Колин пытается поудобнее устроиться на груде подушек в «турецких огурцах», но у него все никак не получается, потому что некуда девать острые коленки.
– Милое местечко, – говорит он, потягивая через миниатюрную соломинку шоколадное молоко и стараясь не уронить качающееся на бедре блюдечко с брауни. – Уютное.
Я смеюсь, беру у него блюдечко с пирожным и ставлю его на стол.
– Здесь лучшие брауни на острове, – уверенно говорю я. – Вот увидишь.
– Должен признаться, я настроен скептически, – говорит он. – А что, если я не хочу пирожное, которое тает во рту? Что, если я хочу пирожное, которое сопротивляется таянию?
– Тогда тебе не повезло, – пожимаю я плечами. – Это пирожное капитулирует.
– Этого-то я и боюсь, – вздыхает Колин. – «Никогда не сдаваться». Еще один мой девиз.
– «Не искать смысл», «Никогда не сдаваться», – перечисляю я, разламывая пирожное на липкие кусочки. – У тебя много девизов.
– А у тебя нет?
– Нет, – отвечаю я, щурясь от света лампы с абажуром из цветного стекла.
– Девизы нужны всем, – настаивает Колин.
Я размышляю над его словами, смакуя кусок бархатистого шоколада.
– Ладно, – говорю я. – Как насчет «Просто сделай это»[9]? Я могу взять себе такой девиз?
Колин смеется.
– Тогда у тебя может возникнуть проблема с копирайтом.
– Ты ведь адвокат, да? – спрашиваю я. – Будешь меня представлять.
Колин салютует своей бутылкой с шоколадным молоком.
– А откуда ты узнала? – прищурившись, спрашивает он, приваливается к покрашенной губкой стене и вытягивает ноги. – Откуда ты узнала, чем я занимаюсь?
Я чувствую, что краснею, и, пытаясь спрятаться за огромной чашкой, принимаюсь дуть на чай так, что пена брызгает мне в лицо.
– Твоя толстовка, – наконец нахожусь я. – Один раз ты был в толстовке с эмблемой факультета права. Плюс твоя коварная торговля на блошином рынке. Ты выдал себя с головой.
– Ясно, – кивает Колин. – Ты искала меня в Гугле. И знаешь про меня все.
– Ничего подобного!
– Это здорово, – говорит он. – Тут нечего стыдиться. В том смысле, что если бы я не заглянул к тебе на страничку, я бы никогда не узнал о твоем пристрастии к «Вишне Гарсии».
Я удивленно таращусь на него и тут вспоминаю свой старый аккаунт, открытый года три назад. Я морщусь, лихорадочно соображая, какими еще привычками и пристрастиями я тогда решила поделиться с миром. Наверное, там была целая куча лирики «Брайт Айз»[10] и цитат из Э. Э. Каммингса[11].
– Как вы съездили? – спрашивает Колин, высасывая остаток шоколадного молока.
Я делаю вид, будто меня заинтересовал последний номер местной газеты, забытый кем-то на столе. Мои щеки все еще горят, а шея покрывается капельками пота.
– Нормально, – отвечаю я.
– Хороший концерт?
Я отпиваю чаю и вытираю рот тыльной стороной ладони.
– Ага, – киваю я. – Выступление прошло хорошо. Их прежний лейбл хочет, чтобы они вернулись. Так что все получилось отлично.
Колин внимательно смотрит на меня.
– Что-то твой голос звучит не очень радостно.
Я кошусь на газету, на рекламное объявление магазина инструментов в гавани.
– Это означает, что они на этой неделе уезжают на гастроли. С новым директором, – говорю я. – Я им больше не нужна.
– А, – понимающе произносит Колин.
Он кладет в рот кусок пирожного и смотрит на доску объявлений, где развешаны листовки групп медитации, секции тайчи и предложения услуг по выгулу домашних животных.
– Сейчас самое время сказать: «Я тебе говорил», – напоминаю я.
– Разве? Я киваю.
