вообще, цвет платья — насыщенно красный, почти багровый с переходом в черный ближе к корсету — удивительно шел к моим волосам, подчеркивая их рыжину. Как сказала бы моя матушка — слишком подчеркивая. Она очень переживала из-за того, что я родилась на свет со столь неприличным цветом волос, ведь, как известно, рыжими могут быть только ведьмы, авантюристки или девицы, зарабатывающие себе на жизнь продажей собственного тела. Правда, последние чаще всего добиваются этого эффекта за счет хны. Недаром в народе издавна ходит пословица: рыжий что бесстыжий. Поэтому с самого раннего моего детства матушка скупала в местной лавке со всевозможными травами и лечебными отварами разнообразнейшие средства и заставляла меня часами втирать в волосы масла. Я не сопротивлялась, не желая лишний раз расстраивать ее. Благо, что после этих средств мои волосы обычно начинали приятно пахнуть и сильнее блестеть. Это помогало, правда, только на время. Через месяц, максимум два, мои волосы опять начинали пламенеть, и моя матушка вновь опустошала кошелек в смешной надежде навсегда перекрасить меня в скромную брюнетку.
Наверное, если бы она увидела меня сейчас, то ринулась бы к заветной лавке, теряя от спешки туфли. Видимо, слишком много времени прошло с последней попытки изменить цвет моих волос. Или же Бесс использовала какой-то особый шампунь, поскольку я превратилась в настоящую огненную фурию после того, как служанка вымыла мне голову.
Макияж завершил мое преображение в даму из высшего света. Бесс густо подвела мне глаза и мазнула по губам ярко-алой карминной палочкой. Не забыла она и хорошенько припудрить мой злополучный синяк, сделав его почти невидимым. Ни за что не увидишь, если не знаешь, куда смотреть и что искать.
Когда я в очередной раз взглянула в зеркало, то невольно вздохнула. Правда, сама не определилась: с восхищением это сделала или же со скрытым негодованием.
Из зеркала на меня взглянула незнакомка. Рыжая и наверняка бесстыжая, как сказала бы моя матушка. В платье, которое обязательно заставит мужчин вожделеюще смотреть мне вслед.
Н-да, если Томас хотел привлечь ко мне внимание, то выбрал для этого самый верный способ. Я не сомневалась, что теперь в любом обществе ко мне будут прикованы глаза всех присутствующих. Я была словно… словно…
— Ты великолепна! — восхищенно выдохнул за моей спиной Томас, беззвучно войдя в комнату.
Я кинула на него взгляд через отражение и мысленно присвистнула, оценив преображение Томаса в настоящего светского льва. Он сменил халат на камзол глубокого синего цвета, который прекрасно подчеркивал оттенок его глаз. Рукава сего одеяния были украшены вышивкой ручной работы, на тонких пальцах опять красовались массивные перстни с драгоценными камнями просто-таки неприличных размеров. А вот повязка на лбу все еще осталась, видимо, рана оказалась серьезной, раз ее не сумел быстро вылечить какой-нибудь приглашенный целитель.
Затем я перевела взгляд на себя, невежливо не отреагировав на его комплимент. Нет, пожалуй, я все-таки выгляжу как девица не слишком тяжелого поведения. Правда, роскошно одетая, но все же. Не сомневаюсь, что в родном Итроне меня не пустили бы на порог любого мало-мальски приличного заведения.
— Правда, все портит слишком кислое выражение твоего лица, — с насмешкой продолжил Томас, и в отражении я увидела, как он подошел ближе. Остановился почти вплотную ко мне, наклонился и вкрадчиво прошептал на ухо: — Улыбайся, Аль! Людей раздражают богатые, красивые личности, откровенно плюющие на всяческие условности и правила.
— Я не люблю никого раздражать, — хмуро возразила я, поморщившись от того, что он опять назвал меня таким отвратительным сокращением, более напоминающим собачью кличку.
— И зря. — Томас воссиял настолько радостной улыбкой, будто поднятая тема доставляла ему искреннее наслаждение. — Поверь мне, раздражать людей — это приятно. Очень приятно. Наблюдать за тем, как они бесятся, исходят ненавистью и злостью, но ничего не смеют сказать или сделать поперек тебя… О, разве может быть что-нибудь лучше? Но самое главное: любая эмоция заставляет человека продемонстрировать то, о чем он думает на самом деле. Я не зря говорил, что чувства делают нас слабее. И нет лучше способа, чтобы узнать самое уязвимое место противника. Разозли его как следует — и он сам даст тебе наиглавнейший козырь в игре против себя.
— Н-да, странно, что тебя не убили гораздо раньше, — не удержалась я от весьма резонного замечания. — Тяжело тебе, наверное, жить с такими убеждениями.
— Мне как раз жить легко. — Томас негромко рассмеялся, ни капли не покоробленный моим замечанием. — А вот моим врагам — не очень.
Я почувствовала, как его рука опустилась на мою талию. Скосила глаза, убедившись в этом. Затем опять посмотрела на лорда и гневно нахмурилась, намереваясь грозно потребовать от него прекратить это безобразие.
— Запомни мои слова. — Глаза Томаса сухо и страшно блеснули в отражении, и я испуганно прикусила язык, так ему ничего не сказав. — Аль, со мной нельзя ссориться.
— Да я вроде как и не собиралась, — проблеяла я, ощутив, как мое несчастное сердце сначала ухнуло в пятки, потом подскочило к горлу и там отчаянно затрепыхалась.
Но Томас опять любезно улыбался, как будто не угрожал мне только что. Более того, он наклонился ко мне и запечатлел легкий поцелуй на шее.
Я дернулась было, попыталась отпрянуть, но его рука, которая по-прежнему лежала на моей талии, в мгновение ока потяжелела, и он с легкостью удержал меня на месте.
— Никуда не годится! — возмущенно зацокал он языком, пока я хватала открытым ртом воздух, силясь не взорваться от крика, а по возможности спокойно объяснить ему, чтобы не смел так больше поступать!