– Ну, вот это вот всё, – подсказываю я, – «Это была плохая идея, жизнь продолжается, и ты должна двигаться дальше вместе с ней, времена меняются» и так далее.
– Тебя послушать, получается, что я постоянно цитирую песни Боба Дилана, – усмехается Колин.
– Ты совсем не похож на Боба Дилана, – прищуриваюсь я.
– Ой, – улыбается он. – Ладно. В общем, я хочу, чтобы ты знала: я ничего такого говорить не собирался. – Он смотрит на меня, и взгляд его янтарных глаз смягчается. – Но мне жаль, что ты расстроена.
– Я не расстроена. – Пожимаю плечами. – Ну, расстраивалась, конечно. Но думаю, что ты был прав.
– То есть Боб Дилан был прав.
– Точно, – улыбаюсь я. – Боб Дилан был прав. Правда, теперь я плохо представляю, что делать дальше.
– А никто не представляет, – говорит Колин. – Почему, по-твоему, я все еще здесь?
– Из-за родителей?
– Я не могу вечно осуждать их, – говорит он. – Никому не рассказывай, – он наклоняется вперед и шепчет: – но мне двадцать шесть лет.
– Не может быть! – ахаю я, изображая крайнее удивление, хотя я именно так и прикидывала, опираясь на информацию, собранную в интернете. – Так почему ты все еще здесь?
– Не знаю. – Он разводит руками. – Раньше во всем был смысл. Мы с Анной стали встречаться после колледжа. Наши родители дружили. Они спланировали нашу свадьбу еще до нашего первого официального свидания, – говорит он. – Что до адвокатской конторы, в которой я работаю, так она принадлежит моей маме.
– Серьезно? – говорю я, вспоминаю журнальную обложку с фотографией холеной пожилой женщины со строгим каре.
– Серьезно, – отвечает Колин. – Мне никогда не надо было париться из-за работы. И вообще ни о чем задумываться надобности не было. До настоящего момента. И сейчас, не знаю, я чувствую, будто…
– Ни в чем нет смысла, – заканчиваю за него я.
– Именно. – Он доедает пирожное и вытирает пальцы салфеткой.
– И? – спрашиваю я. – Каков вердикт?
– Вердикт?
– Пирожному, – объясняю я. – Слишком податливое?
Колин улыбается.
– Нет. Иногда капитуляция бывает вкусной.
Я смеюсь.
– Новый девиз?
– Можешь взять его себе, – говорит он. – Бесплатно.
Глава семнадцатая
В субботу утром я беру минивэн Джулиет и еду к Луле. У дома я вижу Скипа, на подъездной дорожке с помощью баллончика краски и трафарета он рисует на боку своего выцветшего голубого грузовичка новую ярко-оранжевую надпись. «КОЗЫ ДЛЯ ЛАНДШАФТНОГО ДИЗАЙНА СКИПА» – гласит она. Скип бодро приветствует меня и приглашает зайти в дом.
– В последний раз, когда я заглядывал, она еще спала, – говорит он. – А все дело в фильмах про вампиров. В последнее время она перешла на ночной образ жизни.
Я улыбаюсь и, перескакивая через две ступеньки, поднимаюсь в комнату Лулы. Сначала я стучу тихо, потом громко. Никакого ответа. Я осторожно открываю дверь и жду, когда глаза привыкнут к темноте.
Скип не шутил. Окна занавешены пледами, которые Лула закрепила скотчем, возле кровати мерно работает генератор природного шума. Сама Лула спит под целой горой темных одеял и даже не шевелится, когда я вхожу в комнату.
Я сдергиваю «шторы», отрывая скотч, и пледы падают на пол у моих ног. В комнату врывается ослепительный солнечный свет, и Лула, перевернувшись на другой бок, накрывает голову подушкой.
– Какого… – бурчит она.
– Это я, – говорю, ногой выключая генератор. – У меня есть идея.
– Убирайся, – бормочет она, натягивая на себя одеяла.
Стаскиваю подушку с ее головы. Рыжие волосы Лулы намокли от пота.
– Уже двенадцатый час, – говорю я. – День замечательный.
Лула открывает глаза и скептически изучает меня.
– Ты кто? Я смеюсь.
– У меня есть мысли насчет проекта. Лула пинает меня, не высовывая ногу из-под одеяла.
– Хватит с меня проектов, – стонет она.
По мнению мистера Олдена, она сделала отличную презентацию – в середине недели мы получили официальный отзыв, полный восклицательных знаков, с примечанием, что в окончательный вариант было бы неплохо включить «мультимедиа». Несколько раз за обедом на нашем месте, в тихом уголке возле мусорных стоек в столовой, я пыталась вывести разговор на эту тему, но проект, кажется, Лулу не интересовал.
– Знаю, что бросила тебя одну, и знаю, что поступила по-свински, – говорю я.
– Абсолютно по-свински, – соглашается она.
– И я прошу прощения, ладно? – продолжаю я. – Я пытаюсь все исправить. Ты не могла бы вылезти из своей берлоги и вместе со мной сходить на тропу?
Лула, зевая, откидывает одеяла и приподнимается на локтях. На ней огромная черная футболка с красными мультяшными взрывами на рукавах, и она с видом мученицы вытягивает вверх тощие руки.
– На тропу? На твою? – Она зевает. – А зачем? Холодно.
– Надень свитер, – говорю я, направляясь к двери. – Я на машине.
Пока Лула спускается вниз, я успеваю обсудить с Дианой все подробности родов в воде, которые она недавно сопровождала, и различные углы наклона таза.
Я тащу Лулу к машине.
– Зачем в ландшафтном дизайне нужны козы? – спрашиваю я, когда мы машем на прощание Скипу, переместившемуся под днище своего грузовичка.
– Кто знает, – бормочет Лула. – Какая-то новая затея Скипа. Он собирается сдавать в аренду коз тем, кто не хочет косить траву на своем газоне. Очевидно, они жрут ядовитый плющ. Он говорит, что дело прибыльное.
– Кто знает, – бормочет Лула. – Какая-то новая затея Скипа. Он собирается сдавать в аренду коз тем, кто не хочет косить траву на своем газоне. Очевидно, они жрут ядовитый плющ. Он говорит, что дело прибыльное.
Скип всегда придумывает «прибыльные дела». Ему нравится быть фермером, но этого мало, чтобы хорошо обеспечивать семью, поэтому он хватается за все, что можно. Он работал каменщиком, водил самосвал, держал карету и лошадиную упряжку для обслуживания свадеб. Некоторое время на переднем дворе у него была лавка, где Диана продавала средства для ухода за кожей, собственноручно приготовленные из водорослей и трав.
Я поворачиваю к своему дому и останавливаюсь на площадке. Мы вылезаем, но идем не в дом, а за него, вниз по склону к тому месту, где начинается спуск к пляжу.
Апрельское небо застыло где-то между зимой и весной: в разрывах плотных серых туч видна синева, оттуда упрямо льется солнечный свет. Коричневая земля, уставшая от обилия снега, начинает просыпаться.
Лула нехотя тащится за мной по тропинке.
– Вспоминаешь? – спрашиваю я, идя по холодной, мокрой траве.
– Ага, вспоминаю, – говорит она, когда мы видим пещеру. – Только все равно не понимаю, зачем мы здесь.
Пещера – это образование из древнего вида камней. Она всегда была здесь. После переезда в наш новый дом мы с Лулой обследовали его окрестности, играя в потерпевших крушение пассажиров: их выбросило на берег, и они нашли приют в пещере.
Я встаю на колени перед зевом пещеры и вглядываюсь в темноту. Как обычно, там валяется несколько ржавеющих пивных банок и разбросаны пожелтевшие «бычки». На стенах граффити: «Кэт+Зеб навсегда» и «“Дикие кошки”, вперед!». Согнувшись вдвое, я залезаю внутрь и принимаюсь копать.
– А теперь? – спрашиваю я, выгребая пальцами твердую землю. Я жалею, что не сообразила захватить лопату.
– Что теперь? – спрашивает Лула, опускаясь на колени снаружи. – Ты хочешь выкопать тот мусор, что мы зарыли здесь в детстве?
Я улыбаюсь и беру толстую сучковатую палку. Хотя прошли годы, я легко нахожу нужное место. Разгребаю землю палкой до тех пор, пока не слышу знакомый стук дерева по металлу.
– Угу, – говорю я. – Олден напоминал, что мы должны искать нестандартные решения.
– Вряд ли он имел в виду коробку с мусором, – шутит Лула.
Я очищаю от грязи сломанную металлическую защелку. Во время одной из наших «эпопей» с кораблекрушением мы играли в контрабандистов, перевозивших драгоценные камни и скрывавшихся от властей. Стащили у моей мамы старую шкатулку для драгоценностей и сложили в нее ожерелья из конфет, заколки для волос и нитку дешевых бус, которую получили за купоны, выигранные в зале игровых автоматов. Мы закопали шкатулку и поклялись не рассказывать о нашем тайнике ни одной живой душе – будто кому-то было дело до наших сокровищ.
– Мы не станем писать доклад, – говорю я.
– Я вообще ничего не собираюсь писать, – заявляет Лула. – Это твое шоу.
– Замечательно. – Я пожимаю плечами, протягивая ей шкатулку. – Я тоже не буду писать. Все только и твердят: «Показывай, а не рассказывай».
– И? – спрашивает Лула.
– И, – отвечаю я. – Мы ему и покажем. Что это значило для нас. Покажем, как мы взрослели.
* * * * *– Тебе понравится, – обещает Лула, переключая каналы на телевизоре в гостиной своего дома.
– Сомневаюсь, – возражаю я.
– Если не понравится, тогда дела у тебя точно плохи, – говорит она. – Причем настолько, что нужно обратить на это внимание. Воспринимай это как важный психологический тест.
– Мне как раз этого не хватало, – говорю я, поуютнее устраиваясь в углу дивана. – Новой порции лечения.
Хотя всю дорогу до дома Лула не переставая ворчала, она все же настояла, чтобы я осталась и вместе с ней посмотрела «Доктора Кто» по каналу Сай-Фай[12]. Я бы предпочла поработать над проектом – у меня куча идей, как через «охоту на мусор» правильно раскрыть этапы нашего взросления на острове, – но я знаю, что я еще в опале, поэтому остаюсь, чтобы реабилитировать себя.
Диана приносит нам миску домашнего попкорна, присыпанного розмарином и пармезаном. Я сижу на диване, а Лула Би устроилась на полу и нажимает кнопки на пульте.
– Поехали! – радостно объявляет она.
– Кто этот чувак? – спрашиваю я, указывая на типа в «бабочке» и с падающими на лоб волосами.
– Никаких вопросов, – огрызается Лула, бросая в меня зернышко попкорна. – Скоро сама все поймешь.
Я закатываю глаза и, глядя на экран, изо всех сил стараюсь ухватить идею.
Три серии спустя у меня достаточно информации, чтобы различать героев и понять суть сюжета, в котором, естественно, присутствует добрый Доктор (так уж случилось, что он на самом деле инопланетянин). Он путешествует во времени и пространстве в своей волшебной телефонной будке, исправляет зло и спасает цивилизацию, как и положено Повелителям времени.
Во время рекламы Диана говорит, что уходит на занятия йогой, и Лула просит ее на обратном пути захватить нам буррито из мексиканского ресторанчика по соседству.
– У нас на вечер еще как минимум пять серий, – говорит Лула, когда Диана уходит. – Можешь остаться переночевать.
Мой первый порыв – придумать предлог, чтобы не оставаться. Слишком много домашней работы. Семейный ужин. Я не то что бы не хочу остаться, просто я уже привыкла уходить. Привыкла к одиночеству. Звоню папе и спрашиваю разрешения. Он очень старается не показывать свою радость, да и Лула тоже, когда я сообщаю ей, что разрешение получено.
После ужина Лула приносит из своей комнаты одеяла и стелет их на пол, мы прислоняемся к снятым с дивана подушкам и лакомимся пирожными из молотого печенья с арахисовым маслом – их принесла на подносе Диана.
– Значит, вся эта затея стать директором группы провалилась? – спрашивает она, когда в конце серии на экране появляются титры.
– Почему ты так решила?
– А что еще можно подумать, если ты здесь?
Не знаю, что она имеет в виду под «здесь»: то ли на острове, то ли в ее доме. Но в любом случае чувствую себя полной дурой.
– Я им больше не нужна, – констатирую я. – У них впереди большие свершения.
Лула пожимает плечами.
– Сами виноваты, потом поймут, что потеряли, – говорит она, снова включая звук.
По телевизору рекламируют мужской крем против облысения. После нескольких фото «до» и «после» и страстных заверений я хватаю пульт и нажимаю кнопку «без звука».
– Извини, – неожиданно говорю я. Лула озадаченно смотрит на меня, потом закатывает глаза и пытается отобрать у меня пульт, но я не отдаю.
– Ты уже это говорила.
– Нет, – возражаю я, убирая с лица волосы. – Я не по поводу проекта. Я прошу прощения за все. Что было раньше.
Лула молчит, и на мгновение мне кажется, что она сделает вид, будто ничего не случилось. Как будто это абсолютно нормально, что я исчезла с лица земли только потому, что у меня был парень, а у нее нет.
– А, – наконец произносит она. – Ты об этом.
У меня в груди тяжело бухает сердце.
– Не знаю, что случилось, – говорю я. – Нет, конечно, случился Ной, но я не знаю, почему вела себя как самая настоящая сволочь.
– Всякое бывает, – говорит Лула.
– Не всякое, – мотаю я головой. Вспоминаю, как она смотрела на меня у тату-салона, как она смотрит на меня в последнее время. Словно пытается прикинуть, сколько осталось от меня настоящей. – Я не хочу притворяться, будто все замечательно, когда на самом деле все плохо. Ты наверняка все еще злишься…
– Я не злюсь, – перебивает меня Лула. Она тянется ко мне за пультом, и я прячу его за спину.
– Эй, – возмущается она, косясь на экран. – Начинается!
Я пожимаю плечами и зарываю пульт поглубже в подушки.
– Прекрасно, – шипит она. – Я злюсь. Так лучше?
– Значительно, – отвечаю я.
– Но не на тебя, – говорит она. – Не все крутится вокруг тебя, знаешь ли.
Она бросается мне за спину и хватает пульт. Я слишком ошеломлена, чтобы ей помешать, слишком занята осознанием того, что она права. Мне никогда не приходило в голову, что в ее жизни могут происходить и другие события. В той жизни, что продолжалась после того, как я ушла из нее, в той жизни, что принадлежит только ей.
– Ох, – говорю я. – Ладно. Хорошо.
– Хорошо что? – напористо спрашивает она. – Хочешь поговорить об этом? Рассказать тебе о моих проблемах с мальчишками, чтобы мы были на равных?
Я начинаю что-то обиженно бормотать, но замолкаю на полуслове.
– Подожди, – говорю я. – Проблемы с мальчишками? Какие проблемы?
– Забудь об этом.
– А ну, рассказывай! – говорю я, встаю и заслоняю собой телевизор, да еще раскидываю в стороны руки, чтобы уменьшить обзор. – Иначе я не сдвинусь с места.
Лула закатывает глаза.
– Да я уложу тебя на лопатки за шесть секунд, – заявляет она. – Ладно. Есть один парень. В тату-салоне.
– Тот самый татуировщик? – смеюсь я. – Здоровенный парень, что там работает?